***
Работяга Генри Осборн смотрел на Алфи Соломонса в ужасе. Проклятая бочка скользнула из его тележки из-за Сары, девчонки с шилом в заднице, которая проскочила точно перед ним, не заметив надвигающегося на неё рабочего. Пелена из слез после неприятного разговора с Алфи была такой плотной, а боль в груди — чудовищной, заставившая согнуться её почти пополам. Генри дергано моргал, ощущая влажность от рома на себе, в ботинках и даже трусах. Целая бочка — сотни литров. Соломонс накажет его штрафом. Больше недели работы за зря. — У тебя руки из задницы растут-таки, а? — прогремел Алфи и со всей силы ударил мужчину по лицу. Сара, прежде чем уйти, остановилась на железной гремящей лестнице и оглянулась на происходящее под ней. С пощечиной, что прилетела по лицу Генри, Сара вздрогнула и побрела к выходу. Осборн потупился, зажав щеку руками. — Не моя вина, — промямлил рабочий, — Не моя вина! — добавил он громче в спину Соломонсу. Алфи, который уже двинулся к себе, расправив плечи, обернулся на вызов. — Чего? — спросил он громко, — Что ты там сказал, заморыш, а? — Не я виноват, — Генри говорил с трудом, вероятно из-за разбитой губы, которая тут же опухла и кровила. А может из-за страха, что уже вряд ли. — А кто виноват? Летнее солнцестояние или твоя мамаша, наградившая тебя сраными заготовками под руки вместо полноценных? — Алфи рычал. — Девчонка Сара, которая приходит к Вам ежедневно. А как же правило, что на заводе никаких женщин? — подытожил Генри, осматриваясь, ища поддерживающую реакцию в лице остальных, кто был также недоволен этим фактом. Алфи задергался от гнева. Остальные взглянули на мятежника, как на глупца, коим он и был, и тут же вернулись к работе. — Что? — подлетел Алфи к нему, — Что ты сейчас ляпнул? Повтори-ка? — Девчонка Сара сбила меня с ног. Клюка мгновенно упала на плечо Генри и ослепляющая боль пронзила его, заставив кричать. — Заткни свой гребаный лживый рот, понял, да? Эта девчонка имеет право делать здесь всё, что ей, блять, только заблагорассудится! Даже сбивать с ног таких недоделков, как ты, мать твою! Алфи принялся яростно отрабатывать свои бойцовские навыки. Одним сильным ударом Соломонс снёс с ног Осборна. Зачем Генри только напомнил ему о Саре? Зачем он вообще сейчас говорил о ней? Она могла делать в его пекарне всё, что хотела, но ей это уже было не нужно. Алфи уничтожала несправедливость этого жалкого мира. Казалось, он ненавидел всё на свете, в том числе и себя за то, как же он глупо поступил по отношению к Саре этим утром и за какую ничтожную выгоду он предал её. Несколько часов назад Утренний туман от Темзы стремительно осел на Камден-Таун, заволакивая собой и Бонни-Стрит. Тёплый ветер колыхал водную гладь канала, отражающего нежно-голубое небо из-под серой дымки. Свежая зелень деревьев делала воздух сладким и мягким. Алфи Соломонс, поправив передник и сонно зевнув, брёл к промышленной зоне, минуя множество бочек, пятничную суматоху рабочих и собственную удрученность, которую он впервые не мог чётко и ясно объяснить. Он сваливал разбитое состояние на недосып, мысленно улыбаясь, вспоминая его причину. «Эта самая «причина» сейчас…» — Алфи клацнул панцирной крышкой часов, отмечая время, — «Вероятно, грызет гранит науки и ни черта не соображает, как и я! Хорошие девочки должны ночью спать, а моя безобразница…» — подумал Алфи, подавляя очередной зевок, — «Вьет ведь из меня верёвки, паразитка, да-а…» Его кузен Олли, покорно суетился поблизости, осторожно оглядывая Алфи и его разбитый вид. Его рабочая рубаха выглядела немного небрежно, свисая с боков, имея смелость выползти из-за пояса брюк; подтяжки болтались едва ли не до самых колен, всё еще пристегнутые и такие необходимые; замызганный передник из белого превратился в серый. Сам Алфи поправил назад отросшие и волосы, а их длина… Черт, он во всём велся на обаяние Сары и даже вид причёски выбирала она. Да, он обожал, когда Сара зарывала пальчики в его пряди и перебирала их, игралась