Танхулу по секретному рецепту и другие сладости

      — Прокатимся на Большом Драконе? Ты видел, как он делает во-о-от такую мёртвую петлю дважды и ещё...       — Ха! Ещё чего! Да вся академия знает, что в прошлый раз тебя на нём стошнило! Заблевал все вагончики и ныл, как никчёмная омега. Катайся лучше на каруселях, если не умеешь сдерживаться.       — Да это всё было из-за булочек с несвежей пастой! — запротестовал первый голос. — И кому нужны эти обшарпанные карусели? Они же для малышни!       — Ха-ха! — Второй голос прозвучал подчёркнуто презрительно. — Ты и есть малышня. Смотри, даже до плеча мне не достаёшь.       Любитель аттракциона «Большой Небесный Дракон» оскорблённо затих на мгновение, но, подумав, решил пойти в атаку:       — Так и скажи, что сам боишься прокатиться на Большом Драконе. Или что денег жалко!       — Это я-то боюсь?! — Голос, ломающийся на высоких нотах, захлебнулся возмущением. — Это у меня-то нет денег?! Я, по-твоему, трус и нищеброд?!       Дальше началась невероятно глупая перепалка, настолько же яростная, насколько и бессмысленная.       Чу Ваньнин, которому не посчастливилось всё это услышать, с силой потёр напряжённую складку между бровей и на всякий случай остался в своём укрытии. Тень от пёстрого шатра была достаточно густой, чтобы проходящие мимо люди не замечали его. Чу Ваньнин совсем не желал, чтобы Сюэ Мэн, — а беседу с кем-то из соучеников, несомненно, вёл Сюэ Мэн, — заметил его.       Оставалось дождаться, пока двое скандалистов придут к общему решению или, окончательно разругавшись, разойдутся каждый в свою сторону. Но спорщики, как назло, совсем не спешили. И, что ещё хуже, привлеченные этим безобразным шумом, к ним подошли другие ученики академии, и спор неожиданно перешёл на другие, животрепещущие темы.       Надо сказать, что прогноз Сюэ Чжэнъюна частично оправдался: ученики заметно прониклись, когда увидели, что вместо снисходительных наставников, которые сами были не прочь повеселиться, с ними на праздник отправился Чу Ваньнин. Похоже, именно его присутствие, а не выбор аттракционов, стало главной темой обсуждения этим вечером для всех без исключения.       Чу Ваньнин, всегда считавший, что подслушивать — довольно подлое занятие, попал в невероятно неловкую ситуацию, когда обнаруживать своё присутствие было поздно, а не слышать, что говорят люди в нескольких шагах от него, было невозможно.       Поначалу он старался вообще не вникать в смысл слов, которые произносили эти глупые дети. Ему это было совсем не интересно. Но, поскольку имя Чу Ваньнина бесконечно повторяли на разные лады, он так и не смог упустить главного смысла развернувшейся беседы.       Какое может быть веселье, если рядом человек, который больше похож на статую из снега или льда?       Несправедливо!       Сначала глава академии пообещал нам праздник и даже раздал ученикам равное количество карманных денег на лакомства и аттракционы. Но он забыл упомянуть, что придётся ходить по струнке. И уж точно не подходить к заманчивым киоскам, где стоят ряды пузатых бутылочек с вином и пивом.       Безобразие!       Подлый приёмчик!       Оказалось, что в чаше со сладким вином, которую преподнёс глава академии, сидит ядовитая жаба — Чу Ваньнин.       — На себя посмотри, уёбок! — вспылил Сюэ Мэн. — Это мать твоя болотная лягушка, а отец кусок вонючей грязи!       — Ты драки хочешь, Сюэ Цзымин?! Давай подходи! Только потом отцу не жалуйся!       Снова поднялся дикий неразборчивый ор, но чей-то очень знакомый голос с дерзким смешком вдруг заметил:       — Ахаха! Ядовитая жаба? Может, яда в учителе многовато, но на жабу он уж точно не похож.       — Многовато? Мо Вэйюй, да он же как гадюка, что всю зиму яд копила. Нашёл кого защищать: разве это не тебе больше всего достаётся от наставника Чу?       — Это правда, что учитель не такой мягкий, как другие наставники в академии. Но он справедливый человек. И конечно, желает нам добра, — мягко, но уверенно сказал Ши Мэй, который, конечно же, был здесь рядом с Мо Жанем.       — И уж точно он самый красивый из наставников! — поддакнул Сюэ Мэн с таким самодовольством, будто Чу Ваньнин был каким-то редким артефактом, что не купишь ни за какие деньги, или его собственным ребёнком.       Чу Ваньнин застыл на месте, пытаясь решить, что будет более приемлемо для сохранения лица: попытаться незаметно скрыться или всё-таки внезапно показаться перед учениками, которые выбрали такую неудачную тему для обсуждения? Придумать невероятную историю, как он очутился здесь, или вообще ничего не объяснять, а найти повод отчитать их, напугав до смерти...       