(not) mistake of fate

Он красивый. Что нихрена для Чонгука не новость, конечно, но от чего-то назойливая мысль об этом не перестает таранить его бедную головушку все время, пока они вот тут друг на против друга миленько сидят за столиком первой подвернувшейся кафешки. Между ними, кроме полуметра исцарапанного пластика, еще солонка и салфетница. Вокруг слегка шумновато, и солнце светит очень ярко, а на окнах, разумеется, и намека на занавески не имеется. Но это неважно... Потому что - какой же он, черт возьми... - Ты красивый, - выдает вдруг Тэхён, смешно наклоняя голову вбок и губы растягивая в кривоватой улыбке. ... невозможный... И - да - Чонгук показательно и как можно старательнее закатывает глаза, позволив себе откинуться на спинку своего стула, которая тут же начинает скрипеть - прямо как его уже порядком поистрепавшиеся нервы. - Ну не будь ты таким букой, - Тэ дуется. Мило. Это пиздец, как мило. Это так мило, что у Чонгука сердце сейчас остановится, правда. - А ты тогда не будь... таким. - Браво. Ответ достойный... достойный такого куска придурка, как Чон Чонгук. - Таким - это каким? - голова Тэхёна меняет положение, поворачиваясь на другой бок, как у попугайчика. - Таким... очаровательным? Таким... невероятным? Таким... превосходящим все твои ожидания? И Чонгук хочет сейчас снова ляпнуть какую-нибудь лютую хрень, о которой внутренне непременно сам содрогнется и сто раз пожалеет. Потому что обычно он так и делал. Потому что это для него всю жизнь считалось какой-то устоявшейся, хоть и раздражающей, нормой, но... Он смотрит сейчас на Тэхёна, в эти глаза огромные, блестящие, глубокого зеленого цвета. В них отражается утреннее солнце, а еще они другим светом искрятся - внутренним. Тем, что Чонгука согреть способен всегда был даже через десятки тысяч километров. Такой вот свет, и поэтому... - Да, Тэ, именно таким, - сдается вдруг и произносит неожиданно мягко. Неожиданно для обоих, кстати. Улыбается, чувствуя в этот момент странное облегчение и покой на душе. А с противоположного края стола чужие губы отзеркаливают эту его улыбку. Рука Тэ - большая и слегка бледноватая - тянется медленно через столешницу и замирает, раскрытая, с чуть дрожащими пальцами. Чонгук накрывает ее своей, чтобы унять эту дрожь. И свою - тоже. Тепло. Это очень тепло – то, что сейчас между ними, тепло. По-особенному, понимаете? - Я рад, что ты приехал, - Чонгука как будто прорывает теперь. Потому что чего уж, сгорел сарай – гори и хата… - Нет, я счастлив, что ты приехал, Тэ… Я… так хотел когда-нибудь встретиться… Тэхёновы пальцы сжимают его руку сильнее, чем прежде. Его кожа сухая и почти обжигает чонгуковы вечно холодные ладони, и не хочется прерывать этого касания. Никогда. И от мысли этой прошибает так сильно, как до этого ничто и ни разу. Чонгуку сейчас жалко самого себя, потому что этого слишком много – чувств слишком много, эмоций разных, и сердце скоро, наверное, к чертям ко всем остановится. И он так сейчас счастлив, что страшно. Его человек сейчас напротив сидит. И они друг друга видят, слышат, касаются. Тэхён не отвечает ему ничего, но это, почему-то, совсем Чонгука не беспокоит. Тэ – странный, иногда болтает без умолку, а иногда часами молчит, но это молчание порой красноречивее любых слов, что могут быть сказаны. Иногда тишина бывает оглушительно громкой – когда переполнена чувствами, надеждой, мечтами… Руки Тэхёна все еще согревают его. И сердце Чонгука будто оттаивает, выходит от анабиоза, начинает колотиться и грозит разворотить все вокруг себя нахрен, и это… - Невероятно…- бормочет Тэхён своим глубоким низким голосом, от которого волоски у Чонгука на предплечьях приподнимаются. - Что-что? - Говорю, что выглядишь ты просто отлично! Чонгук не сдерживается и нервно хохочет. Ну да, отлично… отлично для бомжа со свалки. - Я даже зубы еще сегодня не чистил, - зачем-то ляпает. - Оу, значит, пока целоваться не будем, - и Тэхён ему подмигивает… и Чонгук ему тоже, но это не специально, у него просто глаз начинает дергаться от этих его слов. Снова Тэ шутит, конечно… или не шутит? Черт-черт, нельзя с Чонгуком сейчас вот так, он не выдержать может подколов… - Ты чего покраснел так? – хмыкает, не дождавшись внятного ответа. – Да не съем я тебя, расслабься. Мне же