Свобода на поводке

      – Я, конечно, надеялся, что у тебя будет бессонная ночь. Но ожидал другого.       На улице стояло утро, однако сил у Октавии уже не было даже для реакции на остроту Лео. Она наградила его наиболее тяжелым взглядом, на который оказалась способна, но в итоге лишь рассмешила его. Растерла покрасневшие глаза, припухлость с которых едва успела сойти к выходу из общежития.Про ожоги, от которых стянуло половину лицу, вообще лучше промолчать. Вроде заживали, но не факт, что регенерация с ними справится.       – У меня такое чувство, что я выплакала весь пожизненный запас слез, и теперь моя голова хочет взорваться от перенапряжения, – зажав пальцами переносицу, сообщила девушка. – Почему от нас не могут отстать хоть на день?       Лео только развел руками. Выглядел он не лучше. Приподнятое настроение, как плохая косметика, едва скрывало бледность его лица и синяки под глазами. Видимо, он тоже не спал большую часть ночи, а причину тому Октавия посчитала нужным не выпытывать. Какая разница? Чтобы перечислить их и листа не хватит.       Чувства, честно говоря, девушка испытывала неоднозначные. Относительно всего. Начиная с их шаткого положения в роли разведчиков и заканчивая вчерашней истерикой, которую она устроила перед Эрвином. Вспоминать слезы было и неловко и в то же время немного приятно, потому что мужчина остался с ней до глубокой ночи, дождавшись, когда она уснет. Вчера ее переполнял стыд и боль, а сейчас Октавия ощущала неожиданную легкость. Думала, все беды как рукой сняло, но нет, рискнув утром вспомнить события в тюрьме, вновь едва не зарыдала.       А плакать, оказывается, так просто.       – Хотя, – вновь обмолвилась девушка, когда они подошли к офицерской столовой, – плакать мне хочется из-за своей новой должности.       – А что с ней не так?       – Рядовой офицер, Лео, ты вообще видел их оклад?       – Ну, мы вообще-то не простые рядовые, не забывай. Скорее, на уровне лейтенантов.       – И что? Как вы вообще на такие деньги выживаете?       – Это единственное, что тебя волнует? – усмехнулся Лео. – Ты слишком зажралась в полиции.       – Я просто знаю себе цену.       – Ух, ты моя золотая. Цену она себе знает.       Подтрунивания друга не пришлись Октавии по душе, лицо инстинктивно застывало в выражении презрения. После завтрака им вновь требовалось прийти в штаб для разъяснительной беседы, у высшего командования оставались вопросы, хотя Октавия понятия не имела, как еще им помочь. Эрвин что-то говорил о дневнике отца Эрена Егера, в котором также находились сведения о внешнем мире, а книжечка пряталась в Шиганшине. Подробностей девушка не помнила, у нее вчера настоящая каша царила в голове.       Столовая была общей, и кормили здесь, благо, бесплатно, хотя над качеством еды Октавия постоянно плакала. Хотя, нет, не бесплатно, вроде какой-то сбор удерживался с заработной платы… и это делало ее еще беднее. Теперь былая роскошь лишь во снах ей будет сниться. Да только беспокоиться следовало о другом.       Впервые Октавия успела пожалеть о том, что о ней в былые времена узнало довольно много военных, как о довольно скандальном офицере, который трепал нервы военной элите. Возможно, и Лео успел остаться в памяти у многих из разведкорпуса. А, значит, в связи с недавними событиями, они стали главными звездами эстрады. Многие в столовой, гремя посудой и не отрываясь от разговоров, спокойно продолжали заниматься своими делами, а вот знакомые лица моментально обратили внимание на новоприбывшую пару. Что из военной полиции, что из разведки.       Странное чувство. С одной стороны и неловко, а с другой, так и хотелось ляпнуть что-то остроумное или токсичное. Октавия едва не сказала «ну что, вилкой в глаз или в жопу раз», а потом с ужасом подумала, что за такие шуточки ее убьют не бывшие-новые сослуживцы, а Лео.       – Каша здесь, как и пять лет назад, мое почтение, – пробубнила Октавия, садясь с выданной едой за свободный стол. Ее словно перенесло в первый день службы в военной полиции. Поддавшись искушению, вставила ложку в липкую субстанцию, чтобы удостовериться, что она не упадет. – Ну, зато сытно.       