и за ней же оставалось право вплести Алфи ленточки. Он бы и это ей позволил. Опущенные надбровные дуги омрачали взор, превращая его в суровый и откровенно ненавидящий всех и всё вокруг. Серо-зелёные глаза давно уже стали чёрными. Пухлые губы, плотно поджатые, выражали недоумение сложившейся ситуацией, а заостренный нос раздувался в крыльях от каждого мелкого раздражителя, отвлекающего от великих раздумий и попыток уловить с рубашки шлейф её духов. Весь его облик отражал тоску по Саре и Алфи подумал, что можно было бы отправиться к ней в университет и навести там немного шороха! Разогнать вьющихся возле неё юнцов, людей посмотреть и себя показать. Глядишь, потенциальные ухажеры сами отвалятся. Мало ли кто забыл, кому принадлежит Сара. Топот шагов, по меньшей мере шести пар ног, вывел Алфи из забытья. Он стоял, облокотившись на бочку, чувствуя себя уверенно, сложив руки и прикрыв глаза. Спешащий к нему Лука Чангретта не был вооружён до зубов, что уже говорило о том, что в его мирные планы не входило кровопролитие, да и припугнуть не было мерой первой необходимости. Алфи итак дьявольски пуганный. Алфи разомкнул веки и уставился на Луку, зная о нём достаточно из уст Сары и своих партнеров. Итальянец ухмыльнулся и, прежде чем начать речь, вынул тонкую зубочистку и звонко чвакнул. Встреча была неприятная. — Я к тебе по личному делу, мистер Соломонс, — проговорил Лука и Алфи поджал нижнюю губу. — Да, да… Я уже заждался таки, — саркастически добавил он, — Кто ещё любит отрывать от дел, да? Только те, кто сами не работают, не так ли? — бросил Алфи сухо, разворачиваясь и направляясь к своему кабинету, махнув гостю рукой. Лука двинулся за ним, наказав остальным ждать. Мужчины вошли в кабинет. Алфи занял своё место и показушно заглянул в ящик, где хранил пистолет. Лука на эту угрозу лениво улыбнулся. — Какими судьбами? — Алфи поправил рукава рубашки, — Давай прямо, нет времени сегодня на прелюдию, однако. Лука резко стал серьёзным: — Хорошо спится в объятиях мисс Сабини? Знаю, что хорошо. Алфи что-то перебирал левой рукой в ящике, изредка посматривая на недруга. — Да? — спокойной спросил он, — Ты о своей личной жизни рассказать пришел, значит? Похвастался? Всё, да? Все свободны? Лука хмыкнул, начиная с козыря: — Ром нынче не в цене, не так ли? Стоимость упала. Спрос в стране небольшой. Бочки томятся месяцами. Алфи шмыгнул: — Если ты решил позаёбывать меня этим ебанатством, то выход всё ещё там, на Бонни-Стрит, — указал он пальцем на дверь, приподнимаясь, но гость остановил его. — Оттолкни от себя Сару, — прозвучало подавлено. Взор Луки был отведен в сторону. — Сама она от тебя не уйдёт, уж я-то знаю, — чвакнул он и взгляд его почти моментально остекленел. Алфи коснулся пальцами револьвера, делая шумный вдох, раздувая крылья носа. Чангретта раздражал его своей заносчивостью и наглостью. То людей его проведи, то ромом угости, то теперь девчонку отдавай. — Какую именно? У меня, знаешь ли, в репертуаре Сар… Всех не переебешь, однако! Лука раздражился: — Кончай валять. Ту самую Сару, за которой мы оба увиваемся уже много лет. Алфи был явно не готов к такому повороту событий. Лука знал обо всём. Вынюхал подлец. — С чего бы вдруг мне её отталкивать? — вскинул он руки, — Какая причина, м? Лука раздраженно цыкнул: — Не всё твоего еврейского ума дело. Алфи развалился в кресле, демонстративно сложив руки, желая знать причину, выжидающе зыркая на Луку. — Я же пристрелю тебя, макаронника сраного, да? — указал на него ладонью Соломонс, — Что меня нахер останавливает, м? Ровным счётом ничего, ага! Чангретта поправил пиджак: — Моя женушка не способна к воспроизведению потомства. И по итальянским законам… Алфи не позволил ему закончить мысль, громко иронически хмыкнув. — Да? А ты уверен, что вторая из рода Сабини осчастливит тебя? Рассчитываешь на Сару, таки, как на манну небесную, а? Алфи задумался над тем, что он регулярно встречается с Сарой уже около трех лет. И все эти три