***
Лука Чангретта громко смеялся, и Дэниел Соломонс смеялся вместе с ним, хотя и не думал, что шутка была смешной. Но он знал, как играть в эту игру. Лука уже слышал о том, что Алфи Соломонс потерял контроль не только над Камденом, но и над собственной родней, а Дэниел только и ожидал рывка извне. На самом деле причина, по которой Дэниел потерял всякое уважение к Алфи, заключалась в том, что он так долго терпел унижения и выполнял самую низкую работу, наравне с сосунком Олли. Он проглатывал и проглатывал, пока не заполнился злостью к старшему кузену до самых краев. Дэниел правильно догадался, что кто-то из пищевой цепочки наконец окажется выше и схватит Алфи. Например, это мог быть Лука. Мужчины были достопочтенно пьяны, чтобы доказать друг другу свою точку зрения в отношении разрушения коалиции между цыганами и евреями. Лука знал, что выпил слишком много джина себе во благо. Но потом он посмотрел на Дэниела и, увидев в нём черты Соломонса, неожиданно понял, что Алфи больше нет — он лишит его и паршивых цыган всего. Лука был совершенно не в своей тарелке, и это стало еще более очевидным из-за того, что он слишком много говорил и думал о делах Шелби и Соломонса. Он оглядел небольшой паб и заметил, что он почти пуст. Лука увидел возможность избавиться от Алфи в лице его кузена и был полон решимости ею воспользоваться. — Ты хочешь сказать, что Соломонс всё это время мешает тебе вести дела самостоятельно? — голос Луки был громким, потому что он знал, что разговор слушает Джо Пратчет, управляющий пабом. — Тебе тридцать лет, блять! В пьяном состоянии Дэниел ослабил бдительность, забыв о том, что вся информация очень быстро может просочиться к кузену. И теперь он играл роль важного человека, которую всегда пытался сыграть перед Алфи благодаря неисчерпаемому запасу младших кузенов и своей природной агрессивности. — Да, чёрт возьми, и Алфи всегда ставил мне палки в колёса! Этот ублюдок даже увёл мою подружку на школьном выпускном! Он переспал с моей Беттани, выблядок! Где-то в опьяненном мозге Дэниела негромкий голос велел ему закрыть рот и не выступать против кузена. Но он наслаждался возможностью высказаться. Он с большим трудом закурил сигарету, и когда он, наконец, затянулся, то закашлял. Джо взглянул на Дэниела и грустно покачал головой. — Иди домой, дружок, ты слишком много треплешься. Это было сказано с презрением, и Дэниел знал, что фактически бросил вызов старшему кузену и что информация распространится как порывистый ветер, со скоростью двадцать пять метров в секунду. — Что ты, блять, имеешь в виду? — мужчина был раздражен. Он предполагал, что Лука был готов к сплетням и хотел заткнуть Джо рот. — Сучий потрох Алфи… Ты знаешь, что это он поспособствовал Шелби в убийстве твоего отца. Лука залпом проглотил свой напиток и следом вспыхнувшую злость. — Я знал его с детства, и Алфи более чем хорош в разработке хитрожопых планов, — Дэниел пьяно рассмеялся. — А ещё он мастак заговаривать зубы, плести мерзкие интриги. Это было произнесено с таким презрением, как будто для этого была причина, и Дэниел знал, что он прав. Лука настороженно следил за своим главным героем и что-то соображал. — Ты хочешь попасть в нашу мафию? — спросил он своим хриплым голосом, поджав губы в тонкую линию. Дэниел поставил бокал. — Да, для меня это было бы честью, — признался он. Лука нахмурился. — Да? — надменно поинтересовался он, смотря мужчине в глаза. Дэниел уверенно подтвердил своё намерение. Лука с ухмылкой посмотрел на сидящего рядом с ним друга. Маттео и мужчины сценично переглянулись. — Убей девчонку Шелби, — Лука вынул из-за пазухи небольшой револьвер и швырнул Дэниелу. Страх настиг того моментально, но вида он старался не подать. — Зачем так радикально? — спросил Дэниел дрогнувшим голосом. Лука задумался, забирая пистолет с тяжёлым скрежетом по столу. — Ты обрезан? Дэниел напряжённо улыбнулся. — Что? Лука раздраженно