Вкус тоже не изменился, но подавилась Октавия не от приторной сладости на языке, а неожиданно ударившей чашке о стол. Словно кто-то задался целью проломить фарфором деревянную поверхность, а заодно привлечь чужое внимание. Как минимум сидящие неподалеку люди принялись без стеснения поглядывать в их сторону.       – Как у вас только совести хватило сюда прийти?       Совести не хватило, ее запасы они с Лео давно истратили, а вот язвительности у девушки хоть отбавляй. Голос показался знакомым, она уже думала отозваться грубостью, но увидев стоящего рядом Леви Аккермана, едва не подавилась кашей.       – Блин, ты так что ли и не вырос со времен моего перевода? – ляпнула она первое, что пришло в голову.       Сидевшие поблизости разведчики в ужасе отвернулись, найдя неожиданный интерес к завтраку. Лео, прижав к губам кулак, издал странный звук, похожий на смешок. На обидные слова капитан лишь с презрением сощурил глаза.       – Леви, чего тебе надо? – устало вздохнув, спросил Лео. – Только не говори, что нас к тебе в отряд зачислили, я повешусь.       – Если так и сделаешь, то с удовольствием устрою. Не верится, что таких, как вы, вообще могли оправдать. Но раз это сделали, я лишний раз напомню, что одно подозрительное действие, и я вас убью.       Октавия даже не знала, смеяться или пугаться, поскольку, пусть Леви в своих грозных речах и напоминал типичного пьяного батю, угроза была вполне реальна. Он смотрел на них с открытой враждебностью, и бросил слова в публичном месте нарочно, чтобы теперь каждый смотрел на них с подозрением. В отличие от Лео, девушка плохо знала Леви, как и он ее, но за недолгий период совместной службы их отношения не отличались дружелюбием. Потому что уж слишком были похожи друг на друга: дикари с улицы, не желающие никому подчиняться.       Неожиданно для себя Октавия нашла ситуацию забавной и улыбнулась. Ее словно перенесло в прошлое, во времена обучения в кадетском корпусе, когда над ними издевались сокурсники. Странно, что от этих воспоминаний веяло теплотой. Тогда, конечно, было не до шуток.       – Вот что я скажу вам, капитан Аккерман.       Вздохнув и шумно опустив ладони на стол, Октавия вальяжно и неспешно обернулась к Леви и поднялась с места. Она почувствовала прилив уверенности и игривой радости, и даже боль от ожога не остановила ее улыбнуться. Потому что смотреть сверху вниз на скалящегося коротышку оказалось невероятно весело. Он не ударит ее, не посмеет, потому что тогда на него набросится Лео, ну или как минимум Леви удерживал приказ не причинять им вреда.       Так что, подавшись вперед, Октавия наигранно улыбнулась и, словно змея, шепнула на ухо собеседнику:       – Иди ты в жопу со своими угрозами, ладно? Все равно нам придется работать вместе. – Отстранившись, она добавила чуть громче: – Спасать человечество от титанов, так?       Хотя, может, это она дура, если уверилась, что приказ Эрвина остановит Леви от рукоприкладства. От нервного раздражения мужчина сжал кулаки, продолжая прожигать девушку мрачным звериным взглядом. Что-то пошло не по плану, причем у обоих. Если бы в столовую не зашла группа людей, разбавив напряженную тишину, может, Леви и ударил бы ее. Да, точно ударил бы, Октавия поняла это без слов. Судя по всему, ударил бы и несмотря на новых зрителей, да только девушка отвлеклась от капитана на куда более серьезную проблему.       За секунду от игривого злорадства не осталось и следа. Бабочки, что щекотали живот мягкими крыльями, теперь резали его невидимыми лезвиями.       – Какого?..       Октавия чуть не сшибла Леви с ног, двинувшись ко входу если не грозовой тучей, то как минимум человеком, готовым взорваться от злости. Капитан оскалился, с раздражением метнул взгляд в спину девушки и хотел схватить ее за руку, чтобы закончить разговор.       – Не надо, – остановил его Лео. К собственному удивлению Леви последовал просьбе, действуя инстинктивно, отчего разозлился сильнее. Но мужчина проигнорировал его настрой и повторил, чтобы подчеркнуть серьезность ситуации: – Не надо, Леви. Ты ведь сюда пришел не только, чтобы упрекнуть нас. Если есть дело, выкладывай.       