The Lure of the Moon

— Далеко собрались? — спрашивает шериф делано вежливым тоном. Дитон замирает на месте; одна рука протянута к шкафу, откуда он вынимал вещи, заполняя ими дорожную сумку в другой руке. Операционная выглядит так, будто здесь побывали грабители: все перевернуто и свалено кучами на полу. — Шериф, — напряжено отзывается Дитон. Дитон, который всегда был таким безмятежным. Это всегда дергало его полицейское чутье — как тот улыбался и спокойно отвечал: «Я не имею понятия, о чем вы говорите», — когда было ясно как белый день, что знал он гораздо больше. Шериф уже приходил к нему по службе, потому что знал, что если кто-то сможет пролить свет на те случаи нападений животных, то это Дитон. — Я спросил, далеко ли вы собрались? — Да. Это вызов на дом. Очень срочный. Так что, если позволите… Когда он направляется к выходу, шериф блокирует путь, оперевшись руками о косяк. — Это же не имеет никакого отношения к моему сыну, не так ли? Или к охотникам, которые его преследуют? Дитон еще раз замирает, но внезапно вздыхает с облегчением. — Тогда вы знаете, что я замешан, — говорит он, — я знаю, что вы были в больнице, но Стайлз не говорил мне, что рассказал вам все. — Он упоминал вас, но это Арджент сказал, что нам нужно поговорить. Он думает, что вы лучше понимаете, что происходит. — Я только узнал, что Стайлз в беде, — сказал Дитон, опуская сумку на стол и опираясь на нее. — Я собирался к дому Хейлов на его поиски. — Сначала вы мне все расскажете. Мне стоило сразу приехать к вам за ответами. Я должен был знать, что Стайлз все еще не рассказывает мне всего. — В защиту вашего сына я хочу сказать, что он сам еще не знает всего, — говорит Дитон. — У него хорошая исследовательская жилка, но в источниках хватает противоречивой информации, и он еще не осознал всю правду. — И вы ему не сказали? — Я думал, что у нас больше времени. Шериф прикусывает язык, с которого готовы сорваться обвинения, но на это ему и правда мало что возразить. Он сам прощал Стайлзу ложь месяцами, уверяя себя, что у него еще есть время. — Хорошо. Почему бы вам тогда не начать с начала? — спрашивает он. — Потому что у нас совершенно точно нет времени на это. Лучше я начну с одержимости Дерека Хейла, потому что именно тогда у Стайлза стала проявляться настоящая сила. Он рассказывал вам, что на самом деле произошло той ночью? — Я в основном дошел до всего сам. — Он заманивал в ловушку очень могущественную сущность и почти преуспел в этом. Он изгнал ее из Дерека Хейла с помощью одной только веры. Такая сила привлекает внимание, но то, что он сделал в больнице… Одним словом, он не должен был быть способен на это. Я знаю ведьм, которые варятся в этом намного дольше него, и они не смогли бы победить такого духа в одиночку. — Какое отношение все это имеет к тому, где он сейчас? — раздражается шериф. — Вы сказали, что хотите знать все, — напоминает ему Дитон. — Это причина, по которой Стайлз стал целью охотников, более того — почему он такая угроза. — Подождите-ка, — прерывает его шериф, делая шаг вперед, — Стайлз не делал ничего, кроме помощи другим, с тех пор, как узнал обо всем этом. Дитон успокаивающе поднимает раскрытую ладонь. — Дайте мне закончить, — мягко продолжает он, — Потому что речь идет не о том, что Стайлз сделал, а о том, что он может сделать. Стайлз все еще человек, он еще не овладел своей силой полностью и не знает как исцелять себя, и я уверен, что охотникам это известно. Мне сообщили, что они следили за ним неделями, верно? Вы не спрашивали себя, почему они просто не застрелили его? — Я решил, что они хотели, чтобы все выглядело как несчастный случай. Но это все еще не помогает понять… — Потому, что они боялись того, что он может сделать с ними, если они попытаются, — прерывает его Дитон. — Они могли уничтожить его тело, но это вовсе не положило бы всему конец. Это хорошие новости, потому что, возможно, это означает, что у нас все еще есть время спасти его. Но дальше новости плохие. Что, по-вашему, вселилось в Дерека Хейла? — Я не вижу связи, — нетерпеливо отвечает шериф. — Если бы они убили Стайлза, он стал бы духом, — объясняет Дитон. — Ведьмы существуют слегка за границами нашего мира, поэтому вы не можете так просто их