года девчонка была для него безотказна в любое время дня и ночи. Что ж, Алфи умел видеть перед собой что-то большее, чем печатный текст газет, хотя бы потому что никогда их не читал. Внимательный еврейский мужчина, знающий чуть больше о женской физиологии, благодаря юности лет. — К тому же, она лишь на жалкую четверть итальянка. Может, стоит мерить её по другим законам? Как считаешь? — Брось Сару, — процедил Лука, минуя любопытство и мораль Алфи, — И я провезу сто твоих бочек в США. Алфи немного оживился, но виду не подал. Деньги были его маленькой слабостью, отодвинувшей Сару на второе место, где она всегда и была, как он сейчас думал, но это было далеко не так. Алфи пытался защитить себя и свою корысть: — Дёшево ты, — подивился Соломонс. Он не хотел расставаться с ней за жалкую выгоду. Алфи нужен хороший навар, который успокоил бы его разбитое сердце. — Однако, оцениваешь нашу Сару. Она та ещё штучка, да, и тянет не меньше, чем на триста. Лука сжал кулаки: — Сто и ты не подпускаешь её к себе и своей пекарне на расстояние пушечного выстрела, пока я не увезу её в Италию. Алфи хмыкнул. Новость о том, что Лука увезет её, колко прошлась по рецепторам. — Пока ты на моей территории, я могу потребовать все триста пятьдесят! — вскинул он указательный палец, — Знаешь, её сиськи в руках как наливные яблочки. Ты только представь! — Соломонс масляно улыбнулся. Он не чувствовал себя мерзко от того, что торгуется любимой девушкой. Это для него она была любимой, а кем он был для неё на самом деле? Алфи до конца не знал. По крайней мере она не афишировала свои отношения даже перед подружками, а Алфи хотелось, чтобы она утирала нос за светскими беседами в университетском кафе. Сара не позволяла ему встречать её после занятий и вообще приближаться к университету. Беспокоилась за репутацию? Вряд ли. Скорее всего просто стеснялась своего зрелого бородатого любовника. — Вы всё-таки спали? — чуть наивно и с надеждой на обратное прошипел Лука. Это было глупо, спрашивать вот так, лоб в лоб. Алфи откинулся на стуле и хищно ухмыльнулся, на зло Луке разумеется. — Нет, чтоб тебя, в нарды ночами играли! — он чувствовал себя уверенно, желая взорваться от скривившейся в беспомощности рожи Чангретты. Нарочно ли он обесценивал Сару? — Молитвы читали, ага? — Алфи была приятна мысль о девушке и их ночных деяниях, но также он понимал, что торгуется и знал, Сара его вряд ли простит за подобное. Хотя, вспоминая мягкость её характера, он мог рассчитывать, что позже Сара остынет и примет его назад. Она была доброй, слишком доброй и многие, в том числе и он, пользовались этим. Но сейчас он решил рубить с плеча и сжигать мосты сразу же, чтобы потом выстроить новые, железные. Алфи задумчиво облокотился на спинку кресла и потёр бороду. — И много вы «начитали»? Алфи прищурился: — Не всё твоего ебучего итальянского ума дела, да? — передразнил он его. — Сто пятьдесят бочек и я больше никогда не хочу слышать о том, что между вами было. Чтобы ни один проклятый отблеск не мелькнул в её памяти и не отразился на остальных годах и поколениях. Чтобы вы даже не здоровались, когда невольно встретитесь на улице, — требовал своё мистер Чангретта. — Прям так, да? — глумился он над Лукой, — Задница у Сары, как помню, в точь как у немецкой лошадки! — продолжал Алфи требовать своё. Он умел это делать. Умел настаивать и манипулировать. Таков его склад ума. — Двести и это конечная цена! — Лука чувствовал себя дураком, но что он мог поделать. Ему уже много лет нравилась Сара. И он ждал, терпеливо ждал случая. Но когда узнал о том, что Алфи изматывает его предмет обожания долгими ночами — терпение лопнуло. — Видимо, не так уж сильно ты и хочешь её заполучить, да. Чего тогда приперся, таки, не пойму? — спросил Алфи, — Триста бочек, — хлопнул он по столу широкой ладонью и приподнялся, заканчивая разговор, — Триста злоебучих бочек и я отправляю ключик от нашего маленького рая, — Алфи изображал это, размахивая руками, — в