Леви не торопился прислушиваться к собеседнику, упрямо наблюдал за Октавией, от которой в спешке отходили люди, ощущая угнетающую ауру. Осталась только пара новобранцев, при виде приближающейся девушки оба остолбенели. Без толку. Пусть для капитана представшая сцена выглядела странно, Лео невольно посочувствовал Брандону и Лие, которые что-то мямлили и нервно улыбались. Не менее жаль ему стало и Октавию, которая долгое мгновение неподвижно стояла и слушала ребят. А затем, схватив обоих за воротник, потащила прочь из столовой, как провинившихся школьников.       Дверь за ними хлопнула, отрезая беспокойные крики ребят.       – И что это было?       Сухой вопрос капитана Лео проигнорировал и подчеркнуто резким жестом указал на пустующее место напротив. Пригубив травяной чай, мужчина откровенно игнорировал присутствие Леви, пока тот не присел на скамью с видом раздраженного студента перед преподавателем.       Постепенно зал наполнился голосами и звоном посуды.       – Так какое дело привело самого капитана Леви к обычному лейтенанту? М-м?       – Будешь язвить, я тебе язык вырву.       Лео хитро улыбнулся и глянул на собеседника не без игривости, что заставило того напрячься, чуть отстраниться.        Действенный способ избавить себя от нежеланных разговоров или компании, в последние годы мужчина перестал скрывать свою ориентацию. Он заметил, что это моментально отпугивало от него любого, кто спешил докопаться с вопросами, и техника бесподобно действовала на Леви. Лео просто начинал с ним флиртовать, захватывать личное пространство будь то жестом или взглядом, и все – тот, скаля зубы, улетал без вопросов. А потом прилетала Ханджи в качестве посредника, и вот тогда начиналось небо в алмазах: «да хватит всех пугать», «можешь быть более вежливым», бла-бла-бла. Но да, чаще он просто посылал всех нахер, оставляя разговоры с людьми для Ханджи, ему куда проще было копаться в документах.       – Надо же, – мечтательно протянул Лео с издевательской улыбкой, подперев щеку кулаком. – Так в чем дело?       – Не сказать, что мне до этого есть дело, однако… имя Рональда Сатиса тебе о чем-то говорит?       – Кто-то из разведкорпуса? – небрежно уточнил Лео, прекратив спектакль и вернувшись к чаю.       – Нет, из военной полиции. Работал на столицу, хотя жил здесь, в Стохесе. Сегодня утром был обнаружен, зарезанным в подворотне.       К собственному удивлению Лео остался безразличен к словам капитана, даже рука не дрогнула, когда он держал чашку у рта. Словно ему рассказывали об убитой свинье, а не человеке, что, по сути, не далеко от истины.       – И какое мне дело до какого-то убитого полицейского? – отставив чашку, но не убирая с нее пальцы, уточнил Лео, глянув на собеседника исподлобья. – Из-за переворота творится черте что. Не ожидали?       – Рональд Сатис – королевский экзекутор, который также приложил руку к пыткам Октавии.       Леви внимательно следил за малейшими изменениями в его мимике, движениях. Ему также было наплевать на какого-то ублюдка, закончившего жизнь в канаве. Он просто искал возможность, причину вновь посадить двух шпионов на короткий поводок. Или убить из-за исходящей от них опасности. В общем-то, Лео понимал его мотивацию, и в какой-то степени разделял, поскольку никто на Парадизе не был ему близок или дорог. За исключением Октавии. Даже Ханджи. Тот, кого он любит, сейчас далеко отсюда.       – Значит, мне стоит порадоваться, верно? – спросил Лео. – Ублюдок получил по заслугам.       – Я выяснил, что вчера ты покидал общежитие поздним вечером.       – Ходил на квартиру к Энви, точнее, стоял под окнами и тоскливо смотрел в окно, ведь двери опечатаны.       – И это кто-то может подтвердить?       – А опровергнуть?       Леви помолчал.       – У него остались жена и маленькая дочь, девочке не больше десяти лет, и все знали этого мужчину, как хорошего человека, несмотря на специфику работы. Никто никогда не жаловался на него.       – Что, даже жертвы, которых он пытал? – не удержался Лео от колкого комментария.       Он не понимал, к чему вся мишура про несчастную вдову и сироту. Леви говорил без особого сожаления, его также не трогала трагедия.       Лео видел семью Рональда, и трогательная картина прощания ничуть не тронула его сердце, скорее, наоборот, вызвала отвращение. Прибеги хоть в момент преступления маленькая дочурка экзекутора, в слезах молящая пощадить папочку, он повторил бы убийство с той же жестокостью. Может, придумал бы что-то хуже.       – Ханджи подтвердила, что ты уходил в то время, когда предположительно убили мужчину, – подавшись вперед, Лео опустил локти на стол. – Мне абсолютно плевать на него, но ты подставляешь Ханджи. Она несет ответственность за тебя.       – Да, а я по-прежнему не понимаю, почему ты меня обвиняешь. Я здесь не при чем.       Да все он понимал, и Лео намеренно удерживал хищный взгляд, подчеркивая позицию доминирования. Леви, конечно, это вряд ли впечатлило, но заставило хорошенько подумать, прежде чем продолжать разговор. Он мог обвинить его в убийстве полицейского, но без доказательств спровоцировал бы Лео на встречную любезность.       Прослужив в разведкорпусе много лет, мужчина знал всех ветеранов вдоль и поперек, кто был им дорог, их слабости. Для Леви, несмотря на пугающий характер, чувства далеко не чужды, имелось как минимум два рычага давления на него. С одним из них Лео как раз работал бок о бок, а второй делал все, чтобы защитить их с Октавией.       – Хм, – нахмурился Лео. – Действительно…       Леви лишь в недоумении изогнул бровь, не уловив контекст фразы. А вот Лео невольно побоялся собственных мыслей. Ради того, чтобы спасти Энви из лап марлийцев ему необходимо остаться в разведкорпусе. Но трагедия Октавии заставила его ослепнуть от злости, едва не погореть на ровном месте. Неужели он и ее любил настолько сильно? Возможно… похоже на то, но… что же ему не давало покоя?       – Леви, тебе не о чем беспокоиться, я не собираюсь причинять вред никому из разведкорпуса. Это не в моих интересах.       – А что в твоих интересах?       Лео смотрел на него достаточно долго, чтобы это выглядело неприличным.       – Обеспечить безопасность дорогих мне людей, – улыбнулся он одними губами, – что же еще?

***

      – Мы все можем объяснить.       Уж хотелось бы. Едва завидев своих ребят у входа столовой, Октавия немного обрадовалась, однако одна деталь вышибла радостный настрой. Ее словно ударили палкой по голове. Томящийся злостью капитан моментально отошел для нее на второй план. А теперь она стояла посреди столовой и едва ли жизненную энергию не высасывала своим взглядом из Брандона и Лии. Ей хотелось провалиться под землю или ослепнуть, поскольку вместо эмблемы зеленого единорога на куртках красовались крылья свободы.       Злость отступила неожиданно быстро, а на смену ей нагрянул страх.       Не говоря ни слова, Октавия схватила ребят за воротники, как маленьких набедокуривших детей, и потащила за собой прочь из столовой. Дверь едва не вышибла ногой, не обращая внимания как на жалобные крики подопечных, так и остальных людей.       Оказавшись в пустом коридоре, девушка оттолкнула от себя Брандона и Лию, одарив испепеляющим взглядом.       – Ай-ай-ай, зачем же так грубо? – заскулила Лия.       – Октавия, дайте нам сказать...       – Сказать? – нависнув над ними грозной тучей, зарычала Октавия. – Сказать?! Вы вообще… какого черта это?..       Указав на эмблему разведкорпуса, вышитую на куртке Брандона, девушка едва не захлебнулась словами. Ее разрывало от желания сорваться на крик, надавать по щекам обоим идиотам, а затем и расплакаться. Увидеть их в военной форме разведкорпуса – худший кошмар не только для нее самой, но и их родителей. Октавия сделала все возможное, чтобы Лия и Брандон оказались как можно дальше от стен. Она помнила, как тепло о них отзывались родители, с каким беспокойством обсуждали, что дети тоже хотели поступить на военную службу. Шанс вступить в военную полицию – пятьдесят на пятьдесят, все зависело от успеваемости, а Лия не блистала знаниями в обычной школе.       После того, как весь ее отряд погиб пять лет назад, девушка поклялась, что позаботится хотя бы о двух детях своих подопечных. Устроить их по выпуску в военную академию стоило не просто много потраченных нервов, она влезла в пару долгов «за услугу». Но никогда не жалела об этом, безопасность Лии и Брандона стали для нее первостепенной задачей.       А теперь они стояли перед ней в униформе разведкорпуса. Как такое вообще возможно?! Октавия от ужаса, а главное, непонимания происходящего, едва не хваталась за голову.       – Как?.. – в итоге сдавленно выдохнула она. Подойдя к Брандону, смахнула невидимые пылинки с его куртки и оправила воротник. – Как?.. Зачем? Только не говорите, что из-за меня…       – И да и нет, – виновато опустив взгляд, отозвался парень, аккуратно убрав руки Октавии.       – Что это значит?       – Ну, если коротко, то военные узнали, что мы помогли вам сбежать, – сообщила Лия. – Нам предложили два варианта: либо быть уволенными с позором, либо перевестись на службу в разведку.       – В разведку?       Что за странный выбор? Хотя, учитывая, что у разведкорпуса постоянно не хватало людей, предложение вполне резонное. Однако Октавию волновало другое:       – И вы согласились поступить в разведку?!       Они не смотрели на нее, виновато прятали глаза, но помимо неловкости в них чувствовалось что-то иное, им явно не понравилась реакция девушки. Октавия старалась учитывать их мнение, но сейчас ей, признаться, было плевать с высокой колокольни.       – Вы вообще думаете, что значит быть разведчиком?!       – Да, мы знаем, что такое быть разведчиком! Наши родители были разведчиками и погибли! И я говорю не только о ее матери и моем отце. Ведь… ведь ее родной отец тоже служил в разведкорпусе и погиб, когда ей едва год исполнился! – воскликнул Брандон, заставив девушку даже отпрянуть от неожиданности. Продолжил он более сдержано, но от его сурового взгляда стало не по себе. – Октавия, мы прекрасно понимаем, что разведчики мрут, как мухи. Нам предоставили трудный выбор, потому что вне армии мы с Лией никто… Вы помогли нам встать на ноги, пожертвовали стольким, что мы просто не имеем права поступить иначе.       – О чем вы вообще? – растерялась Октавия. – Вы взрослые ребята, вы можете без труда начать новую жизнь.       – Только в наших документах будет стоять «уволен с позором из полиции», кто захочет нас нанять? – резонно уточнил Брандон. – Жить в нищете и помереть от голода на подземных уровнях, либо отдать свою жизнь за правое дело. Конечно, не хочется умирать, да мы и не собираемся. Вы для нас многое сделали, поэтому мы хотим отплатить вам. Да, наши родители не были бы рады, узнав, что мы вступили в ряды разведчиков, но…       – Вы не должны заканчивать, как они, – бессильно прошептала Октавия, прикрыв рот рукой. – Господи, что вы наделали?..       – Но ведь и вы тоже не должны заканчивать, как они, – нарушила долгое молчание Лия, подойдя к девушке и аккуратно, немного боязно, взяв ее за руки. – И, простите мои слова, но не будьте эгоисткой.       Просьба Лии действительно удивила ее, Октавия в недоумении уставилась на девушку, когда она подняла на нее полный решимости взгляд.       – Да, вы хотите спасти нас, но и мы хотим спасти вас. И не только вас, но и командира Энви! А как мы это сделаем, будучи простыми людьми? Никак. Да, мы помогли вам сбежать и понесли за это наказание, но мы ничуть не сожалеем. Поэтому, прошу, не отворачивайтесь от нас, а позвольте вновь быть рядом с вами. Пожалуйста.       У Октавии закружилась голова, она едва подавила вспышку страха и чуть не отдернула руки. Сердце болезненно сжалось, а глаза вновь защипало от слез. В последнее время она стала плакать чересчур часто, что же это за проклятье такое? Услышать такие слова от кого-то было не просто странно, а невообразимо. Октавия привыкла, что за нее и Энви был готов заступиться лишь Лео, только они трое существовали друг для друга. Но эти двое…       Девушка внимательно посмотрела каждому из ребят в глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего, и лишь удостоверилась в их решимости. Вечно веселая и легкомысленная Лия, скромный и спокойный Брандон. Они всегда слушались ее и редко перечили, но сейчас у Октавии едва ли найдется сил и уверенности одернуть их от геройских мечтаний.       – Да что же вы делаете, – выдохнула девушка, притянув к себе Лию и заключив в теплые крепкие объятия.       Ей было больно от того, что они добровольно ступили на этот путь. И в то же время она никогда не чувствовала себя более счастливой. Потому что после всего, что произошло, после того как открылась правда, дорогие ей люди не только не отвернулись от нее, но и поддержали.