вздохнул. — Я задал вопрос: у тебя, блять, член обрезан или обгрызан, тормоз ебаный? Маттео усмехнулся, а Дэниел глупо посмеялся. — Я еврей. Само собой я обрезан! — заявил он пьяным голосом. — Мы проходили эту процедуру вместе с Алфи. Мне было восемь дней, а ему почти четыре года. Мать говорит, что он орал как бесноватый! Пошло воспаление. Гной стекал по ноге. Мать и тётки думают, что это доставляет ему неудобство. — Он привязывает член к ноге, потому хромает, будто его в зад поебывают между бочек или что? — спросил Маттео, и итальянцы взорвались. — Охуеть как интересно, — Лука поджал челюсть, глянув на сидящего рядом с ним. — Поимей девчонку Шелби. Грязно, больно. Посей в ней еврейское семя, удовлетвори свою похоть и заставь её чувствовать себя ничтожеством. Лука взял в рот зубочистку, выжидающе наблюдая за Дэниелом. — А почему бы и нет? Чангретта увидел вспыхнувший огонёк в глазах мужчины. Рыбка на крючке. *** Сара лежала в своей постели, накрывшись двумя одеялами, всё ещё чувствуя некую зябкость. Усталость и слабость она натужно оправдывала сдачей экзаменов в течение недели, напряженной обстановкой дома и меланхолией по Алфи. Он не выходил из её головы ни на миг: его тонкие черты, припухлые губы; сожаление о том, что она мало говорила ему о своих чувствах, мало целовала и мало любила, нарастало с каждым часом. Она вспомнила первый раз, когда они занялись любовью и как ей это понравилось. Тогда она еще не получила разрядки, но ей полюбилось ощущение его внутри себя, хоть это и было достаточно больно — девушка могла только лишь отражать его собственное возбуждение, и Алфи это нравилось.Около трёх лет назад
Это случилось весной. Погода стояла теплая, воздушные облака медленно плыли над городом, цветущая зелень наполняла всё в округе сладкими нотками, а ласковое солнце медленно пряталось, окрашивая небо в нежно-сиреневый цвет. Приближался её долгожданный день рождения. Сара хорошо знала (по крайней мере думала, что хорошо знала), что её благодарность за его любовь, нежность, вкусные обеды и ужины, чудовищно смешные шутки, соблазнительную улыбку и безгреховность свиданий — всё это она могла выразить только собой; своим телом, желая подарить себя полностью Алфи Соломонсу. Он изредка, между прочим, затрагивал эту тему и спрашивал о том, когда, где и как по её душевному мнению это должно произойти. Сару смущали эти вопросы, но в глубине сердечного покоя она была счастлива, потому что Алфи волновало её мнение, взгляды и представление того, как она это видит. Он не был самодурственно настроенным, скорее, эмпатичным и озабоченным тем, чтобы это случилось изысканно и художественно. Мужчина думал о другой стране, но понимал, что Сару никто не отпустит, поэтому подыскивал лучшее место в Лондоне, чтобы ничего не омрачило её впечатление и не отпечаталось едкой стигмой отвращения. Однако Сара думала лишь о том, чтобы это случилось в том номере, где есть ванная или мойка, на случай, если у неё пойдет кровь. В сложившийся момент, вместо вопросов, Алфи поцеловал её, долго и нежно, и сказал: — Я хочу поехать в Риджентс-Парк, дорогуша, чтобы провести с тобой время и навестить кое-кого, кто ебет мои мозги без хуя уже битый день, да-а. Столик в ресторане и… — он хотел обмолвиться о снятом на случай «острой необходимости» номере, но промолчал. — Сможешь найти оправдание для своего папочки? Сара с уверенностью покивала. — Я уже сказала ему, что буду ночевать у Френсис. Алфи вскинул брови с лёгкой ухмылкой. — Кое-кто уже всё давно решил, да и, более того, разыграл себя главным? Сара пропустила это мимо ушей. Конечно, она уже всё решила. Ей очень хотелось испытать это чувство. Если бы девушки не умели принимать такие решения, то белый свет перестал бы пополняться новыми людьми. Так они отправились в первый совместный уик-энд, который имел место располагаться подальше от Клекернуэлла, Камдена и даже Холборна, как и обещал Алфи. В первый