***
Он понятия не имел, как не опоздал в церковь, но подъехал в самый последний момент, двери захлопнулись буквально у него за спиной в благопристойном шёпоте. Собравшиеся внутри по местам ещё не расселись, но многие обернулись всё равно и смотрели ему вслед, пока он чёрной тенью шёл по проходу к первому ряду, к брату. К матери. К счастью ему не пришлось ни о чём с ними говорить: после его отстранённого кивка вышел священник, в церкви начала оседать тишина. Харви опустился на скамейку рядом с Маркусом, стискивая зубы так, что заболели челюсти. Церемонии он не запомнил, даже не смог бы сказать, кто произносил речь. Он молча занял своё место у ручки гроба, всё продолжая слепо смотреть перед собой, когда они шли по проходу. Гроб был тяжёлым. Очень тяжёлым, настолько, что сводило дыхание, а рука ныла, и он смотрел на неё до самого кладбища, сидя на заднем сидении такси. Похороны Джеймса и Лаванды были другими: закрытые гробы оставляли крошечный проблеск надежды, что это неправда. Они давали время свыкнуться и ужиться с реальностью, и это не он нёс останки брата. В этот раз Харви смотрел на застывшее лицо отца и замечал то, что не имел возможности заметить раньше: углубившиеся морщины, появившийся лишний вес, выцветшие от времени волосы. И реальность плыла прямо перед его глазами, безжалостно тыча носом в настоящее: Гордон мёртв. Пользуясь прикрытием очков, Харви наблюдал за своей семьёй, стоявшей напротив — засыпаемый землёй гроб между ними, как метафорическая пропасть, что обрела реальное воплощение. Маркус обнимал мать, она плакала, глотая слёзы, к руке Маркуса жалась какая-то девушка. Харви понятия не имел, кто она. Восемь лет, восемь грёбанных лет отпечатком легли каждому на лицо. Маркус вырос и возмужал, сколько ему сейчас было? Двадцать два или около того — совсем взрослый. Их мать постарела, начала скрывать седину, крася волосы. Восемь лет. Харви перевёл глаза на гроб. Восемь лет. Лили неожиданно резко вздёрнулась, её воспалённый взгляд впился в какую-то точку в стороне Харви, и он скорее прочитал по губам, чем услышал: — А что он здесь делает? Харви грешным делом решил, что она имеет в виду него. Но глаза Маркуса тоже метнулись куда-то за его плечо, и он медленно обернулся. Он сразу не понял, о ком они: кладбищенский пейзаж не пестрел разнообразием лиц, да и их процессия была не то чтобы многолюдной. Неподалёку проходили ещё одни похороны, по одной из тропинок шёл молодой человек, внезапно сменивший курс и зашагавший чуть ли не по могилам по направлению к ним. Только сморгнув непрошенную влагу с ресниц, Харви узнал в нём Майка. Парадокс: его мать терпеть не могла этого ребёнка, но узнала тут же, хотя не видела его, возможно, лет десять. Харви развернулся и зашагал ему навстречу — ноги сами понесли. Не останавливаясь, тот сходу заключил его в железные объятия, прижимая к себе. — Мне так жаль, Харви, — шепнул Майк, стискивая руки на его лопатках, пальцами впиваясь в плечи. — Мне очень жаль. Харви потерянно положил ладони Майку на спину. Тот ощущался иначе. Всё ещё худощавый почти-подросток, Майк как-то возмужал за год разлуки, стал сильнее, увереннее в своих жестах. Харви огладил его спину, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть в его лицо, в знакомые взволнованные голубые глаза, кажущиеся синими под ярким солнечным светом. — Как ты… — начал он, но сам же замолчал, понимая ответ на свой вопрос. — Донна. — Донна, — кивнул Майк, изучая его лицо, колкие ресницы отбрасывали тени под изломом бровей. — Как ты? — Нормально, — ровно отозвался Харви, но слишком тихо. Взгляд Майка прыгал по его лицу, едва заметно подрагивающие пальцы скользнули по руке и крепко сжали ладонь. Он кивнул, будто поверил, накрывая её второй своей рукой, прежде чем что-то отвлекло его внимание Харви за спину. — Майки, — раздался позади голос Маркуса. Харви медленно угрожающе обернулся, сосредоточенный и хмурый, весь подобравшийся: готовый, если понадобится, защитить Майка от нападок брата. Но на лице Маркуса играла лёгкая улыбка, слегка опухшие красные от слёз глаза не отрывались от старого товарища по детским играм. — Ты вырос, — нелепо обронил он. — Маркус, — вторил его улыбке Майк. — Я рад тебя видеть. — Я тоже, — усмехнулся тот слегка. — Жаль, что в таких обстоятельствах. На это Майк лишь кивнул, опуская веки, а когда вновь посмотрел на Маркуса, его лицо выражало всё сочувствие, на которое, как подозревал Харви, Майк был способен. А способен тот был на многое. — Я сожалею о вашей утрате, Маркус. Я очень, очень… — Спасибо, — сглотнул он, перебивая, его глаза метнулись в сторону Харви, но он сразу отвёл взгляд и выждал пару мгновений, прежде чем вновь посмотреть на Майка и протянуть ему руку. Майк смотрел на неё с короткую секунду, видимо, не сразу осознав, что Маркус от него хотел, но потом с готовностью пожал. Ладонь Харви