***

      Головную боль подобного рода Энви испытывал впервые, складывалось чувство, словно у него под черепной коробкой ползали муравьи и не переставили отщипывать маленькие кусочки мозга. Он не понимал, проснулся или все еще плавает во сне, он будто барахтался в болоте. Тело наливалось тяжестью, от которой клонило в сон, однако что-то не позволяло мужчине задремать, он понимал, что если заснет, то ему конец.       Дышать стало трудно. Нахмурившись и застонав от вспышки боли между глаз, он увидел сквозь закрытые веки яркий свет. Отвернувшись, открыл слезящиеся глаза, пытаясь понять, почему никак не давалось пошевелиться. Взгляд упал на правую руку, усыпанную в локтевом сгибе фиолетовыми точками. Присмотревшись, Энви сообразил, что это следы от уколов, поскольку от вены вела игла с капельницей. Это его даже не удивило, ему все еще казалось, что он спит. Но когда пошевелиться не позволили тугие ремни, мужчина постепенно начал приходить в себя.       К горлу подкатила тошнота. В сердце ударило страхом. Несмотря на мигрень, Энви принялся крутить головой в попытке разглядеть хоть что-то за ярким светом медицинской лампы. Он дергал руками, но ремни крепко удерживали его в медицинском кресле. В воздухе пахло спиртом и чем-то горелым, едва уловимый запах вверг мужчину в панику. Он даже не понимал, почему, просто боялся и никак не мог успокоиться, продолжая дергать руками и ногами.       – Ты так капельницу выдерешь, расслабься.       Мягкий женский голос заставил Энви замереть подобно кролику, за которым из кустов наблюдала лиса. Он не видел ее, но чувствовал присутствие, и внимательно присмотревшись к окружению сквозь яркий свет, заметил движение. Звук цокающих о кафель каблуков заставил его напрячься и замереть. Силуэт приблизился и в следующий миг лампа погасла. От резкой смены яркости на глазах запрыгали блики, пришлось проморгаться, чтобы отметить медицинский кабинет, погруженный во тьму. Источником света оставалась маленькая лампочка под потолком и настольный торшер.       – Здравствуй, Энви, помнишь меня? – улыбнулась ему молодая женщина в медицинском халате.       Секунду мужчина смотрел на нее в растерянности. Да, выглядела она определенно знакомо, но сейчас Энви и родную мать бы не вспомнил, он в растерянности огляделся. Подмечая детали интерьера, довольно плачевного и мрачного, ему становилось все больше не по себе. Он в больнице, привязан к медицинскому креслу. Что он вообще здесь делает?       – Лео, – с ужасом вспомнил он о возлюбленном, а затем в замешательстве, едва не со злости закричал: – Лео! Октавия! Где они?!       От вида, как медленно гаснет улыбка незнакомки, Энви почувствовал, как на него накатывает слабость. Почему он так испугался? Девушка с искренней грустью потупила взгляд и печально покачала головой, а затем, что удивило его, виновато улыбнулась.       – Прости, наверное, я перестаралась.       Она протянула к нему руку и мягко погладила по волосам, едва касаясь, отчего жест получился легкомысленным и нежным. Но он заставил Энви не просто напрячься, словно его головы коснулись паучьи лапы. Это было невероятно жутко.       – А меня ты помнишь? – вернувшись к столу, на котором царила стерильная чистота, за исключением записной книжки и карандаша, девушка села на стул. Обернулась к Энви и молча ожидала.       Он не понимал, что от него хотела девушка, а затем неожиданно для себя вспомнил ее им:       – Летиша…       Прикрыв глаза и довольно улыбнувшись, Летиша заставила мужчину устало откинуть голову и прочувствовать свою бессильность. Насколько мелким насекомым он выглядел в руках марлийской ученой, и не просто какой-то научной сотрудницы, а дочери куратора Леонарда.       – А что еще ты помнишь? – нарушила тишину Летиша. – Октавию? Лео?       В ее устах имена любимых людей звучали пугающе, словно девушка выносила им смертный приговор. Энви с трудом понимал, что происходит, в голове все перемешалось, он лишь знал, что покинул Парадиз и вернулся в Марлию, а остальное осталось в тумане. Но учитывая, что он вновь привязан ремнями к медицинскому креслу, а не коротал дни в концлагере, как любой другой элдиец, дела обстояли скверно. Может, это всего лишь допрос? Они проверяли его лояльность? Но почему ему так плохо? Почему он ничерта не помнил? Хотя нет, помнил. Но не головой, а телом. Воспоминания затуманены, но на подсознательном уровне мужчина остро реагировал практически на все.       – Расскажи о них, Энви. Они ведь тебе дороги.       