Королевское Древо

Костяшки на правой руке зудят чуть сильнее. Кэйа не особо может что-то с этим сделать. Есть факт того, что у него есть сила, какая была у его матери, у всей ее линии, благодаря которой в свое время она была воительницей чуть ли не страшнее Каоста. Эта же сила и погубила ее вскоре после рождения Кэйи. Эта же сила до сих пор пугает его отца. Он не контролирует, когда темное лезвие меча покрывает твердая корка льда, когда его руки холодеют моментом, а холод, проскользив по мечу, уходит к земле, инеем ложится на мрамор под ногами. Кэйа отшатывается. В Тейвате, он слышал, есть люди, которые владеют элементальной силой, но она от богов. В Каэнри’ах нет богов, но есть люди как Кэйа. У которых эта сила крови. Ученые веками бьются над вопросом откуда эта сила. Есть только вывод, что она просто есть. И когда Тиллий, придворный алхимик, осмотрев Кэйу, впервые сказал королю о том, что его сын пошел в мать и что если сдерживать эту силу, она никуда не денется, Каост приказал ему молчать под страхом смертной казни. Кэйе тогда было десять лет. Сегодня ему двадцать пять, и эта сила не слабеет и начинает выходить из-под контроля. У принца холодные руки. Он мерзнет ночами. Кэйа начинает бояться в глубине души, что если он не обуздает эту силу, то она покроет его своей холодной корочкой и поглотит — Ваше светлейшее высочество, — выводит Альбериха из мыслей мужской голос. Принц оборачивается на него, чтобы обнаружить в дверях своего секретаря. Краем своих чувств он отмечает, что мрамор в месте, где на него лег иней, поблескивает влагой, а с острия меча на пол падают капли воды. — Слушаю, — говорит он достаточно громко, выдавив вполне убедительную улыбку. Это не совсем фальшь. Просто сначала он делает видимость, а затем действительно приобретает настрой для этих улыбок. Это не так сложно. Он выпрямляется и убирает меч в ножны. — Мужчина, назвавшийся Чайльдом, требует аудиенции с вами, — сообщает секретарь. Кэйа усмехается едва ли заметно. Интересно, у этого самого Чайльда в принципе не существует понятия, у кого и что он требует? Нет чувства пропасти между их социальным положением? Обычно оно у людей в крови. — Именно что требует? — решает потешить себя принц, подходя ближе к юноше. — Да, однозначно так. Это не просьба, — отвечает он. Интересно. — Он рассержен? — продолжает расспрашивать Кэйа. — Нетерпелив. Кэйа касается пальцами своего подбородка. Кожа перчатки не очень приятно холодит. — Отведи его в мой кабинет и прикажи ждать. Не от себя, от меня, — распоряжается Кэйа и выходит в коридор, зная, что парень просто последует за ним. Шаги гулким эхом разносятся по белоснежному сводчатому коридору. — Я бы не стал, ваше светлейшее высочество, распоряжаться гостем. Не то положение, — говорит спокойно секретарь. На удивление здравомыслящий. Ему есть дорога и выше, чем просто перебирать бумаги Кэйи. — Мне стоило сказать это, чтобы предотвратить возможную ошибку, —объясняет Альберих и останавливается возле дверей в свои покои, — будьте свободны, Гариль. — С миром, мой принц, — отвечает секретарь и кланяется, прежде чем уйти. Кэйе думается, как вольный покоритель морей справляется с приказами? *** Кэйа не смотрит на Чайльда, когда входит в свой кабинет. Рыжий разместился в одном из стульев перед пустым столом. Нет, принц тут бывает достаточно часто, просто любые бумаги предпочитает иметь либо под замком, либо под присмотром своего секретаря. Взгляд голубых же глаз Кэйа чувствует на себе с того момента как вошел в комнату. Он становится удивленным, когда Альберих занимает место не за столом, а на нем. Белая мантия касается пола, закрывая часть обзора на темное дерево. — Не уверен, что королевским особам положено так сидеть при госте, ваше светлейшее высочество, — говорит Чайльд, не сводя с принца взгляда. Честно сказать, Кэйа своего рода даже наслаждается таким вниманием. Он усмехается. — Королевские особы лучше знают, что, где, с кем и как делать, Чайльд, — парирует он негромко, — и не беспокойся. У этих стен глуховатые уши. Если говорить слегка тише, они ничего не услышат. У моей постели у них куда более острый слух. На тонких губах Чайльда усмешка. — Ты бледный, — говорит моряк вместо того, чтобы перейти к делу. Кэйа щурится. Эти два слова вызывают в нем странную смесь чувств. Приятно, что в нем подметили такую мелочь, но странно, зачем? Почему? — Плохо спал, — просто отвечает Кэйа, пожав плечами. Честно в том, что он сказал. Он правда не очень хорошо спал, и виной тому колотивший всю ночь насквозь тело принца озноб, — так что, зачем тебе аудиенция со мной. — Хотелось увидеться, — вот так заявляет Тарталья, проведя рукой по своим волосам, а затем наклонившись к столу Кэйи, сложив руки в замок на нем и глядя на принца снизу вверх. Не похоже, что он врет. Лучше, конечно, сказать, что Альбериху даже неохота пропускать слова моряка через этот фильтр. Они звучат честно. — Хорошо. Ты увидел меня? На этом все? — без раздражения, скорее игриво спрашивает Кэйа, коротко глянув на руку рыжего, лежащую в каких-то паре сантиметров от его бедра. — Не уверен, что мне хватит этого. Твое общество действительно занимательное. Я могу рассказать пару историй, — говорит Чайльд просто и честно. Слишком открыто, хотя Кэйа и сам