Свобода на поводке

      Поначалу день и ночь нос забивал запах сырости. Когда никого не было, влажный холод лизал обнаженную кожу, спать не давали крысы, шуршащие по углам, пробегающие изредка под койкой. Металлические прутья впивались в спину через тонкий матрас, на котором успело полежать не одно тело. Следы пота, крови и мочи раскрасили его отвратительными коричневыми пятнами.       Поначалу это имело значение, вызывало брезгливость и рвотные позывы.       Поначалу. Потом уже стало не до таких мелочей.       – Я же говорил, бесполезная трата времени.       – Судя по тому, в каком она была состоянии, недостаточно старались.       – На этой суке, все как на собаке заживает. Так что не обессудь.       Два голоса разговаривали друг с другом, второй Октавия слышала впервые за время своего пребывания в заключении. Ни обернуться, не открыть глаза и не оценить новоприбывшего экзекутора у девушки не хватило не то что сил, но и желания. Из-за положения, в котором она провела последний час, перекинутая через козла для порки, голова казалась невероятно тяжелой от прильнувшей крови. Затекшими руками не пошевелить, их оттягивала вперед жесткая веревка, от которой уже несколько дней, если не недель, не сходили кровавые мозоли.       – Ох, – раздраженно вздохнул новоприбывший, выбросив плетку на металлический поддон.       От громкого звука Октавия непроизвольно вздрогнула, как от отрезвляющей пощечины, и острая боль разлилась по телу. Спину жгло огнем, каждый удар плетью закладывал уши звонким шлепком, рассекая на спине кожу до крови. Даже дышать трудно, легкие расширялись при вдохе, растягивая разрубленные мышцы спины и воспаленные края ран.       – Ого, смотри, все еще в сознании, – усмехнулся мужчина.       – Не удивляйся так, – не разделил воодушевление экзекутор, который занимался допросом с момента заточении девушки. – Мы били ее, топили, драли ногти… все содрали. Оставляли голую на ночь, облив водой, все без толку. У нее даже ногти начали отрастать, я такого никогда не видел.       – Значит, это лишний повод содрать их вновь.       – Ты глухой что ли? – недовольно буркнул мужчина. – Я тут уже несколько недель пытаюсь выбить из нее информацию, ничего не выходит. Она, блин, не человек.       В этом он не ошибся, хотя, если они и дальше продолжат в том же духе, она свихнется. Терпеть боль можно бесконечно долго, и тем не менее Октавия погорячилась, сказав, что испытывала куда большие мучения, пребывая под руководством куратора Леонарда. Там пытки не длились двадцать четыре на семь, приходили волнами, уходили, а здесь ей практически не давали передохнуть. В последнее время Октавия настолько привыкла к боли, что перестала на что-то реагировать. Она даже не была уверена, что, освободившись, найдет в себе силы разозлиться и убить этих ублюдков.       Поерзав на козле в попытке занять более удобную позу, она только смяла под себя грязную майку, которая теперь складкой впилась ей в ребра. Прекрасно.       – Это все, что вы пробовали?       – Господи, а что ты еще предлагаешь?       Первый вопрос заставил Октавию насторожиться. Вряд ли, конечно, мужчина придумает нечто, что удивит ее или ввергнет в ужас. Он всего-то занимался ею пару часов.       – Вы ее лупите, угрожаете, но это работает немного другим образом.       Судя по усилившемуся голосу, мужчина приблизился вплотную. Девушка напряглась, обхватив жесткие веревки посиневшими пальцами, отчего заболели трещины на ногтях. Мужчина опустил ей руку на спину, на тонкую ткань майки, заставив скривиться от боли.       – Физической боли девочка не боится, угрожать поимкой ее дружка тоже не вышло. Но кое-что вы упустили, наверное, самый главный рычаг давления. Знаешь, чего они всегда боятся? – он помедлил, а затем со всей силы шлепнул девушку по попе. – Изнасилования.       Не столько от удара, сколько от услышанного слова Октавия распахнула в страхе глаза и напряглась всем телом. Еще не до конца понимая происходящего, она попыталась не паниковать, но тихий смех надзирателя заставил ее сердце сжаться.       – Ты ведь это несерьезно? – растерянно пробормотал другой мужчина. – Мы все же военная полиция, а не насильники.       – Тебе нужна информация или нет?       Молчание послужило красноречивым ответом.       – Значит, вот как мы поступим, девочка, – избавив голос от наигранной радости, мужчина подошел к Октавии сзади и, грубо вцепившись ей в бедра огромными ладонями, дернул на себя. – Либо ты сейчас говоришь нам все, что знаешь, либо я прибегну к тому виду пыток, который тебе не понравится.       Для убедительности своих намерений ублюдок потерся пахом о ягодицы девушки. Октавию передернуло от отвращения, она инстинктивно вжала шею в плечи и стиснула кулаки. При всех ужасах, пережитых в детстве, она ни разу не становилась жертвой сексуального насилия, и менять расклад хотелось меньше всего. От ощущения рук, которые без стеснения сжимали ее бедра, проскальзывали между ног, девушка сжала колени и закусила губу.       – Ну, так что, милая, будем по-хорошему? (!)       Просто так томиться ожиданием мужчина посчитал непозволительной роскошью. Пока Октавия лихорадочно соображала, что делать, он прижался сильнее и, запустив руку под майку, попытался нащупать ее грудь. Девушка попыталась плотнее прилечь к козлам, но не помогло.       У нее на глазах застыли слезы, боль куда-то исчезла, вместо нее под ребрами все скрутило от приступа паники. По телу будто разливался яд, от которого перехватывало дух. Она не хотела… нет, не хотела, только не такое. Все что угодно, но не это. Чтобы чьи-то грязные руки продолжали ее трогать, сдирать одежду, и на глазах у другого человека доминировать над ней, раздирая, как вещь.       Октавия попыталась что-то сказать, но из груди вырывались хриплые звуки.       – Да? Я тебя не слышу?       «Я готова говорить», – хотела сказать она. А затем перед глазами, вспышками воспоминаний, застыли улыбающиеся Лео и Энви. Если она все расскажет, то что будет дальше? Поймав Лео, они убьют его, не видя смысла в удержании, он ничего нового для них не даст. А если люди Парадиза воспользуются информацией, которой она обладала против Марлии, на родине поймут, откуда они получили данные. И Энви убьют.       Слезы скатились по ее щекам. Уставившись в одну точку, Октавия беспомощно сморгнула их и едва не зарыдала в голос. Зажмурилась, закусив губу, глубоко вдохнула и опустила голову. Плевать. Она выдерживала и не такую боль, значит, выдержит и это.       Мужчина только усмехнулся, отстранился чуть назад, убрав руку с груди и прикоснулся к оголенной пояснице жертвы, на которой алели нарывы. А затем, сжав пальцами края брюк на талии, резко сдернул их вниз почти до колен девушки. От чувства внезапно наготы Октавия дернулась в сторону, но сильные руки удержали ее на месте, хлопок по спине остудил ее пыл вспышкой адской боли. Из горла вырвался крик.       – Так, прекрати это! Мы…       – Либо ты свалишь, либо помолчишь. Лучше постой на стреме у входа, чтобы не было сюрпризов, а? Никому не стоит знать, что мы тут делали.       Никогда еще Октавия так отчаянно не молилась внезапному спасению, однако скрипнувшие металлические петли лишили ее последней надежды. Мужчина не долго отвлекался, принялся ощупывать жертву, словно она была куском аппетитного мяса. От его прикосновений девушку пробил озноб, она пыталась извиваться, но выглядело это смешно.       – Только тронь меня, свинья, я скормлю тебе твои же яйца, – обозленно зашипела Октавия, бросив через плечо испепеляющий взгляд.       Тут-то она, по сути, впервые и увидела агрессора, от вида которого к горлу подкатила тошнота. В общем-то, он ничем не отличался от среднестатистического мужчины, носил короткую бороду и скалился в ухмылке неровными зубами. Лицо загорелое, с хищным взглядом.       – О, смотрите, кто заговорил.       Он снова дернул ее на себя, заставив отвернуться и вцепиться в веревки разодранными пальцами. Услышав, как мужчина расстегивал брюки, девушка в панике заметалась, однако бесконечные пытки лишили ее практически всех сил. Агрессору ничего не стоило удерживать ее, вдавив толстые пальцы в талию, а свободной рукой растирать член. От прикосновения влажной головки о ягодицы у Октавии едва не сорвало крышу, сердце так бешено забилось, что она, несмотря на боль и веревки, попыталась дернуться вперед, перелезть через козлы. Но узлы также оплетали ее щиколотки, поэтому ей пришлось терпеть не только унизительную позу.       От острой боли, пронзившей промежность, у нее вырвался сдавленный крик. Мужчина пытался войти в нее, но она была настолько напряжена, что ему удалось немногое.       – Последний шанс.       Оскалившись, Октавия была на грани, чтобы сдаться. Если так больно лишь сейчас, то что будет после? А после будет лишь конец, если она не сумеет вытерпеть это, не пройдет через ад, убьют не только ее, как использованную ненужную вещь, но и парней. А она обещала, что защитит их. Любой ценой. Если любой, даже такой, то обязана сдержать слово. Она ведь их лидер.       – Я тебя убью тварь, – зашипел девушка, не то скалясь, не то кривясь от обжигающих глаза слез. – Я убью тебя…       Мужчина предпочел оставить угрозу без ответа, резко дернувшись вперед и заставив Октавию закричать от пронзительной агонии. С таким она действительно никогда не сталкивалась, даже пытаясь сдержать пронзительный рев, закусив лямку майки. Это не помогало. Из горла вырывались всхлипы и стоны, она скулила, будто умирающая собака и не могла по-другому. Отсчитывала секунды, которые растянулись в бесконечную пытку. Из глаз лились слезы, подбородок намок от стекающей слюны, и последним гвоздем в крышку гроба оказалась не боль от того, что все внизу живота разрывалось. Хлюпающие звуки сводили ее с ума. (!)       Сколько это уже длится? Пусть даже минуту, минуты оказалось слишком много, чтобы вытерпеть подобное. А ведь Октавия понимала, что будет молчать, как бы ужасно не обошлись с ее телом и разумом. То есть пытка будет повторяться вновь и вновь, вновь и вновь… от осознания этого она едва не взревела раненным зверем.       Донесшийся из коридора шум отвлек мужчину, если бы он не остановился, Октавия бы даже не услышала возни где-то вдалеке за решеткой.       – Да твою мать, – раздраженно зашипел истязатель.       Судя по звукам, он в спешке принялся надевать брюки, а затем неуклюже натянул на Октавию и ее одежду, которая держалась теперь на бедрах, как на честном слове. Что бы там ни произошло, девушка просто радовалась тому, что это закончилось. Пока…       Возня, шум, голоса. Один из них был знаком Октавии, но она с трудом понимала, кто так яростно кричит и ругается.       – Вы не можете просто врываться сюда!       – Еще одно слово, и я вас сам в клетку запихаю. Где она?!       – Эй-эй-эй, чего вы там разорались? – раздраженно бросил экзекутор набежавшей толпе в коридоре. – У вас будут огромные проблемы, если…       – Ты вообще… твою мать, вы что с ней сделали? Живо, открывайте!       – С какого перепугу?       – С такого, это приказ главнокомандующего.       – Главнокомандующего? – насмешливо уточнил мужчина. – Прошу прощения, но я подчиняюсь только приказам короля, я ведь…       – Мужик, если не откроешь, отправишься следом за решетку с королем.       – Чего?       – Того. Если коротко, твой король оказался не совсем королем, и сейчас военные руководят парадом, и если не хочешь, чтобы…       – Да понял я, понял, чего горячиться, заходите.       Лязгнул затвор, топот сапог о каменный пол разлился по темнице, Октавия старалась не шевелиться, боясь не то проснуться и убедиться, что спасение явилось в дреме. Веревки срезали довольно быстро, но сил удержаться на ногах не хватило, и если бы ее не подхватили, она бы так и упала на холодный пол. Хотя, отчасти упала, и заскулила сквозь стиснутые челюсти от прокатившейся волны боли.       – Господи… Октавия, эй, посмотри на меня.       С трудом разлепив покрасневшие глаза, девушка подняла затравленный взгляд.       – Найл?..       – Да, я, – несмотря на попытку выглядеть уверенным, мужчина едва сдерживал ужас, осматривая истерзанное тело бывшей сослуживицы. – Что эти ублюдки с тобой делали?       В своей жизни Октавия выдерживала многое, но ей банально не хватило смелости посмотреть в глаза Найлу. От его вопроса ее отбросило на несколько минут назад, отчего тело пробила дрожь. Не совладав с чувствами, она инстинктивно сжала колени и попыталась подтянуть брюки повыше, но от осознания, что своими действиями фактически продемонстрировала Найлу, что с ней делали, застыла. От смеси страха и унижения девушка едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть полицейского и не забиться в угол.       – Октавия… ты…       – Найл, – схватив его за руку и крепко стиснув пальцы, она напряженно выдохнула, чтобы унять дрожь в голосе. – Никому не говори.       – Но…       – Пожалуйста, Найл… никому, особенно… Э…       Имя Эрвина застряло поперек горла. У нее смелости не хватило упомянуть командира разведкорпуса, будто лишь одно это заставит его узнать о произошедшем. И уже, смотря на нее, он будет испытывать либо жалость, либо страх, видеть жертву и не сможет воспринимать иначе.       – Хорошо, – опустив руку на плечо девушки, пообещал Найл. – Я никому не скажу… – обернувшись, полицейский уже без былого спокойствия воскликнул: – Посадите этого ублюдка в камеру, живо!       – Чего? Я ведь просто исполнял приказ!       – Приказы короля уже не имеют власти, с тобой, ублюдок, разберемся позже!       Неприятель не стал сопротивляться, рычал и бросался руганью, но позволил полицейским увести себя из камеры.       – Октавия, тебя нужно отвести к врачу. Какими бы ты там… не обладала способностями… Ты сможешь подняться?       Она коротко кивнула, но едва сумела пройти пару метров, ноги подкосились, несмотря на помощь Найла, и она рухнула на пол, отрубившись от усталости и боли. Довольно странно вышло, потому что, открыв глаза, Октавия думала увидеть грязный пол камеры пыток, а не залитый ярким светом белоснежный потолок.       В тело будто накачали жидкий металл, руки не гнулись в локтях, голова гудела, веки едва разлипались. Жутко хотелось спать, но девушка боялась возвращаться в мир снов, где только разум находился в относительной безопасности. От усталости ей даже не снились сны, чем стоило бы воспользоваться, потому что, позволив себе вспомнить последние минуты пребывания в камере, тело пронзило болезненным спазмом. Грудь закололо невидимыми иглами, дыхание перехватило, сердце бешено застучало по ребрам. Часто дыша, Октавия сжала белую простынь.       Прошла минута или две, пока приступ паники не отпустил ее. Пока невидимые глазу руки не перестали хватать ее за бедра. От напряжения заболели мышцы таза, спина так вообще горела огнем. Хорошо, что все быстро заживет, через неделю будет скакать, как лошадь. Но вот как справиться с душевной раной?       Наверное, справиться поможет осознание, что она не раскололась. Пройдя через ад, Октавия если не спасла жизнь Лео и Энви, то как минимум выиграла для них бесценное время. Для чего-то…        В дверь постучали. Звук ворвался в искалеченное сознание острой стрелой, заставив Октавию испугаться и подскочить в преддверии опасности. Сначала боль ударила между ног, затем хлестнула по спине, отчего на глаза навернулись слезы. Затаив дыхание в ожидании, когда нервы перестанут избивать мозг – она и без этого понимала, что все плохо, – Октавия коротко бросила:       – Войдите.       Честно говоря, гостей она не желала принимать. Ее все еще трясло от пережитого ужаса, и предстать перед кем-то в таком состоянии было выше ее сил. Дверь отворилась, Октавия поняла это по звуку, продолжая упрямо смотреть на простыни.       – Привет, красавица, – нестандартное приветствие заставило девушку немного удивиться:       – Ханджи?       Вот кого она действительно ожидала увидеть в последнюю очередь. Они с девушкой мало общались, в последние года так вообще расходились, как в море корабли. Но из всех возможных людей ее присутствие было менее травмирующим.       – Знаю, что к тебе запретили приносить что бы то ни было, но я помню, Лео говорил, ты любишь печенье с клюквой.       – Ага, – растерянно отметила Октавия, наблюдая за тем, как гостья достала маленький сверток из-за пазухи и положила его на тумбочку. Долгую минуту девушка не спускала потерянный взгляд с упаковки, а затем спросила: – А ты что тут делаешь?       – Ну… пришла узнать, как ты.       – Пиздец как хорошо, – огрызнулась Октавия, наградив девушку тяжелым взглядом. Но поспешно спохватилась, выдохнула и устало добавила: – Прости, я… не до светских разговоров.       – Нет, это ты меня извини, ты пережила такое…       «Такое?» – от соболезнующих слов девушка напряглась, как струна, затаив дыхание. По спине пробежала колючая дрожь. Такое? Они что, знают, что с ней сделали? Найл все же рассказал?! Или тот ублюдок?!       – Тебя пытали несколько недель, а мы ничего не могли сделать. Пусть ты и… скрывала от нас… но такие пытки мало кто выдерживает.       – Такие пытки? – сгорбившись, Октавия стиснула тонкую простынь одеяла, игнорируя боль в пальцах. – Это Найл тебе сказал?       – Ну, я с ним не говорила, он практически ничего и не рассказал. Передал, что ты в плачевном состоянии, но жива. Ты пока что остаешься под надзором военной полиции, но Эрвин все же хочет, чтобы ты перешла разведкорпусу… если согласишься сотрудничать.       – Ничего не понимаю…       Хорошая новость – об ужасах, что с ней произошли, знал лишь Найл и тот ублюдок. В какой-то степени у Октавии отлегло от сердца, а слова Ханджи заставили отвлечься от своей персоны и вспомнить о реальности.       – Да-а, тут такое дело, – неловко почесав подбородок, Ханджи криво улыбнулась. – У нас вроде как произошел государственный переворот, и военные пришли к власти, сместив ложного короля.       – Ясно, – только и смогла произнести Октавия. – А-а… а мне что с этого? Вы, конечно, вроде как… а, поэтому вы смогли избавить меня от… вытащили из тюрьмы?       – Видимо, как раз вовремя. Думаю, еще немного, и даже бы ты сломалась.       Вовремя. У Октавии едва… нет, не едва, ей все же не хватило самообладания сдержать нервный смех, который становился все громче. Как раз вовремя. Еще немного. Да, им не хватило буквально нескольких минут, чтобы спасти ее от…       – Октавия?       Она не могла остановиться, ей искренне было смешно, от спазмов, сжимающих грудь, становилось немного легче. На глаза даже навернулись слезы. Но пришлось побороть желание продолжать истерику, чтобы не вызвать еще больше подозрений.       – Ну а мне-то что, Ханджи? – вздохнула девушка. – Я так полагаю, пытать меня не будут, но продолжат держать взаперти. Ну будут меня охранять не люди Найла, а разведчики Эрвина. И что? – позволив агрессии прорваться в голосе, девушка бросила на гостью исподлобья мрачный взгляд. – Моя позиция остается прежней, пока мои слова могут навредить моим парням, я ничего не скажу.       – Это мы поняли, – снисходительно вздохнула Ханджи. – Сейчас у нас есть проблемы, которые требуют немедленного решения. И не мне с тобой говорить.       – Эрвину я тоже ничего не расскажу.       – Мы поняли это, Октавия, – нахмурилась Ханджи. – Поэтому будем пробовать договориться. Это обсудит с тобой Эрвин… вряд ли ты захочешь еще с кем-то говорить.       – Ну, удачи.       – Подумай, Октавия. Может, Энви и удалось сбежать, где-то здесь все еще скрывается Лео. Я бы не хотела, чтобы с ним плохо обошлись, в конце концов, я к нему так привыкла… Его поймают, это вопрос времени. Просто подумай, что ты можешь сделать для него сейчас.       – Ханджи, если ты пришла сюда лишь за этим… – «вали отсюда и оставь меня в покое» едва не бросила Октавия, но внезапно обрушившаяся усталость заставила сказать другое: – Я тебя услышала. Если Эрвин хочет в чем-то меня убедить, пусть делает это официально, по процедуре, а не приходит поговорить по душам. Я просто заору и попрошу охрану выпроводить его, вряд ли они откажут.       Ханджи хотела что-то сказать, но лишь вздохнула. Пусть лучше думает, что все дело в неприступных принципах, потому что Октавия не сможет спокойно беседовать с Эрвином тет-а-тет. Только сейчас, едва подумав о нем, у нее к глазам подступали слезы, отчего пришлось отвернуться.       – Ладно, я поняла. Поправляйся.       Ханджи двинулась к выходу, и несмотря на отвратительное состояние, Октавия, чтобы вообще не казаться сволочью, неуверенно бросила:       – Спасибо за печенье.       Спасибо за печенье – что это вообще? Отчаянная попытка не усугублять конфликт или выглядеть не столь ничтожным созданием? Вообще трудно о чем-то говорить. Когда Ханджи ушла, Октавия долго, очень долго, смотрела на подаренный сверток, не в состоянии уцепиться ни за одну мысль. Спустя долгие минуты она невольно подумала, что было бы неплохо, если вместо сахарной пудры угощение бы украшал крысиный яд.       Но организм и без крысиного яда чуть не убил ее. Едва сладкий кусочек растворился на языке, желудок скрутило, а перед глазами вспыхнул эпизод изнасилования. Закашлявшись и отбросив угощение, Октавия зажала рот рукой, сдерживая желчь.       В приступе злости девушка швырнула печенье в стену. Упав на подушку, она забралась с головой под одеяло и позволила слезам обжечь глаза. Всего на несколько минут, чтобы отпустить напряжение и собраться с духом. Но несколько минут не хватило.       Не хватило всего… Несколько. Чертовых. Минут.