убить. Если бы они просто казнили Стайлза, они бы только сделали его сильнее. И не просто новую версию Стайлза, которого мы знаем и любим, но весь его огонь и страсть, без всяких ограничений, без сознания или любви. Единственный способ победить ведьму — выкачать из нее всю магию; потому что их нельзя убить, пока она у них есть, а жить без нее они не могут. — Вы действительно сейчас сравниваете моего сына с тем существом, которое пыталось убить нас в больнице? — Нет, но я говорю, что она вероятно была такой, как Стайлз, однажды. Нет способа узнать, кем конкретно она была, нельзя даже определенно сказать, что это была именно она — большинство из них забывает себя. У всего есть цена, шериф, и магия не дается дешево. Чем больше мы ее используем, тем сильнее привязываем себя к этому миру. — Тогда мы найдем его, и он прекратит. Завяжет с магией. — Начав однажды — дороги назад нет, — спокойно возражает Дитон. Вся растерянность, весь гнев и страх шерифа плещут через край, и он толкает Дитона к столу. — Это все ты виноват, — шипит он, — ты направил его на этот путь, зная, что случится! — Я только увидел искру. Это не такое уж редкое явление. Я видел ее больше, чем в нескольких людях за свою жизнь. Это все, что есть у меня самого. Я могу создавать барьеры, и у меня есть немножко целительных способностей. Очень редко бывает, что кто-то способен на большее, и я не имел понятия, что на самом деле освобождаю. — Освобождаю? — яростно переспрашивает шериф. — Мы говорим о моем сыне, а не о какой-то твари из вашего бестиария. Я пришел сюда не для того, чтобы узнать, как его изгонять, я хочу его спасти! — Я понимаю. Я не хотел сказать ничего подобного. И конечно же, не все духи злые. Некоторые из них положили начало историям про ангелов-хранителей, или… — Мне плевать, что будет, если Стайлз умрет, — резко прерывает его шериф, — потому что я не позволю этому случиться, понятно? — Шериф, — говорит Дитон, мягко освобождаясь от его хватки и отходя в сторону. — Вы должны учитывать возможность того, что мы уже опоздали. — С ним Дерек. Он не позволит ему умереть, — уверенно заявляет шериф. — Он, скорее, обратит Стайлза. — Я даже не уверен, что это поможет, — возражает Дитон. — Оборотни и магия как масло и вода — они не смешиваются. Питер Хейл — единственный о ком я слышал, кому удалось достичь хоть чего-то в этом плане. Хотя, в типичной манере Хейлов, он не признавал полумер. Но он вряд ли тот пример, на который мы хотим, чтобы равнялся Стайлз. — Вы хотите сказать, что Стайлз станет таким, как Питер, если его обратить? — с содроганием спрашивает шериф, запуская руку в волосы. — Я хочу сказать, что он будет куда могущественнее Питера. Я не представляю, чем он может стать. Волки просто… Это то, как они называются, но не совсем то, чем являются. Они оборотни в полном значении этого слова и нет физических границ того, чем они могут стать. — Не хотите прояснить эту часть? Дитон вздыхает и опирается на столешницу. — Дерек превращается в волка, потому, что он им является. Те, кого укусили, волки потому, что он сказал им, кем они станут. Но это не обязано должно быть так. Если их восприятие себя сильнее, чем восприятие реальности… Что ж, я так понимаю, что вы слышали про каниму. — Что вы пытаетесь сказать, что Стайлз станет канимой? — Нет, вовсе нет, — поясняет Дитон. — Я просто пытался объяснить, что оборотни - это не обязательно волки. Стайлз, скорее всего, не будет волком, если получит укус, во всяком случае, не все время. — Из-за его магии? Потому что вы сами сказали, что Питер тоже ею владеет, но он как раз волк. — У Питера есть сила, но не вера, как у Стайлза. Вся вера, которая у него есть, завязана на его внутреннем волке и он не может быть ничем другим. Стайлз может быть всем. Если бы мне пришлось выдвигать предположения, то я бы сказал, что Стайлз станет оборотнем в чистом смысле — способным обращаться во что угодно, что он только может себе вообразить, само собой, с сохранением массы. — Если это спасет ему жизнь, я не вижу в этом проблемы. — Скажем, это очень много силы для одного человека. А у Стайлза, возможно, уже слишком много. Вы видели, как вели себя Айзек с Эрикой, едва обратившись, и даже Дерек потерял себя на время, когда только