Гватемалу или в Гваделупу нахер, ага? — на этой фразе Алфи замер и широко раскрыв глаза, ужаснулся своим словам, — А ты забираешь её в свой конченный-законченный итальянский ад, — произнёс он сквозь зубы, остановив застывший и безжизненный взор, — Увозишь с глаз моих долой, да? — взглянул он на Чангретту и опустил брови, сомкнув припухлые губы. От этих воспоминаний Алфи принялся ещё сильнее избивать ни в чем не виновного человека, рабочего, мелкую сошку, со всей своей значительной силой. Он видел, как остальные работяги идут по своим делам, выполняют пятничный объем, но большинство из них уже помолились за Генри, который, вероятно, одной ногой был на том свете, тронув пространство Соломонса. Алфи был рад причинить серьезный ущерб Генри на глазах у всех. Он хотел, чтобы это событие коснулось всех рабочих, чтобы никто не смел говорить о Саре, произносить её имя и упоминать её, как лукавого в семье католиков. Он хотел, чтобы работяги знали, что всё кончено и чтобы никто не смел разевать свой рот о ней и против неё, так же как и бросать вызов самому Алфи. Он понимал, что разговоры обязательно дойдут до итальянцев, дойдут хоть до Китая и, уж рано или поздно, до Клеркенуэлла. Он не собирался ввязываться в серьёзную войну из-за женщины. Никто не собирался этого делать — ведущие к полному господству над бандитским миром. Алфи многому научился за эти годы, пока варился в бизнесе и собирался использовать эти знания и свои связи в полной мере. Алфи был уверен, что они узнают о том, что он более, чем способен сводить счеты, старые или новые, за свою Сару, но позже. Он выпрямился, превратив Генри Осборна в кусок хорошо отбитого мяса. Кровь была везде, на всех поверхностях, в том числе и на одежде Алфи. Брызги попали на рубашку и брюки, которые теперь стали не годными для носки. Запах стоял убийственный: сырости и железа, смешанный с ромом, расстеленным огромной лужей. Генри тихо плакал, свернувшись на бетонном покрытии и это раздражало Алфи больше, чем первоначальное оскорбление. Соломонс получил возможность осмотреться, потирая костяшки пальцев, поправляя печатки. Сделав три-четыре глубоких вдоха, Алфи понял, что сломал руку и челюсть Осборну. А эта несчастная бочка, что разлилась и треснула от падения — была ничем, грудой деревяшек и грязной водой, вобравшей в себе пыль с сапог, покрывающей лёгкой плёнкой на темной спиртовой глади. Алфи почувствовал себя плохо, очень плохо и дёшево. Аналогичные триста бочек будут проданы, он заработает несколько тысяч фунтов, бросит эти пачки денег в сейф и забудет о них. А Сара? Она уже никогда не вернется к нему после такого предательства, если узнает. А Сара узнает, ведь у Луки будет достаточно дней и ночей, чтобы сказать ей об этом перед сном или перед завтраком, дабы развеять любовную тоску.***
Иса наблюдала за тем, как её падчерица Дора Чангретта готовит ужин для своего мужа. Пока девушка нарезала овощи и отваривала пасту, Иса увидела на лице падчерицы отчаяние и одновременно нотки радости и почувствовала терпкое желание обнять её. Но она осталась сидеть на своём стуле и не двинулась с места, потому что она знала, что Дора — девушка не тактильная, не контактная и, казалось, лишенная нежности. Дарби считал, что причина кроется в её рождении при работном доме, где ни любви, ни жалости. Только старое шерстяное одеялко. Дора налила мачехе чая и продолжила рассказывать о том, что её Лука сегодня обещал вернуться к ужину и, к слову, обещание сдержал, впервые за несколько месяцев. Иса лишь посмотрела на старшую дочь со всем сожалением, какое она только могла воссоздать, понимая, что она снова приняла опиаты. — Ты говоришь какой-то вздор, милая. У тебя, вероятно, жар! Дора громко расхохоталась. У нее был звонкий и истеричный смех, от которого её голос звучал очень трагично. Это был смех, противоречащий убийственной горести, скрытой за ним. — Он женится на Саре! — проговорила она с граничащей кровной обидой, держась на грани приступа