_____
Ацуму спланировал свой вечер, как только проснулся. Поужинать после тренировки, принять душ, подрочить, излить свою душу брату. Он смотрит на закрытую дверь. Такая рутина занимала у Сакусы обычно куда больше времени. А сегодня его понадобится ещё больше, раз Киёми решил избегать Мию. Ацуму вздыхает. Он поправляет полотенце на талии и берёт телефон. Пришлось позвонить дважды, прежде чем Осаму взял трубку. — Фу. — Не фукай, урод, — шипит Ацуму. — Я здесь с ума схожу, а тебя даже нет рядом, чтобы пострадать вместе. — Ты опять драматизируешь или правда страдаешь? — спрашивает Осаму с набитым ртом. — Ты ешь онигири? Осаму делает паузу. — Откуда, чёрт возьми, ты знаешь? — Не знаю, мое чутьё, или ты просто такой предсказуемый. — Ацуму пожимает плечами, даже не задумываясь, что Осаму его не видит. — Но я страдаю. Я чертовски ненавижу тебя. — Да, да, — устало говорит Осаму, откусывая еще кусочек. — Ты ещё что-то хотел мне рассказать или всё время будешь ныть? Потому что я положу трубку. Ацуму делает паузу. — Саму? — Хм? Он вздыхает, прислоняясь головой к стене. — Ты должен быть здесь. Они бы дали нам общую комнату. — А, — фыркает Осаму, — это насчёт твоего соседа. Что случилось с тобой и твоим Оми-куном, кажется? — Вчера вечером мы чуть не поцеловались. Ацуму слышит звук, похожий на плевок. — Бл… вы почти что? — Поцеловались, блядь! — громко повторяет Ацуму. — Я не знаю, вроде только что я массировал его чудные изогнутые запястья, а в следующую секунду мы чуть не… — Цуму, ради бога, только не говори мне, что ты набросился на него, — торопливо говорит Осаму. — Ты должен убедиться, что он тоже этого хочет, прежде прикоснуться к его губам, ты же помнишь? — Ладно, мистер эксперт по поцелуям, просто потому, что с тобой и твоим тупым бойфрендом всё получилось. — Ацуму фыркает. — Я так и сделал, то есть... Я думал… Слушай, он сказал, что ничего страшного, если я помассирую ему запястья, ладно? И когда я наклонился, он, блядь, положил руку мне на бедро, что я должен был подумать? — Ладно, — уточняет Осаму, — значит, это случилось, и ты чуть не поцеловал... А почему почти? Тебя прервали или что? — Типа того, — говорит Ацуму, проходя по комнате, чтобы плюхнуться на кровать и вытянуть ноги. — Он вдруг взбесился. Я не думаю, что он… Я не знаю, я имею в виду, я думал, что он гей, я вроде как чувствовал это. Да ты и сам знаешь, как точен мой гей-радар, но… Осаму хмыкает, размышляя. — То есть он не гей? — Не знаю, Саму, — стонет Ацуму. — Не знаю. Может быть нет, а может быть, он просто всё ещё принимает себя, понимаешь? Я имею в виду, мы тоже прошли через это. Я всё выясню. На другом конце провода на несколько секунд воцаряется тишина. Но Ацуму всё равно. Иногда простое присутствие брата на телефоне успокаивало. — Ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно спрашивает Осаму. — Он ведь не придурок, да? Или мне нужно приехать и ударить его за тебя? Иногда он любит Осаму. — Я немного разбит, но это была не его вина. Тебе не нужно никого бить. — Как скажешь, Цуму. — Осаму, кажется, немного подумал, прежде чем продолжить. — Не убивайся из-за этого. Не думаю, что ты сделал что-то не так... Хотя, может тебе стоит поговорить с ним. Ацуму только бубнит что-то про себя. — И будь осторожен, ладно? Постарайся не навредить себе. Если он всё ещё разбирается в себе, это займет у него некоторое время. А для тебя это не самое лучшее место. — М-м-м. — Цуму. — Я, блядь, понял, — фыркает Ацуму. — Не начинай ворчать. Он слышит, как на другом