ужалило холодом в месте, где Майк до этого его касался. — Заходи как-нибудь. Мы с Кэтти недавно съехались, арендовали небольшую квартирку рядом с колледжем, нам… — он сглотнул снова, — мы были бы рады видеть тебя. — Обязательно, — кивнул Майк. — Передавай Лили мои соболезнования, я… не думаю, что она захочет их услышать лично от меня. Маркус долго на него смотрел, видимо, раздумывая над ответом, но в конце концов просто кивнул. А Харви думал о том, что Майк никогда не называл Лили бабушкой, как и не называл дедом Гордона. О том, что они сами запрещали ему называть их так, о том, как это несправедливо, о том, что Майк заслуживал большего, чем такая большая, но такая жестокая к нему семья Спектеров, сделавшая целью своего существования подчеркнуть одиночество каждого из её членов. — Я хотел, чтобы тебя взяли к нам, после того как Джеймс с Лавандой умерли, — тихо произнёс Маркус, отвлекая Харви от нерадостных мыслей. Раскаяние отчётливо слышалось в каждом звуке. И Харви раздражённо стиснул челюсти. — Вы этого не сделали, — отчеканил он холодно. Маркус почти вздрогнул, заслышав его тон, и впервые осознанно перевёл на него взгляд Он хотел было что-то сказать — резкое и закончившееся бы дракой, судя по выражению лица — но Майк успел первым, чуть сжимая пальцы, которыми всё ещё стискивал ладонь Харви. — Это не было решением Маркуса. Харви знал это, как знал и то, что его злость направлена не на того. Его взгляд метнулся к матери. И к гробу. — Пожалуй, я вернусь, — неловко сказал Маркус, разворачиваясь. — Рад был тебя видеть. И я рад, что у тебя всё хорошо. Его взгляд остановился на лице Харви, потом упал на их сцепленные руки, и Маркус развернулся, уходя. Майк некоторое время смотрел ему вслед, но потом снова перевёл взгляд на Харви. — Я могу подождать здесь до конца похорон. Чтобы не… Харви повернулся к нему и хрипло перебил: — Не неси чушь. Пошли, — он мотнул головой в сторону удаляющегося брата. — Харви, я там лишний. — Ты его внук и имеешь полное право там находиться, — категорично отозвался Харви. — Этого даже Верховный Суд не оспорит. Ты… — Ты хочешь, чтобы я там был? — спросил Майк совершенно серьёзно, прожигая его взглядом. Харви сглотнул, отворачиваясь к гробу, и растерянно осмотрел сквозь линзы солнцезащитных очков горюющую толпу чужих ему людей. Веки жгло. — Да, — вышло хрипло, он откашлялся и обернулся к Майку. — Да, я хочу, чтобы ты там был. Майк только кивнул и шагнул вслед за ним. Немногие обратили внимание на их приближение, однако Лили следила за ними взглядом слишком пристально. Майк чуть затормозил, заметив это, стушевался, но Харви уверенно пропустил его вперёд, успокаивающе подталкивая в поясницу. Они прошли прямо к гробу, Майк явно чувствовал себя некомфортно, и Харви не стал убирать руки́, еле заметно поглаживая его спину, больше сам нуждаясь в этом контакте. Тот чуть повернул голову в его сторону, оглядел взволнованно и молча, придвинувшись на полшага ближе, прижимаясь тёплым боком в недорогом черном бадлоне к его костюму за пятнадцать тысяч долларов. Впервые с начала похорон Харви смог вдохнуть полной грудью. Когда последняя горсть земли опустилась на свежую могилу, настал тот самый момент, которого Харви страшился. Реальность дала ему под дых. Как и восемь лет назад, когда хоронили брата, осознание, что всё кончено, снизошло резко и быстро. Всё. Все обиды и злость, все претензии и вся радость — всё потеряло своего адресата. Харви смотрел на маленький курган и чувствовал только онемение в конечностях и груди. Он даже не заметил, как к нему подошли. Зато заметил, как вытянулся по струнке Майк в его полуобъятии. — Ты всё-таки пришёл, — произнесла его мать. Харви обернулся, не понимая, к кому конкретно она обращается. Оказалось, что к нему. — Он был моим отцом, — сухо отозвался он, вновь переводя взгляд на могилу. Изменившись в лице, Лили потянулась было обнять его, но Харви резко дёрнулся в сторону. — Не стоит, — рублено бросил он, глазами изучая сырую землю, потом обратил внимание на то, насколько напряжён Майк. Он должен увести его отсюда как можно быстрее. — Харви, хотя бы сегодня, давай забудем… — Как ты трахалась с другими за его спиной? — продолжил он, резко поворачиваясь к ней и прожигая взглядом насквозь. Она вряд ли могла оценить всю ненависть, что он вложил в этот скрытый затемнённым стеклом взгляд, но слова однозначно нашли свою цель. Правда не столько ту, куда он целился. — Харви, — еле слышно выдохнул Майк. — Не надо. Глаза Харви метнулись к его взволнованному лицу, и он чуть не выпалил: «Ты понятия не имеешь, о чём говоришь,» — но, к счастью, вовремя прикусил язык. Синие в солнечном свете радужки Майка прыгали между его глазами, полные боли, и Харви смог только скрипнуть челюстями. Но потом обернулся к матери и выдавил вопреки всему, что хотел ей высказать: — Не сегодня. Сглотнув, Лили кивнула. — Вы останетесь на поминки? — Нет, — ответил он за обоих. Эта женщина оставила поломанного ребёнка в больнице и отказывалась признавать его существование ровно до того момента, как тот не дал Харви испортить похороны её бывшего мужа. Хрена с два нога Майка ступит за порог её дома. — Мы уходим, — продолжил Харви, перекладывая руку Майку на плечо и подталкивая того прочь, замечая, как глаза Лили тут же метнулись отследить этот жест. — Я пришлю чек. Маркус, Кэтти, — кивнул он, поймав взгляд брата и его спутницы, стоявших неподалёку и наверняка слышавших весь диалог. В ответ он не получил ни одного кивка и ушёл с чистой совестью, ведя скованного Майка за собой.***
