How to Disappear Completely

Холод обрушился на Ириэля, сжимая все его тело, заставляя вздрагивать и задыхаться, как только он ступил в пещеру. Его дыхание не затуманивало воздух. Этот холод был не физическим, а буквально духовным. Затем его окутала тьма, когда он неуверенными шагами вышел за пределы яркого, как душа, сияния барьера. Когда глаза адаптировались, он увидел длинный, широкий туннель, уходящий глубоко в скалу. Крыша была слишком высока, чтобы разглядеть её, но сталактиты тянулись вниз, капая люминесцентной жидкостью тошнотворно-зеленого цвета зависти. Внизу в скале были вырублены углубления, в которых собиралась и скапливалась светящаяся жидкость, давая достаточно света, чтобы понять, насколько глубоко уходят тени. Более крупные сталагмиты были сглажены и выровнены в цоколи, которые возвышались над его головой. Посветив на него магическим светом, Ириэль разглядел маленькую, сморщенную фигурку, скорчившуюся между двумя щитами из скорлупы жуков, с копьём между сгорбленными коленями. С замиранием сердца он ждал, но она не подавала признаков оживления. Это был просто труп на личном пьедестале. — Ириэль! — Джулан окликнул его сзади, магический барьер заставил его слова вибрировать и искажаться. Это, а также неподдельный страх в его голосе. — Ирэ, пожалуйста. Послушай меня, это… это испытание призрака, да? Так они тебе сказали? Что тебя испытывают духи? Повернувшись, Ирэ разглядел на фоне света свой тусклый силуэт, с трудом поднялся на ноги, заставляя свои тяжелые конечности двигаться. — Они лгали тебе! — продолжал Джулан между тяжелыми вдохами. — Это не испытание, это смертельная ловушка! Это способ избавиться от тебя и одновременно почтить предков! Какой ашхан отправит чужака в священные погребальные пещеры, если не будет уверен, что тот умрет? Отметины на твоем лице… ты отмечен для смерти, Ийа! Твоя душа была отправлена в качестве пищи для голодных хранителей гробниц, вот в чем суть! — колено подкосилось, и он покатился вниз, цепляясь за каменную стену. Ирэ бесстрастно наблюдал за его попытками. Затем он сказал: — Ты действительно думаешь, что говоришь мне что-то, чего я не знаю? Я прекрасно понимаю, зачем меня сюда послали. — Тогда… — Я знаю, просто мне всё равно. Если я преуспею, они дадут мне клановые обряды, права связанного правилами, заставит их сдержать слово. — Но ты не преуспеешь, ты умрешь! Ирэ пожал плечами. — Разве это не сделает тебя счастливым? — он начал идти вниз, в темноту. — Наконец-то я уйду с твоего пути. — Ийа, подожди… — Я… лся… ить… …осто… — ……КК…! *бзззт* …умай. Всё глубже и глубже, всё холоднее и холоднее. Ирэ задрожал, хотя знал, что это всего лишь психосоматическая реакция. Под угрозой было не столько тепло его тела. Духам умерших дорого обходилось пребывание в плане смерти, и они восстанавливали энергию в любой форме, в какой только могли. Медленное высасывание из почвы, из корней растений, из залежей психелитовых кристаллов. Но в идеале — из живых душ. Ирэ узнал это явление на лекциях. Души состояли из энергии, но также генерировали её. У смертных эта вновь созданная энергия обычно накапливалась, причем у одних эффективнее, чем у других. Это мана, исходный материал для заклинаний. Хотя мёртвые не могли без боя поглотить сырую силу его души, у более могущественных были способы перехватить его побочные психические продукты. Он чувствовал, как они тихонько высасывают из него излишки маны. На каком-то уровне он уже был съеден. В принципе, это было ужасно. На практике это вызывало беспокойство. Всё, что у него было для того, чтобы выкарабкаться, — это смекалка, нервы и запас заклинаний. Без зелий ему и так было трудно восстанавливать магию