How to Disappear Completely

В освещённой свечами подземной тишине съёмной комнаты торгового дома трудно было сказать, что наступило утро. Ириэль протиснулся в дверь, неся поднос с чаем из корня трама и варёным яйцом квама. — Сначала выпей чай, — велел он, ставя поднос на кровать. — Я подмешал в него твою следующую дозу. — Никогда не понимал смысла чая, — пробормотал Джулан. — Сначала нужно подождать, пока он нагреется. Потом ждать, пока он заварится. А потом нужно ждать, пока он остынет, прежде чем его можно будет пить. У меня есть дела поважнее, чем сидеть и ждать воду. Ириэль скрёб и сдирал внешний слой яйца маленьким изогнутым ножом, предназначенным для этого. — Больше нет. С нарастающим ужасом Джулан наблюдал, как Ириэль вскрывает внутреннюю мембрану и проникает внутрь яйца, разделяя желатиновые узелки на кусочки. — Ты не должен этого делать, я не ребёнок. Ты же не собираешься… кормить меня с рук? — Благословенные Аэдра, ты только представь себе это унижение. — Лицо Ирэ ничего не выдало, когда его нетерпеливый пациент схватился за ложку и промахнулся. — Голод важнее бесчестья, верно? Джулан смотрел на яйцо так, словно в нем заключалась вся боль мира. Он был похож на искалеченного моряка, наблюдающего, как его корабль уплывает из гавани без него. — …Я даже не голоден. Брови Ирэ слегка сдвинулись вверх, когда он продолжил разбирать яйцо. — Слова, которые я никогда не думал услышать. Раньше ты придавал термину «жадный» совершенно новое значение. В глазах Джулана появился отстраненный взгляд, и он издал кашляющий смешок, который быстро перерос в настоящий кашель. — Ещё один из моих дешёвых временных бунтов, — прохрипел он. Когда Ирэ бросил на него косой взгляд, тот покачал головой: забудь. — Просто «жадный» было плохим словом, когда я был маленьким, — сказал он, когда Ирэ замолчал. — Мама срывалась на мне, как на полуразложившемся шалке, если я хотел чего-то большего. Как будто это было оскорблением, будто я сомневаюсь в её рассчётах. Иногда она говорила, что голодать и не жаловаться — это проверка, почти игра. Чтобы повысить мою выносливость, или что-то в этом роде. — А это правда? Джулан пожал плечами. — Нет, но, по крайней мере, это заставляло меня замолчать. Слушай, я знаю, что ты о ней думаешь, но она пыталась мне помочь. Пока я не научился бы охотиться, еды больше бы не было, но она не хотела, чтобы я понял, что она не может её обеспечить. Она думала, что моя жизнь станет легче, если я научусь перестать хотеть того, чего у меня не может быть. Я не думаю, что мне бы это помогло, но понимаю, почему она так поступала. — Возможно, это срабатывало для неё. — …Может быть. Я не знаю. Она никогда не говорила. — Он задумчиво подвигал челюстью, затем снова обратил свое внимание на яйцо. — Хотя бы дай мне попробовать съесть это без помощи, хорошо? — Позволить тебе натворить беспорядок, который мне придется убирать? — уголок рта Ирэ дёрнулся, но он лишь сказал: — Ну вперёд.