Энви промолчал. Зажмурился и стиснул челюсти, ощущая, как в глубине груди оживает страх. Неужели Октавия оказалась права? Их здесь не ждали, как героев. Они как были, так и остаются для них экспериментом, материалом, податливой глиной, из которой можно вылепить солдатиков.       – Ну, давай тогда я тебе напомню, что ты рассказывал, может, что-то еще добавишь.       Беззаботная интонация встревожила Энви не на шутку, он резко обернулся, заметив, как Летиша перелистывает страницы журнала.       – Вот, – остановила она палец на верхней строчке. – Октавия, ты ею восхищаешься, она невероятно смелая и, как ты сказал, отчаянная. Осталась прикрывать ваше отступление, потому что была в плачевном состоянии, ты и не знаешь, выжила ли она. Но очень надеешься, что выжила. Ведь она не хотела возвращаться, так? Не помогала титанам, которых мы отправили несколько лет назад, заслужила высокое военное звание. И полюбила людей, с которыми служила.       Если бы Энви не лежал на кушетке, он бы точно упал от услышанного. В ужасе уставившись на Летишу, он не понимал, откуда ей известны такие подробности, ведь ей он ничего не рассказывал. Не рассказывал ведь!       – М-м, ее можно понять, вполне логично, что человек, которого в детстве никто не защищал, который испытал насилие, стремится теперь спасти других. Взять на себя роль лидера, не позволяя слабости брать верх. Ведь слабость означала бы смерть. В таких условиях вы жили, верно?       – Откуда?..       – М-м? – она подняла на него заинтересованный, любопытный взгляд. Ее даже не трогал страх, с которым Энви смотрел на нее.       – Откуда вам известно об этом?       – Откуда?.. А-а, так, значит, ты все же и это не помнишь. Хм-м… ты мне об этом рассказал.       – Что? Как?.. Когда? Я ничего не говорил такого!       – Ничего, ты вспомнишь, надо скорректировать дозу седативного и поработать над бифазностью импульсов, а то мы так с тобой ничего не добьемся. И больше чем уверена, что конечное внутреннее сопротивление прибора дает погрешность, – нахмурившись, Летиша занесла пометку в журнал. – Честно говоря, ты поразительный Энви, твое тело, точнее, организм, биологические процессы. Удивительно, что они сохранились спустя столько лет, несмотря на ослабшую способность к регенерации. Ты ведь знаешь, кто ты такой?       Нет, Энви не знал. И, признаться, хотел бы заорать, что ему и не нужно знать, однако этот вопрос порой не давал спать по ночам. Похоже, что-то в его взгляде порадовало Летишу, она кротко улыбнулась.       – Вы с Восьм… то есть Октавией были из первой экспериментальной группы, Лео из второй. Различие в группах, по сути, было только в одном – в спинномозговой жидкости титана, составляющей основу сыворотки трансформации. У отца было две задачи – сохранить разум подопытных при обращении, а также вывести формулу, которая закрепляла бы навыки боевого титана. Вы с Октавией вошли в группу, которую хотели приблизить при трансформации к бронированному титану, а Лео – к зубастому. Жаль, конечно, что тебе неизвестно, удалось ли обратиться Октавии… но Лео удалось, и, судя по характеристикам его титана, эксперимент можно считать удавшимся.       Вновь вернувшись к документам, девушка задумалась, а затем тихо зашептала себе под нос:       – Но для отца этого будет недостаточно. Он, конечно, продолжал работу над проектом, но финансирование урезали… – без единого движения Летиша скосила взгляд к Энви. – Он захочет все увидеть сам.       У мужчины от ее комментария похолодело в груди. Захочет увидеть? Что это значит?!       – Послушайте, если вы хотите знать что-то, я вам все расскажу, зачем…       – О-о! Не будем об этом, это уже потом, потом! – перебила она его, внезапно сменив настроение. – Но вот что мне действительно нравится, так это как ты говорил о Лео. С такой заботой и любовью… – но затем радость погасла, Летиша с искренней грустью прошептала: – Жаль, конечно, что все так вышло. Хорошо, что отец передал тебя мне, а не кому-то другому. Ведь ты понимаешь, Энви, за такие слова тебя могли и убить. Они бы этого не поняли, не поняли бы, как можно любить кого-то, кто… Хотя мне это тоже странно. Как мужчина может любить мужчину.       В опустившейся тишине девушка смотрела потухшим взглядом куда-то в угол, потирая тыльную сторону предплечья. Энви с тревогой наблюдал за ее движениями и боялся слово вставить. Что, мать твою, вообще происходит? Как он мог рассказать ей о Лео? Как?! Летиша говорила что-то про седативное, так она его накачала наркотиками? Поэтому у него болела голова и руки все в следах от уколов?       