How to Disappear Completely

Ириэль всё ещё привыкал ко сну в юрте. Внутри купола из тяжёлых шкур была замкнутая темнота и удушающая жара, он слышал бледные эхо, будто находился в чреве. Поразмыслив, он заподозрил, что в большинстве чрев было меньше пустых бутылок, кусков сломанной брони и тарелок покрытого плесенью крабового мяса, разбросанных вокруг. Джулан убрал самое худшее из этого, смущённо бормоча, что обычно к нему не приходят гости, но юрта всё ещё выглядела будто там взорвалась бомба, и ходить босиком было опасно. Для месяца Вечерней Звезды это была тёплая ночь, горячие вулканические ветра дули к северо-востоку от Красной Горы. Круглое окошко на потолке впускало немного воздуха, но не бриза. Он спрашивал можно ли оставить вход открытым, но Джулан предупредил, что не стоит, так как они, возможно, проснутся от того, что по ним топчется любопытный кагути. Ириэль понял, что жара и странное окружение вели к тревожащим и ярким снам. Кто-то вёл его за руку сквозь море лиц, а он беспомощно спотыкался. Пустые глазницы беспощадно пялились на него. У того, кто его вёл, было металлическое лицо. Бездонное, улыбающееся, оно волокло его перед толпой, показывая его каждому похожему на маску черепу. Голоса звенели в его голове в бессмысленном штурме. От него чего-то ждали. Он не мог этого сделать. Он даже дышать не мог. Он пытался закричать, но у него не было ни воздуха, ни голоса. У него не было ничего, он был ничем, безмолвным, обезмолвленным, отверженным, потерянным. Его разум проснулся до того, как тело обрело себя, и на долгие секунды, он был заперт в неподвижном трупе, будто он каким-то образом наложил на себя «Паралич» во сне. Его лёгкие не хотели работать. Наконец, он вырвался и сел, болезненно хрипя. Его туника пропиталась потом. Он снял её, и прижимал её к лицу до тех пор, пока его дыхание не стало тише. Он подполз ко входу, и выглянул оттуда. Прохладный воздух был благословением для его кожи, но полуночный вид на море не был обнадёживающим. Луны зловеще сияли сквозь красноватые пятна язвенных облаков, окрашивавших их свет в нездоровый и вредоносный, делая море чёрным, а земле придавая цвет высохшей крови. Бриз разносил пепельный, сернистый запах. Позади него, Джулан простонал и дёрнулся во сне. Волосы прилипли к его нахмуренным бровям, и его грудная клетка поднималась и падала в напряжённом, прерывистом ритме. Ириэль смотрел на него, задумавшись о том, где же тот был. Точно не в хорошем месте, как минимум это было ясно. Ирэ размышлял стоило ли его будить, но Джулан, хрипло крикнув, сел, и моргал от увиденных ужасов до тех пор, пока постепенно не поймал фокус на реальности и на Ириэля в дверном проёме. — Шеогорат… только не снова, — он жадно ловил ртом воздух. Он посмотрел на измученное лицо Ирэ. — Тебе тоже? — Ирэ мрачно кивнул, красный свет создавал бассейны тени под его бровями и скулами. Ирэ, внезапно почувствовав тошноту от лунного света, позволил двери упасть и закрыться, однако тонкие полоски всё ещё пробирались сквозь отверстие в потолке. Очистив дорогу от разрухи, он протащил свой спальный мешок ближе к Джулану, захваченному иррациональным желанием прошептать, — Хочешь поговорить об этом? Глаза Джулана светились мутно-багровым цветом на его пепельно-сером лице. Эти слова, проклятие Азуры, проникли в голову Ириэля, и он сердито их вытолкнул. — Я… я не могу, не сейчас, — дрожа, пробормотал Джулан. — Это слишком реально… я всё ещё чувствую их, всё ещё чувствую… — Он затих, согнув пальцы и впиваясь ими в кожу голой руки. — Сначала расскажи мне свой. Каким бы плохим он ни был, он отвлечёт меня. Сон Ириэля, должно быть, растерял свой ужас при рассказе, потому что Джулан только фыркнул и сказал, — Тебе снилось, что ты был на вечеринке? Поверю тебе на слово, что это кошмар. Я никогда даже не был на вечеринке. Не то чтобы я хотел, — быстро добавил он. — Это только для богатых городских с’витов. — Это была не просто вечеринка, — запротестовал Ирэ, но он знал, что никогда не сможет объяснить, и сдался. — Какой у тебя был кошмар? Последовала долгая пауза, прежде чем Джулан ответил. — Это был сон про Красную Гору. Сон … болезни души. Они снились мне годами, я должен бы привыкнуть к ним, но… всё же, этот был плох. Были… были пепельные штуки, и шёпот, моя кожа отпадала и тело становилось чудовищным, но ничто из этого не было худшим. Худшей частью было, когда они стали доставать мысли из моей головы и класть туда… другие вещи. Ужасные