How to Disappear Completely

Кай Косадес был в раздражающе хорошем настроении, болтал о истории и культуре Морровинда, и его не беспокоила язвительность Ириэля. Он посмеялся на жалобу Ирэ о том, что его друзья теперь думали, будто он торговал телом за скуму. — Ну и пусть! Я слыхал шпионские легенды и похуже, — сказал он, одарив его сардонической ухмылкой, которая не заставила Ирэ сомневаться в том, что Косадес в любой день предпочтёт скуму. Ирэ подумал, что это будет сложно принять за оскорбление. — Ты мог бы хотя бы начать открывать дверь полностью одетым? — попросил он. Было уже поздно, когда Ирэ вернулся в «Южную Стену», и судя по шуму, который он слышал спускаясь по лестнице, в баре было много посетителей. В самом деле, он был заполнен множеством лиц, как знакомых, так и нет. Он нигде не видел Джулна, но Соттильд заметила его из-за барной стойки, и резво замахала. К его удивлению, она выглядела по-хорошему сердитой, та маска непоколебимого веселья, которую она обычно носила за барной стойкой, определённо начинала спадать. — Ирэ! — вопила она через толпу, — Иди сюда и забери своего проклятого парня у меня из-под ног! — Где он? — Я только что сказала! Ирэ проталкивался сквозь море тел и нагнулся над баром. Джулан лежал на полу за ним, его лицо было залито пустой меланхолией, а его рубашка была залита мацтом. Соттильд, нахмурившись, смотрела на него. — Если ты опять заглянешь мне под юбки, то я снова пну твою голову, понял? — она повернулась к Ириэлю, белки её глаз горели как у лошади, готовившейся лягнуть. — Ты меня знаешь, Ирэ, я здесь мирюсь со многими бухими чудаками. Понимаешь, да? Народ хочет развлечься. Но клянусь сиськами Кин, если бы это был не он, я бы давно его вышвырнула. Так как ты вернулся, он теперь твоя проблема, а не моя. Если ты выведешь его отсюда за пять минут, я даже покрою причинённый им урон из своей зарплаты. Потому что я дура. — Ээээээй! — Джулан наконец смог сфокусироваться на нём, и рассеянно сиял. — Ты вернулся! Часы проверки и перепроверки информации в отчётах Косадеса заметно ожесточили челюсти ярости Ириэля, оставив только беззубое смирения. — Тебе что, надо было так напиваться? — он вздохнул. — Опять? Лицо Джулана исказилось, будто его мысли были утятами, которых он пытался гнать по канату. — Да, — сказал он, немного погодя. — Я не оч помню, но уверен, что надо было. Ирэ усадил его на стул, не без помощи Соттильд. — Остальные его вещи в чулане, — сказала она, указывая пальцем. — Мне пришлось снять их с него, когда он начал с кинжалом. — Ирэ кивнул и двинулся, чтобы забрать вещи. — Ииииийййяяяя… верниииись! Не оставляй меняяяя! — Я просто пошёл за твоей сумкой, отпусти! — Ты вернёшься? Обещаешь? — Если ты пообещаешь, что не свалишься со сраного стула, пока меня не будет. — …прости… я упал… пожалуйста, всё равно вернись. — Но я здесь, правда? Давай, вставай, твоя кровать наверху. Держи меня за руку. Береги голову. — Ийяяя… мне жаль за то, чё я упал на пол, после того, как ты сказал не падать. И… и за всё чё я делаю и говорю, когда ты этого не хочешь. Мне жаль, чё я продолжаю делать… дела. Говорю штуки, из-за которых ты сердишься… Ты был прав про… про всякое. Я не знаю чё я делаю. Я не знаю чё хочу. Кроме тебя… Ты такой умный и… стоишь весб такой высокий, и… — Шшш. Сосредоточься на хождении. Боги, сколько ты выпил? — Прсти. Довоооольно много. Куда мы идём? — Я говорил, обратно в нашу комнату. Это вверх по лестнице, идём. Нет, подними всю ногу, иначе не получится. — Ты опять ведёшь меня в кровать? — Да, но можешь стереть эту ухмылку с лица. Не в этом смысле. — Ийяяяя, ты выглядишь мило, когда злишься. — Тогда скоро я стану ещё милее. Нахожусь прямо на грани того, чтобы стать невероятно привлекательным. — Ооооо… ну же, Ийя, позволь мне отработать. Дать тебе ночь, которую ты не забудешь. — Уже дал, поверь мне. Тильд тоже не забудет, и ты должен ей новую пару туфель, кстати. Воооот так, ложись. — Ди сюда, н’вах! Я… что-то… чт… Ириэль проигнорировал неуклюжие попытки Джулана повалить его на кровать, и концентрировался на стягивании пропитанной мацтом рубашки через его голову. Он даже не успел снять сапоги Джулана прежде чем, как и ожидал Ирэ, тот уснул.

***

Ирэ снились маски и золото, улыбки, бессмысленные слова и нежные прикосновения, которые наполняли его непонятным ужасом. Затем видение перетекло в один из обычных тревожных снов с магией Иллюзии, в котором он как-то смог наложить на себя паралич и Безмолвие, и не мог вспомнить как их снять. Затем снова появилась фигура с маской, которая говорила с ним так приятно, мягко и монотонно… разве что сейчас он распознал нотку болезненного предательства. Фигура начала снимать маску, и он внезапно понял, что под ней будет лицо Кайе. Так и было, и в этот момент он понял, что спал. Оооо, это один из тех снов, в котором кто-то постоянно снимает маски, как чудесно. Думаю, следующим будет Анаренен… да, вот и он. А теперь… о, Хиранель, правда? Всё ещё? Бледные глаза его бывшего любовника начали разрываться и исчезать, и Ирэ знал, со всем безосновательным осуждением сна, что следующим будет лицо его отца. Пожалуйста, нет. Не заставляйте его смотреть на меня. Остановитесь, это мой разум, почему я не могу его контролировать? Но это было не его лицо, а какое-то другое, сгоревшее почти до неузнаваемости, и ужас разбудил его. Ирэ, задыхаясь, бессмысленно моргал в темноте. Но он уже был не в состоянии вспомнить что ему снилось, только стах остался проходить по его телу. Он упал в бессвязный, дремлющий ритм, проскальзывая под поверхность и выныривая из-под неё, как брошенный камень. Джулан, в сером рассвете, в лиминальном пространстве между опьянением и похмельем, разбудил его. Он тёрся об него, его дыхание оставляла горячий след на шее. Устав от попыток увернуться от ловушек своего бессознательного, Ирэ с готовностью ответил, благодарный за возможность безмолвно примирить часть враждебности, которая в последнее время, казалось, поднималась и опускалась между ними бесконечными волнами. Впоследствии Джулан прилип к нему, будто его могло унести ветром, если бы он отпустил. — Ийя… Ийя, я лю- — Шшшш! Не говори так. — Почему? — Потому что это не считается. — Почему? — Потому что, во-первых, ты всё ещё пьян, а во-вторых, ты только что кончил. Ничто сказанное непосредственно до или после оргазма не считается. — Почему? — Потому что. Спроси кого угодно. — Тогда всё что ты говоришь тоже не считается. — Оо, отъебись. — И… если не считается, то я могу это говорить, потому что это не имеет значения. — Имеет. Поэтому говорить и не надо. …я тоже. Это не считается, я буду это отрицать., но… я тоже. Иногда, впоследствии, он жалел, что всё-таки не сказал этого. Но чаще он был этому рад.