***
— Как мы собираемся его искать? — Волков нервно расхаживает по комнате, пока Разумовский, наконец переодевшийся из халата в просторную футболку, активно печатает что-то на клавиатуре. — Мы просто так отпустили Игоря… стоило ли это делать? — Мы его и не отпустили, — лениво протягивает Сережа, не отрываясь от экрана. — Стал бы я отпускать такого интересного человечка, с которым, возможно, связана определенная часть моего прошлого? Игорь настолько опустошен, что не заметил жучок, прицепленный к воротнику его куртки. Так что… он найдет Тень, мы найдем его. Более того, наша общая знакомая о нем позаботится. Волков от изумления даже не находит слов, чтобы ответить — он просто никак не ожидал, что Разумовский поступит так по-хитрому, обманет самого охотника на нечисть. — О да, ты бы ни за что не упустил Игоря. Как я мог забыть? Тебе же нравятся люди, — почему-то срывается с его губ ядовито-грубо, так что Сережа аж приостанавливает свои поиски, чтобы взглянуть на оборотня. — Это сейчас вообще к чему? — Все вот эти твои прозвища, «милый», «дорогуша», — Волков сначала прикусывает язык, но потом идет до конца, чувствуя, как внутри все сжимается от обиды, — какой-то слишком уж заметный контраст между «псом» и «псиной», не находишь? Вроде как мы оба пытались тебя поначалу убить, только к Грому у тебя симпатии больше, потому что, несмотря на неудачный опыт, люди тебя все еще привлекают? Разумовский смотрит на него, не мигая. Олегу почему-то становится гадко, неуютно под его тяжелым оценивающим взглядом, особенно когда рыжие брови сходятся на переносице — но потом расслабляются, и лицо вновь становится скучающим. — Очень мило, что ты беспокоишься о моей тяге к нездоровым отношениям, напар-р-рник. — Он нарочно выделяет последнее слово, как бы подчеркивая, что прекрасно помнит об этом прозвище. — Однако сейчас ты не мог бы поубавить обороты своей ревности и сосредоточиться на поимке Тени, чья личность для меня будет любопытнее ваших обоих? Благодарю. — В голосе сквозит ехидца, но очень вялая, уступающая место напряженности и собранности; Разумовский действительно не хочет отвлекаться даже на то, чтобы лишний раз поддеть Волкова. — Я взломал базу данных полиции, у них такая плохая защитная система, — неодобрительно цокает, — вот в Полуночном Экспрессе ее ставил я, поэтому пришлось идти в офис, чтобы узнать о мистере Шедоу… — Что-то нашел? — Олег берет себя в руки. — Информацию об этом самом Дубине. — Разумовский прищуривается. — Окончил московский университет МВД, двадцать два года… В аккаунте «Вместе» почти нет личной информации, как и друзей, зато «Вконтакте» выдает много интересного. Любовь к сериалам и фильмам о нечисти, например. Фанатизм от Ван Хельсинга. Он увлекается этим почти с детства… неудивительно, что дорогой Гром стал для него подарком судьбы. — Сережа хмыкает. — Еще более интересна его медицинская история. Консервативные религиозные родители считали, что у мальчика не все в порядке с головой, водили к батюшке, к врачам… Тут сказано, что в пятнадцатилетнем возрасте он разбил все зеркала в доме. — Значит ли это, что он действительно не совсем человек? — Олег подходит чуть ближе. — Ты когда-нибудь слышал о Тенях? О духах и призраках умерших людей, так жаждущих отомстить? — Я думал над этим. — Разумовский чешет голову. — Дубин, одержимый одним человеком… одним очень хорошо знакомым мне человеком. — Дрожащие нотки в голосе совсем не нравятся Олегу, начинающему что-то подозревать. — Знаешь, я не хочу пока озвучивать свои теории, хотя, если они подтвердятся, это может сыграть нам на руку и отвлечь Тень, однако решение все еще одно. Даже если оно не понравится Громиле. — Он произносит это окончательно тяжело. — Знаем ли мы, как изгнать Тень из тела Дубина? Не знаем. Выхода нет. Олег нервно облизывает пересохшие губы. Других вариантов действительно нет. Остановить Тень необходимо любой ценой. Любой.***
