***
Не зная кондитерских предпочтений Косадеса, Ириэль остановил свой выбор на небольших пирожных из слоёного теста. Каждая из них была наполнена различной сладкой пастой, приготовленной из ничего не подозревающих местных ингредиентов, которые, вероятно, надеялись встретить более благородный конец. Шпион взял одно из коробки и подозрительно его подержал. — Оно зелёное. Почему? Косадес ухмыльнулся. — Может быть медленнодействующим. — Он прожевал пирожное с постепенно смягчающимся выражением лица, пожал плечами, проглотил и взял еще одно. — Твой доклад, — приказал он. — Ты должен был встретиться с лидерами культа Нереварина и пройти проверку. Что произошло? Ириэль сцепил пальцы на коленях. По дороге в Балмору он бесконечно пересказывал эту историю, но не потому, что собирался лгать, а потому, что странная встреча всё время переплеталась в его голове. Он уже не знал, что из этого было важным, а что — любопытной, но несущественной деталью, и сколько бы раз он ни проигрывал их в уме, некоторые детали отказывались иметь хоть какой-то смысл. — Привет? — Привет. — На полу юрты сидит на корточках подросток без рубашки, ему не больше шестнадцати. — Ты не можешь быть шаманкой. Где она? Он улыбается, показывает за спину, вверх, на… на… …рощу тканых шелков, заросший лес тканей, петляющих и извивающихся, как лианы в джунглях. Подвешенные в хаотичной паутине шнуры, бисерные перья и чары, беспорядочно нанизанные на столбы юрты, занимающие всю заднюю стену. А в центре — что-то вроде кокона. — Она…? — В месте для сновидений. Теперь она почти все время там. Ей так проще. — Так… я могу…? — Поговорить с ней? Да, друг клана, ты можешь. Подойди ближе, чтобы она могла тебя видеть. Ей это нравится. Она не знает тамриэльского, но я переведу твои вопросы. Меня зовут Йен, и для меня честь служить духам. Я двигаюсь вперед. Йен развязывает конец чего-то, кокон опускается, поворачивается, и я вижу её, спеленутую и спящую, невероятно маленькую, с руками, скрученными, как птичьи когти, под подбородком. Крошечные рельефные точки спиральными дорожками рассыпаны по её щекам. Всё остальное скрыто под пеленой. Йен шепчет ей, и она открывает глаза. Они больше, чем я ожидал, красные и светящиеся, цвет яркий и поразительный на фоне серого лица. Она смотрит прямо на меня и улыбается. Однажды я гулял с мамой, и она встретила знакомую с ребёнком. Она начала играть с ним, то ли из искренней привязанности к младенцам, то ли желая сделать мне ужасный намек, я не понимал. Всё, что она делала, — это пряталась за руками, потом появлялась снова, но ребенок был заворожен. Когда он не видел её, его лицо застывало в благоговейном ожидании. Неподвижно, в ожидании чего-то, что, как он знал, будет чудесным, превосходящим всякое воображение. И, так или иначе, это случилось. Случайная незнакомка на улице, размахивающая руками, каждый раз заставляла лицо ребенка просто… сиять от радости, как раскрывающийся цветок, как солнце, пробивающееся сквозь тучи, как любое ужасное сентиментальное клише. Она была такой чистой, эта радость, такой бессмысленной, бессмысленно чистой. Это было самое глупое из всего, что я когда-либо видел. Во всяком случае, именно об этом я думаю, когда Нибани Меса улыбается мне. Затем она говорит, всё ещё держа меня взглядом, всё ещё восхищенная, всё ещё улыбающаяся: — Харилем! — Её голос похож на серебряные ноги, танцующие по лунной траве. Йен смотрит на неё, удивленный и слегка потрясённый, явно не желая переводить. — Думаю, она растерялась, — сказал он через мгновение. — Она столько лет видела только клан. Она думает, что вы — другой человек. Я… может, мы дадим ей немного времени, чтобы… —Йен! — Она посмотрела на него, её улыбка исчезла. Из неё вырвался поток речи на языке Велоти, он вздрогнул и кивнул. — Мне жаль, — говорит он. — Я опозорил свою задачу. Теперь я говорю только её словами. — Он склоняет голову и до конца нашего общения выполняет свое обещание, хотя и не говорит мне, что она сказала раньше. Ему и не нужно: Я и так знаю. В меньшей степени по своим ограниченным знаниям Велоти, а в большей — по выражению её глаз. Некоторые имперские оптимисты, возможно, хотели бы верить, что это распознавание, реинкарнация, видение снов… но я так не думаю. Я не знаю, но я так не думаю. Я знаю только, что она сказала, что любит меня.***