сейчас должны принести мой заказ, и каким бы ты ни был сладким пирожком, я, так уж и быть, обойдусь чизкейком и кофе, Гуки. Тэхён – просто нечто, конечно. Тэхён – это просто оружие пусть не массового поражения, но конкретно одного Чон Чонгука – инфа сто процентов. - Почему ты не сказал, что прилетаешь? – вдруг вспоминает Чон то, что хотел давно узнать, но на всех этих волнениях позабыл. Голос его звучит слегка обиженно, и Тэ замечает это, от чего трогательно сводит на переносице свои брови, которых не видно почти из-за непослушных кудрей. - Мне внезапно дали несколько дней выходных перед сессией, вот я и решил… так был счастлив этой возможности… решил, что порадую тебя, если сделаю сюрприз. У меня не получилось? Чонгук красноречиво оглядывает себя, прежде чем усмехнуться. - Сюрприз, конечно, удался… Хотя чего он ждал от Тэхёна? Ну вот чего? Того, что он, как все обычные скучные люди, предупредит его за сто лет о своем приезде, несколько раз ему об этом напомнит, а потом еще скинет обязательно фотку билета на рейс, время прилета и все в этом роде? Нет, Тэ… его Тэ никогда бы не сделал так. Он предпочел, как и всегда, обрушиться, как снег, на голову бедного Чонгука, сверкая невозмутимой своей улыбкой, уверенной в том, что поступил по всем канонам правильно. И с ним это действительно так – правильно. Ведь у Тэхёна порадовать Чонгука, несомненно, получилось блестяще. - Когда ты, говоришь, приземлился? - Где-то час назад, думаю… - И где тогда твои вещи? - Их забрала моя мама. Она приезжала в аэропорт, чтобы встретить меня. - И почему ты с ней не уехал? - Потому что хотел увидеть тебя, - Тэхён пожимает плечами, как будто объясняет ребенку совсем очевидное, пока Чонгук пытается переварить для себя данный факт. Его? Прежде чем провести время со своей семьей, с которой, наверняка, долгое время не встречался, он решил увидеть его? – Я правда хотел встретиться, Гуки, - добавляет он как-то особенно настойчиво и, сжав напоследок покрепче руку, ту убирает под стол. Чонгук хмурится, но затем замечает спешащего к ним официанта с едой и расслабляется. Они оба голодные, поэтому сразу набрасываются на заказанные десерты. Горячий кофе действует на Чонгука расслабляюще, окутывая атмосферой комфорта. - И сколько времени у нас есть? – бормочет Чонгук неразборчиво, одновременно жуя кусочек своего шоколадного торта. - А сколько бы ты хотел? - Я первый спросил. Отвечай, иначе от меня ничего не получишь, как будто не знаешь. - Ты никогда не меняешься, да? – Тэ сокрушенно вздыхает и слегка совсем переигрывает, от чего у Чона дергается предательски один уголок губ. Но нет, он не сломается, он серьезный и непоколебимый сейчас. – Неделя. У нас есть неделя, прежде чем я вернусь обратно. - У тебя есть неделя на то, чтобы побыть дома… - У нас есть неделя, - исправляют тут же его с уверенностью… но потом добавляют менее твердо: - чтобы побыть вместе… ну, если ты хочешь, конечно. Вау… Чонгук уверен, что впервые сейчас наблюдает в Тэхёне неуверенность. А ведь он думал, что подобного не существует в природе… - Хочу, Тэхён, да, я хочу, - торопливо говорит, просто потому что такой вот Тэхён немного даже пугает. Пусть как можно скорее этот негодник снова станет не в меру уверенным, даже наглым и невозмутимым, ведь Чонгуку так это нравится (но об этому никому, особенно самому Тэ, знать совершенно не обязательно, разумеется). Тэхён от услышанных слов сразу весь подбирается, воодушевленный и радостно блестящий своими изумрудными радужками, он отпивает свой кофе и слегка давится, заставляя Чонгука устало на это вздохнуть. Какой же ребенок… - Я сказал маме, что заночую сегодня у друга и вернусь только утром, - закусывает губу и смотрит на него выжидающе. И чего вот ему от Чонгука надо теперь? - Э-э-э, о`кей? Далеко тот живет? - Да я без понятия, - Тэ пожимает плечами. – Ты ж мне свой адрес не говорил. А. А. - Ты собираешься спать со мной? – И Тэхён, который мирно в этот момент делал очередной глоток кофе, вдруг фыркает, давится им и затем крепко зажимает ладонями рот, чтобы не учинить беспорядок. Его возмущенный слезящийся взгляд находит чонгуков. - Очень удачная формулировка, - сипит парень, стараясь откашляться, и Чонгуку его почти жалко. Ну а что он такого сказал? - Каждый думает в меру своей