достаточно быстро, а теперь казалось, что отдых только усугубит ситуацию. Осторожно ступая по истёртым временем камням, мимо рядов иссохших, мумифицированных эшлендеров, Ириэль провёл быстрый анализ затрат и выгод. Он свёл свою стратегию к самому необходимому: никаких лишних осветительных заклинаний. Оставаться невидимым. Разрушение применять только в том случае, если всё остальное не поможет. Заклинания Усмирения, к сожалению, были роскошью, которую он больше не мог себе позволить. Компромиссом было сильное снижение нервного напряжения, но, пережив столкновения с нежитью, он надеялся, что если он смог выдержать это, то сможет выдержать всё. Первую он услышал раньше, чем увидел: грубый, ритмичный скрежет древней кости по кости. Уже невидимый, он заставил себя двигаться вперёд. Всё в порядке. Мы делали это уже много раз. Они ужасны, но они глупы, бездумны и… Он стоял у стены пещеры, глаза были пусты, челюсть медленно открывалась и закрывалась. Он скрёб рукой по черепу в бесконечном, бессмысленном, круговом ритме. Другая конечность безвольно висела, ржавый длинный меч был прикреплен к пальцам бечёвкой. И Ириэля, к его полному изумлению, охватила жалость. Если бы он увидел его, то напал бы, как все хранители гробниц, с которыми он когда-либо сталкивался, но до тех пор он только ждал. Вечно привязанный к своей роли, к клану, к своей бесполезной ярости и невидимой боли. Это была личность, глупо понял он, конечно, это была личность, он знал, что это была личность, — но… он был кем-то. Кем-то, кто не повиновался семье при жизни, и был наказан за это, отправлен в темноту, в которой потерял себя. Прижав руку ко рту, он промчался мимо и попал в следующую камеру. Он остановился на краю бассейна с чёрной водой, глубину которого невозможно было определить. Пещера продолжалась на высоком выступе с другой стороны, и он неохотно потратил драгоценную энергию на левитацию. Еще больше рядов мумифицированных мертвецов. Его взгляд привлекло зеленое мерцание, и он увидел, что один из них держит стеклянное копье. Вскоре он увидел и щит, а затем шлем из эбонита. Ирэ нахмурился. Я не видел ни одного живого Уршилаку, использующего стекло или эбонит. Даже у Забамунда и Маэли не было ничего подобного. Зачем отдавать эти вещи мёртвым, а живых заставлять пользоваться кожей и хитином? Кому помогает такое расточительство? Это так меня злит. Почему мы должны так относиться к ним? Ты — добрая душа, ты получаешь бесполезный блестящий подарок, для которого ты слишком мёртв. Ты — сорняк, ты навечно получаешь холодную, одинокую тьму. Неужели нет компромисса между пьедесталом и ямой? Кто, как ни бог, имеет право вершить такое ужасное правосудие? Он вошел в широкую, заполненную водой пещеру. Широкие камни-ступени находились на расстоянии нескольких футов друг от друга. Ну же, Ирэ, у тебя есть ноги, тебе не нужно здесь ходить по воде. Он неуверенно перепрыгнул с камня на камень. Он уже начал чувствовать себя уверенно, когда одна нога заскользила по мокрому камню и соскользнула в воду. Ему удалось избежать полного погружения, но вторая лодыжка подвернулась, и его вопль привлек нежелательное внимание: на дальнем берегу озера одна за другой в воду соскальзывали веретенообразные фигуры. Адреналин каким-то образом заставил его преодолеть остаток камней, и он бросился за угол. Снова невидимый, промокший и покрытый синяками, с мучительной болью в ноге, он рискнул бросить осторожный взгляд назад. Скелеты смутно копошились на мелководье, кости сцеплялись друг с другом в хрупкий клубок. Казалось, они совершенно не замечают друг друга, дёргаясь в смущённом разочаровании. Он почти чувствовал себя виноватым за то, что