How to Disappear Completely

Позже, некоторые люди точно бы сказали, что это был тот период в жизни Ириэля, когда он «потерял себя». И Ирэ бы послушно кивнул, хотя про себя подумал, что это, в определенном, странном, смысле, было потрясающе. Это правда, что он не помнил многих деталей того времени, когда крепко спал на Горьком берегу, или скорее, он помнил только детали. Вкус и запах свежего крабового мяса. Солнце, отражающееся на воде, купающее все в розово-золотом свете. Пористая текстура светящихся грибов, которые он одержимо собирал, и шшшлепающий звук, который они издавали, когда он выдергивал их из земли, чтобы разложить их на мхе по цвету и размеру. Его сознание, пущенное в необъятный океан чувств, отступило к разрозненным мыслям и отстраненным впечатлениям. Но пока та часть его мозга, которая создает такие мысли, как беспокойство о будущем или желание помыться, сдалась перед онемением, пусть и по-другому, но он чувствовал себя невероятно живым. Ирэ всегда был книжным червем, избегающим все, что связано с природой. Алхимические ингредиенты доставляли ему помытыми и обработанными. Сейчас, после целой вечности в каменной, скованной темноте, он был удивлен, почувствовав, что влюбляется, но туманной любовью. Ему не было дела до того, что ему было холодно и мокро. Ему было дело только до рассвета и грибов, и до всевозможных видов папоротников, которые можно было здесь найти. Трудно понять как долго это могло продлиться, но, через несколько дней, он нашел лунный сахар. Ирэ был бы первым, кто согласится, что лунный сахар был ошибкой. Однако, в его защиту: сложно увидеть ошибки, когда твоя связь с самим собой рассеялась. Что с чем ты должен сравнивать? Ты не можешь соотнести ошибку со своим характером и подумать: «Нет, это действие не подходит, это совсем не то, что я стал бы делать». Все, что Ирэ понимал в тот момент, это то, что он нашел два тканевых мешочка с белым кристаллическом порошком под ящиком на небольшой пристани, и, когда он окунул в нее палец и лизнул его, все стало лучше. Закат тем вечером был красочнее и красивее любого заката, который он видел до этого. После наступления темноты, светящиеся фиолетовым и зеленым грибы кружились и быстро танцевали. Когда он пытался следовать, он упал: в сверкающие цвета, в мягкое поддающееся болото, и ему было плевать, потому что, когда он подскользнулся в грязи и перевернулся на спину, он упал в небо. Ночное небо Морровинда завораживает красотой, когда смотришь на него трезвым. Лунный сахар придает ему религиозные оттенки. Ирэ провел следующие несколько дней медленно добираясь до дна мешков. Будет лучше не вдаваться в детали его мыслей и действий. Прием наркотиков невероятно скучно наблюдать со стороны, и невозможно описать от первого лица. Если я скажу, что он провел часы, лежа в грязи и пялясь на фракталы на кончиках листьев папоротников, то, я уверен, вы сможете и сами додумать остальное. Перейдем к концу. Он пришел в себя, медленно, в сером предзакатном свете. Грязекраб кончился. (Ириэль не знал ничего о том, как разжигать костер, но он смог выдать слабое огненное заклинание, и оказалось, что, если зарядить в труп грязекраба достаточно таких заклинаний, он будет гореть стойко, возможно зловонно, несколько часов). Он промок насквозь и неконтролируемо дрожал. Он потянулся к сумке, но она была уже начисто вылизана еще в прошлый день. Он попытался сесть, но не смог, частично потому что он плотно встрял в грязь, и частично потому что все блядски болит о дорогая Мара спаси меня я умираю моя ГОЛОВА о боже о черт. Ириэль попробовал различные целительные методы, например: — Пытался съесть крабовое мясо, но его сразу же вырвало. — Колдовал единственное целебное заклинание, которое он смог вспомнить, снова и снова. Так как оно было ужасно слабым, у него получался один раз из десяти, и боль возвращалась в тот же миг, как эффект заклинания рассеивался, это было недолговременное решение. — Упорно молился любому божеству, которое могло слышать, чтобы над ним смилостивились и убили его. Ириэль никогда не был особо религиозным. Там, откуда он родом, не считалось, что боги могут активно вмешиваться в жизни почитателей. Это была часть, которая делала их такими привлекательными. Ириэлю нравилась их отдаленность, и обычно он считал, что если аэдра были счастливы оставить его одного, он с радостью ответил бы тем же. Сейчас он вспомнил как слышал, что боги Морровинда используют более активный подход, и подумал, что сейчас он был бы как нельзя кстати. — Свернулся в клубочек и хныкал. Ничто из этого не помогло, и хуже всего было, что он снова трезво соображал. Это значило, что задуматься о ситуации было неизбежно. Он наконец-то смог сидеть достаточно стойко, чтобы положить голову на ладони. Что он делал? Что еще важнее: что он должен делать сейчас? Лежать и умирать было заманчиво, но Ирэ бы так долго не прожил дай он этой части сознания руководить. После нескольких фальшстартов он смог встать на ноги. Его ноги, по ощущениям, были мягче вареного болотного тростника, но медленное передвижение оказалось возможным. Вернуться в Сейда Нин не было привлекательным вариантом, но пока он был там, в ясные дни, он видел город за водой. Что-то вроде города, в любом случае — громадные сооружения, виднеющиеся на горизонте, их угловатые корпуса, соединенные каменными мостами. Ирэ предполагал, что там будут люди и эльфы, но он не мог больше сидеть на болоте. Не так — кристально трезвый и мучимый болью. Осторожно упаковав коллекцию грибов в сумку, Ириэль отправился на поиски цивилизации.