истерии, приподнося к губам острие ножа. Иса покачала головой дочери и вздохнула. — Может, тебе прилечь отдохнуть? Я уж сама тут как-нибудь… — осторожно проговорила Иса, зная, как разговаривать с человеком в опьянения, решив, что отсутствие парочки болтиков в голове Доры действительно дают о себе знать, а приём *лауданума не такой уж безопасный. Прикладывая к её лбу, покрытому испариной, тёплую ладонь, Иса заявила: — Ты уже бредишь Лукой, дорогая! — теперь в её голосе звучал едва заметный гнев, — Хватит бегать за ним как влюбленная школьница на чёртов износ! Дора закрыла серые глаза, как будто это действие перечеркнет истину, на которую указывала ей мачеха. Она знала себя и свои повадки лучше, чем кто-либо, но не хотела слышать об этом от кого-то еще. — Он мой муж! И он женится на Саре! Я знаю! Иса в изумлении поджала губы и, развернувшись на каблуках, ринулась к верхнему шкафчику гарнитура, вынимая полупустую бутылочку из-под настойки, и бросила через плечо: — Ты снова налакалась лауданума? Дора тяжело вздохнула и изо всех сил закричала, затопала ногами и стиснула кулаки. Это был крик ярости и обиды, когда твоя любовь остаётся безответной и уходит из-под носа, но никто вокруг не понимает тебя. — Ничего я не пила! Дарби встал в дверном проёме, пришедший на крики дочери и взволнованно посмотрел на неё. — Дора, пожалуйста, успокойся, — взмолился он, поправляя костюм. Она была буйной, как и он. Их характеры были копиями друг друга, что ещё больше злило Сабини. Как и всегда, в других людях нас больше всего раздражает то, что мы не любим в нас самих. Дора вытянула лицо от дикого возмущения и саркастически сказала, как будто разговаривала с ребёнком: — Сколько стоило согласие на двоеженство? Сколько стоит твой затухший престиж, папа? Иса усмехнулась, решив, что её падчерица действительно одурела. Что за глупости она говорила? Так ещё и бросала вызов отцу. Дора, несмотря на её патологическую влюблённость в Луку и скверный характер, умела врезаться в любого человека жестоким и прямолинейным вопросом. Сейчас её целью был родной отец. Дарби быстро закипел, но старался держать свой гнев в руках и это было видно. Его мягкое лицо тяжело исказилось, когда он с очевидным трудом пытался подавить свою ярость. — Ты сама стала причиной всего этого, Дора, и ты это знаешь! — сказал он сквозь стиснутые зубы, жестикулируя, тыкая в дочь пальцем, только бы Иса не прочла между строк. Дарби видел в глазах дочери слезы. Он знал, что ей нужен был один живой и здоровый ребёнок, а ещё отказ от опиума. Откровенно говоря, Сабини видел, как его Дора устала и как она измотана. Её лицо было бледным, мешки под глазами тёмными, а скулы впалыми. Сейчас он, кажется, как мужчина, понимал настрой зятя, и перестал сожалеть о своём торопливом решении, принятым после вчерашнего ужина. Вчерашний день Лука терпеливо наблюдал за тем, как Дарби Сабини пересчитывает убытки, собирает свои чертовы пожитки и как его иск и судебное дело против ирландцев разваливаются. Теперь-то он никуда не денется от него. Пали надежды Дарби на отсрочку банкротства. Его ждала судьба того, кем он был до рождения Сары — мелким букмекером или вышибалой в клубе. К такой жизни он был совершенно не готов и Лука это знал, готовый использовать известное в своих целях. Войдя в кабинет тестя, Чангретта по-хозяйски развалился в кресле, просматривая чужую корреспонденцию. — Что это за дерьмо? Счета за «Эдем», а тебе нечем платить, отец, ведь так? Дарби нахмурился, делая вид, что не понимает о чем толкует его зятек. — Переезд в Эссекс не минуем, не так ли? Дарби кивнул, поджав губы: — Меня взяли за яйца со всех сторон, — пробормотал он торопливо в своё дешевое оправдание, размахивая правой рукой. — А Сара не захочет уезжать… — подтвердил Лука и Сабини согласно промычал, сложив руки на столе, не переставая ими дергать. Его состояние было судорожным. — У неё здесь университет, — зажестикулировал Сабини, — Ей надо учиться. Лука усмехнулся: — Причина не только в университете, хочу тебя заверить, — чвакнул Лука тонкой зубочисткой, — Есть кое-что поважнее для твоей дочки. Сабини прожег Луку вопросительным взглядом. — Что же это? — кажется он искренне не понимал, что может удерживать юную леди в Лондоне. Любовь, например. — Алфи Соломонс, — выдал Лука и Дарби изумился и моментально взорвался. — Ты сейчас допиздишься и я позову Ральфа, а он уже выкинет тебя отсюда во имя Короля! — прокричал Дарби. Он обожал Сару и не верил, что она могла закрутить роман с Соломонсом. Лука терпеливо выслушал и продолжил. — Сара уже несколько лет встречается с твоим давним другом, нынешним врагом по совместительству, — Лука вынул зубочистку, — Он её не обижает, не трясись так, папаша. Более того, он заботливо ублажает её каждую ночку. Держит девчонку в тонусе, дарит всплеск эмоций и гормонов, водит в рестораны, помогает с математикой. Хорош партнёр? Лука резко замолчал, не зная, как продолжить, чтобы вывернуть всё в свою сторону. — Соломонс — этот паскудник, продажный ублюдок! — кричал Дарби, брызгая слюной, и Лука видел, как гнев и дерьмо льются из пасти тестя, — Старый сраный рэкетир! — он вскочил с места и выхватил пистолет, наводя на зятя за эту едкую информацию. — Прежде чем взводить на меня револьвер, подумай о том, кто ты и где ты. Вынимая оружие, ты убиваешь не меня, ты убиваешь Дору и одновременно теряешь Сару, которая сбежит к Соломонсу, — указал он зубочисткой. Дарби сел на место и сложил руки. Его состояние было на грани срыва. Импульс игрался на его виске. — Я узнал о Саре и её шашнях пару дней назад и уже отвадил от неё Соломонса ценой собственных усилий, — смело заявил Лука, — Но вся беда в том, что своенравная девочка рвется к этому поганому жиду, как опоили! — поражался итальянец. Сабини молчал, потирая бровь, ощущая неимоверный гнев, сглатывая его. — Я могу вернуть Сару на путь истинный и твоё былое величие одним лёгким и безболезненным путем, — гнул своё Лука. Дарби имитировал спокойствие: — Какой ценой? — Взгляни, — призывающе сказал Лука, окинув взором стол Дарби, полупустой распахнутый сейф, и ухмыльнулся, — Всё, что от тебя осталось — это пару тыщонок и свора долгов! — он обошёл стол и вынул из кармана небольшой, сложенный вдвое лист плотной бумаги, какая выдаётся юристами, нотариусами и прочими конторами, — Я попросил своего юриста пересмотреть договор о заключении брака между мной и Дорой… Дарби слушал Луку более внимательно, изредка подергивая веком, потирая усы. — И нашёл один замечательный пункт, — заметил он, — Который мы, к сожалению, не обговорили заранее то ли из-за спешки, то или ещё каких-то факторов, — быстро добавил Чангретта, махая руками, слабо улыбаясь, — Но суть договора остаётся прежней, — продолжая с той же монотонностью, переводя взор на печатный текст. — Сумма брачного выкупа, которая была раннее заплачена за невесту, — Лука водил глазами, выдерживая паузы, чтобы информация дошла до Дарби в полной мере, — Должна быть возмещена её родственной группой в том случае, если первая жена оказывается бесплодной, т.е. не имеет возможности иметь детей, — Лука поднял глаза на Сабини, видя, как лицо его исказилось. — При невозможности родственной группы возместить сумму раннее заплаченного выкупа, муж имеет право жениться на родной или двоюродной сестре жены. Рождённые от второй жены, примечание — сестры, дети считаются принадлежащими, как правило, первой супруге. Лука отложил бумагу и, перевернув, протянул по столу Сабини. — Твоя подпись, папаша? — спросил он, опустившись на руки, оперевшись о стол, — На каждой сраной странице, ведь так? Сабини встал с места. Размеренно вздохнув и облизнув губы, он схватил пепельницу и, разбив её об угол стола, кинулся на подорвавшегося Луку. — Нужно уметь принимать правильные решения, — подытожил Лука, увернувшись от бросившегося на него Сабини, втискивая его в стену, — Я не спрошу с тебя ни фунта и даже накину сверху пару тысяч за «уценёнку» после