Вариант с побегом осложнялся тем, что пройти незамеченным он мог только пригнувшись, почти опустившись на колени, старательно прячась за пустующим деревянным помостом. Проще говоря, ему надо было почти проползти за этим укрытием, попытавшись не задеть старые ящики, поддоны и прочий хлам, спрятанный за ярким ярмарочным фасадом.       Невероятно унизительное положение. Плохи все варианты...       Вторая причина бездействия Чу Ваньнина заключалась в том, что ему никогда не приходила в голову такая простая мысль: ученики смеют обсуждать наставников. Да ещё так нагло.       Поэтому он хотел бы дослушать.       — Сюэ Цзымин, ты так хвалишься внешностью своего учителя, будто она хоть чего-то стоит при таком-то невыносимом характере. На наставника Чу только смотреть приятно. И то издали.       Все громко засмеялись, подтверждая правоту смелого критика, а кто-то немного смущённо заметил:       — Когда я вижу, как наставник Чу гуляет в саду или стоит на мосту, я думаю, что он похож на небожителя. Но вот стоит ему открыть рот, и...       — Вот бы природа одарила его благословенной немотой в придачу к такой изящной фигуре!       Все дружно согласились, что это было бы прекрасно, и дальше началось бесстыдное перечисление «незаурядных достоинств» внешности Чу Ваньнина.       — А вы замечали какая у наставника Чу белая кожа? Будто он спит не в постели, а в своём холодном пруду с лотосами? Клянусь, если бы я не боялся, что он меня прибьёт линейкой насмерть, то потрогал бы, чтобы проверить. Наверняка он холодный, как полированный камень.       — Точно! Холодный, как снеговик! Живой крови в нём едва ли на пиалу для чая наберётся. Но потрогать всё равно хочется. А какие у него волосы? Такие же блестящие, как шёлк. Жаль, что он не отращивает их такими же длинными, как у омег...       Чу Ваньнин непроизвольно прикоснулся к кончикам своих давно не стриженных волос. Он ленился подрезать их вовремя и сейчас ему приходилось убирать их в небольшой хвостик, чтобы отросшие пряди не падали на лицо. Чёрные, как тушь, волосы действительно были мягкими и гладкими, они проскальзывали сквозь пальцы, совсем не спутываясь. Чу Ваньнин, отметив это, мысленно выругался самым непристойным образом.       Он тут же поклялся коротко остричься сразу же после возвращения в академию. А лучше было вообще побриться налысо, чтобы никто больше не смел заявлять, что у него шелковистые омежьи волосы.       — А вы видели, какие у него тонкие пальцы? Ох, когда он берётся за кисть на занятиях по каллиграфии, у меня начинается носовое кровотечение...       — А какой ровный нос!       — А ушки? Словно из фарфора и такие аккуратные.       — Такая тонкая талия, что даже моя сестра ему завидует...       Чу Ваньнин невыразимо страдал. Волосы ещё можно было отрезать. Но вот уши, пальцы и нос... Как жить с осознанием того, что прямо на занятиях кто-то сидит и думает о твоей... талии или, что ещё хуже, о «фарфоровых ушках»?!       Непонятно было, почему Сюэ Мэн, самый преданный ученик Чу Ваньнина, упорно молчит и даже не пытается прервать это глумление над любимым учителем. Возможно, он просто впал в ступор от всего происходящего. И его можно было понять...       Тут, будто услышав безмолвный вопль своего учителя, «впавший в ступор» Сюэ Мэн подал голос.       — Какие вы все недоумки... — С великолепным презрением заявил Сюэ Мэн. — Болтаете о несусветной ерунде. Человеку с тонким вкусом противно вас даже слушать. Очевидно же, что самое лучшее в старейшине Юйхене — это...       — Его глаза, — спокойно и даже без насмешки закончил за брата Мо Жань.       Чу Ваньнин, вздрогнувший оттого, что этот низкий голос прозвучал слишком близко, увидел, что Мо Жань встал немного поодаль и опирался спиной на один из пёстрых, раскрашенных столбов. Он даже видел край его одежды, его локоть, обтянутый синей форменной тканью академии Сышен. Пришлось отступить на полшага назад и стараться приобрести неподвижность камня.       — Вот видите? — Сюэ Мэн, вопреки ожиданиям, не стал спорить с Мо Жанем. — Даже такая псина понимает толк в прекрасном.       «Ах вы чёртовы паршивцы!!! — кусая губы, думал Чу Ваньнин, больше всего уязвлённый не тем, что сказал Мо Жань, а тем, что к разбору его внешности присоединился Сюэ Мэн, который просто обязан был прекратить этот неуважительный разговор о своём Учителе. Вместо этого Сюэ Мэн начал петь дифирамбы прекрасным глазам Чу Ваньнина, будто на этой ярмарке он успел напиться отупляющего зелья. Иначе его поведение нельзя было объяснить.— Какое унижение...»       — Непонятно даже, зачем природа наградила бету такой внешностью, — снова встряла какая-то неугомонная душа, очевидно возмущённая тем ужасающим фактом, что внешность не всегда отражает сущность человека. — Всё равно красота наставника Чу никому радости не принесёт. Зато какое горе будет, если кто-то возьмёт и влюбится в такую бету из-за красоты...       — А кто это вам сказал, что он бета? — серьёзно спросил Мо Жань и выдержал паузу, во время которой Чу Ваньнин затаил дыхание, как человек, опасающийся, что его заметит голодный тигр. Добившись того, что замолчали все в их кружке, этот паршивец спросил самым невинным тоном: — Разве это указано в списке наставников академии? Или сам учитель об этом объявлял? С чего это все решили, что он бета, а не, скажем, омега?       — Говорят, в университете Жуфэн напротив имени наставника стоит его статус... А омег в наставники там давно не допускают. Разве Чу Ваньнин раньше не служил там?       — Вот именно! — горячо поддержал эту версию Сюэ Мэн. — Хватить брехать на учителя, псина ты шелудивая! Учитель настоящая бета. Его не интересуют грязные омежьи сплетни и ваши вонючие случки!       — «Наши» случки? А ты-то сам кто? Разве не альфа? И как же ты думаешь избежать «вонючих случек»? Станешь первым идейным альфой-девственником в мире? — Мо Жань хрипловато засмеялся, разжигая жгучую ярость в раненом сердце Чу Ваньнина.       Этот щенок знал, чем задеть Сюэ Мэна, который считался в академии лучшим учеником вовсе не потому, что был сыном главы. Но Мо Жань, удивительно быстро созревший, явно бросал ему вызов в делах, о которых великолепный Сюэ Цзымин пока даже понятия не имел. То есть имел, но весьма туманные, и поэтому называл их всегда одинаково — «шлюшья грязь» или «пёсьи мерзости».       — Ты суку от кобеля в ясный полдень не отличишь, — вальяжно продолжил Мо Жань. — А об омегах знаешь только то, что они одеваются, как павлины, не пропускают ни одного зеркала и пахнут, как куст пионов.       Кто-то несдержанно хмыкнул, потому что описание подозрительно напоминало самого Сюэ Мэна.       — А ты просто грязноротое трепло, — доверительно сообщил Сюэ Мэн брату. — И чтобы это доказать, я сам спрошу у учителя, бета он или...       Конец его фразы утонул в оглушительном треске, а небо над парком осветилось красно-золотыми водопадами искр. Все задрали головы вверх, ожидая новых залпов фейерверков, и только Чу Ваньнин, почуявший, что наконец ему предоставилась возможность сбежать из этого ада, быстрым шагом прошёл за спинами учеников и вскоре вышел в узкий «переулок» между киосками со сладостями.       Он вздохнул с облегчением и нервно поправил воротник своей рубашки, прежде чем подойти к лоткам.       Здесь замечательно и успокаивающе пахло жжёным сахаром, арахисом и воздушным рисом. От переживаний расстроенному Чу Ваньнину страшно захотелось сьесть что-то вкусное.       Пытаясь отвлечься от тяжёлых мыслей, он тщательно изучил скромный ассортимент киосков, то и дело косясь на разноцветные пухлые облачка сладкой ваты, которые были подвешены под козырьками в виде гирлянд, колеблющихся от лёгкого сквозняка.       Чу Ваньнин почти соблазнился тем, чтобы взять одну палочку с этим легкомысленным воздушным лакомством, но от одной мысли о том, что к сегодняшнему позору добавится глупый вид наставника Чу, измазавшегося в цветных сахарных нитях, ему резко перехотелось это покупать.       В итоге он взял то, что выглядело пристойно: какое-то скучное и твёрдое песочное печенье. Разломив печенье на кусочки, он рассеянно жевал его и наблюдал за тем, как ученики, смешавшиеся с сельской праздничной толпой, бегают от одного шатра к другому, о чём-то спорят, клянчат друг у друга деньги на билеты — в общем, развлекаются как могут. Чу Ваньнин не мог до конца поверить в то, что эти наглые дети с совершенно невинными лицами только что так бесстыдно обсуждали его внешность, а потом пытались перейти к скользким и опасным темам взаимоотношений альф и омег. Он был поражён и морально уничтожен.       Определённо, ничего хуже этого разочаровывающего инцидента уже не могло случиться во время дурацкого праздника, затеянного проклятым Сюэ Чжэнъюном.