Поездка в такси выдалась напряжённая. В голове Харви невнятным клубком кружились воспоминания похорон, Майк тихо сидел рядом. Таксист повёз его к пентхаусу вместо названного адреса офиса — что, несомненно, было проделками Донны — и Харви почти устроил разборки, но Майк попросил подняться с ним домой, а Харви зачем-то согласился, решив заказать другое такси уже оттуда. Что не увенчалось успехом. Стоило Харви взять в руки телефон, Майк самым наглым образом его вырвал. — Я не пущу тебя в офис сегодня, Харви, — спокойно сказал он, не отводя прямого взгляда. Харви приподнял бровь. Он уже отвык от того, насколько Майк мог раздражать, суя нос не в свое дело. — Сколько тебе Донна заплатила? Я справлюсь, Майк, верни телефон, — требовательно протянул он руку. Но ни один мускул на лице Майка не дрогнул. Он положил телефон себе в карман джинсов — слишком узких, для того чтобы попытаться его вытащить самостоятельно — и повторил непреклонно: — Сегодня ты не поедешь в офис. Донна передвинула все твои встречи, включая Соммерхеда, — весомо подчеркнул он, будто понимал, о чём идёт речь, — а самое срочное отдала самой лучшей из младших юристов, она всё сделает, Джессика подстрахует. И этого хватило, чтобы Харви вышел из себя. Он резко приблизился к Майку, еле борясь желанием схватить того за грудки и встряхнуть хорошенько, но лишь приблизился максимально близко, уничтожая любое личное пространство, пытаясь выбить того из равновесия. Однако Майк выглядел настолько невозмутимо насколько вообще невозмутимым может выглядеть человек. — Ты зарвался, Майкл, — ткнул Харви его пальцем в грудь, плюясь словами, как ядом. — Ты не имеешь права указывать мне, что делать, не имеешь права договариваться с Донной за моей спиной. Это я пахал как проклятый, чтобы забрать тебя из патронатной системы, это я, мать твою, дал тебе всё, что у тебя есть, включая Донну, которую ты так обожаешь. Без меня у тебя не было бы ничего. Без меня ты бы кончил преступником, зарабатывая мелкие деньги на своей памяти, сидел на наркотиках к своим девятнадцати и жил бы на улице. Никакого Гарварда бы у тебя не было, никакого пентхауса, никаких перспектив. Я дал тебе всё, — припечатал Харви. Майк продолжал прожигать его взглядом, и в его синие спокойные глаза было смотреть больнее, чем на сварку. — Я знаю, — хрипло произнёс он, мягко кладя руки Харви на плечи. — Ты дал мне всё. И я пытаюсь дать то, что нужно тебе. Харви зло расхохотался. — Что ты вообще можешь знать, а, Майк? — выплюнул он. — Смерть не лечится. Мне не нужно ничего, кроме как идти дальше. Но Майк слегка мотнул головой, сокрушённо вздыхая, будто знал что-то, о чём не знал Харви, будто что-то понимал. Будто не он явился, когда его никто не ждал, после годового отсутствия — и лучше бы он просто дальше торчал в университете, кадря парней и доводя до юридических оргазмов преподавательский состав, лучше бы не строил из себя невесть что, заявляясь на похороны человека, который не имел к нему никакого отношения, лучше бы просто порвал все связи, прекратил свои нелепые редкие сообщения и звонки, и уже перестал бы делать вид, что ему не всё равно. — Время, — спокойно произнёс Майк, не отрывая своего проклятого яркого взгляда. — Тебе нужно время. Чуть не рыкнув от злости, Харви стряхнул с себя его руки, отходя на шаг, устало и раздражённо закрывая лицо ладонью. Он вздохнул пару раз, пытаясь успокоиться, но в конце концов распрямился, обрубив: — Выметайся. — Нет. — Я не спрашивал. Я сказал: выметайся из моего дома. Но Майк лишь мотнул головой. — Я не твой подчинённый, Харви, — невозмутимо напомнил он. — И это мой дом в той же степени, что и твой. — О чем я уже… — начал он зло, но оборвался на полуслове. Майк сглотнул, вздохнул чуть глубже и слегка расправил плечи, еле заметно задирая подбородок. Взгляд жёг. Выжигал всё, что ещё осталось после похорон, до тла. — … жалеешь, — ровно закончил за него Майк. — Я этого не говорил. — Спасибо, — добавил Майк тише, его самообладание пошатнулось на миг, обнажая, насколько ему больно это слышать. Насколько ему не всё равно. Харви вздохнул, тихо себя презирая. Он устал танцевать на яичных скорлупках в