конце провода вздыхает его брат. — Он тебе нравится? — Ну я же, блядь, пытался его поцеловать, — огрызается Ацуму. — Нет, придурок, я имею в виду, он тебе прям, блядь, нравится? Помимо желания поцеловать его или потрогать его член, ты хочешь держать его за руку, кормить грёбаным супом и ходить с ним на свидания? — Ты имеешь в виду, хочу ли я быть с ним, как ты и Сунарин? — с горечью уточняет Ацуму. — Не все мы в конце концов становимся милыми парочками с нашими возлюбленными, Саму. Сунарин влюблён в тебя с первого года старшей школы, а Оми, блядь, ненавидит меня почти всегда. — Ну что мы можем сделать с тем, что тебя все ненавидят? — Саму, — скулит Ацуму, — а ты не можешь сказать мне: «Эй, ты самый лучший, кто-нибудь точно полюбит тебя». Знаешь же, что мне нужно услышать это сейчас… — Возьми себя в руки, — говорит Осаму решительным тоном. — И в следующий раз оденься перед тем, как звонить мне. Ацуму смотрит на себя. — Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь? — Чутьё? Или, может быть, ты просто такой предсказуемый. Спокойной ночи, придурок. — Подожди, Саму, но что мне делать с моей дурацкой влюблённостью в Оми? И в этот момент случилось сразу три события. Первым делом Осаму вешает трубку, не успев закончить фразу, чёртова трата спермы. Во-вторых, Ацуму резко встаёт, роняет телефон, а его полотенце почти спадает вниз. Ну и третье — как раз в тот момент, когда Ацуму произносит «дурацкой влюблённостью в Оми», дверь открывается и входит человек, о котором идёт речь, в одном лишь полотенце. А результатом этих событий становится гробовая тишина в комнате. Сакуса сжимает кулаки, закрывает глаза, делает глубокий вдох и уверенно шагает в сторону Мии. Ацуму до боли в руках стискивает полотенце. Он видит в глазах у Сакусы боль. Ацуму может его понять. — Я больше не могу, — говорит Сакуса так тихо, почти шепотом. Он весь дрожит. — Я не могу. — Ты не можешь что? — Ацуму. Киёми потрясённо втягивает воздух. Он впервые назвал его настоящим именем. — Да? В чём дело, Оми? — Я гей. (100%.) Дистанцию между ними сокращает Сакуса. Но в этом нет ни капли романтики, это происходит далеко не мягко или медленно. Одной рукой он хватает Ацуму за шею, другой — за талию, и прижимается губами к чужому рту. От неожиданности Ацуму чуть не закричал. Слишком много зубов, он понимает, что его губы, возможно, уже кровоточат, но боже. Их поцелуй такой грубый. Ацуму может сказать, что у Сакусы было немного практики до этого, поэтому он поднимает свободную руку и начинает гладить лицо Киёми, заставляя расслабиться, пока они просто… целуются. Ацуму не может сдержать улыбку, пробирающуюся к губам. Он чуть шире приоткрывает рот, Сакуса следует его примеру. Ацуму высовывает язык, чтобы посмотреть, как тот отреагирует. Он вознаграждён тихим стоном. Одна рука Ацуму всё ещё держится за полотенце, и у него есть два варианта. Во-первых, перестать целовать этого прекрасного парня и сказать, что ему нужно поправить полотенце, иначе он будет стоять голый. Или второй вариант — просто… бросить его. Но для второго варианта он не знал, как далеко они собирались зайти, даже будучи буквально почти обнажёнными. То есть, Ацуму хочет, но что если Сакуса не… — Ацуму, — немного сердито говорит Сакуса прямо в губы, — я оставил все свои мысли за дверью. Они все там. Тебе тоже не стоит зацикливаться на них сейчас. — Да, — отвечает Ацуму, прижимаясь ближе, проводя рукой по волосам Сакусы. — Не буду. Киёми кладет руку ему на поясницу, делает шаг вперёд, подводя их ближе к