стал альфой. Такое могущество изменяет тебя. — Это не изменило Скотта или Бойда, — возражает шериф. — Потому что Скотт никогда этого не хотел, а Бойд хотел из-за верных причин. Я не говорю, что у Стайлза не те мотивы, но он не знает даже как управиться с силой, которая уже у него есть. Если он станет еще сильнее слишком внезапно, я не уверен, что могу предугадать, чем это кончится. — Вы хотя бы говорили ему об этом? Предупредили его? — Я сказал ему, что он более полезен тем, кем он есть сейчас. Стайлз умен, он всегда знал про риск. Он заверил меня, что не хочет обращаться, поэтому я никогда не волновался на этот счет. — Да неужели? Потому что я, например, чертовски взволнован. Не похоже, чтобы он понимал, на какой риск идет. Вы могли бы предупредить его о том, кто он, что за ним могут прийти охотники. — Вы должны меня понять, я только сейчас осознал, насколько я недооценил силу Стайлза. Все дело в его контроле, который не давал мне увидеть масштабы его возможностей, потому что большинство ведьм с подобными силами не могут постоянно удерживать их. Стайлз держал все настолько закрытым в себе, что поначалу я не был даже уверен, что он сможет создать простой барьер из пепла. Дитон складывает руки на груди, вглядываясь в поверхность стола, и шериф с трудом сдерживается, чтобы не начать вытряхивать из него новые ответы, и дает время собраться с мыслями. — Я начинаю подозревать, что это побочный эффект от аддеролла, — произносит он наконец, снова встречаясь взглядом с шерифом. — Потому что у Стайлза нет СДВГ, ни по одному описанию из медицинского справочника. Такое часто ошибочно диагностируют у людей вроде него. СДВГ, отсталое развитие, Аспергер — все это не раз по ошибке приписывали тем, кто одарен магическим даром. — Хорошо, — спокойнее говорит шериф, потому что крики о том, как все можно было делать иначе, сейчас ничем ему не помогут. — Значит, они не могут застрелить его. Так что же они будут делать? — Попробуют лишить его сил. Единственный известный способ сделать это — отравление белладонной. — Пасленом? — неверяще переспрашивает шериф. — Это убьет его или только лишит сил? Потому что я начинаю думать, что ему будет лучше без них. Дитон качает головой. — Стайлз уже слишком силен, его нельзя отделить от его магии. Если его уже заразили, значит, мы ничего не сможем сделать. — Должно быть лекарство, — настаивает шериф. — Его нет, насколько мне известно. Были слухи, что кто-то выжил в такой ситуации, что их магия была достаточно сильна, чтобы взять верх. Стайлз силен, но даже он… Успеха добивались только в ковенах. Никто не может быть силен настолько, чтобы преодолеть это в одиночку. — Теперь еще и ковены? — спрашивает шериф, не уверенный, почему он еще, собственно, чему-то удивляется. Вопрос, скорее, риторический, но в любом случае, телефон Дитона звонит до того, как тот мог попытаться ответить. — Я должен ответить, — извиняющимся тоном, объясняет он. — Дитон. Да, я знаю. Нет, я не… Но… Тебе понадобится моя помощь. Да, хорошо. Сделаю. Я, правда, сомневаюсь, что смогу остановить шерифа. Он стоит напротив меня. Да. Не буду. — Вы объясните мне, что это было? — требует шериф. — Стайлз все еще на земле Хейлов, — отвечает он. — Похоже, что его и Дерека загнали в старый бункер под землей. Шериф замирает, переставая даже дышать — от злости на себя, за то, что был так близко от своего сына, но упускал его все это время. Потом он вспоминает слова Питера о том, что он может быть в шести футах под ногами, и он никогда об этом не узнает, и весь гнев обращается на него. Если он узнает, что Питер все это время знал, то он найдет способ, как убить его раз и навсегда. — Спасибо, — поспешно говорит он Дитону, разворачиваясь к выходу. — Удачи, — кивает тот ему в след. — Вы не идете? — Меня попросили подождать здесь и приготовиться к худшему, — нехотя объясняет он. — Но кто-то гораздо более подходящий для этого дела, чем я, уже в пути. — И кто бы это мог быть? — спрашивает шериф. — Они покажутся, если пожелают этого. Я не имею права говорить. — Вы знаете, — со смешком замечает шериф, — меня начинает серьезно тошнить от всех этих секретов. — Шериф, — устало отвечает Дитон, — наши секреты — единственная причина, почему мы еще живы.