предложил формат повседневного общения. После извилистых фраз при дворе, такое общение казалось принцу глотком свежего воздуха. Моряки в принципе достаточно раскованны. Они говорят как есть, не тая. В большинстве случаев. Людей же, которых коснулась дворцовая жизнь, обычно слушаешь иначе. — О ветре, — соглашается Кэйа и сразу предлагает тему. Рыжая бровь выгибается в удивлении. — Почему о нем? — спрашивает Чайльд. Принц пожимает плечами. — Он недавно здесь сильнее обычного. Такой он на море? — говорит негромко он, чуть склоняя голову на бок. Волосы падают ему на лицо, и Альберих убирает их осторожным движением здоровой руки за ухо. Кажется странно интимным то, как внимательно Чайльд следит за этим движением. — Далеко не такой. Здесь он будто сдувает старый воздух, только и всего. В море это опора и свобода, — качает головой моряк. — Ну знаешь, и здесь свободы хватает, — парирует Кэйа. — О, нет, золотая клетка тоже клетка. Я бы не смог, например, долго прожить как ты. Слишком много ограничений. Этикет, ответственность… — Но ты капитан, — прерывает его перечисления принц, вставая со стола на ноги и обходя его, чтобы все же сесть в кресло, откинуться на спинку, — на тебе тоже ответственность. — Да. За мою команду и корабль, и все. За моими шагами не следят и всем плевать, с кем я сплю, куда ухожу ночами или сколько пью, — пожимает плечами Чайльд, — я свободен в том, куда плыву. Я свободен в том, как живу, я всегда могу все изменить. У меня есть выбор. Выбор. Кэйа сдерживает усмешку. — Я не могу сказать, лучше ли твоя жизнь. Я никогда даже не думал попробовать такое. Ложь. Кэйа прекрасно знает, что врет. Каждый раз, когда он слушал рассказы, он представлял влажные брызги на своем лице, потоки ветра под руками и бескрайнее небо над головой. — А может стоит? — говорит Чайльд, наклонившись чуть ближе, более вкрадчиво. Кэйа смеется. Негромко, и горечи в смехе больше, чем веселья, но вряд ли кто сможет это действительно услышать. — Я уже посчитал тебя умным человеком, Чайльд, — говорит Кэйа и наблюдает, как мрачнеет лицо его собеседника. — И что же меняет твое мнение? — спрашивает он. — Ты действительно думаешь, что я могу покинуть Каэнри’ах? Ты прав, это своего рода клетка, но я сам не вылезаю из нее. Как я буду править, если я не всегда с моим народом? — Во дворце это не с народом, — парирует Чайльд, постукивая пальцами по столу, — и насколько я знаю, дипломатия — тоже часть правления. Посмотреть мир — хороший способ улучшить навыки в этом деле. — Только если ты мне его покажешь, — говорит Кэйа, озорно щурясь, чуть наклоняясь к столу, и еще ниже, когда моряк отвечает ему. — Я могу. — От края до края. Либо все, либо ничего, — в Кэйе растет мало знакомое чувство азарта. Он идет по лезвию и перестает бояться падения. — Лучше, чем я, никто не справится, — на губах у Чайльда самодовольная улыбка. Интересно, заслуженно ли? — Я поговорю с отцом. Тогда и посмотрим. Вот и пропасть. На что Кэйа только что подписался? Каост наверняка откажет. Но все нутро Кэйи дрожит от надежды, что он увидит своими глазами беспокойные волны и настоящие звезды. — Серьезно? — голос рыжего звучит удивленно. Будто он вовсе не ожидал такого ответа. — За спрос денег не берут, — отмахивается Альберих и встает с места, глянув на большие часы за спиной Чайльда, — а еще меня ждут дела. Надеюсь, ты на меня насмотрелся. Кэйа улавливает чуть растерянный взгляд моряка и отмечает отсутствие ответа. Он только кивает и встает, но прежде чем уйти, берет Кэю за здоровую руку. Неясный жест. Он обжигает. Рука Чайльда теплая на его холодной. Он не хочет сопротивляться, когда Чайльд смотрит на него сверху вниз открытым взглядом. — Ты придешь сегодня ночью? — спрашивает он тихо. Что это кажется слишком приватным. Они знают друг друга едва ли два дня, и король сказал Кэйе не доверять ему. Но этот вопрос его обезоруживает. — А ты будешь меня ждать? — так же тихо спрашивает Кэйа, чуть улыбаясь и щурясь. — Да. О некоторых вещах не говорят днем с принцами в их кабинетах, — отвечает Чайльд. Кэйа начинает понимать, в чем дело. Не то, чтобы раньше не появлялись подозрения, но сейчас это слишком открыто. Удивительно, как просто он принимает эту мысль. С другой стороны, он принц Каэнри’ах. — Ты не привык прятать свои желания? — поддевает его Кэйа, губы Чальда растягиваются в улыбке. — Зачем мне? Я тут все равно всего на несколько дней. Кэйа может позволить себе не прятать свое желание, потому что тогда он обязательно получит то, что хочет. — Я приду, — обещает Кэйа, — если ты сейчас уйдешь. Чайльд отпускает его руку, на его лице улыбка, в глазах блеск. Дверь за ним закрывается. Руке теперь особенно холодно. Принц прячет ее под мантию. Он чувствует себя обнаженным даже будучи под многими слоями одежды, и это ощущается как отдых. Свобода, о которой говорит Чайльд, кажется заразительной. Кэйа опускается в кресло, сохранившее тепло тела рыжего моряка, и закрывает свое лицо руками. Его щеки непривычно краснеют, когда он не может остановить мысли о том, каким приятным теплом были бы эти руки на его талии или бедре, а не в паре сантиметров от него. О мыслях никто кроме него не узнает. А ночь никому не расскажет о том, на что он собирается согласиться на корабле в доках.