Бартимеус
Иди говорит, делами своими позанимайся. И сбегает. Что ж, я еще подожду, пока у парня немного успокоятся эмоции, а то больно он нервный... В общем, получив приказ пошляться где-нибудь, особо далеко я не ушел. Как только Нат покинул комнату, я сиганул в окошко и удобно разместился на крыше его дома в обличии ворона. Еще во время нашего странного разговора я понял, что мне нужно подумать. Хорошенько подумать о том, что все это значит и что я по этому поводу думаю и чувствую. Создалось впечатление, что мальчишка после своих вопросов жутко расстроился и предпочел как можно скорее остаться в одиночестве, чтобы это все переварить. Собственно, мне и самому требовалось примерно то же самое*. *[Не то что бы я собирался рассиживаться на коньке крыши еще недельку и томно вздыхать, как кисейная барышня. Но ситуация действительно развернулась в каком-то неизвестном мне направлении, а я такое не люблю. Надо разобраться.] Во-первых, этот Натаниэлев вопрос. Я, конечно, подозревал, что когда он в последний раз продержал меня на Земле несколько лет подряд, ему в голову закрадется подобная мысль. Раб из меня хоть куда: и обои поклеит, и амулет Самарканда стырит со всеми вытекающими последствиями. А уж мое знаменитое чувство юмора! Но что-то мне подсказывало, что дело не только во всех этих замечательных нюансах. Будто бы у парня в черепной коробке спряталось что-то еще, что я упускаю. И мне от этого становилось как-то не по себе. Все-таки, я предпочитаю услышать всю правду о том, что он думает, без прикрытий этим чопорным "служить только мне". В тот момент, когда мы с ним объединились в нашей последней битве, я осознал*, что все эти годы Натаниэль сражался со своей истинной сущностью, воплощением справедливости и человечности. От того мальчика с огромными честными глазами, по сути, его отделяла огромная пропасть. Но между ними всегда был я. И он отчаянно боялся меня потерять, как минимум, по этой причине. Все эти волшебнички вокруг только и ждали, чтобы оторвать от него лакомый кусочек славы. Использовать или раздавить. И лишь я был с ним честен... насколько мог. *[Слушайте, я буквально существовал внутри его головы. Конечно, я узнал кучу всего нового для себя прямиком из достоверного источника! Правда, парниша довольно быстро заметил, что я копаюсь у него в мыслях и пришлось сворачивать лавочку. Но кое-что из того, что я там увидел, позволило мне лучше понять его.] Итак, Натаниэль, очевидно, хочет, чтобы я остался с ним до конца его жизни. Учитывая то, как он любит влипать во всякие неприятности, жизнь эта может оказаться и не очень долгой. В этот раз он отделался потерей нескольких конечностей, но далеко не факт, что в следующий раз ему снова так повезет. И он хочет, чтобы я продолжил путь с ним. Ворон задумчиво разглядывал пейзаж, представший перед его черными глазками-бусинками. На всех планах картина была довольно умиротворяющей: солнце клонилось к закату, над практически отстроенным заново Лондоном плавно парили следящие шары, а легкий ветерок доносил до меня ароматы благовоний и прочей мерзости, которую так любят здешние волшебники. Ну тут уж ничего не поделать, наш "Мэндрейк" живет в престижном районе города. Хорошо, что у него дома так почти не воняет... Внезапно я поймал себя на мысли, что вся эта обстановка не выглядит такой раздражающей, как раньше. Впервые за сотни лет я просто спокойно раздумывал на Земле о чем-то своем, чуть ли не любуясь окрестностями. В последний раз я испытывал нечто подобное только рядом... с Птолемеем. Я прикрыл глаза, мысленно возвращаясь к образу худого египетского мальчика. Он был чрезвычайно слаб физически, но сила его духа... Порой, мне казалось, что он намного сильнее меня. Его жажда знаний, отчаянное желание возвести мост между нами, джиннами, и людьми: это было воистину невероятно. Я часто вспоминал его и жалел о том, что ему пришлось умереть так рано, но сегодня я особенно остро ощутил это жжение внутри моей сущности. - Птолемей, что же мне делать?- тихо спросил я у лазурного неба над головой. Оно ожидаемо хранило молчание.Натаниэль
Отослав джинна, волшебник немедленно приказал всем слугам его не беспокоить и заперся в единственном месте, в котором можно было перевести дух: в своем кабинете. Упав в кресло, Натаниэль тяжело вздохнул и, смачно ударив по лбу рукой, принялся лихорадочно соображать. Он определенно вызвал у Бартимеуса разочарование своими резкими словами. Почему же это так тяжело? Почему он просто не может подобрать нормальных слов, чтобы объяснить Бартимеусу... Чтобы объяснить... Натаниэль чувствовал себя так, словно переборщил с виски и никак не мог протрезветь. С того самого момента, как он впустил джинна внутрь себя, его словно огрели по голове чем-то тяжелым. Это "что-то" затуманило его разум. Сначала он загорелся идеей спасти Лондон, но потом обнаружил внутри себя еще кое-что. Если погибать, то ему одному. Бартимеус должен жить. Он не вполне осознавал, почему ему в голову так глубоко засела эта мысль. Надоедающая, мешающая сосредоточиться на битве, в самом сердце