присутствии Майка, но он ненавидел моменты, когда делал ему больно. Особенно намеренно. Потому что это из-за Майка он не общался с отцом последние восемь лет. Потому что именно Майк обнажил всю поднаготную, именно Майк показал, кто на самом деле его отец — человек, которым он восхищался, которому прощал всё, чью сторону занял во время родительского развода, из-за чего вдрызг поссорился с младшим братом. И сейчас Харви не мог не думать о том, как бы всё обернулось, не будь Майка. Он не хотел знать, не хотел видеть, хотел притворяться слепым и дальше и общаться с отцом, хвастать успехами на работе, ходить на бейсбольные матчи. И не таить многолетней обиды и лютой злости. «Помирись с отцом». «Ты не знаешь, чего лишаешь себя». Он не знал. Не знал, пока не стало слишком поздно. А теперь всё кончено. «Подумай о том, что люди не вечны, Харви». Майк знал. Знал, предупреждал, пытался что-то сделать и пытается сделать сейчас. Харви молча отвернулся к стеклянной стене, желваки на скулах прорезались чётче. Солнце начинало медленно склоняться к закату, окрашивая город грязно-лиловым туманом. Никогда ещё закат не выглядел так отвратительно. Майк приблизился, чтобы мягко опустить руку ему на плечо. Харви не шелохнулся. В голове гудела пустота. — Останься, — раздался мягкий голос. — Пожалуйста. Чуть громче шёпота, он дымкой церковных свечей проникал в лёгкие, чужая ладонь грела и оставляла ожоги, как от воска. Харви резко сбросил её и молча скрылся на втором этаже. Он всё-таки никуда не поехал и засел работать дома, предварительно плеснув себе виски — чуть больше, чем обычно. Майк отследил это действие, но ничего не сказал. Работа спасала. Пока глаза не отрывались от строчек, Харви не думал об упущенных возможностях. Не думал о злости, о боли, о разочарованиях, о решениях, что ему пришлось принять из-за и потому что. Не думал о Майке. Он работал почти до часу ночи, выпил три рокса виски, но порции были больше обычного и от того опьянел он сильнее, чем планировал. Проторчав в душе с добрых полчаса, пытаясь выветрить алкоголь, Харви прошел в спальню, но, увидев кровать, понял, что сна ни в одном глазу. Он налил себе ещё виски и поднялся на самую верхнюю террасу. Нью-Йорк продолжал жить, словно ничего не случилось. Город не спал и существовал, независимо от того, жив ли Гордон Спектер, смотрит ли его сын сейчас с высоты птичьего полёта на проезжающие машины, был ли спасён его псевдоплемянник от патронатной системы. Такая огромная потеря для одного человека, и такая крошечная — для всего человечества. Харви скрипнул зубами, чувствуя жжение в веках. — Не спится? — раздался голос Майка совсем рядом, по досчатому полу террасы зазвучали его осторожные шаги. Харви бросил короткий взгляд себе за плечо, но долго смотреть на него не смог и отвернулся, чувствуя укол вины за высказанное ранее — как вишенка на торте того бардака, что погрёб его под собой. — Не спится, — подтвердил он, краем глаза замечая, как Майк замирает рядом. От него исходило тепло, и из-за контраста с холодным воздухом мурашки пробежали вниз по позвоночнику: Харви только сейчас заметил, что продрог. — Хочешь… поговорить? — аккуратно предложил Майк. — Нет, — вышло более резко, чем он хотел, и он выдохнул, опуская лоб на подставленную руку, устало потирая лицо. — Всё в порядке, просто… — он замер, не зная, как продолжить. — Надо осознать? — подсказал Майк, поворачиваясь к нему. Харви поднял на него взгляд — впервые снизу-вверх, впервые боясь увидеть там боль, страх, неуверенность — потому что у него не было сил даже для себя. Если Майку будет так же больно, так же страшно, если… Майк смотрел спокойно и положил тёплую руку ему на плечо. В нём не было ни страха, ни боли, и Харви почувствовал, как идёт трещинами внутренний стержень, залатанный уже так много раз, что стал бесполезен. Он положил ладонь на руку Майка, сжимая её слишком крепко, вцепился, словно завис над пропастью, на глаза навернулись слёзы. Он сморгнул их, отворачиваясь, с облегчением чувствуя, что ни одна не скатилась вниз. — Я пойду, — откашлявшись, произнёс он, отстраняя руку, за которую держался. В горле стоял ком, и он упрямо хотел его сглотнуть, старался изо всех сил, но с каждой секундой выходило всё хуже — ему надо было убраться подальше от Майка как можно быстрее. За дверью спальни он натурально спрятался. Тяжело опустился на кровать, переводя дух, запрокинул голову к потолку, будто это помогало просушить глаза. Ему потребовалось несколько минут, но он взял себя в руки, расслабился, упираясь локтями в колени, и понуро опустил голову. Как же он ненавидел ночи — время, когда голова не занята ничем, кроме воспоминаний. Ему было шесть, когда он выпросил у старшего брата саксофон, чтобы на нём сыграть: это казалось так легко, когда он наблюдал за отцом, он был уверен, что у него получится. Но лишь напустил внутрь