грязных рук еврея! Дарби кричал: — Ты никогда не получишь Сару! Никогда! Мою Сару! Лука улыбнулся: — Надо было лучше перечитывать договора, а не искать слепую выгоду! — отпустив Дарби и поправив волосы, он двинулся прочь из кабинета, не обернувшись. Маленький Френк стоял в пороге кабинета отца, сталкиваясь глазами с Лукой. — Будь внимательнее. Там много стекла, ты можешь пораниться. Дарби отдышался и, заметив сына, закричал на мальчика. — А ты чего уставился?! А ну пошёл вон! Дарби сожмурился до боли в глазных яблоках, снова возвращаясь к Доре. Если два человека и должны держаться подальше друг от друга на этом свете, так это Лука и Дора. Он ухлестывал за ней, когда Дора ещё училась в школе, а Лука был уже взрослым парнем. Пожалуй, именно с тех дней Иса возненавидела его с первого взгляда. Дора в лучшие времена была дерзкой забиякой и, получив статус жены одного мафиози, её самооценка взлетела до чёртовых небес. Дора была и есть одержима Лукой и сначала это чувство было взаимным, как многим казалось. Но как только медовый месяц завершил своё путешествие, а эти двое вернулись домой, то Лука приступил к работе и поиску новых ощущений. В общем-то, Дора не стеснялась воевать за своё счастье с другими девушками, но как же она не могла понять, что эти девушки появлялись по одной причине — из-за Луки. С каждым днем обида и ревность съедали её. Дарби подумал о том, что может Лука поторопился с ночным. И даже если нет, то всё это исключительно ради их семьи и детей, ради Доры, а не похоти и блуда. Дарби знал, прекрасно знал, что Лука хочет иметь детей и он также хочет иметь вторую жену, потому что как мужчина, он имеет право влюбляться столько раз, сколько это будет угодно его душе. А вторая жена — это ничто иное, как олицетворение его естественной потребности в регулярных изменах, которыми пропитался их брак с Дорой. Со вторым браком измены перестанут быть изменами, а станут «богоугодным делом». Только мало кто знал, что Дарби, что Иса, что Дора о том, что Лука нуждался в заботе, которой ему не хватало и он искал её на стороне и нашёл. Подобному мужчине всегда нужен крепкий тыл. Если он есть, то нет необходимости искать себе другую женщину. А Лука, в поисках тепла, умудрился полюбить другую — младшую сестру своей жены. Эта забота была в Саре, которая всегда была вежлива и добра с ним, пока он не принимался давить на неё. Она была единственным человеком, который с большим упоением слушал его рассказы и бандитские истории, может из-за страха, а может из-за действительного интереса. А чай, который Сара готовила и подавала с доброй улыбкой — плавил его сердце как кусочек сливочного масла. Она умела прощать, забывать его шуточки и странные выходки. Сара опускала глаза на брошенную в её адрес неуместную шутку, уходила в сторону и огорченно улыбалась. Но уже через час её глаза озарялись прощением, которого было достаточно для всех его выходок. И Лука думал, что ещё немного и будет взаимная симпатия. — Когда Сара родит, Лука заберёт у неё ребёнка и он будет жить со мной, — не унималась Дора, — Матерью буду считаться я, — волнение в её голосе пронзило задумчивость Дарби и удрученность Исы. Какая же из неё будет мать, принимающая опиаты вместо снотворного? Иса, как женщина, всё понимала, смотря на обезумевшую падчерицу, что принятие этого факта связано с низкой самооценкой и отсутствием стабильности, которую не мог дать Лука. Дора была той, кто не представлял себя цельным человеком без мужчины. Это очень странно и тревожно со стороны, поэтому Иса нервно вздохнула. Она пребывала в состоянии шока. — По-твоему, Сара с лёгкостью пойдёт на это? Сама, по доброй воле? — спросила Иса. Дора кивнула, со стеклянным взглядом пожёвывая лист салата. — У неё же нет выбора, — пожала она плечами с безразличием. Главное, чтобы Лука был рядом, а сколько из-за этого жертв — Доре наплевать. Иса нервно рассмеялась и лицо её скривилось от ярости. Какая-то рвань из подворотни воротит судьбу