которой они тогда были. И в решающий момент он без колебаний отпустил джинна. Лишь за миг до взрыва он успел подумать, что вновь ранил его своим злым языком. Натаниэль так и не смог быть честным. Да и еще эта... увлеченность Китти Джонс. Признаться, Натаниэль в один момент даже позволил себе подумать, что, возможно, он влюблен в девушку. Но, попробовав сходить с ней на нечто, отдаленно напоминающее свидание, он понял, что она всего лишь вызывает у него теплые дружеские чувства. А так как настоящих друзей у волшебника никогда и не было, он предпочел сохранить дружбу и не жить иллюзией каких-либо интимных отношений. От романтической стороны этого мира он все же был слишком далек. По крайней мере, ему так казалось. И тут Бартимеус только и делает, что трещит без умолку о том, какая Китти чудесная. А вдруг, после того, как она отправилась вслед за ним в Иное Место, джинн почувствовал к ней что-то... большее? Поймав себя на этой не вполне здравой мысли, Натаниэль физически ощутил, как полыхает его лицо. Вскочив, парень рванул в уборную. Как следует ополоснув голову ледяной водой, он уставился на свое отражение. Натаниэль номер два из зеркала выглядел просто чудовищно: синяки под глазами, до неприличия взъерошенные волосы; глаза горят нездоровым огнем, ровно как и щеки. Единственная рука молодого человека сама собой впилась в роскошную столешницу из мрамора, словно пытаясь удержать его душевное равновесие хотя бы таким способом. Прожигая взглядом самого себя, Натаниэль тщетно пытался найти ответ на вопрос, который уже больше года изводил его и без того воспаленный разум. И тут в ванную постучали. - Какого черта...- пробормотал волшебник.- Я же приказал меня не беспокоить! - Меня ты ни о чем подобном не просил. Глаза Натаниэля расширились. Бартимеус стоит там, за дверью, и явно ждет его. А он в таком виде! - Бартимеус, сейчас не лучшее время... - А по-моему, как раз самое лучшее! Ты видел, какая там чудная погодка? Давай, выходи, тебе надо развеяться. Или ты вообще из дома голову не высовываешь никуда, кроме как на свою любимую работу? Язвительный, но вместе с тем какой-то добрый (как это вообще может сочетаться!) тон джинна будоражил нервы, однако, оказал и успокаивающий эффект. Только вот... - Я правильно понимаю, что ты зовешь меня на увеселительную прогулку?- выровняв дыхание, почти спокойно спросил Натаниэль. - Ох, будет она увеселительной или нет, решать лишь тебе, о, хозяин,- хихикнул Бартимеус. Парень закатил глаза, представив ехидное выражение на лице мальчишки-египтянина.- Но я бы настоятельно рекомендовал тебе проветрить голову. - И ты хочешь пойти со мной? Возникла непродолжительная пауза. - Ну... да. - Правда?- Натаниэль мысленно пожалел, что этот разговор происходит через закрытую дверь. Возможно, увидь он выражение лица джинна в такой момент, он смог бы понять для себя хоть что-нибудь. Нельзя упустить такую возможность! Недолго думая, он повернул ручку. Похоже, он опоздал. Лишь на мгновение он успел уловить то самое, почти неизвестное ему чувство, глядя прямо в глаза обнаружившемуся на пороге Бартимеусу. Лишь на пару секунд ему словно удалось коснуться горячего шоколада его глаз по-настоящему. До дрожи серьезный, пронизывающий взгляд проникал в самое нутро Натаниэля и для этого не требовалось никаких пентаклей, замысловатых слов на латыни и действий. Разум тотчас же помутился: волшебник почувствовал слабость в ногах и непреодолимое желание... прикоснуться к Бартимеусу уже физически? Что? С огромным трудом подавив желание завизжать, как девчонка, и снова убежать в спасительную тень своего кабинета, Натаниэль наконец застал процесс того, как маска беззаботного и ехидного джинна оказывается на своем месте. От горячего шоколада не осталось и следа: в глазах Бартимеуса плясали веселые язычки пламени, скрывающие их глубину; а улыбка, приправленная острыми клыками, вообще не свойственными египтянам, была откровенно издевательской. Момент был и пойман, и упущен одновременно. - Конечно, правда, о великий! Куда же я без тебя, малыш... Натаниэль насупился, ожидая коронного "малыш Натти" в исполнении своего слуги. Мало того, что это откровенно бесило, так еще и почему-то вызывало некоторое смущение, которого на сегодня ему и так было предостаточно. Однако, джинн внезапно передумал заканчивать фразу и, ловко повернувшись к нему спиной, бодрым тоном принялся болтать о том, куда бы им с "хозяином" отправиться в столь дивный вечер. Губы молодого человека непроизвольно растянулись в искренней улыбке. Как бы он его не бесил, как бы не издевался над ним столько лет, сегодня Бартимеус почему-то смягчился. Это заставляло сердце биться намного быстрее обычного (и даже потеть, чего с волшебником не случалось даже в самых стрессовых ситуациях с детства), и Натаниэль отчего-то никак не мог решительно сам себе заявить, что ему не нравятся эти ощущения. То, что Бартимеус пришел за ним по такой забавной причине... и по своей воле, не получив приказ, заставляло нечто, очень долго дремлющее внутри Натаниэля, наконец начать просыпаться.