слюней, за что ему перепало от матери, и с несколько минут мучился болью в перенапряжённой челюсти. Джеймс тогда ржал, как сумасшедший, а отец только покачал головой, и долгие-долгие часы они провели, чистя чувствительный инструмент. Харви тогда не понимал ни его ценности, ни его стоимости, ему казалось, что мать была к нему несправедлива, отругав так сильно, хотя это был саксофон отца — который, к слову, не ругался совсем — и он ворчал, изливая Гордону свою вселенскую боль. Спустя более, чем двадцать лет, он не понимал, как его отец вообще додумался дать в руки детям настолько дорогую вещь, купленную на последние деньги жены. Пропущенные Гордоном матчи, на которые тот обещал приехать, ночные разговоры на полу в гостиной, рассказы про другие города и штаты, Джеймс, нелепо играющий на саксофоне в час ночи — это всё было и всё исчезло. Когда родился Маркус, их посиделки становились всё реже и реже, пока не пропали совсем. А теперь Джеймс с Городоном мертвы, и он остался один. В дверь раздался аккуратный стук, Харви, судорожно смахнув влагу с ресниц, откашлялся и хрипло бросил: — Заходи. Он не обернулся на открывшуюся дверь, уставившись в окно, будто и до этого этим занимался, в попытке скрыть своё состояние. — Я принёс воды, — бесшумно подошёл к нему Майк, на тумбочку у кровати опустился стакан. Харви машинально отследил его руку, линии вен, сухие рельефные предплечья, складки на джинсах. Нервно обхватив свою ладонь, он только кивнул, безразлично наблюдая, как Майк опускается перед ним на колено, заглядывая ему в глаза и аккуратно расцепляя его стиснутые руки, переплетая их пальцы. Харви зацепился за его взгляд и просто смотрел, сосредоточенно ощущая движение слегка шершавых ладоней по своим. — Как ты? Он лишь пожал плечами. — В порядке. Большие пальцы Майка поглаживали тыльную сторону запястий. — Ты не можешь быть в порядке, Харви, — мягко произнёс он. — У тебя умер отец. Врата Ада разверзлись. Слова всё делали реальнее, всегда; произнесённое вслух предположение становилось гипотезой, страх обретал форму, намерение — цель. У него умер отец, отец, с которым он не перекинулся и словом за последние восемь лет, и каждый потерянный день иглой впивался в грудину, мешая дышать. Харви стиснул зубы, сглотнул, отвёл взгляд. Он видел, как Майк тянется к его лицу, чувствовал прикосновение его пальцев к виску, по линии роста волос, челюсти, он хотел кричать. Майк ласково поглаживал его по скуле и шее, вплетал пальцы ему в волосы. — Харви, — шёпотом, хрипло и почти беззвучно — только горячее дыхание щекотало подбородок. Когда их глаза встретились, Харви понял, что больше сдерживать слёзы не может. Потому что Майк держал его за руку, был рядом, все эти шесть лет, своим присутствием напоминая, что в жизни есть что-то ещё помимо предательства. Майк замер, замерли его ласковые пальцы, синие глаза судорожно мелькали по застывшему лицу опекуна. Харви лишь продолжал смотреть — близко настолько, что было больно фокусироваться — за тем, как меняется выражение лица Майка, как дёргается кадык, напрягаются желваки на скулах, изгибаются брови. Майк прикрыл на миг веки и, выдохнув беззвучно, увереннее обхватил его шею ладонью, притягивая к себе. Харви схватился за него, как утопающий. Он не слышал воя, вырвавшегося из собственной груди. Его отпустило, когда свело пальцы. Водолазка Майка была мокрой на плече и безбожно растянута в области лопаток, Харви шмыгнул носом, чуть приподнимая голову, чтобы уткнуться во влажную ткань губами, и перевёл слепой взгляд за окно. Его держали крепко и от напряжения обнимающие его руки дрожали, ладонь мягко массировала затылок. Дыхание Майка терялось где-то за воротником рубашки, потому что тот уткнулся лицом ему в шею, и Харви закрыл глаза, прижимаясь к нему. Когда начала ныть спина, он распрямился, избегая смотреть в сторону Майка, но видя боковым зрением, что тот всё так же обеспокоенно наблюдает за ним. Вздохнув, Харви откашлялся, неловко прочищая горло и давая понять, что представление окончено; Майк, кряхтя, встал с колена, но далеко не ушёл: сел рядом на кровать, и, чуть подумав, медленно опустил голову ему на плечо. Харви размышлял о том, что это первый раз, когда это Майк успокаивает его, а не наоборот. Майку было одиннадцать, когда он остался совсем один: потерянный, забинтованной мальчишка, которого он решил приютить, чтобы хоть как-то заглушить собственную боль от смерти брата. Какими бы ни были его мотивы, он дал Майку крышу над головой, сделал для него хоть что-то. Он всегда искренне презирал родителей, оставивших того на произвол судьбы, но только похоронив отца понял, в каком ужасе должен был быть Майк: травмированный, в больнице, один. Харви нежно потрепал его по волосам. Фыркнув, тот беззаботно почесался носом о его рубашку. — Давно ты так не делал. — Ты ненавидел, когда я так делал, — не