Доктор, доктор...

Если бы Джона Ватсона попросили расставить странности его соседа по ранжиру, с первым пунктом он бы не затруднился. При том, что вне дома Шерлок не расставался с перчатками, свои эксперименты он проводил исключительно голыми руками. Положим, первое можно списать на знобкость и британское эстетство. В самом деле: где пальто, там и перчатки. Но кадаверные ткани! Но агрессивные химикаты! - Шерлок, принести тебе нитриловых перчаток? Я могу взять на работе с хорошей скидкой. - Не стоит беспокойства, Джон. Мне требуется полная чувствительность. - Поработай с моё в хирургии! Поверь, они не повредят. Не отрываясь от препаровки чьей-то вилочковой железы, Шерлок обвёл рукой ряд антисептиков и антидотов: - Всегда есть санитайзер. - Но, Шерлок! Стоит тебе пораниться, и санитайзером не обойдётся. - Я не поранюсь, Джон, – ломкие кисти зависали над столом, находили и брали предметы со всегдашней отточенностью, превращавшей бытовые действия в театр иллюзиона. Чуть более выразительной отточенностью, когда Шерлок нервничал. - То-то на прошлой неделе глаза ело от хлорки, когда кто-то держал в ней палец. - Я регулярно сдаю тесты на инфекции, Джон, если тебя это волнует. Прозвучало как-то двусмысленно. То есть, Джона часто тревожит здоровье Шерлока, но волнует?.. А теперь ещё и это. То ли случился какой перебой, то ли снабженцы проявили чувство юмора, только в новой коробке, распечатанной доктором Ватсоном, перчатки оказались чёрными. Не голубыми или фиолетовыми – равнодушно-жизнерадостно-больничными, а матово лоснящимися, бархатистыми, обтягивающими как вторая кожа. Больше подходящими для… нуу… студии тату и пирсинга, например. Пациенты-подростки уважительно ухмылялись, женщины испуганно вскидывали глаза, а один мужчина средних лет долго сопел и нерешительно топтался за ширмой, одеваясь после массажа простаты. За порог кабинета он вымелся не поднимая глаз, едва не вырвав из уже цивильных пальцев Джона листок с назначениями. И, что самое постыдное, вид собственных рук в тугих чёрных перчатках на фоне поджарых мужских ягодиц преследовал Джона до конца рабочего дня. Боже упаси, он даже лица этого пациента не помнил (постарался не запомнить) – во время работы, тела для него были просто телами. Он по-своему любил их – как часовщик любит механизмы, и поэтому старается привести в порядок наилучшим образом. Если какая-нибудь пациентка, размягчённая доверием к улыбчивому, вежливому, коренастенькому доктору с синющими глазами, вдруг принималась к нему неровно дышать, ей приходилось исполнить все фигуры женского ритуального танца, чтобы выманить Джона на свидание и доказать, что юрисдикция профессиональной этики закончилась. Таких в последнее время на подлёте отстреливала Сара, его заведующая, в смысле, завотделением. Отступить перед Шерлоком Холмсом при поддержке китайской мафии – достойный проигрыш для Сары Сойер. Уступить Джона равной себе – вот уж нет. Итог: Джон мается недобровольным целибатом и бесовским искушением. А как ещё назвать видение вызывающе белой кожи, длинной шеи, ровных плеч, и собранных лопаток, и канавки позвоночника, и ямочек на пояснице, и небесных полусфер, прикрытых падающей простынёй со скоростью двадцать пятого кадра, чтобы навеки врезаться в очнувшееся ныне подсознание? Джон запирает дверь – его смена уже закончилась – и представляет на кушетке Шерлока, лежащего лицом в скрещённые запястья, под белоснежным тонким полотном. Руки Джона в чёрных новеньких перчатках, скрадывающих все заусенцы и шероховатости, медлительно снимают это полотно. Джон вправе прикоснуться где угодно, как угодно. Поднырнуть под обе сонные артерии и слушать ускоряющийся пульс. Орлиным силуэтом распластать перчатки по спине, в сопротивлении движениям лёгких. Ощущать толчки сердца в тонких межреберьях. Измерять отзывчивость к щекотке между подмышкой и грудью, вдоль впадин по бокам приподнятого сильным прессом живота, по внутренней поверхности бёдер и под коленями. Велеть Шерлоку перевернуться – и узнать наконец, какого цвета, формы и размера всё, что было видно только стенам Букингемского дворца. А потом… Джон расстилает новую одноразовую простынку, раздевается сам, ложится на кушетку и тянется к тумбочке, где салфетки, шприцы, антисептики, пластыри и вазелин. Через несколько секунд его руки блестят, как японская чернолаковая посуда. Пусть Шерлок работает как ему нравится, а дома будет ещё одна коробка таких перчаток. На всякий случай.