кровати, пока голова Ацуму не ударяется о верхнюю койку. — Чёрт. Сакуса немного отстраняется, и Ацуму смотрит на парня перед ним, и, чёрт возьми, он выглядит потрёпанным. Волосы у него мокрые, щёки красные, а глаза прикрыты. Он наблюдает, как взгляд Сакусы скользит от его лица к шее, груди, а затем… Он чувствует, как руки Киёми спускаются к его бёдрам и сжимают их. Ацуму рефлекторно дёрнулся вперёд и подавил стон. Они оба уставились на полотенца друг друга. Ацуму держится из последних сил. Он делает глубокий, успокаивающий вдох. — Оми, — говорит он, пытаясь сдержать отчаяние в голосе, — я хочу этого, только если ты этого хочешь. Сакуса лишь секунду борется с самим собой. Леденящие голоса, всплывающие в его голове в такие моменты, полностью заглушены тяжёлым дыханием в комнате. Он кладёт руку на сжатый кулак Ацуму, который держит полотенце. — Ацуму, я буду чертовски честен с тобой прямо сейчас, — начинает Сакуса. — Я не думаю, что когда-либо хотел чего-то так сильно в своей жизни. А вот и последние остатки самообладания Ацуму. Вышли в окно. Уехали из города. Улетают чёртовым рейсом в Мексику. Он отбрасывает полотенце в сторону. Наконец можно использовать свободную руку, чтобы пробежаться по благословенным кудрям Сакусы, прежде чем сжать их в кулаке и потянуть. Звук, который издаёт Киёми, почти заставляет Мию кончить прямо здесь и сейчас. — Господи, Оми, — хнычет Ацуму, наклоняя голову, чтобы прижаться губами к шее, толкая бёдра вперед, заставляя их тереться о полотенце Сакусы. — Прикоснись ко мне, боже, пожалуйста, пожалуйста, положи руку на мой член. — Хорошо, — выдыхает Сакуса, наклоняя голову, чтобы дать Ацуму больше доступа. — Да, сейчас, просто... продолжай делать то, что делаешь. — М-м-м, — протягивает Ацуму, слегка прикусывая кожу и одновременно стараясь не оставлять следов. — Сними с себя полотенце. — Просто чтобы ты знал, — говорит Сакуса, протягивая руки, чтобы схватить Ацуму за ягодицы. Он сжимает их, и колени парня чуть не подгибаются. Он отзывается мягким: «Блядь, Оми». — Я никогда... не делал этого раньше. Никогда не прикасался ни к чьему члену... кроме своего. — Всё нормально, я тоже, — ухитряется ответить Ацуму, уже слегка бредя. — Мы можем сесть, чёрт возьми? Я уже теряю контроль. Ацуму тянет их обоих вниз на нижнюю койку, срывая при этом с Сакусы полотенце, и они впервые по-настоящему отчётливо видят друг друга. — Чёрт возьми. — Ублюдок. — А у тебя большой, — произносят они в унисон. Глаза Сакусы, остановившиеся на его члене, заставляют Ацуму извиваться от внимания, но он подавляет смущение и улыбается. — Похоже, я был прав, когда сказал, что хочу почувствовать и то, и другое, — произносит он около рта Сакусы. — Использование только одного из них было бы пустой тратой ресурсов, ты так не думаешь, Оми? Сакуса умудряется рассмеяться. — Да пошёл ты, иди… — но Ацуму успешно заставляет его замолчать, продолжая поцелуй. Они опускаются ниже, Сакуса нависает над парнем и прижимается всё ближе. Он толкается вперёд, и раздаётся громкий стон. — Эти стены звуконепроницаемые? — поспешно спрашивает Сакуса, внезапно забеспокоившись о том, сколько шума они создают. — Не знаю, — отвечает Ацуму, прижимая голову Сакусы к своей шее. — Я буду молчать, обещаю, просто... прикоснись ко мне. — Ну, сначала мы… блядь, — от души ругается Сакуса, прижимаясь лбом к плечу Ацуму. — Чёрт, мы не можем этого сделать. — Что? — Ацуму почти пищит. — Но... я имею в виду, всё в порядке, если ты не хочешь, я.. я могу принять душ ещё