Восемнадцать годиков

— И чего не зовёшь? — Ты всегда сам приходишь. — Как видишь, прихожу. Только где твоя решимость? — Кончилась. — Ты ведь понимаешь, что все те отмазки, вроде "больше не горит", "у меня нет проблем" и "не сейчас" — они наглая ложь. — Не понимаю. Если не что-то из этого, то что? — У тебя есть восемь теорий. Именно "теорий". Сам факт того, что ты их так называешь говорит о том, что ни в одну из них ты до конца не веришь. — Возможно. — Так и есть. Вот скажи, какой цвет? Я отвыкла от этого его странного вопроса. Он отказывается объяснять, что он значит. Я обычно просто называю цвет, который приходит в голову. — Темно-синий. Как у турбо-паскаля, — хохочу я. — Восьмая теория: творческие технари существуют, — передразнивает он. — Как ты вообще додумалась её так сформулировать? Будто "они существуют, но это не я". Он берет длинную паузу: медленно идёт к подоконнику, запрыгивает на него, устраивается удобно. — Понимаешь, у тебя даже приложение для заметок синее. Ты сидишь, пишешь, но думаешь о паскалях. Отрицаешь творчество? — Я варюсь в очень странной среде. Они все гуманитарии, и мне стыдно, что я другая. Я не могу так красиво выражать свои чувства, даже не всегда их понимаю. И сравниваю себя с ними. Ведь моё технарство оценить некому. — Твоя сила в другом. — И это тоже проблема. Мне кажется, я трачу время не на то. Я все равно не смогу достичь того, на что они способны, так зачем я туда лезу? — Творческие технари существуют? — Существуют, — я уверенно киваю. — В любом случае, в технарях есть доля творчества: необычные решения просто так не создашь. — Вопрос в том, насколько это про тебя. — Да. Раньше я хотела быть переводчиком, переводить художку. Сейчас не хочу. Но меня тянет в творчество. И тем не менее я математик. Тут я точно не вру. И выходит, что я и не там, и не тут. — Или и там, и тут? — Сложно стоять на двух разъезжаюшихся досках. Растяжка — штука классная, но не бесконечная. — Они разъезжаются лишь потому, что ты считаешь, что они должны это делать. На самом деле, они друг другу не мешают. Одна доска будет шататься, на ней будет узко и неудобно. Вторая необходима для поддержания равновесия. Если научиться нормально пользоваться ногами... — он подмигивает. Я рассматриваю складу ткани его серых джинс и не замечаю, как он продолжает. — Может ты и не сможешь ехать на двух досках так же быстро, как они на одной, но поверь, не каждый на одной доске вообще стоять умеет, большинство сидят. И если ты на одну перепрыгнешь, вероятно, упадёшь и расшибешь личико. Так что стой как есть и не стесняйся этого. — Странный у тебя образ вышел, — хихикаю я. — Что это за доски, существующие в невнятном гипотетическом пространстве? — Можешь считать, лыжи, — он тихо улыбается. — Кстати, это твой образ. Я неловко замолкаю и отворачиваюсь. Когда смотрю обратно, подоконник уже пуст.