смог сдержать Харви усмешки. Его голос был хриплым и немного сорванным, он думал о том, через что Майк прошёл, и о его дурацких привычках. О том, что он в принципе способен улыбаться после всего. — Говорят, ты закончил первое полугодие с высшим баллом. Поздравляю. Майк лениво махнул рукой. — Это пустяк. — Наживаешь себе врагов в Гарварде, как я посмотрю? — одобряюще протянул Харви. — Не мои проблемы, что я гений. — Хорошая память не делает кого-то гением. — «Кого-то» нет, — согласился Майк, в его голосе чувствовалась улыбка. — А меня да, — он выпрямил спину, садясь ровно, и потянулся. — Я заглянул в свою старую комнату, удивлён, что ты не переделал её под гостевую или типа того. Вспомнив о комнате Майка, Харви потёр глаза, ругаясь про себя: там всё ещё ровным слоем лежала пыль. — Ты же не собираешься в ней спать? — в конце концов спросил он. — В ней с твоего отъезда не убирались. — Трудно было не заметить, что ты сэкономил на уборке, богач, — осторожно рассмеялся тот в ответ. — Ложись здесь, если хочешь, — произнёс Харви бездумно, но тут же осёкся. — Кровать достаточно большая для нас двоих, — попытался он как-то оправдать свое внезапное предложение, секундой позже подумав о диване Донны и осознав, что сделал всё ещё хуже. Но вырвавшихся слов не вернёшь. — Ты надолго прилетел? — перевёл он тему, возможно, слегка поспешно. — Только на день, у меня завтра вечером самолет обратно, — Майк положил Харви руку на колено, чуть сжимая пальцы. — Ты в порядке? Харви хмыкнул, вновь переводя взгляд за окно. — Да. Давай ложиться. Кивнув, Майк поднялся. — Тогда я воспользуюсь твоей ванной, если ты не против. Мне лень идти до другой. — Валяй, — милостиво позволил Харви. Как только закрылась дверь, он откинулся на кровать, закрывая лицо руками, и выругался. Впадать в истерику и выплёскивать на Майка тот бардак, что творился с ним, не входило в его планы. Ему стоило держать себя в руках, а не реветь у Майка на плече, как… как делал Майк шесть лет назад. Вспомнив, Харви невесело ухмыльнулся. Не было ничего зазорного в том, чтобы оплакивать умершего отца, однако то, что свидетелем — и, частично, причиной — эмоционального взрыва стал именно Майк, вызывало противоречивые чувства. Но из ванной доносился приглушённый звук воды, негромкий плеск перемежался совсем неслышным постукиванием пластиковых бутылок из-под шампуня-геля-бальзама, и зная кто это, Харви не мог отделаться от мысли, что вместе с Майком в этот пентхаус вернулось то ощущение жизни, которого так не хватало последний год. Вздохнув, Харви продолжил вслушиваться в звуки за стенкой; в голове было пусто. Спокойно, но глухо. Он устал. Он был безумно рад, что Майк приехал. Рад, что завтра проснётся не один в этом огромном доме, наконец-то выпьет хороший капучино с идеальной пенкой — если Майк ещё не разучился его делать — рад, что тот был сегодня с ним на кладбище. Задумавшись о похоронах и почти уснув, Харви не сразу заметил, что из ванной уже продолжительное время не раздаётся плеска воды — только шуршание полотенец и бумаги. Вода под краном то включалась, то выключалась, и он безразлично прислушался, как-то лениво пытаясь понять, что происходит. В конце концов послышалось ругательство. — Харви, только не смейся, а где смывка? Брови взлетели вверх. Он сел ровно и обернулся на дверь ванной, ожидая, что Майк сейчас выйдет и ситуация прояснится, но дверь оставалась закрытой. — Ты о чём? — Ладно, я понял, — проворчал Майк, снова зажурчала вода. Прошло ещё несколько минут, прежде чем он вышел из ванной комнаты, держа полотенце на бёдрах и почёсывая в затылке другой рукой. Света никто из них не включал, и потому Харви не сразу понял, почему тени так странно ложатся ему на лицо. — Что? — скомканно спросил Майк, поймав его прищуренный взгляд, и подошёл к кровати, чтобы включить ночник. — Я просто решил попробовать. Неяркий свет упал на него, озаряя растёртые до красноты губы и всю нижнюю часть лица, но краснота была не совсем естественной, будто с примесью пигмента. Приглядевшись, Харви понял, что пигмент там и правда был. — Могу вынести вердикт, что этот цвет мне не идёт, — хихикнул Майк, садясь на кровать, но елозя взглядом по окрестностям, вместо того чтобы смотреть на собеседника. — Прости, я... спалился. Я думал втихушку это сделать, а она водостойкой оказалась. Правда понял я это, уже когда было слишком поздно, — проворчал он. - В общем, прости. Не стоило её так брать. Харви подозрительно посмотрел на дверь ванной и пошёл проверить. На бортике раковины действительно стоял тюбик губной помады. — Зачем ты принёс сюда помаду? — Я думал, это твоя, — недоумённо моргнул Майк. Харви насмешливо на него глянул, приподнимая бровь. — И зачем мне помада? — Не знаю, — пожал он плечами, — двадцать первый век на дворе, мало ли. Тем более, ты… ну, — он как-то странно замялся, прежде чем