Ирэ не стал упоминать ничего из этого. Под пристальным холодным взглядом Косадеса он говорил как можно проще: только о пророческих стихах, которые она ему напела и которые он переписал с перевода Йена. Как она смеялась, когда он спросил, прошел ли он тест. К тому времени, как он закончил, кондитерская коробка была в основном пуста, но несколько штук были брошены на полпути из-за ненависти к пробочнику. В основном Ириэлем, который после шуток о яде решил, что ему лучше присоединиться. — Итак. — Косадес смахнул с пальцев последние крошки и перешёл к делу. — Я слышал, что ей нужно больше информации. — Я знал, что вы так скажете… — Тогда ты знаешь, что мы… — …но вы упускаете суть! …При всем уважении, эм… босс. Нибани Меса хочет получить утраченные пророчества. Она думает, что они у Храма… — Я пошлю весточку Мехре, посмотрим, что она сможет раскопать. А пока мне нужно, чтобы ты… — Нет! — Ириэль широко раскрыл глаза, но был полон решимости контролировать свои нервы достаточно долго, чтобы донести свою мысль. — Нет, нет, нет, послушайте, я ещё не закончил! Вам не нужно, чтобы я что-то делал! Я не прошел и не провалил испытание, потому что никакого испытания не было! «Ты не Нереварин» — сказала она, — «ты тот, кто может стать Нереварином. Выбираешь ли ты стать Нереварином?» Вопрос с очень простым ответом! — он хлопал в ладоши, не давая Косадесу его перебить. — Ни одно из этих пророчеств не имеет значения, потеряно оно или найдено, это всего лишь ловушки! Ловушки, чтобы поймать идеалистичных глупцов, у которых нет другого выхода, кроме как пытаться стать героями, на время разжечь сплетни и ложную надежду среди кланов. Если вы с Императором настаиваете на том, чтобы попытаться захватить это печальное дело в своих целях, хорошо. Но я вам не нужен. Подойдет кто угодно, вы можете выбрать агента, более подходящего для этого. Кого-нибудь, кто сможет лучше выдать себя за героя. Брови шпиона опустились, как лавина. — Удобно для тебя. Ириэль встретил его взгляд с предельной искренностью. — Удобно для вас, — сказал он. Косадес отвернулся и короткими шагами обошёл крошечную комнату. — Ты можешь быть удивлён, — сказал он через мгновение. — В одном ты прав: его величеству нужен герой. Он считает, что это то, что нам нужно, чтобы показать провинциям путь вперёд. Но мы уже пытались это сделать, и где-то по дороге колёса всегда слетали с телеги. Я начинаю думать, что проблема именно в героях. Нетерпеливые глупцы, не понимающие, как на самом деле работают исторические процессы. После паузы, его голубые глаза устремились на Ириэля. — Я думаю, ты совершенно прав насчет этих пророчеств. И я думаю, что то, что ты не похож на обычного идиота, размахивающего мечом, может быть не так уж и плохо. Он продолжил ходить. — Но есть и другие факторы, и это не в моей компетенции. Я рассмотрю этот вопрос и как обычно передам свой отчёт. А ты всё ещё Клинок, Ириэль, не думай, что сможешь от этого избавиться. Что бы ни случилось, у меня будет для тебя применение. Пока что ты свободен, но жди новых приказов, как только я узнаю, какое вынесли решение. Ириэль обмяк в своем кресле, глаза его были закрыты. — Не слишком ли поздно, — спросил он, — отравить пирожные?