из многих бесчестных уик-эндов. Сара ещё не знала, что вскоре возненавидит отели, осуждающие взгляды консьержек, когда Алфи будет регистрировать их. Она станет недолюбливать мрачные отели в хороших и не очень частях Лондона, но благодаря Алфи и его объятиям всегда и везде сможет почувствовать себя почти как дома. Когда этот кочевнический уклад, наконец, надоест Саре, Алфи предложить проводить выходные в его особняке, в Ширнессе, на берегу Кельтского моря, а пока… Сара считала родной район мрачным, пусть и дорогим сердцу местом, заполненным кислыми минами и осуждающими взглядами, с шипящими языками, как у змей. Решившись они остаться в Клеркенуэлле или Камдене и снять номер в местном отеле, как весь район переполнился бы разговорами, которые очень быстро долетели бы до Отттавио утренней почтой. Здесь всё-таки проходило детство Сары, и место считалось почти святым, расположенным в тени фешенебельной части Лондона, что граничит с Камденом и Ислингтоном. Его традиционно населяли все народы мира, но особенно оный облюбовали итальянцы. Одинаковые двухэтажные краснокирпичные дома с насквозь прокопчёнными стенами, глубокие сточные канавы и грузные лица местных жителей — тут был её дом и родное место, где она взрослела и воспитывалась. В основном воспитанием Сары и её старшей сестры Доры занималась Иса, иногда дяди по отцовской линии — Фредди и Чарльз. Именно они всегда готовы были помочь советом и от них же девочки получали жуткие нагоняи. Ну и Тава Соломонс, которую сестры называли бабушкой Тавой. Миссис Соломонс иногда ругала девчонок за их выходки, но могла оправдаться тем, что их отец Оттавио Сабини — этим всё было сказано. Сам Дарби, он же Оттавио Сабини, тоже имел несколько скелетов в шкафу семейной истории. Он родился в семье иммигранта — Оттавио Сабини-старшего и англичанки Элизы Хэндли. Его отец со странным именем и итальянской кровью сделал свою жизнь более сносной. Когда Элизе исполнилось двадцать два, девушка возвращалась домой, но по пути подвернула ногу. Взявшийся из неоткуда Оттавио Сабини-старший нёс юную леди на руках четыре километра. Оттавио моментально влюбился в пострадавшую от собственной спешки девушку. И, пересилив невесть откуда взявшуюся стеснительность, он предложил ей пожениться через сорок минут после знакомства. Оттавио к тому моменту исполнилось тридцать. С точки зрения родителей Элизы, жених — невообразимый старик! Родители запретили ей встречаться с таким зрелым и всё ещё свободным мужчиной — в чём-то крылся подвох. Хороших разбирают сразу… Пара всё же оказалась крепкой, и Элиза переехала к мужу, в его съёмную комнату в рабочем общежитии. Оттавио зарабатывал на жизнь тем, что колесил по городу, развозил, привозил и увозил. Он был обычным водителем, денег хватало только на пропитание. Элиза занималась домом, потому что муж не хотел отпускать её от себя и калечить юное нежное здоровье гиблым трудом. К тому же, с начала их союза прошло несколько лет, а Элиза так и не могла сообщить Оттавио добрую весть. Элиза тяжело переживала. То и дело случались обмороки. Вызванный врач констатировал: — Ей необходимо родить ребёнка, иначе женщина попросту потеряет волю к жизни. Она завянет, как цветок. Вскоре Элизза подарила сына почти тридцатипятилетнему мужу. Оттавио Сабини — так назвали мальчика.***
Спустя полтора часа Сара и Алфи ужинали в ресторане при крупном отеле, название которого мисс Сабини не запомнила. Сара могла подумать, что Алфи знатно потратился, чтобы всё было в самом лучшем виде. Раннее празднование попытались испортить несколько еврейских мужчин, один из которых звался Дэниелом и знал Сару, не стесняясь при девушке затрагивать тему заказного убийства некого Винсента. Когда он ушёл, Сара спросила Алфи не касается ли это Винсента, что являлся отцом Луки, но тот оказался довольно строгим до женского носа в мужских делах. — Не лезь в бутылку, ладно? — невольно сорвался он. Было