обнадёжил их. Тоннель открылся в массивную камеру, о чём возвестил медленно нарастающий рев. Вода лилась в неё из слишком далёкого источника, чтобы её можно было различить, и низвергалась на возвышающуюся каменную массу, стоявшую в центре, словно окаменевший гигант. Еще больше трупов было уложено в отверстия в скале, вокруг них лежали драгоценные дары. Что мёртвые хотят от нас? Что им нужно? Подарки, знаки уважения, которые оставляют их семьям? Я в это не верю. Высоко вверху он увидел ещё несколько отверстий, вырубленных в скале, предположительно ведущих в другие погребальные камеры. Узкая, спиралевидная каменная дорожка вела вверх, закручиваясь вокруг центрального колосса, ответвления уходили в дальние туннели. Сильно хромая, он начал подниматься. Сначала он подумал, что первая боковая комната пуста. Кроме трупа, конечно, лежащего на каменном постаменте, обвешанного амулетами и чарами, и бутылочки со скумой, покоящейся между его пальцами. Ириэль подумал, что, возможно, некоторые шаманки использовали это снадобье для получения видений. Он всё ещё смотрел на бутылку, когда услышал стон у себя над ухом и ощущение, будто ледяные перья ласкают его шею. Повернувшись, Ирэ ничего не увидел, но когда он коснулся шеи, его пальцы покрылись полупрозрачной слизью. Призрак поднялся позади труповозки, протянул к нему руки. Он закричал и попытался бежать, судорожно ковыляя обратно в главную комнату. К его облегчению, тот не последовало за ним, хотя Ирэ долгие минуты смотрел на проход, обхватив грудь руками. Пальцы с отвращением царапали его шею, и… вот оно снова появилось, тихонько пробираясь в темноте. Это была жалость. Они просто хотят, чтобы их помнили. Они хотят, чтобы кто-то посмотрел на них, прикоснулся к ним снова. Они всё ещё хотят любви, не так ли? Это то, что остается от нас, когда всё остальное уходит. Это возвращение к наготе, к этой бездумной, слепой жажде контакта. Это отвратительно. Жестоко держать их здесь. Здесь, где они всё ещё жаждут любви и не могут найти от неё отдохновения даже в смерти. Чудовищно продолжать звать их обратно, бросать им безделушки, притворяться, что мы не отпускаем. Отпустите их. Пусть отдохнут. Дайте им хладнокровно и спокойно забыть нас. Во второй и третьей камерах было ещё больше скелетов, но никаких следов меча, который он должен был достать. Одна из гробниц была настолько древней, что все следы обитателей рассыпались, остались только пыль и тряпки. Вместо меча он нашел брошенный ранец какого-то безрассудного вторгнувшегося, но единственным нетронутым предметом в нём была маленькая стеклянная бутылочка. Он поднёс выцветшую этикетку к ближайшей светящейся луже. «Эзотерический лифт Кварте: Вы будете прыгать от радости! (или вам вернут деньги)». Ирэ подозревал, что, несмотря на эффективность зелья прыжка, немногие искатели приключений оказываются в состоянии потребовать возврата денег. Тащась по самой верхней части прохода, он добрался до последней гробницы. Теперь он стоял на руках и коленях, как от боли в лодыжке, так и от реального риска поскользнуться и упасть навзничь на предательски мокрых и узких камнях. У него было рискованно мало маны, но невидимость была вторым обыденным состоянием и обходилась ему недорого. Он проскользнул мимо скелетов в извилистых проходах, ведущих к погребальной камере. Там лежал труп ашхана, облачённый в великолепные эбонитовые доспехи, которые он, вероятно, никогда не носил при жизни. Вдоль его груди лежал боевой топор из эбонита, а у ног — даэдрический кинжал. В его глазницах были рубины. Всё это показалось Ириэлю тошнотворным. К счастью, ему не пришлось прикасаться к трупу, чтобы вернуть себе меч Джулана. Стеклянный