испорченности. - Ага, да, разумеется, - Тэ фыркает снова, но уже не фонтанируя кофе при этом, и щурится не по-доброму, когда отвечает: - Да, Чонгук, именно это я и собираюсь делать. Спать. С тобой. Сегодня ночью. Что скажешь? - Я скажу, что подумаю, - усмехается Чон, а у самого горло еле-еле проталкивает вставший в нем ком. – Посмотрим на твое поведение, Тэ. Кровать или коврик у двери – все решит этот день. - Предпочитаю кровати, если ты хочешь знать мое мнение. - Меня данный факт не волнует. - Я даже не удивлен, почему-то. Но ладно, так уж и быть, ради комфорта я готов несколько часов побыть хорошим мальчиком. Чонгук довольно лыбится, ощущая приятное чувство победы. Так-то, этот раунд за ним, он все еще на коне! - Так что, чем ты хочешь заняться? – предлагает он великодушно, и Тэхён от этих слов загорается, как новогодняя лампочка, и начинает вертеться на стуле, болтая в воздухе ногами и слегка задевая Чонгука. Такой непоседливый… - Ну, для начала, думаю, тебе будет комфортнее, если ты переоденешься и все-таки совершишь кое-какие утренние процедуры, - отвечает Тэхён, на что Гук вынужден полностью согласиться. Пробуждение у него сегодня вышло веселым благодаря одному идиоту, который любит неожиданности. – А затем… затем мы что-нибудь точно придумаем, Гуки!

***

Они правда заезжают ненадолго к Чонгуку домой, чтобы он смог собраться, и сам Чон очень поздно, к своему стыду, вспоминает, какой бардак учинил в своей небольшой квартирке, которую несколько месяцев уже, как снимает, посчитав, что пора бы уже съехать от родителей. И Тэ, пока Чонгук в душе, громко умиляется с его стопки комиксов, которая валяется под письменным столом, а еще с небольшой плюшевой игрушки ушастого кролика. Тэ как раз начинает голосить о том, как кролик похож на Чонгука и что он – его сын, когда Чон вылетает из душа и торопливо отбирает злосчастную игрушку. И не объяснишь же этому дураку, что к нему иногда заглядывает племянница и оставляет вот такие вот подарки, чтобы он не слишком скучал тут один. - Как его зовут? – и не думает униматься Тэхён. Он вытягивает руку над головой и весь изворачивается ужом, пока Чонгук пытается отобрать у него этого сраного зайца. - Куки, - стонет Гук, признавая свое поражение. – Теперь доволен? Отдай зайца сюда! Да, Тэ очень доволен в этот самый момент. Особенно тем фактом, что всполошенный Чонгук всем своим весом на него навалился, видимо, пытаясь припечатать к стене. Но Тэхён благоразумно не торопится это как-либо комментировать. А затем они выходят из дома и долго идут куда-то пешком, на что Чонгук всю дорогу старательно и громко возмущается, а Тэхён – тоже громко – смеется, пару раз пытаясь запрыгнуть другу на спину. И один раз ему даже удается это провернуть и несколько минут покататься на широкой сильной спине, прежде чем его не стянули вниз, недовольно бурча, что хорошего понемногу. Они останавливаются у небольшого киоска, где Тэхён покупает им мыльные пузыри и огромные бенгальские свечи. Все это они вынуждены тащить в руках, потому что ни сумок, ни достаточно глубоких карманов ни у кого из них нет. И да, Чонгук из-за этого не ленится и возмущается от всей своей души. А Тэхёну хоть бы что, все давит свою широкую улыбку на пол-лица и весело болтает руками. И у Чонгука при этом в голове никак не укладывается: как вообще возможно быть одновременно таким нелепым и прекрасным. Тэхён – неземной, вот вам правильное определение этого человека… или существа – Чон еще не решил, как лучше. Они добираются до какого-то пригорода на автобусе, которого ждут очень долго, сидя на остановке совершенно одни. На них светит яркое полуденное солнце, слепя глаза и нагревая кожу. Они касаются друг друга плечами и в этот момент переговариваются между собой очень тихо. Ни о чем особенном не говорят, как обычно, мелят всякую чепуху, которая выдается одним (угадайте, кем) и старательно пытается опровергнуться другим. Им вместе хорошо. Им вместе уютно. И тепло вовсе не от ярко палящего солнца. В пригороде стоят низкие домики, над которыми летают стаи крикливых и толстых чаек, аджумы ругают непослушных детей, резвящихся на берегу моря. Детский смех перекликается с шумом океана, и все это пускает по коже мурашки. Морская свежесть побеждает зной лета, и Чонгук то и