Сенсационный репортаж

Откуда-то из-за сцены вывалился, поддерживаемый давешними топ-моделями, губернатор края. Красноносый и неподходяще-весёлый. Явно коньяка ему накапали в подсобке, чтоб задобрить. Похоже, перестарались. Губернатор махнул рукой и гаркнул: – Ну, ёбнули! Давайте, сынки! Из хрипящих, простуженных колонок зазвучало нечто, напоминающее торжественный марш. Дед махнул мне, чтобы я взялся за одну из ручек фургона. Остальная пресса отошла, как полагается, на десять метров. Ну и дилетант я! Не моё дело – участвовать в эпохальных исторических событиях. Моё дело – снимать о них репортажи. Вот только деваться куда-то уже поздно. Директор «Облпоставмеха» шустро, как молодой кабанчик, подскочил к фургону и отпёр засов. Тут же, взвизгнув, отбежал на те же 10 метров. Да ещё мелкими глазками на меня сверкнул, видать, припомнил, скотина. Я и дед остались наедине с мамонтом. Аккуратно потянули дверцы фургона в стороны. Вдруг эта зверюга сейчас рванёт на волю, едва почуяв свободу и сметёт нас с дедом в к чертям собачьим? Мы уже раскрыли дверцы, а ничего так и не происходило. Не тосковала душа мамонтячья по родной тундре? Как говорится, немая сцена. В свете вспышек фотоаппаратов можно было различить, как в глубине фургона шевелилась массивная лохматая гора. Ну а чего Урюпин хотел? Это животное в стрессовой ситуации, а не фотомодель с заоблачным гонораром! Как его теперь выковырнуть? Я с запозданием вспомнил, что среди присутствующих нет ни одного зоолога нормального или животновода. Даже Зимова из «Плейстоценового парка» не пригласили, а он бы тут был кстати… – Ну, драть мать вашу за ногу! Чего там такое? – Речевой стилист губернатору не помешал бы, но в целом присутствующие были с ним согласны. – Бери ту швабру, – кивнул мне Аксикович на инструмент, прилаженный к внутренней стенке фургона, – и дуй за мной. Интриги-скандалы-расследования, мать вашу! Взял, дую, что теперь? И тут я услышал то, чего не должен был слышать. Дедок ласково шептал: – Зитушка моя, матушка! Запугали тебя эти ироды. Давай родная, погуляй по снежочку, в шубке-то своей, я тебя потом приючу! Давай, моя хорошая… Одними губами старик шептал мне: “шуруй шваброй под мохнатой жопой, она и пойдёт”. Я заработал шваброй. Старик показал большой палец: точно, не пидарас! Мамонтиха начала вставать. И тут я заметил: что-то не так с её шерстью. На холке она отстала, явно содравшись об стенку. Из-под разрыва отчётливо проступала складчатая слонячья кожа. На обратной стороне отвалившейся шкуры вырисовывалось клеймо «Облпоставмеха» и виднелся характерный шубный шов. Так вот ты какой, клонированный мамонт! Срань господня, зачем я это увидел? Теперь хана мне, слишком много знаю… Налюбоваться собственным приговором мне не дали. Раздался выстрел. Пока не в меня, в воздух. Палил Урюпин из охотничьей двустволки. Слониха загудела и, смачно ободристав пол от страха, кинулась наружу. Мои коллеги по цеху и прочий бомонд встретили её радостным гиканьем и улюлюканьем. Зверюга с непостижимой для такого огромного тела ловкостью странным, но бодрым аллюром учесала в даль светлую. Следом, азартно взрыкивая движками, помчались джипы. Над всем этим безобразием размахивал лопастями вертолёт. Снимки вылетевшего из фургона и умчавшегося в закат, задрав хвост, мамонта, я все же сделал. Руки замерзли, я уж думал, пальцы не согну. Старикан между тем самодовольно закурил очередную папиросу и смаргивал с глаз скупую мужскую слезу несколько театральным жестом. – Что, отец, печально расставаться? – А то нет? – Дед сунул в зубы папиросу и хитро блеснул сухим глазом. – Я ж за Зитой, как за дитём малым ухаживал. Ей-то, бедолаги, погоды наши не по нутру были – столько хлопот, затейница, доставляла. – Зита? – Я смотрел вслед маячившим на горизонте джипам. – Индийская слониха, которая суррогатная мать мамонта? Фотоаппарат никак не хотел залезать в чехол, а замерзшие руки его уже еле держали. Дедок снова прикрыл глаз морщинистой ладонью, а плечи его мелко тряслись, якобы от рыданий. – Ты ж журналисть? Вот тебе и сенсацыя! – хрипло засмеялся старик. Приладил швабру на место, достал пыльную катомку, прежде замаскированную под поломойную тряпку и закинул её себе на плечо. – Ты-то как, отец? Урюпин ведь явно умеет дела проворачивать, а ты мне всё как на духу выложил. Он такое с рук не спустит. Старик ловко выудил из жердей пару досок, оказавшихся самодельными лыжами и приладил их на ноги. – Чего я-то? Насрал ироду в карман – пущай меня в тундре поищет! А там найду Зиточку, и потихоничку-полегонеку, авось и до Индии дойдём, в Ганге там купаться будем. …Где-то по тундре от операторов удирал сенсационный мамонт, причем, гораздо более сенсационный, чем наивно полагали мои коллеги. Я думал о предстоящих четырёх часах в салоне пассажирского самолёта и надеялся не заработать клаустрофобию. Уж слишком там тесно, как в гробу.