The Lure of the Moon

Он не уезжает, пока Стайлз наконец не засыпает. Ранее он пристегнул его ремнем безопасности в машине, как не делал с тех пор, когда ему исполнилось пять, и Стайлз позволил ему, уставившись невидящим взглядом в окно всю дорогу до дома. Мисс Моррелл осталась, чтобы избавиться от трупов, и часть его хотела возразить, вызвать своих людей. Вот только он не мог придумать ничего даже отдаленно похожего на правду, чтобы сообщить им. Шериф чувствовал новую волну уважения относительно того, как хорошо Стайлз хранил от него свои тайны. И ему хотелось побыстрее забрать сына от мисс Моррелл, он не доверяет ей и тому, как она наблюдает за ним. Она позволила им уйти, только когда он пообещал встретиться с ней следующим вечером, это оставляло хоть какое-то время для планирования. Он позвонил Мелиссе и Скотту, и те уже ждали их на пороге, когда они добрались домой. Он кивнул Мелиссе, одновременно благодарный и сожалеющий, и это было прощение, которого он не мог дать ей прежде. Но теперь он понимает. Это безумный и ужасающий мир, в который попали их дети. Ему немыслимо даже представить, чтобы Стайлз был в нем совершенно в одиночку, так что он не может сердиться на нее за попытку удержать там Стайлза ради Скотта. Мелисса бинтует руку Стайлза, дезинфицирует все его порезы и проверяет, нет ли сотрясения. Стайлз не хочет в больницу, но он готов потащить его туда по первому ее слову. Мелисса говорит, что он сравнительно в порядке, учитывая обстоятельства, и подсовывает ему снотворное в горсть болеутоляющих. Все равно тяжело оставить его в такой момент, хоть он и планирует вернуться до того, как Стайлз очнется. Он знает, что Скотт защитит его, да и Мелисса никогда не была особо беспомощной, это уже не говоря о трех оборотнях, патрулирующих территорию вокруг его дома, будто думают, что он мог их не заметить. Но он видит только подростков. Нет следов Дерека. Шерифу не известно, что конкретно случилось там, внизу, но он знает, что ничего хорошего. Его сердце почти остановилось, когда он увидел Стайлза там: на коленях, побитого и в крови, настолько обессиленного, что он едва мог стоять. Он никогда не видел Дерека иначе, чем собранным, со старательно нейтральным выражением лица, в его темной монохромной одежде, укрывающей как броня, в которой он не нуждается. Для него было шоком увидеть его другим: обнаженным, в крови, уязвимым и таким непохожим на себя. Поэтому он находит себя стоящим посреди заброшенного железнодорожного депо в час ночи, наблюдающим, как Дерек запихивает свои немногочисленные пожитки в дорожную сумку. Он выглядит лучше — на коже не осталось следов, крови тоже нет. На нем свежая одежда. Дерек не выглядит, будто прошел недавно через что-либо травмирующее, но если бы он был в порядке, то заметил бы наблюдающего задолго до того, как шериф громко прочистил горло. Дерек замер и поднял взгляд вспыхнувших на мгновение глаз, прежде чем сделать торопливый шаг навстречу. — Стайлз? — спрашивает он, и, наверное, шериф понемногу начинает понимать его, потому что на поверхности он все еще хмурится, но весь язык его тела кричит о беспокойстве. — Он в безопасности. Дома, спит. Я здесь потому, что волновался за тебя. — Меня? — переспрашивает Дерек подозрительно. — Да, — кивает шериф, — но ты выглядишь получше. — Я в порядке. Не стоило приходить. — Возможно, но, — шериф потирает шею — если бы Мелисса не подсунула Стайлзу несколько снотворных таблеток, мне бы, вероятно, пришлось его связать, чтобы он не направился сюда сам. Думаю, я должен ему это. И должен тебе, тоже. — Вы ничего мне не должны. Возвращайтесь к Стайлзу. — Вернусь-вернусь, — тянет он и кивает в сторону собранной сумки. — Я просто также волновался, что ты можешь сделать что-то вроде этого. — Я изначально не собирался задерживаться в Бейкон Хиллс, — говорит Дерек, отводя глаза. — Я и возвращаться не хотел. — Но ты вернулся. Странно как-то сдавать назад сейчас. — Для всех так будет лучше, — резко замечает Дерек. — И это не навсегда. Я просто… не могу быть здесь сейчас. — Ты не можешь винить себя. Эта ведьма и охотники, все они преследовали Стайлза. Я могу обвинять тебя много в чем, но даже я не могу обвинить тебя в этом. — Я не смог защитить его, — говорит Дерек так громко, что его голос отдается эхом высоко под потолком. Он выглядит удивленным собственной реакцией, и его лицо закрывается, а голос снова становится тихим. — Я должен был защитить его. — Как по мне, то женщину, которая хотела убить моего сына, обезвредило что-то с внушительными зубами. Хочешь сказать, что это был не ты? — Я не мог даже подойти к ней, пока Стайлз не связал ее силу, — раздраженно возражает Дерек. — И это не предотвратило того, что он пострадал. — У меня