клинок лежал на земле перед корытом, ожидая посвящения, если Маэли говорила правду. Ирэ поднял его. Он, очевидно, никогда не пользовался мечом, но в этом месте голода и отчаяния он все еще имел успокаивающий эффект. Он едва не выронил меч снова, когда из глубины пещеры на Ириэля с воем набросился фантом Ашхана: призрачные волосы вились, как злобные щупальца, бесплотные руки были подняты в магической атаке. Он метнул в его грудь клубящийся красный сгусток магии, и Ирэ, опираясь на меч, пошатнулся, одолеваемый слабостью, когда что-то жизненно важное и тёплое было высосано из него в призрака. Сквозь водоворот энтропийной пустоты мысль вырвалась на свободу из спирального потока. Нахуй. Это. Ты почти у цели. Борись, идиот, в тебе здесь больше жизни, чем в ком-либо. Вот почему они завидуют, вот почему они хотят украсть её. Или уничтожить, если не смогут её получить. Но она твоя. Зарычав, он собрал всю оставшуюся ману, заморозил её в шар и бросил на вытянутой руке. И ничего не произошло. Блять!!! Конечно, он невосприимчив к холоду, он же мёртв, о чём я думал?! Призрак, стонущий, как аккордеон апокалипсиса, потянулся к нему, пальцы проникли в его грудь, наполняя тело холодом такой интенсивности, что ему показалось, что сердце остановилось, замерло. Он попытался вдохнуть, но легкие превратились в глыбы льда. Меч всё ещё был в другой руке. Каким-то образом он поднял клинок и заставил его соединиться с парообразной формой духа. Снова ничего, и холод пронзил его насквозь, затуманив зрение. Он сделал вдох, грудь болела от напряжения. Призрак готовился к новому заклинанию, и каким бы ни было заклинание, его шансы выжить были невелики. В ушах звенело, и он едва мог стоять. Пальцы, державшие меч, покалывало. Подождите! В бешенстве он повернул рукоять, нащупывая углубления, которые, как он знал, должны были там быть. Проводя по ним пальцами, Ириэль почувствовал, как знаки заискрились, завершая магическую цепь и активируя энергию души, связанную с клинком. Ирэ ничего не понимал в фехтовании, но чары он знал. Запустив ударное заклинание, он направил в клинок сразу все заряды. Когда клинок соприкоснулся, вся сила души вылилась в призрака с громовым раскатом, подобным грохоту захлопывающегося саркофага. Когда он открыл глаза, то уже был один. Пока звук не привёл их всех к нему, шатаясь, хрустя костями в их нетерпеливой спешке и отчаянной нужде. Он слышал, как они идут за ним. У него больше не было ни зарядов, ни маны. Ирэ схватился за меч и побежал. Они были за пределами погребальной камеры, и он пробился мимо, используя меч как рычаг, крича, когда они вцеплялись в него, пинаясь и отпихиваясь локтями. Лодыжка болела, но выдержала его вес. Он скатился вниз по спиральной дорожке, из боковых гробниц посыпалась нежить, он упал на несколько футов в воду, вскарабкался по камням в следующий проход, прямо в следующую кучу скелетов. Он вырвался на свободу, оставив большую часть рукава между зубьями, выбитыми в могиле. Он достиг затопленной камеры, опередив орду на несколько секунд. По всему подземному озеру он увидел бледные круглые существа, похожие на буйки на воде. Они начали двигаться, и он всё понял. Он отчаянно прыгнул к первой ступеньке. Успешно, но от боли в лодыжке, когда приземлился, он почти потерял сознание. Если попробует ещё раз, то вряд ли ему повезёт. Бледные буйки приближались, начиная кружить. Появилась костлявая рука, с которой капала вода, попыталась схватить его, но промахнулась. Теперь они пробирались через дверь позади него. Затем он вспомнил. Пошарив в кармане, он взял бутылки. Вытащив пробки натренированным большим пальцем, опрокинул в рот содержимое всех бутыльков. И полетел.