вещи, пугающие, извращённые… Вещи, о которых я никогда бы не думал, или не хотел, обычно, но во сне, я… А потом я проснулся, или думал, что проснулся, но они всё ещё были здесь, и я всё ещё … всё ещё не знаю что реально. Если я проснулся, если мой разум действительно мой, если… если я… Его голос начал расправляться, а руки изображали сжимающие жесты. Его глаза нашли лицо Ириэля во мраке. — Ты однажды упомянул, что тебе говорили, будто ты сошёл с ума. Что ты имел ввиду? Ириэль встретил его испуганный взгляд своим беспокойным. — Я думаю, что «сошёл с ума» это очень размытое и часто неправильно понятое понятие, — осторожно сказал он. — Я сталкивался с ним, сказанным по отношению к себе, в ряде случаев. Иногда за что-то настолько простое как разница во мнениях об организации путешествий. — Эм. Прости. — И иногда когда я… действительно терял над собой контроль. После того как меня арестовали… когда я был впервые заключён, я… я не буду вдаваться в детали, но я могу только предположить, что… поэтому меня не казнили. Убийц обычно приговаривают к смерти. Но они сказали, что я сумасшедший, и следовательно, не ответственен за свои поступки. И… это заставило меня засмеяться, потому что я правда был не ответственен, и правда, что я сошёл с ума, но причина и эффект были другими. — Но… ты поправился, да? Ты больше не сумасшедший. — Я не знаю. Это не… это не простой вопрос. Это не вопрос одного или другого, здравомыслящий или сумасшедший. Это вопрос степени, и… есть разные состояния, и в некоторые дни я чувствую себя ближе к грани, чем в другие. — Он говорил об этом странно нейтрально. — Я пытаюсь смириться с фактом, что это всегда может быть так, для меня. Это не что-то, что может пройти. Прости, я знаю, что, наверное, не очень успокаиваю. Если это как-то поможет, то не думаю, что у тебя та же самая проблема. — Хочешь сказать… потому что твоё сумасшествие исходит изнутри, а моё — снаружи, от Дагота Ура? Нет! Потому что твоё — это какое-то параноидальное заблуждение, вызванное изоляцией, внушением и давлением твоей ужасной матери! … думал Ириэль. Вслух же он сказал: — Я в этом не эксперт. Джулан лежал на боку, не двигаясь, с пустым взглядом. — Я не хочу сходить с ума. Но я не могу с этим бороться. Я не знаю как с чем-то таким бороться. Как сделать себя достаточно сильным? Ирэ лёг рядом с ним, не найдя нужных слов. Я тоже не знаю. Я не знаю можешь ли ты. И я не думаю, что могу быть достаточно сильным для тебя. Я и для себя не то чтобы могу быть сильным. Он смотрел на выделенные луной контуры напряжённого, несчастного лица Джулана, и вздохнул. Почему причины вообще важны? Боль это боль. Пододвигаясь ближе, он его обнял. Хотел бы я, чтобы у меня были лёгкие ответы, но это всё, что у меня сейчас есть. Ирэ почувствовал как он дёрнулся, удивлённый внезапным контактом. А затем медленно начал расслабляться, его голова находилась у плеча Ириэля, и он дышал ему на шею. — Спасибо, я… спасибо. — Его рука согнулась на спине Ирэ. Затем всё стало неловким. Эм. Прошло уже несколько секунд, мне, наверное, стоит… о аэдра, может это была плохая идея. Стоп. Что он…? Вокруг была лишь темнота и жара, покрытая потом кожа давила на его грудь внезапным бездыханным прессом, слепые подкрадывающиеся к бёдрам пальцы, безыскусный воротник зубов, и Ирэ рефлекторно вцепился ногтями в выступ лопатки, потому что он падал, уносимый в запутанный язвенный, цвета красной смерти водоворот этого бредящего данмера и я не могу… я не могу выдерживать его безумие вместе с моим, это слишком… о боги что он делает, нет… нет, нет, нет, нет, Ириэль. Ты не хочешь попасться в эту ловушку. Ты не хочешь этого глупого, сумасшедшего мальчика, ты хочешь кого-то, кто будет заботиться о тебе и вернёт твою жизнь обратно на… на… оу… блять… Он открыл глаза, но увидел только божественно-мертвецкую луну, смотрящую на него через дыру в крыше, и внезапно его сжал страх того, что она становится ближе, падая прямо на него. — Нет! — он сел, в панике толкнув Джулана. — НЕТ! Что, во имя Обливиона, ты делаешь? Я просто пытался утешить тебя, я не… я не хотел, чтобы ты начал… с чего ты вообще… просто… нет! Джулан тяжело дышал, неспособный посмотреть ему в глаза. — Прости, — пробормотал он и отвернулся, перевернувшись на бок лицом к стене юрты. Ириэль перетащил свой спальный мешок обратно к противоположной стороне, и лёг, неподвижный, в темноте, с дико бьющимся сердцем. Утро наступало гораздо дольше, чем кто бы то из них хотел.