видно, что Алфи сильно раздражился поведением Дэниела, своего кузена, и Сара поняла это. — Алфи, — нежно произнесла она, осторожно коснувшись его руки, видя, как Алфи сжал вилку от злости. Он боялся, что вечер испорчен его поспешным гневом. — Прости, — смолвил он соразмеренным тоном. — Этот ублюдок, он, мать его, не может удержать свой сучий язык в заднице! — негромко ругался Соломонс, выражая сожаление. — Я надеялся, это будет идеальный вечер. Много думал о том, как всё устроить, но этот высер! Алфи действительно с нетерпением ждал встречи с Сарой, но момент, казалось, был безжалостно сожжен. К тому же, его врожденная скупость на проявление чувств существенно мешала. Сара остановила его тираду, перегнувшись через стол, поцеловала Алфи в уголок губ. Так было не принято поступать в светских местах, но Алфи вполне остыл, пусть и невольно смутился. — Итак, что мы празднуем? — спохватился он шутливо. — Кажется, твоё долгожданное семнадцатилетие, не так ли? — вскинул Соломонс указательный палец. Сара счастливо улыбнулась, а Алфи игриво подмигнул ей. — Ты словно ждал его больше, чем я. Весь вечер время от времени её потряхивало от мысли: когда же Алфи предложит ей пойти в номер? Фантазия рисовала сладострастные картинки, и сидеть на месте совершенно не хотелось. К концу ужина, к которому Алфи почти не притронулся, потому что ничего, кроме бокала виски не лезло в горло, признался: — Я испытываю необходимость в тебе-таки, — это прозвучало гортанно-твердо, с долей разочарованности в собственной неуязвимости, и Алфи поднял озадаченный взгляд. «Таки» в его признании указывало на существование чего-либо вопреки целесообразному. Какая будет реакция Сары? Он не имел в запасе эпохальной смелости на признание чувств, но вот всадить пулю в чей-нибудь бестолковый лобешник — это запросто. — А я просто хочу тебя в постели, — ответила Сара и удивилась собственным словам, а потом посмеялась. Но это была правда: Сара ничего сейчас не хотела так, как близости с ним. Алфи был приятно фраппирован. Он ей о любви, а она, дерзкая девчонка, только о постели и поет. «Что за век пошел?» — Да-а? — протянул он, расправляя плечи и опускаясь на спинку стула, ожидая, что Сара даст заднего хода, наблюдая, как она делает жадный глоток вина. В глазах его, тёмных и лукавых, светилось вожделение. Он не ожидал такого поворота. — В самом деле? — хриплым от сдерживаемого желания голосом бросил во второй раз Алфи, обводя пальцами края бокала. Сара робко покивала, поиграв плечами в «да-нет». Алфи сделал глоток, продолжая испепелять Сару желанным взглядом. Этот взор был раздевающим, и Сара чувствовала стеснение. — Ты не представляешь, душа моя, как мне хотелось это услышать от тебя честно и прямо. Я, вопреки всему, боялся, что мне придётся разыгрывать с тобой детский спектакль, — признался он. — Вести проповеди… Сара прикусила нижнюю губу, не понимая, плохо это или хорошо, что она сдалась вот так сразу. Алфи смеялся над ней или уважал? Соломонс допил свой напиток, с дерзким трудом увёл от красной и смущённой до предела Сары взор, подзывая официанта. Вложив крупных купюр в книжонку, он поднялся и галантно накинул на плечи девушки свой пиджак. Алфи протянул ей раскрытую ладонь, и Сара тут же улыбнулась, принимая её и переплетая пальцы. Он повлёк Сару в номер. Когда они вышли из ресторана, Сару стала бить крупная дрожь — Алфи почувствовал её кончиками пальцев. Предвкушение было томным. Волна страстного ожидания захлестнула Сару, заставив забыть обо всем. А горячая ладонь Соломонса была её гарантом стабильности, что уже утром он не оставит её в прошлом. Алфи порылся в кармане и вытащил ключ от номера, преодолевая коридор с множеством ламп, красной ковровой дорожкой и сине-серыми стенами. — Изначально я снял его, чтобы мы могли просто прийти и завалиться спать, да? Просто переночевать, без затрёпанного намёка на осатанелую еблю, — исповедовался он, заглядывая