раз. — Нет, идиот, — Сакуса хмыкает. — У тебя в сумке есть презервативы и смазка, потому что у меня их точно нет. — Чёрт, — ругается Ацуму, откидывая голову на подушку. — Ладно, значит... значит, мы не можем заняться сексом. Никакого анального проникновения. В любом случае. Ладно. Но мы можем заняться чем-то ещё, верно? Сакуса поднимает брови. — Что ты предлагаешь? — Всё, что угодно. — Ацуму скулит, многозначительно дёргая бёдрами вперёд, заслуживая шипение Сакусы. — Чёрт, что угодно, я, блядь, умираю здесь. У тебя всё ещё стоит, да? Как ты хочешь кончить? Моя рука или мой рот? — Блядь. Сакуса сегодня много ругается. Он думает, что образ рта Ацуму вокруг его члена мог бы храниться в памяти для будущих сеансов дрочки. Но сегодня вечером, так как у него нет опыта, и он не хочет облажаться, Сакуса просто тянется к руке Ацуму. — Подрочи мне. — С удовольствием, — дерзко отзывается Ацуму, уже с рукой на члене Киёми. — Прикоснись ко мне, пожалуйста. Прикоснись ко мне сейчас. Сакуса опускается вниз, решив лечь рядом. Они меняют положение, лёжа на боку, лицом друг к другу. Сакуса тяжело дышит, когда Ацуму набирает темп, он наклоняется, чтобы положить свою руку на руку Мии. — Чёрт возьми, да, — выдыхает Ацуму, непроизвольно дергаясь вперёд. — Киёми. О, чёрт. Рука вокруг его члена крепкая и быстрая, именно так, как ему нравится, и он не знает, почему, блядь, Ацуму знает это. Он прекрасно понимает, что если не сбавить обороты, то долго он не протянет. Это первый раз, когда кто-то, кроме него самого, прикасается к его члену. Он давится стоном, зажмурив глаза, Ацуму прижимает их лбы друг к другу. — Ты выглядишь так прекрасно, чёрт возьми. Сакуса почти хочет ударить его за эти слова, но он открывает глаза и сталкивается с тем, что, вероятно, навсегда останется у него в памяти. Ацуму смотрит на него с ненасытным голодом, он потный, его рот полуоткрыт, и он обдаёт лицо Сакусы горячим дыханием. — Ацуму, боже, успокойся, — стонет он. — Если ты так продолжишь, я тебя убью. Сакуса знает, что его собственная рука становится небрежнее, но Ацуму, похоже, всё равно, пока его трогают. — Всё в порядке. — Ацуму выдыхает, — всё в порядке. Просто позволь мне. Просто расслабься. Слова отзываются так, будто он щёлкнул переключатель, и Сакуса слушается. Он стонет не сдерживаясь, толкается бёдрами вперед, в руку Ацуму. — Вот так, — говорит он, голос дрожит, а глаза зажмурены. — Ацуму, вот так, не останавливайся, я близко... — Это самая горячая вещь, которая когда-либо случалось со мной, — шипит Ацуму, словно удивляясь, но послушно следуя указаниям. — Заткнись, боже... — Сакуса выгибает спину, прижимая голову Мии к своей шее. — Ацуму, пожалуйста, я собираюсь, блядь... Ацуму прижимается губами к уху. — Давай. — Чёрт. — Он кончает, пачкая их животы и кулак Ацуму. Мия продолжает движения, пока Сакуса переживает свой оргазм так долго, как только может, а после начинает вздрагивать от прикосновения. Ацуму поднимает липкую руку и смотрит на неё. — Ого. Сакуса задерживает дыхание, закрыв глаза, его хватка в волосах Ацуму ослабевает. — Я не вижу, на что ты смотришь, но могу догадаться, и это отвратительно, так что прекрати. — Чёрт возьми, Оми, — говорит Ацуму, прижимаясь поцелуем к виску Сакусы. — Ты самый великолепный человек, которого я когда-либо видел. — Заткнись. Наступает многозначительная тишина, пока Ацуму ждет, когда он вернётся на землю. И затем: — Оми. — Что? — Я всё ещё чертовски твёрд, — говорит Ацуму. — Ты можешь сесть? Сакуса моргает и смотрит на изливающийся