Опомнившись, девушка отмахнулась от размышлений и, посмотрев на журнал в руках, отложила его на стол. Поднявшись, направилась в сторону выхода, где Энви ее не видел, а лишь услышал, что она начала греметь чем-то и звенеть. Звук металла, звякающего о металл, щелчки переключателей. От накатывающего беспокойства мужчина попытался вновь освободиться, рассмотреть хоть что-то в отражении окна.       – Хватит дергаться, Энви, – холодно потребовала Летиша, включив медицинскую лампу, от света которой мужчина болезненно зажмурился. – Я тоже не в восторге от происходящего.       Былой мягкости, как и небывало, больше девушка не намеревалась с ним любезничать.       – Твою мать, отпусти меня! – воскликнул Энви, не скупясь на злость. – Что вы вообще от меня хотите?! Я все рассказал, почему вы продолжаете меня удерживать?! Я же никому не причиню вреда!       На его гневную речь Летиша только шумно выдохнула и, чем-то громко звякнув, подошла к мужчине. Вид у нее был, как у раздраженного ребенка, она со смесью злости и обиды уставилась на Энви, вынудив его насторожиться. А затем шустро и ловко вытащила из руки иглу капельницы.       – Советую не напрягаться.       – Что?       Щелчок и раздалось гудение, от которого у Энви едва не застыла кровь в жилах, поскольку он тут же вспомнил этот звук и осознал его значение. Не успел он и рта открыть, как в голову впились десятки невидимых игл электричества, от которых свело мышцы по всему телу. Пытка длилась пару секунд, которые показались бесконечностью. Его тело продолжало биться в судорогах даже когда Летиша отключила подачу тока. Из груди нервно вырывалось дыхание, сердце стучало по ребрам с непривычной болью, будто уже успело набить синяк.       – Уже две недели, Энви, уже две недели мы с тобой беседуем, а ты никак не хочешь сдаваться. По-хорошему, – болезненно скривилась Летиша, подойдя к мужчине. – Ты этого, возможно, не помнишь и не чувствуешь. Но твоя голова не просто прикреплена ремнями. С помощью стереотаксического инструмента,погружаемого в мозг через фрезевое отверстие, я устанавливала электроды. Сейчас я пустила электрический ток при частоте 25 импульсов в секунду, довольно болезненное должно быть ощущение.       Прервавшись, Летиша устало вздохнула.       - Отец обещал не вмешиваться, поскольку от результатов работы зависит наше с тобой будущее. Твое и мое. К сожалению, я вижу, что ты не просто привязался к людям Парадиза, но и считаешь себя их частью. Ты уже не служишь Марлии. Что бы ты не обещал, что бы ни говорил, это будет пустым звуком… Записи в моем журнале подтверждают это.       Украдкой осмотревшись по сторонам, будто за ними кто-то мог следить, девушка закатала рукав халата и рубашки, продемонстрировав тыльную сторону предплечья. Энви с трудом мог разлепить веки, и все же заметил какие-то полосы, усеивающие белоснежную кожу. Шрамы.       – Я тоже пыталась притворяться, но такие люди, как мой отец, всегда видят притворство. Притворство можно закрепить лишь болью. Боль помогает забыть другую боль. – Закатав рука обратно, Летиша медленно выдохнула и подошла поближе к мужчине. Накрыв его щеку горячей ладонью, провела большим пальцем по линии брови. – Увы, другого способа выжить здесь нет, Энви, только не для тебя. К сожалению, ты эксперимент моего отца, и не важно, что ты человек, для них ты будешь просто экспериментом, и мне тоже придется увидеть в тебе только эксперимент. Я попробую сделать все так, чтобы ты не почувствовал боли. Мне искренне жаль… Нам с тобой дали месяц.       Виновато закусив губу, Летиша опустила взгляд и вернулась назад. У Энви не нашлось сил даже отреагировать, его накрыла тяжелая волна бессилия. Всего лишь эксперимент. Какие же они были идиоты, что думали, будто в Марлии их встретят, как героев. Октавия была права, что не хотела сюда возвращаться. Уж лучше бы и он умер вместе с Лео и Октавией, как предатель, но человек, а не вернулся бы сюда обезличенным мусором.       От отчаяния из глаз потекли слезы. Звук включающегося тумблера и последующее за ним гудение электричества убило в Энви малейшую надежду.       – Я хотела все сделать мягко, но время поджимает. Единственный способ для тебя выжить – забыть себя, забыть всех, кого ты любил. Так уж вышло, что я твоя единственная надежда на выживание… как и ты – моя. Потому что без тебя, Энви, отец никогда не признает меня. И я сделаю все, чтобы мы оба стали успехом для марлийской нации.