в её глаза, проворачивая ключ в замочной скважине, — А незатейливо побыть вместе, притереться друг к другу, понимаешь?.. Сара ничего не ответила: она была рада это слышать — и полюбила Алфи за сказанное им ещё сильнее. Он ни в коем случае не принуждал её и даже не просил уступить. Через мгновение они вошли в номер и Алфи бросил на тумбу ключи. Повисла парящая пауза. Номер оказался хороший, даже замечательный. Класса люкс. Очень светлый и уютный, с большим камином, новым пластинчатым граммофоном, отливающий блеском в углу помещения, шкафами, наполненные разными вкусностями и огромной библиотекой. Алфи коснулся её плеча губами, провожая в глубь гостиной, на пути стягивая с её плеч пиджак. Сара с восторгом осмотрела все помещения: просторную светлую спальню; отливающую ослепительным сиянием кафельную уборную и глубокую ванну; мини-кухоньку с чайным сервизом. Редкие огоньки мерцали во мраке вечера, красный закат уплыл куда-то далеко, уступая место сумеркам. Даже сейчас откуда-то доносились звуки проигрывателей и радиоприемников. Сара почувствовала себя окрылённо, принимая фужер. — За тебя, — поднял Алфи тост, но Сара прервала его, положив палец на губы. — За нас, Алфи, за нас… Отпив совсем немного, едва пригубив, Алфи забрал у неё бокал и поцеловал Сару. Он слабо коснулся талии и притянул к себе девичье тело, заставляя всё её нутро сжаться от ощущения горячих ладоней. Это слияние губ было долгим и страстным, и Сара отвечала на него более бурно, решив, что это начало — начало конца, после чего Соломонс сказал: — Ну что ты, милая моя, — молвил он, отрывая свои губы от её, с журящим порицанием заглядывая в девичьи глаза, — Так тебе неистово хочется вкусить запретный плод? Сара чуть робко заприкусывала нижнюю губу, оставляя на ней белые следы зубов, поглядывая на Алфи по-детски провинившимся взором — этот жест был беспроигрышным во всех смыслах для Соломонса и просто любимым, а её доверчиво-игривый взгляд стал точкой невозврата в их романе, заводным механизмом его желания. Алфи прижался губами к её макушке, улыбаясь от высокой девичьей амплитуды поддрагиваний неопытности, ощущая сладкую истому возбуждения, берущую начало от мозга, что перерабатывал тактильные сигналы, спешащие к паху. Её светлая макушка славно пахла чем-то паточным, а кожа излучала свет и пряность слабых ноток глюкозы от масляного парфюма. Череда и ромашка — смесь её шампуня, слияние бархатистости. — Ты вовсе не обязана спать со мной, сладкая моя, — Алфи сообщил это с лаской в голосе, опуская фужеры на столик, нетерпеливо облизываясь, понимая, что желает Сару так, как никогда. Накал в его паху распространялся тянущей болью. Он уже и сам не понимал, что нашел в Саре Сабини: девочка, пришедшая в этот мир по воле случая в доме его матери, пока он находился за стеной и ждал, переглядываясь с Оттавио. Он и подумать не мог, что привяжется к голубоглазому созданию так глубоко, и что сама Сара найдет в нем нечто человечное, чем то, что он не предлагал другим людям, позволяя себе быть с ними жестоким, хладнокровным и беспощадным. Алфи знал, что никто не полюбит его своенравность и огрубелость, инстинктивное плебейство в ответ на доброту других. Алфи думал об этом часами и не понимал лишь одного: почему именно та, что младше его на шестнадцать лет, спустилась на землю перед его носом? Как так случилось, что юная мисс Сабини овладела им полностью и не покидала черепной коробки, закрытая там не на совсем, а навсегда? — Я приму тот факт, если ты ещё не готова, — сказал он с большим трудом. — У меня достаточно терпения, уж поверь, благодаря пиздоглазым недоделкам в моем бизнесе. Я хочу донести до тебя информацию, пока не стало поздно, так что я более чем способен продолжать ждать столько, сколько тебе пожелается. Сара посмотрела на него и увидела в Алфи мальчика, того самого, которого никогда не помнила, но мечтала увидеть. Его морщинки разгладились. На