Старенькая разваливающаяся квартира встречает Грома звенящей тишиной, когда он захлопывает дверь и с некоторой долей паники принимается рыться в своем шкафу, чтобы найти оружие. Плана в голове нет, как и вечно спасающего Игоря «думай, думай». Нет вообще никаких мыслей — он действует на автомате, рассеянно разбирая рубашки и неглаженые штаны, чтобы под ними обнаружить темный ящик вместе с серебром. Зато есть чувства — ураган из различных ярчайших эмоций, которые просто топят холодного и рассудительного майора в своих сомнениях и иллюзиях. Он не знает, что реально, он отказывается верить в эту реальность, он отказывается понимать, что происходит… Пальцы подцепляют крышку черного ящика, залезают внутрь… хватают воздух. Он пустует. Гром вздрагивает, притягивает его к себе, надеясь, что его подводит не только голова, но еще и кожа, однако глаза также обнаруживают лишь бесконечную пустоту вместо оружия. — Не это ищешь? Гром зажмуривается. Медленно поворачивается туда, откуда услышал до боли знакомый голос, и встречается глазами с Дубиным. Дима спокойно стоит, привалившись к дивану. В его правой руке поблескивает пистолет, а в левой лежит телефон, который он медленно подносит к губам. — Он здесь, — довольно спокойно произносит Дубин, обращаясь к неизвестному человеку, после чего убирает мобильник в карман и вновь смотрит на напряженного Игоря. — Не беспокойся, пистолет не заряжен. — Его пальцы ползут к карману мешковатой куртки и вытаскивают что-то маленькое и металлическое. Дима стоит так просто, так по-обычному, его светлые волосы чуть растрепаны — даже сейчас он все еще кажется маленьким беззащитным птенчиком, и этот факт мешает Грому прийти в себя, хотя он предпринимает вялую попытку броситься вперед — и тогда Дубин быстрым, точным движением, заряжает пистолет и спускает курок, наставив дуло на бывшего напарника. — О, Игорь, не стоит. — Он качает головой. — Давай просто поговорим, потянем время. Мне так необходимо это сделать. Гром послушно останавливается, не зная, как себя вести. Дима был в этой квартире миллион раз. Может, сделал ключ-дубликат… Мозги медленно, но верно начинают работать, оценивая ситуацию. — Поговорим? Ну давай, Дубина, поговорим. — Гром поднимает голову, стараясь выглядеть сурово и хладнокровно. — Работа в полиции вскружила тебе голову? Или это твои любимые сериалы развили манию убийств в твоей крови? — И-и-игорь, — Дима укоризненно качает головой, а его рука с пистолетом совсем не дрожит, — ты говоришь как типичный консервативный взрослый, думающий, что кино порождает насилие. — Тогда объясни, какого черта? — Его голос все-таки срывается. — Какого черта происходит? Какого черта ты натворил, Димка? — Я очистил Петербург, — разъясняет, будто маленькому младенцу, — от ненужных ему людей и хотел очистить его и от вампиров, как мы с тобой и хотели. Увы, все немножко пошло не по плану. — Очистить? Ты убил невиновных людей. — Гром отказывается верить, что перед ним сейчас стоит его Димка. — Ты чуть было не подставил вампира и оборотня, которые не сделали ничего плохого. — Разве? Совсем ничего? Тебя действительно не колышет то, что Разумовский питается кровью мажоров? То, что оборотень раз в месяц становится волком? — Дубин фыркает и выглядит разочарованным чуть ли не больше самого Игоря. — Что с тобой стало? Где тот истребитель