есть серьезные сомнения, что мой сын общается с тобой потому, что думает, что ты его личный телохранитель, — спокойно отвечает шериф. — Его одержимость Кэвином Костнером не зашла так далеко. Дерек издает звук, который почти можно назвать смехом, и наконец разворачивается к нему. — Я начинаю понимать, откуда у Стайлза его чувство юмора, — замечает он. — Старый добрый шарм Стилински, — кивает шериф. — Мы всегда говорим правильные вещи в неправильное время. Или неправильные вещи в правильное время. Я сам до конца не уверен. Дерек кивает, скрещивая руки на груди, откидываясь на стену позади себя. — Вы должны понимать, почему я должен уехать, лучше, чем кто-либо. Я втянул его в это, он — моя ответственность. Все они, хотя я думал, что помогаю им, но я помогал только себе, — Дерек опускает взгляд. — Я пытался создать себе новую семью и почти уничтожил это тоже. — Что произошло там? — тихо спрашивает шериф. — Стайлз умирал, — говорит Дерек и снова поднимает взгляд. — Я хотел обратить его, но он не позволил мне. Он запер меня в одной из комнат и заключил сделку с ведьмой вместо этого. — Значит, ты злишься на него. — Это не… Я не… — колеблется Дерек и выглядит очень уставшим. Шерифу кажется, что им стоило бы присесть для этого разговора, но здесь особо негде. — Дело не просто в этом. Я зол: на него, на себя. И меня выводит из себя то, что он всегда делает, что ему вздумается, что бы я ни говорил. И мне надоело наблюдать, как он оказывается под ударом из-за меня. Шериф кивает, хотя по его мнению Дерек не звучит особо злым. Скорее уж напуганным. — Стайлз регулярно пугает меня до чертиков, — делится он. — Потому что я знаю, что он умрет за меня, или Скотта. За тебя. Такого рода смелость не часто встречается в мальчиках-подростках, и опасность в том, что его не изменить. Это не потому, что он не ценит себя в должной мере, чтобы, скажем, терапия могла помочь. Стайлз всегда прекрасно осознает, что он делает. Шериф опирается на стену возле Дерека. И продолжает. — И если Стайлз хочет что-то, он желает это отчаянно, почти одержимо. Но Стайлз так устроен, что он отдаст все до последней капли, если это может спасти дорогого ему человека. Дерек ничего не говорит на это, но он остается на месте, что шериф воспринимает, как молчаливое согласие. — Сколько ты знаешь людей, готовых на такое? — мягко спрашивает он. — Мне не легко было принять все это, но, оглядываясь назад, я не понимаю, чему удивляюсь. Думаю, я просто всегда думал, что то, какой Стайлз необычный, насколько он особенный, всегда была просто родительская гордость. — Вы правы, — говорит Дерек и отталкивается от стены. — Он особенный, и поэтому я должен уехать. — Ты правда думаешь, что это что-то решит? — Вы сами сказали, что он умрет за меня. Я не позволю этому случиться. — И как ты собираешься этому помешать, если тебя не будет здесь? — требовательно спрашивает шериф, тоже делая шаг вперед. — Вред уже нанесен. Стайлз уже любит тебя, и он не делает этого вполсилы. Если ты правда не хочешь, чтобы он пострадал… Ну, худшее, что ты можешь сделать с ним, это бросить его. — Разве вы не должны… — начинает Дерек и сам себя раздраженно обрывает. — Что? Говорить, чтобы ты держался подальше от него? — хмыкает шериф. — Мне повезло со Стайлзом, знаешь ли. Конечно, он попадает в неприятности, ранится, пугает меня до седых волос…, но делает это только по правильным причинам. Поэтому я верю ему, я всегда доверял ему. И я верю в его право делать собственные ошибки. — Но вы все-таки считаете меня ошибкой, — мягко замечает Дерек. — Я еще не уверен, — честно отвечает он. — Если бы он не пытался помочь тебе и Скотту, может быть, Стайлз прожил всю жизнь, не зная о силе внутри себя. Он мог бы жить нормальной счастливой жизнью. Нашел бы спокойную работу и обрадовал меня внуками. Дерек почти незаметно вздрагивает и шериф вздыхает. — Или, что более вероятно, — продолжает он, — мой сын, спотыкаясь, влетел бы в свою силу однажды, так или иначе. Так он, по крайней мере не один в этом всем. — Я не думаю, что могу сделать то, что вы хотите от меня, — тихо говорит Дерек. — Я не могу быть тем, кто ему нужен. Я даже не уверен, что я тот, кого он хочет. — Да уж, тот самый. — Ему едва семнадцать, — срывается Дерек, — он не может знать, чего хочет. — Ты что, думаешь, что я позволил бы тебе приблизиться к своему сыну хотя бы на мгновение, если бы не верил, что он вполне способен определиться с тем, чего хочет? — спрашивает шериф тихо, но под мягкостью его голоса скрывается сталь. — Стайлз вырос слишком быстро, я знаю это. Хотел бы я, чтобы это было не так, но что сделано, то сделано. Разговор с ним порой похож на выслушивание тарахтящего пятилетки в сахарной коме, но он намного более зрел