её любимой Сары! Для этого негодяя она растила свою девочку? Испытала все круги ада во время родов, едва не погибла, чтобы судьбу этого красивого и доброго создания разбивали какие-то недоумки? — Сара не пойдёт на это так легко, как вы двое думаете! Иса не заметила, как стала указывать на падчерицу тонким ножом для резки, тем самым, который она убрала от неё подальше пятью минутами ранее, чтобы та не порезалась, но теперь настрой был иной. — А ты потеряешь сестру! Навсегда! Запомни это! Дора была односторонним радио, которому было безразлично всё, кроме мужа. Её мысли были далеко, а взгляд затуманен. — Лука хочет всё обсудить сегодня вечером, а завтра решить этот вопрос на семейном совете. Иса почувствовала, как её желудок свело. Господи, только он ведал, что будет твориться. Сердце её заныло. Женщина перестала резать и тяжело ударила рукояткой ножа об стол и посмотрела падчерице в глаза. — Зачем ты соглашаешься на это, уничтожая судьбу Сары?! — её голос звучал тянуще-притупленно, едва хрипло, ища поддержки в лице Дарби. Исе не хватало воздуха и слов. — У неё могла бы быть карьера и хороший мужчина за спиной! Что ей даст твой потаскун? Дора, встретившись с её глазами в ответ, тихо сказала: — Я скучаю по нему, знаешь? Иса взмолилась и прикрыла глаза руками. — Когда его нет рядом, когда он исчезает на долгие ночи, мне кажется, что от меня отрывают часть. И я не могу пошевелиться без этой части, без Луки. Я живу им, — слезы отчаяния наполнили глаза Доры, когда она это сказала, и, не задумываясь, Иса обняла её, желая вместо этого отвесить крепкую оплеуху. — Думаешь, хоть что-то удержит его дома, милая? Удержит его рядом с тобой? Не привыкшая к тому, что мачеха обнимает ее, Дора извлекла из этого большое удовольствие. Девушка втянула её запах, домашний и сладкий, и согласно кивнула. — Думаю, да. — Смотрите, вот они… — прохрипел Лука, войдя столовую. Его высокий стан вписывался в интерьер дома, богато обставленного и просторного. Он плавно вытащил Дору из рук матери и, увидев ее слезы, серьезно сказал: — Снова слёзы? Порядком надоело. Иса тяжело вздохнула и отошла в сторону, когда ее дочь сказала сквозь рыдания: — Я так рада, что ты вернулся домой, вот и все. Лука посмотрел в лицо своей жены и увидел в нём любовь, а также потребность и желание, настолько сильные, что она была способна убить ради него. Он почувствовал себя так, словно оказался в жестяной коробке, стены которой надвигались и обещали придавить его. Лука прижал ее к себе и в несколько сухих касаний избавил её от тех ночей в одиночестве, которые она провела, дожидаясь его. Он сказал ей, что с него предостаточно о том, что ей одиноко и плохо, поэтому Дора промолчала, наслаждаясь объятиями. Шестилетний Френк вошёл в кухню и снял наэлектризованность, повисшую в воздухе. Он выстрелил из игрушечного лука и попал в навесной шкаф, точно над головой Луки. Дора наблюдала, как ее муж схватил на руки Френка и, перевернув вниз головой, стал щекотать мальчика, пробивая того на яркий смех. Френк был его любимцем и, зная это, мальчик крутил Лукой. И все время, пока она смотрела эту сцену, Дора почти ненавидела брата за то, что он прерывал самые лучшие моменты. И ей приходилось только проглатывать ревность к ребёнку — к чужому для Луки ребёнку. Впрочем, она могла догадываться, что Лука любил её брата исходя из тех соображений, что он был маленькой мужской копией Сары. Его большие голубые глаза являлись зеркальным отражением небес. Взаимосвязь, казалось, была очевидна. Дора поджала губы, побелевшие от раздражения: — Кто-нибудь, успокойте этого дьяволёнка! Лука, он же сейчас упадёт! Лука обернулся на голос жены и, ловко перевернув мальчика, поставил его на ноги, пока тот продолжал поддевать мужчину на игры. — Иди, проверь, не вернулась ли твоя вторая сестра? — Лука прихлопнул Френка по плечу и, сняв пиджак, уселся за стол. Дора снова заполнилась отчаянием, наблюдая, что момент нежности прошёл, возвращаясь к ужину.