нечисти, о котором я так много слышал, о котором мечтал еще с первого курса института? Он немного театрально возводит глаза к потолку и качает головой. — Наверное, главная ошибка в моем плане состояла в том, что он крутился вокруг тебя и был создан для тебя. — Лицо Димы становится грустным, он действительно сожалеет, вот только не о своих поступках, а об идее. — Я же… Игорь, я же так тобой восхищался, — внезапно начинает откровенничать, тем не менее, не убирая пистолет, — мне так нравилась твоя преданность делу, принципиальность, то, как ты никогда не идешь на компромиссы с жалкой нечистью, и я хотел быть таким же, хотел помогать тебе в этом, но разве ты это замечал? — Замечал, — осторожно проговаривает Гром, выбрав нужную тактику, — Дим, я всегда замечал тебя, ценил твою помощь… — О да, помощь в составлении отчетов. — Дубин не ведется на попытку надавить на положительные эмоции. — Нет, Гром, я не был тебе нужен… И тогда я подумал — надо доказать тебе, что я на что-то годен, проявить себя, чтобы ты наконец-то понял, как я тебе необходим! Я же много знаю… больше самого тебя, я знаю все, чему тебя учил. — Последнюю фразу он проговаривает почему-то не своим голосом, хрипло, низко, мрачно; его голова дергается, и Дима поспешно моргает, приходя в себя после странной судороги, пробежавшей по его телу. — Нужно лишь подставить одного крупного вампира, направить его в твои лапы — никто бы даже не стал сомневаться, что Разумовский виновен! — Вот только на пути попался Волков. — Гром кивает, заканчивая за мысль за Дубина. — Вот только пришлось быстро заметать свои следы, и ты начал ошибаться. — Я ни разу не ошибся! — Дима вновь звучит обиженно. — Ни разу! Лишь переоценил способности Разумовского и его верного пса. Остальное все было как по маслу — твой информатор, Полуночный Петербург, план самого Разумовского… Гром вспоминает о блокноте Дубина, который лежит во внутреннем кармане куртки, и о телефоне. «Надо было включить диктофон… или хотя бы припугнуть с помощью блокнота, вдруг одумается…» — Я стал тем, кем мечтал — гонялся за вампирами и оборотнями с серебряными пулями, — он смеется, — это было незабываемо, особенно тот момент, когда я почти убил волка. Да, в этом, пожалуй, наша разница. Ты, оказывается, не убиваешь их, а я понял это слишком поздно. — Я же… я же всегда говорил о том, что мир в Петербурге для меня — прежде всего. — Гром теряется уже в который раз. В голову закрадываются сомнения, пускающие корни самобичевания. Это он виноват. Он не уследил за напарником. Он должен был разъяснить ему, как дела обстоят на самом деле. Ничего бы из этого не случилось, если бы Гром был более внимательным и чутким к своему напарнику. — Я лишь продолжал дело отца… Дима снова странно дергается, моргает. — А я лишь хотел, чтобы меня наконец заметили. Чтобы я перестал быть тенью, мистером Целлофаном. — Он разминает шею, будто ему что-то мешает, что-то в голове, в затылке, бьется, хочет наружу. — Чтобы отомстить… — И у тебя это получилось. — Гром горько усмехается. — Я тебя заметил. Все тебя заметят, когда узнают, что ты — убийца. А они узнают, поверь. Я сделаю все для того, чтобы узнали. Дубин ведет плечами весьма флегматично, не впечатлившись речью Грома. — Не узнают, — умиротворенно шепчет он. — Потому что убийцей станешь ты. Игоря пронизывает ток — голос Димы внезапно понижается, становится совсем серьезным, он явно не блефует, не выводит на эмоции… — Я пытался перестать быть тенью ради тебя, а оказалось, все было куда проще. — Дубин вздыхает, как бы коря самого себя за такую глупость. — Тень твоего величия мешала мне все это время. Ну