***

— Ааргх! Слушай, просто сбрей. Сбрей всё, мне уже всё равно. — Только если ты действительно этого хочешь. А ты хочешь? — Нет, но… — Тогда замолчи и не шевелись. Я не собираюсь ничего сбривать. Джулан застонал и откинул голову на спинку стула, с тревогой в глазах и с сжатыми губами. — Ты не должен этого делать. — Я знаю. — Ириэль провёл расческой по кончикам другой секции. — Возможно, мне придется мыть её снова. Там ещё больше пепла, чем я думал, и лишь Заркс знает что забилось в середину этой путаницы. — О боги… пожалуйста, просто побрей её. Ты, наверное, уже час этим занимаешься. — Всё в порядке. — Нет. — В порядке. — Зачем ты это делаешь? — Потому что это надо сделать. — Но не тобой! Это всё — наказание? Такой способ показать каково быть слабым и неспособным делать всё самому? Пальцы Ирэ перестали двигаться. — Нет, — сказал он. — Это… Так это воспринимается? Как наказание? — …Нет. Может я бы предпочёл, чтобы это было так. — Ты бы хотел, чтобы мне было больнее? Специально? — Может быть. Я знаю, что ты не простил меня, так почему ты действительно это делаешь? Ириэль осторожно извлёк из волос Джулана маленького, невероятно мёртвого жука. — Ты прав, — сказал он. — Дело не в прощении. Или наказании, или справедливости, или… во всём этом, чего я не понимаю и не смог бы понять, даже если бы попытался. Я надеялся, что дело в доброте. — Ты говорил, что я не заслуживаю доброты. — Именно. — Тогда… — Никто не заслуживает. В этом-то и дело. — Ирэ распустил пучок волос, пепел размазался по кончикам его пальцев. — Многие дарили мне доброту, которую я не заслуживал. Ты был одним из них, однажды. Но это не что-то личное, Джулан, не считай это личным. Дело вовсе не в тебе. Это из-за того, что я хочу давать, а не забирать. Быть кем-то другим, а не тем, кем я был всё это время. — Дело… в тебе? — Точно. Так это легче переносить? Если я эффективно использую тебя в своих целях? Чтобы чувствовать себя лучше? — Я не знаю. — Пауза. — Значит, я твой новый благотворительный проект? Станешь таким, каким хотел Кайе? Это твоя месть? — Месть? — Или ты просто получаешь дополнительные очки сострадания за доброту к тому, кого ты терпеть не можешь. Наступило тягостное молчание, нарушаемое лишь прерывистым звяканьем, когда Ириэль опускал в пустую раковину квама мелкие сувениры о неделях бродяжничества Джулана. — Я действительно ужасен во всей этой доброте, да? — сказал он, наконец. — Вот почему я не целитель. — Ну… — Челюсть Джулана снова начала свое бессознательное движение вперед-назад, зубы застучали и заскрежетали, как вышедшие из строя шестерёнки. — Судя по тому, что ты говорил, если бы ты был целителем, это не было бы проявлением доброты. Это была бы просто твоя работа. — Он сдвинулся в кресле, стряхивая пепел с одеяла на плечи. — В любом случае, мои попытки не увенчались успехом. Например, когда ты упал в обморок возле погребальных пещер. — Кстати на счёт этого. — Ирэ внезапно крепко вцепился в волосы Джулана. — Я должен… ты должен знать, я… — Он выдохнул, заставил свои руки расслабиться, прежде чем вырвать часть, которую он держал, с корнями, хотя если Джулан и почувствовал что-то, то не показал этого. — Что? — Моя реакция не была полностью… связана с тобой или твоим поведением. Были и другие факторы, к которым ты не причастен, и я, возможно… — Он поморщился. — Я был несправедлив. Я прошу прощения. Спасибо, что сделал то, что сделал. — Это… хорошо. …Спасибо, что поправил мои волосы. — Шшшш. Не шевелись.

***

— Вот. Можно ещё прополоскать, но и так сойдёт. Мара, они длиннее, чем я думал. Хочешь, я заплету их, чтобы они не мешали тебе, когда ты в следующий раз будешь разбрасывать повсюду яйца? — Ты… можешь это сделать? — Я был лучшим другом Фирионве из Лилландрила, королевы косичек Островов. Там, откуда я родом, прическа — очень серьёзное дело. Это признак класса, положения, образа жизни. Никто из каст выше купеческой никогда не станет стричь волосы добровольно, это означало бы, что ты не в состоянии ухаживать за ними должным образом. Или твоя профессия связана с настолько невыносимо практичными задачами, что даже заплетать косы для неё недостаточно. Мой отец стриг свои волосы — слишком много ветра и морской воды. Мама не разрешала ему стричь мои. Она хотела для меня лучшего. Он умозрительно измерил локоны Джулана. — Не волнуйся, я не буду делать тебе спирали из шелковицы, солнечные лучи из Эстермира или что-то слишком замысловатое. Что-нибудь простое, чтобы они держались. Я видел в лагере несколько стилей, которые, думаю, смогу повторить. Если только нет культурных табу, которые я нарушу? — Я… нет… то есть… давай. Ирэ начал собирать пряди в небольшие секции. — Я ненавидел всю эту возню, честно говоря. Всегда носил волосы распущенными, если удавалось, за ними было легче спрятаться. Мама жаловалась, что я похож на прудового духа или призрак утонувшего путешественника из одной из её песен. Его пальцы тянулись и крутились по коже головы Джулана, он напевал про себя обрывки старых народных мелодий, и его смутно забавляло, как легко, как автоматически это происходит, как проснулась эта десятилетняя мышечная память. Он не видел лица Джулана, но время от времени рука поднималась и осторожно проводила по нему. Он делал вид, что не замечает.