член Ацуму. Точно. Блядь. Если бы он только что не испытал лучший оргазм в своей жизни, он снова бы возбудился, просто глядя на это. Он нерешительно садится, кряхтя, всё его тело ощущается как желе. — Как ты собираешься это сделать? — Раздвинь немного ноги. О, Сакусе нравится, к чему всё идет. Он слегка раздвигает ноги, давая Ацуму достаточно места, чтобы проползти между ними. Киёми удовлетворенно вздыхает, когда парень прислоняется к нему спиной, а голова покоится у него на плече. — Ты можешь немного согнуть ноги? Подними колени. Сакуса делает то, что ему говорят, упираясь ногами в кровать. — Мило, — говорит Ацуму, поднимая обе ноги и раздвигая их настолько широко, насколько позволяет пространство, и используя ноги Сакусы, чтобы удерживать их на месте; задняя часть его бёдер прижимается к коленям Сакусы. Ацуму тянется к руке Киёми, которая неосознанно пробралась к его животу, и влечёт её к своему члену. Он смотрит из-под опущенных век и шепчет: — Сделай так, чтобы мне было хорошо, Оми. Это выглядело как нечто из самых грязных фантазий Сакусы. Он прерывисто вздыхает и начинает мастурбировать. Глаза Ацуму закатываются, голова склонилась набок. — Быстрее. Через несколько секунд он задыхается. — Твоё желание для меня закон, — говорит Сакуса тихим, игривым голосом, думая: «Вот теперь он мне нравится, ха». Ацуму стонет, одна рука поднимается, чтобы схватить Сакусу за шею. — Быстрее. Сакуса делает то, о чём его просят, и получает в награду пронзительный стон. — Эй, Оми, — выдыхает Ацуму, откинув голову на плечо. — Не возражаешь, если я поласкаю себя, пока ты дрочишь? Я бы.. чёрт, теперь уже близко. У Сакусы перехватило дыхание. — Чёрт. Кто-нибудь когда-нибудь отказывался в такой ситуации? Ацуму, наверное, рассмеялся бы над этим, если бы не был готов взорваться. — Ладно. А сейчас немного расслабься. Он торопливо засовывает в рот два трясущихся пальца, облизывает их и делает вид, что смотрит на Сакусу полуприкрытыми глазами. Киёми стонет, прижимаясь лбом к Ацуму. — Боже милостивый! Ацуму опускает руку, как только его пальцы полностью пропитываются слюной, медленно вводит их в себя и громко стонет. Сакуса не может не поморщиться. — Разве это не больно? Ацуму качает головой. — Я делал так в душе какое-то время назад. Давай, задай темп побыстрее. О, Сакуса прибережёт этот образ на потом. Он старательно быстро мастурбирует Ацуму, крепко сжимая член в руке, наблюдая, как тот трахает себя пальцами. Звуки, которые вырываются изо рта, прямо-таки греховны. Сакуса восхищается этим зрелищем и ощущением: потные бёдра Ацуму широко раздвинуты и прижаты нему, его твёрдый истекающий член в руке, его тело почти согнуто пополам, когда он вводит и выводит из себя пальцы. Голова Ацуму откинута назад в блаженстве, слюна стекает по уголку рта, брови сдвинуты. — Оми, — настойчиво говорит Ацуму, цепляясь за волосы Сакусы и оттягивая их вниз. — Оми, ради бога, быстрее, я так чертовски близко… Он начинает трахать себя быстрее, его лицо искажает выражение, которое можно сделать только тогда, когда вот-вот кончишь. Сакуса с удивлением наблюдает, как он ускоряет движения своей руки. — О боже, — кричит Ацуму, выгибая спину, рука в волосах Сакусы становится невероятно тугой. — Чёрт, детка, ты заставишь меня кончить так… (Детка.) Звук, исходящий из его рта, не похож на человеческий. Это похоже на смесь пронзительного стона и сдавленного вопля. Если бы Сакуса был в своём грёбаном уме, он бы забеспокоился о том, могут ли соседние комнаты услышать их, потому что если бы они могли, это звучало бы так, как будто кого-то убивают. Но всё, на чём он может сосредоточиться — это грёбаный Мия Ацуму. Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем Ацуму отпустило и его тело прижалось к Сакусе, член стал совершенно мягким в чужом кулаке, а пальцы внутри него замедлились, пока не остановились вовсе. Кажется, что прошли минуты и часы, прежде чем Ацуму наконец открыл глаза, выдохнул слабый смешок и сказал: — Никогда в жизни я не кончал так сильно. Твои запястья очень пригодились для этого, да? Сакуса позже подумает, что он не мог удержаться — любой, кто увидел бы его в этот момент, не смог бы удержаться. Он поднимает лицо Ацуму и прикасается к нему губами. Это нежный поцелуй, ничего, кроме поцелуя. Но из всего, что они сделали в ту ночь, именно он заставляет их задохнуться друг в друге. Ацуму пристально смотрит, отстраняясь. Он поднимает руку, гладит Сакусу по щеке, с благоговейным трепетом наблюдает, как тот склоняется к его прикосновению. — Сегодня вечером, — говорит Ацуму немного охрипшим голосом, — ничего, если я попрошу тебя поспать рядом со мной? Сакуса сглатывает. Он кивает. — Но давай сначала уберёмся. В ту ночь, когда они лежали в постели, Сакуса обнял Ацуму за талию, а тот уткнулся лицом ему в шею. В воздухе повис вопрос. Ацуму обхватывает Сакусу рукой, притягивая его ближе. — Сегодня ты совершенно другой, — шепчет он. — Собираешься исчезнуть утром? Сакуса прижимается к нему крепче, но не отвечает. Голос Ацуму звучит грустно, когда он закрывает глаза и говорит: — Спокойной ночи и прощай, мой Оми-Оми. Ацуму просыпается один, и сумок рядом с дверью тоже нет. Но он не удивлён. Последнее, что он видит от Сакусы Киёми — его затылок, исчезающий за стеклянной прорезью в двери. Ацуму сидит на лавочке около станции. Он собирается сделать то, что всегда делает в такие моменты — он звонит Осаму. Брат берёт трубку после первого гудка. — Фу. Долгое молчание. — Цуму? Ты там? Всхлип. — Привет? — теперь Осаму звучит обеспокоено. — Цуму? Где тебя черти носят? Мне заехать за тобой? Тебе больно? — Саму, — прерывается голос Ацуму, — ты можешь встретить меня на станции, когда я приеду? Мне очень грустно. — Конечно, могу, — уверяет Осаму. Ацуму сейчас его очень любит. — Я буду там. — Не отключайся, хорошо? — Ладно. — Саму? — Я здесь, прилипала. — Хорошо._____
Дома Сакусу и Комори тепло встречают родители. Они спрашивают их о людях, полученных навыках, улучшениях. Они говорят Сакусе, что очень им гордятся. Их друзья так завидуют. Они уверены, что от девушек и отбоя не будет, для него найдется та самая, и получше его бывшей. Когда Сакуса заходит в спальню, Комори следует за ним и закрывает дверь. Только когда Киёми осознаёт, что находится в безопасности и никто не сможет их здесь услышать, он зарывается лицом в подушку и просто кричит. Он кричит так долго, что почти срывает голос, тупая боль растекается по всему телу. Рука Комори нежно гладит его спину. По возвращении в школу, он заходит в женский волейбольный клуб во время тренировки и приглашает их либеро на свидание. Она соглашается и целует его в щёку. Своей команде она говорит, что это её парень, и всё время держит руку Сакусы. Лишь Комори наблюдает за этим с озабоченным лицом. Киёми идёт домой и так сильно трёт щёку, что она краснеет. Он моет руки до скрипа, а на ужин надевает перчатки. Если родители спросят, он скажет: «Мне просто холодно. Это ни в коем случае не цена, которую я плачу, чтобы быть хорошим сыном, которого вы так хотите».