ничего, это тоже поправимо. Слышатся шаги, много шагов, бесконечный топот по лестницам, который неумолимо приближается к квартире Грома, который в оцепенении недоверчиво смотрит на своего бывшего напарника, так и не опустившего пистолет. — Игорь Гром, ты арестован по подозрению в тройном убийстве и краже крупной суммы денег, — чеканит Дима своим обычным голосом. На его лице нет ни капли сожаления. — Подними руки так, чтобы я их видел. — Это бред, — Гром мотает головой, — господи, Димка, это же бред… Он порывается сделать шаг навстречу, игнорируя дуло пушки, смотрящее аккурат ему в лоб, но в эту секунду хлипкая дверь в квартиру вышибают с петель, и внутрь вываливаются другие копы, почти все знакомые Игоря… — Он оказывает сопротивление! Повторяю, он сопротивляется! — Дубин так мастерски изображает испуг, что даже Гром начинает ему верить, верить в то, что он действительно является преступником. «Дима не ошибался. Никогда не ошибался. Весь этот чек, оставленный блокнот — он знал, как все произойдет, знал, как я себя поведу…» Опустошенный Игорь смиряется — позволяет с силой опустить себя на колени, заломить руки за спиной. Он покоряется тому, что сейчас происходит, и даже не надеется на то, что ситуацию можно будет исправить. Какой-то коп жестко бьет его по затылку, вдавливает лицо в пол, однако Гром продолжает невидящим взором смотреть вперед, на Димку, убирающего пистолет за пазуху. Он улыбается. Немного, краешками губ, но все-таки зловеще и мрачно. На его светлом лице пляшут жуткие грозные тени.***
Дима выходит из полицейского участка и чувствует облегчение. Смеркается — а сумерки являются любимым временем суток Тени. Впрочем, Дубин все равно не смог бы освободиться раньше, потому что погряз в отчетах, допросах, на который нужно было строить невинную мордашку и хлопать ресничками, чтобы точно убедить всех в причастности Игоря Грома… Да, все снова вернулось в нужное ему русло. Досадные просчеты исправлены, стратегии подкорректированы… Теперь все идет как надо. Гром приостановлен — Дубин не сомневается, что ему удастся отмазаться позже, но на это уйдут дни, недели, месяцы, — и осталось лишь окончательно заткнуть Разумовского с Волковым. Потом наступит мир. Потом он перестанет быть Тенью… Дима чешет голову, оглядывается, проверяя, не следит ли за ним кто-то сверхъестественный. За пояс все еще заправлен пистолет, в кармане — все примочки из запасов Игоря, которые ему еще понадобятся. Он справится, он сумеет завершить свой план… если виски перестанут болеть так сильно, будто что-то пронизывает его голову насквозь. Дубин чувствует его, чувствует его влияние, вмешательство в свою жизнь, и если сначала в этом было так много плюсов, то сейчас он ощущает, как теряет себя, как иногда действует не он сам, а кто-то другой, как его будто хотят вытолкнуть из собственного тела… Запрятав эти ощущения глубоко внутри, Дима спешит вниз по улице, сворачивает за угол, но через пару шагов останавливается. Уши улавливают тихие, почти бесшумные шаги, вечерний ветер бьет в лицо знакомыми запахами… Он успевает отпрыгнуть в сторону, прежде чем на то место, где он стоял раньше, приземляется Разумовский. И вид у вампира не сулит ничего хорошего. Пистолет тут же без промедления ложится в руку; щелчок — Дима готов выстрелить в непоколебимого сурового Сергея, однако слышит мягкий топот сзади, знаменующий приближение еще одного знакомого. Свободная ладонь залезает в карман, нащупывая мобильник, и пальцы резво вслепую бегают по клавишам, набирая нужный номер. — Поговорим? — вкрадчиво осведомляется Волков сзади. Он понятия не имеет, что Дубин ждал эту встречу.