дело прикрывает глаза, чтобы как следует насладиться бризом. Тэхён в такие моменты наблюдает за ним и молчит, и лишь небольшая улыбка на его полных губах выдает, что в голове у него рождаются какие-то глубокие мысли. Те самые, которых вслух Тэ обычно не произносит, к которым Чонгук не привык и поэтому сейчас ни о чем не интересуется. Они долго идут вдоль берега по каменистому пляжу и держатся крепко за руки, чтобы не навернуться на гальке (и оба считают это прекрасным оправданием). Их пару раз орошает особенно сильными волнами, что Чонгук переносит весьма мужественно, а вот Тэхён оглушительно визжит и пытается укрыться от глупой стихии за массивной фигурой своего спутника. Когда солнце уже клонится к горизонту, Тэ решает, что время как раз для их очень взрослых покупок, и извлекает бенгальские свечи из упаковки, чтобы тут же поджечь их и всучить Чонгуку сразу два. Свечи красиво горят в матовом пространстве летних сумерек. Чонгук повторяет за Тэ, кружась и махая руками, пока их огни горят. Это красиво. Тэхён пытается что-то написать огоньком, но это, видимо, на английском, и Чонгук не понимает, потому что в иностранных языках он тупой, как пробка. Но все равно, смотря на Тэ, улыбается. Широко. Шире, чем хоть раз до этого, то ли потому, что сумрак помогает быть смелым, то ли просто, потому что сил сдержаться уже не хватает. Ведь Тэхён такой удивительный. В настоящем, здесь и сейчас, быть рядом с ним – даже лучше, чем Чонгук себе представлял. Просто вау… Когда огни кончаются, в ход идут мыльные пузыри, и они дерутся за них всю обратную дорогу до автобусной остановки, с которой весьма быстро отъезжают домой. Они ужинают купленным в супермаркете кимпапом, запивая его газировкой, а потом по очереди принимают душ. Чонгук дает Тэхёну спортивки и футболку для сна, и хоть те ему слегка великоваты, выглядит парень в чужой одежде даже лучше, чем мог бы ее непосредственный хозяин. Тэ не слабак, но его тело наполнено странным изяществом. То заложено в плавных линиях предплечий, ямочках ключиц и изгибе шеи, оно в тенях от его длинных ресниц, в родинке на носу, в улыбке. Красивый. Тэхён – красивый. И очень тактильный, как оказалось, потому что, когда свет в спальне выключается, и они оба укладываются спать на тесной чоновской кровати (упорно игнорируя существование старенького дивана в гостиной, у которого, между прочим, тоже есть чувства!), Тэ закидывает на Чонгука с шумным довольным вздохом все свои четыре конечности, из-за чего они снова какое-то время дерутся, пока не устают, оба довольные тем, что победа осталась за наглым нарушителем личного пространства. От них обоих пахнет свежим запахом геля для душа, стоящим у Чона на бортике ванной, и это впускает в сердце ощущение чего-то приятно-домашнего, знаете. Чонгук чувствует, как у него немеет рука, зажатая между матрацем и тушкой Тэхёна, поэтому он сгибает ту в локте и осторожно кладет на талию парня, который от этого снова начинает несильно возиться – щекотно. Они больше ни о чем не разговаривают, хотя едва ли темы бесед между ними за этот день оказываются полностью исчерпанными – просто усталость, разлившаяся в мышцах, усыпляет ребят. Чонгук чувствует, как его веки опускаются, тяжелея, и под ними уже вспыхивает сон яркими пятнами, заманивая в себя. Тэхён рядом с ним успокаивает, его тепло и тяжесть приятно ощущаются сверху. - Ё-моё… Гуки! – вдруг восклицает Тэ, дернувшись. - Ну что еще? - Я же чуть не забыл! И Чонгук вдруг чувствует, как его лицо ловят в ладони и, чуть подтянувшись, замирают – на секунду всего. Чтобы чувствительную поверхность чужих губ опалить горячим дыханием, а затем ту накрыть трепетным поцелуем. Тягучим, но осторожным, таким, чтобы непременно прочувствовать можно было каждое неторопливое движение, каждый вдох и выдох. Вокруг них темно, и от этого все чувства острее становятся, и первый поцелуй, и так особенный для каждого, получается незабываемым. - Т-теперь все? – спрашивает Чонгук, когда они спустя какое-то время друг от друга отрываются, но все еще очень близко остаются лежать, крепко обнимая и соприкасаясь щеками. - Да, теперь – точно все, - отвечают ему довольно из темноты, тут же подтверждая сказанное влажным поцелуем в щеку. – Спокойной ночи, Чон-гу-ки. - Спокойной ночи… Тэ-Тэ…