для своих лет в том, что действительно важно. — Так может он — это не то, чего хочу я, — говорит Дерек, вызывающе вскидывая голову. — Я не могу ему доверять. Я не могу доверять никому из них. Мне нужны люди, которым я могу верить. — Доверие состоит из многих вещей. Стайлз сделает что угодно для тебя, ты должен это понимать. На это твое доверие может рассчитывать. Я знаю, что ты то же сделаешь для него. — Может быть, этого не достаточно. — Стайлз никогда не говорит о матери, верно? — спрашивает шериф, засовывая руки в карманы и медленно шагая вдоль вагона. Он произносит это так обычно и невзначай, но Дерек слышит, как при этом стучит его сердце. — Вероятно, это моя вина. — Шериф, я не… — начинает Дерек. Он игнорирует его. — Она столькому меня научила, я на самом деле должен был говорить о ней чаще. Я просто так эгоистично пытался сохранить все это для себя, — он останавливается, заглядывая в вагон. Внутри есть несколько сидений, застеленные бельем с супергероями, которое он сложил в коробке на чердаке, когда Стайлз заявил, что уже вырос из него. — Иногда мне больно смотреть на Стайлза от того, как сильно он похож на нее. — Вы не обязаны, — говорит Дерек неуверенно, — я понимаю, что вы не хотите говорить об этом. — Я больше навредил молчанием об этом, чем чем-либо еще. Я хочу рассказать тебе историю, — шериф глубоко вздыхает, опуская взгляд. — Когда мы как раз собирались пожениться, объявился ее бывший и стал создавать проблемы. Я не знал об этом тогда. В ней едва набралось бы 50 килограмм, но она хотела разобраться с этим сама. Не хотела меня вмешивать. Ничего, что я был помощником шерифа и разбираться с такими делами вообще-то моя работа. — Что случилось? — тихо спрашивает Дерек. — Она надрала ему задницу и заставила уехать из города, но в итоге шла к алтарю с фингалом под глазом, — с нежностью отвечает шериф, покачивая головой. — Я был так зол на нее, что она подвергала себя такой опасности. Я почти отменил свадьбу. Думал, что она не доверяет мне, думал, что не могу доверять ей. Дерек опять опирается на стену и прикрывает глаза. — И что заставило вас передумать? — спрашивает он с тоном полным надежды, будто надеется получить ответ, который все решит. — Она сказала мне, что ей жаль, а потом сказала, что сделала бы это еще раз, — фыркает шериф. Дерек смотрит на него с изумлением. — И это заставило вас передумать? — Это заставило меня взглянуть на ситуацию с другой стороны. Она была честной со мной. Не думаю, что я бы правда поверил ей, если бы она пообещала никогда больше не делать ничего подобного. Потому что она не могла измениться, и когда я осознал это, то понял, что и не хочу, чтобы она менялась. Я полюбил ее такой — с изъянами и все такое. У нас все еще есть свадебное фото, которое висит в моей спальне. Я в смокинге и она в шикарном белом платье, с широкой улыбкой и с синяком на пол лица. Она отказалась даже пробовать скрыть его макияжем. Сказала, что это боевой трофей. Дерек просто смотрит на него без выражения, и шериф впервые задумывается о том, каково это — быть оборотнем. Ощущать другого человека не просто зрением, но и другими чувствами. Но у него есть только глаза, и Дерек ничего не выдает. — Так что эта часть Стайлза, которая делает безумные, идиотские, опасные поступки с наилучшими намерениями — это у него от матери, — добавляет шериф тихо. — Поэтому я позволял ему столько. Я чувствовал, что если попытаюсь выжить это из него, ее правда не станет. И его тоже. — Все… не так просто для меня, — наконец, говорит Дерек. — Я не могу просто переключить тумблер и все снова станет хорошо. Я даже не уверен, что когда-либо было. — Нет, конечно нет. Но и бежать от этого бесполезно. Лицо Дерека твердеет, подбородок упрямо выдвигается вперед. — Послушай, Дерек, я здесь не для того, чтобы говорить тебе, что делать. Я давно уже понял, что не могу решить все проблемы за Стайлза. Не могу удержать в его жизни людей, которых он любит. Люди умирают, люди уходят, это то, что вы оба поняли слишком рано. Так что, если хочешь бежать, я не буду останавливать тебя. Но если ты решишь остаться, то я хотел, чтобы ты знал, что Моррелл потребовала встречи, где мы могли бы обсудить будущее Стайлза. Она хочет отобрать у меня моего сына. Голова Дерека вскидывается, а глаза вспыхивают красным, хотя выражение его лица не меняется. — Не знаю, как ты, — говорит шериф, направляясь к лестнице, — но я не собираюсь ей этого позволять. Когда шериф проходит сквозь двери, он слышит, как что-то врезается в стену с такой силой, что пол вздрагивает у него под ногами. Но он не оборачивается. Он всегда знал, что не сможет защитить Стайлза от этого, и что Дереку придётся разобраться самому. Ты не можешь выбирать, кого любить.