выдать: — нетрадиционной ориентации? Ну я и подумал, вдруг макияж — тоже твоя тема. На миг повисла тишина. Харви почувствовал, как почва ушла из-под ног, но постарался взять себя в руки. В утверждении Майка не было ни издёвки, ни пренебрежения, но настолько в открытую звучащая правда была ошеломляюще некомфортной. — Сейчас семидесятые что ли? Это самая стереотипная хрень, что я слышал в своей жизни, — закатил Харви глаза, фыркая, пытаясь наиболее натурально изобразить веселье. — То есть идея, что эту помаду у меня оставила женщина, показалась тебе менее реалистичной, чем то, что она моя, просто потому что я… Он запнулся и посмотрел прямо Майку в глаза. Бисексуален. Он никогда не произносил этого вслух и никогда не намеревался на самом деле, но Майк сидел прямо перед ним с красными ушами и остатками красного пигмента в складках губ. Ребёнок — уже не совсем — которому хватило сил признаться самому себе и окружающим в том, кто он есть. Вновь Харви подумал про своего отца, но теперь не давала покоя мысль обо всём, что тот так никогда и не узнает. — В своё оправдание: я никогда не видел тебя с женщиной, — пробубнил Майк тем временем. Благодарный за то, что тема сменилась сама собой, Харви усмехнулся. — И ты называешь себя гением. Я бы не встречался ни с кем, пока состоял в браке. — Ваш брак с Донной был фиктивен, — запротестовал Майк. — Всё ещё брак. И я бы не стал приглашать никого туда, где ты мог бы это увидеть. Майк открыл было рот, готовый что-то выпалить, но замер. Харви почти слышал, как в его голове что-то щёлкнуло. — Лили. Вздохнув, он согласно прикрыл веки, еле заметно кивая. Рано или поздно Майк бы узнал, да и не мог он не слышать его брошенную матери претензию — несложно было после этого сложить два и два. — Мне было шестнадцать, когда я застукал её с любовником. В первый раз, — глухо добавил он. — Мне жаль. Харви мотнул головой, отмахиваясь от этого сожаления, как от назойливой мухи. — Мой отец был не лучшим мужем. Но никто не заслуживает, чтобы ему врали на протяжении нескольких лет. Он… верил в любовь с первого взгляда, — Харви не сдержал смешка: история, всегда казавшаяся ему романтичной в детстве, сейчас отдавала нотками фальши, — но его взгляд пал на мою мать. Когда я застал их, она просила меня ничего не говорить отцу. И я согласился, — грустно усмехнулся он и устало потёр глаза. Воспоминания, которые раньше остро впивались в солнечное сплетение, сейчас вызывали лишь приглушённую ноющую боль. — Потому что я знал, каким ударом для него станет правда. Знал, что семье придёт конец, если он об этом узнает. Я лгал ему вместе с ней. — Мне жаль, Харви, — повторил Майк тихо. — Она не должна была ставить тебя в эту ситуацию. Ты не должен был тащить этот груз на себе. Харви отнял руку от лица и вновь посмотрел на Майка. Тот выглядел взволнованным и искренне сочувствующим, боль в его глазах была осязаемой, и последнее, что Харви хотел, это поддаться желанию взвалить на Майка из всех людей ещё больше за сегодняшний вечер. Он усмехнулся и махнул рукой. — Не бери в голову, — вышло ничерта не убедительно, — как показала практика, они оба оказались способны и на более низкие поступки, так что они стоят друг друга. Стоили, — поправился он. — Они изначально не должны были заводить детей. Последнее он добавил явно зря. Майк, хоть и хмыкнул, но посмотрел на него как-то странно, и голос его звучал немного неловко, когда он произнёс: — Не говори так. Я рад, что ты есть. Харви усмехнулся, лучась напускным самодовольством. — Тебе стоит. Уже в душе, он думал о том, что он на самом деле сделал для Майка: влияние его совершенно пустоголового решения на жизнь подростка сложно было переоценить. Он помнил, как Майк постоянно лез к нему с объятиями, забирался в кровать, варил ему кофе по утрам и просто всячески показывал, насколько он к Харви привязан, несмотря на отсутствие у того времени как-то эту привязанность вызвать. Но Харви был там, когда у Майка больше никого не осталось и этого оказалось достаточно. Он просто не был в силах оценить масштабы. Такой долг было не оплатить, а верность, вытекающая из подобной привязанности, в его мире ценилась на вес золота. Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе. Майк, знающий слишком много и так сильно его любящий, был и тем и другим. На этом скоростной поезд его мысли налетел на бетонную стену и разбился вдребезги. Сотрудничество с Майком было выгодно, решение приютить осиротевшего мальчишку внезапно обернулось возможностью заработать миллионы. И Харви было тошно от того, что эта идея вообще пришла ему в голову. Всё же, им лучше избегать совместной работы: не смешивать личное и профессиональное. Это было идеей так себе во все времена, но в случае Майка Харви сомневался, что сможет соблюсти баланс и не воспользоваться своей властью над ним. Устало проведя рукой по лицу и осознавая весь масштаб собственной профдеформации, он выключил воду. Одежда Майка валялась на полу — тот всё так же, оказывается, раскидывал вещи — а использованная им помада продолжала стоять на бортике раковины. Харви взял дорогой на вид флакончик в руки и открыл. Он знал этот цвет — это был любимый цвет Скотти, хотя и без дедуктивных навыков было понятно, кто мог забыть помаду в его ванной. На срезе оставались царапины от шероховатых губ Майка, Харви машинально протянулся провести по ним подушечкой большого пальца, но в последний момент вспомнил о гигиене и закрыл помаду, отставляя в сторону. Ему стоило позвонить Скотти. Расскажет он ей про Майка или нет, он ещё не решил, потому что не совсем чётко мог представить себе её реакцию. Он уже опоздал с кратким описанием ситуации, а считавшая, что ей врали, Скотти вряд ли поверит ему, расскажи он всё подробно. Особенно потому что в его случае правда выглядела, как изощрённая ложь. Более того, опекун осиротевшего племянника — это не тот образ, что он годами культивировал. Безусловно, кое-кто знал (трудно скрывать целого проблемного подростка), включая того же Кэмерона, но те будут молчать. Будет ли Скотти? Сплошной геморрой. Но этот он по крайней мере заработал себе сам. То, что у него нет в ванной запасной одежды, в которой он может спать, он понял, когда собрался выходить. Зачем она ему нужна, он и сам не отдавал себе отчёт до конца, но спать вместе с Майком ощущалось правильнее хотя бы в штанах. Было ли это из-за того что Майк — гей или из-за того что была затронута тема ориентации самого Харви, но как бы то ни было, он предпочитал спать в одежде рядом с тем, с кем заниматься сексом не собирался, но с кем тот потенциально мог бы случиться. Харви мотнул головой: это уже выходило за всякие рамки. Майк ещё не спал, залипая в телефон спиной к нему, и не обернулся, хотя явственно услышал открывание двери. Харви выключил свет в ванной, плечо Майка осталось тёмным силуэтом на фоне работающего экрана. У Харви в горле застрял ком: это был первый раз в жизни, когда он видел мужчину в своей кровати. Скотти выглядела иначе — любая девушка выглядела иначе, он предпочитал очень худых и высоких, у которых не выделяются мышцы спины и рук, у которых даже намёка на мускулатуру нет. И впервые ему подумалось, что это из-за его нежелания ставить под сомнение свою гетеросексуальность в глазах общественности. Но вот он, парень в его постели, и Харви не может отделаться от мысли, что бы случилось, если бы он всё-таки не отталкивал Дерека так рьяно. И к чёрту, что оба женаты. Он обошёл кровать и оделся-таки, прежде чем залезть под одеяло, стараясь в сторону Майка не смотреть. Тот вроде не отрывал глаз от экрана, что-то сосредоточенно листая, но как только Харви лёг, заблокировал телефон, засовывая его под подушку. Момент, когда можно было отвернуться без неловкости, был упущен, и Харви продолжил лежать на спине, нелепо смотря в потолок. — Скажи, — тихо начал Майк, прерывая тишину, — то, что я воспользовался той помадой... можно ли считать непрямым поцелуем с твоей любовницей? Харви заржал. — Можно ли считать это непрямым поцелуем? Возможно, — кивнул он, поворачивая голову в сторону Майка, умудрившемуся сломать атмосферу неловкости за пару секунд. — Можно ли считать тебя идиотом после таких вопросов? Тоже возможно. Майк, лежавший на боку с закрытыми глазами, улыбнулся и вслепую попытался толкнуть Харви в плечо. Харви руку отбил. — Ну ты и засранец, чувак, — прыснул развеселившийся Майк, открывая веки, и пихнул его в бок. Харви снова перехватил его кисть, отталкивая её в сторону. — Не называй меня засранцем, — продолжил он отпор, — а уж тем более чуваком. — То есть «чувак» для тебя оскорбительные «засранца»? — теперь Майк пытался ткнуть его пальцем под рёбра. — У тебя странная градация оскорблений. — Ты относишься ко мне без уважения, — сделал Харви голос пониже и попытался сымитировать итальянский акцент, одновременно отбиваясь от его руки. — Я прошу справедливости, — рассмеялся Майк, перехватывая его ладонь и сжимая пальцы вокруг его. — Как ты? Атмосфера вновь изменилась. Харви повернулся на бок, встречаясь с Майком взглядом. Того было плохо видно в темноте — это и спасало, между ними было добрых полметра — это спасало тоже. Большой палец Майка начал поглаживать его костяшки. — Я сегодня похоронил отца, — невесело хмыкнул Харви, на миг прикрывая веки. — Так что дерьмово. Хватка на его руке стала крепче. — Ты не один. Возможно, именно это ему и надо было услышать. Майк продолжил поглаживать его по костяшкам, пока не уснул, Харви впитывал каждое прикосновение и еле заметно огладил кончик его большого пальца, уже после того как дыхание подростка выровнялось. Он наблюдал за сопящим в своей постели Майком и думал, что придётся найти другой способ: он просто не хочет, чтобы Скотти о нём знала.