лице читалась нежность. Она провела пальчиками по его щеке. — Я хочу… — призналась она. Алфи слегка улыбнулся и прошептал: — Ничего, что тебе ещё так мало лет…? Не пожалеешь через годик-другой? — это звучало переживающе, отговаривая, однако Сара отрицательно помотала головой. Нечто из моральных и этических аспектов тормозило Алфи, но соблазн был так велик, а чувства настолько сильны. Переполненный ими, он поцеловал её. Надо сказать, что отношения Алфи и Сары сразу после его возвращения с войны складывались весьма непросто: она была замкнутым, подозрительным подростком, который шёл на контакт с пусть и хорошо знакомым ранее мужчиной, но с большим трудом. Однако Алфи, как ему казалось сначала, любил Сару чисто отеческой любовью, не предпринимал никаких провоцирующих на интимную близость действий и одновременно страстно мечтал о ней. Противоречивый клубок чувств спутал Алфи точно бес. Очевидно, что Сара чувствовала что-то эдакое взаимное, обращаясь к Алфи на «ВЫ», прислушиваясь к его советам и как-то временами внимательно вглядываясь в его лицо. Алфи часто ловил этот взгляд и с трепетом думал: а вдруг? И это «вдруг» наконец случилось, спустя множество тёмных ночей и долгих месяцев. Сара ступала по прохладному деревянному полу босой, покрытым лаком и отливающим блеском с лёгким ароматом новизны в спальне, большой и уютной, где потрескивал камин и тлел тёплый свет, бросая на обнаженного и ждущего её Алфи стеснительные взгляды. Мокрое после принятой теплой ванны, тело её покрывалось множеством мурашек от малейшего дуновения ветерка. Беззащитная и робкая Сара ежилась, а капельки воды подсыхали на пушистых ресницах. Сара, подавляя дрожь, прижимала к себе полотенце. Сидящий перед ней на постели, опертый на вытянутые руки с разведенными в уверенности ногами мужчина, знает её много лет. С самого раннего детства. Высокий, статный и статусный Алфи Соломонс. Не многословен в покое, а в схватке — заболтает любого. Насильственен и непредсказуем, умен и расчетлив. Перед ней, как и многие, обездоленный и не реабилитированный ветеран Первой Мировой войны, что выбросил свои медали на бывших полях сражений во Франции. В послевоенные годы он кардинально изменился и забыл, что значит любить, если бы не явилась она. Алфи — тот, кто извечно носил белую рубашку и черный жакет на пуговицах. Сверху пиджак, но это при дурной погоде. Почти не пил, только если есть очень весомый повод, но производил белый и тёмный ром, и с легкостью узнал бы, что Сара приняла сегодня на душу по одному только шлейфу с губ. Уже не молод, но почему же так хорош собой? — Мои любимые конфеты, — тихо произнесла Сара, мягко разжевывая лежащие на столике, рядом с початой бутылкой шампанского, шоколадные конфеты, — Патока? — спросила она с мнимым интересом, причмокивая, стараясь проглотить приторную сладость, которая была ни к месту. Алфи поднял взор на стоящую во мраке Сару в тени луны и блеклого ночника, и её горящие глаза, смотрящие как-то странно на его голое тело. Первое желание, что охватило его — потянуть её на себя и заполучить, но любопытство девичьего естества остановило его. — Ну, хватит уже о конфетах… Иди, иди же ко мне… — нетерпеливо прозвучало из его уст полушепотом в слабой хрипотце, пока детородный орган его совершил несколько едва заметных подергивания, говорящих о величине его чрезмерного возбуждения. Алфи эта ситуация нравилась. Он никогда не представлял, что можно получать такое удовольствие, находясь абсолютно голым и беззащитным перед скромной, до мозга лобкового симфиза, девушкой. — Не бойся меня-таки… — и по многоточию убегало что-то важное, оставляя следы, и тишина повисла в комнате. А эта частица шептала о существовании чего-либо вопреки желаемому. Выходит, что побаиваться тем не менее Саре стоило. Она подняла голубые глаза, пытаясь не стучать зубами, пока сердце норовило отбить чечетку и пересчитать ребра. Сара старалась быть сильной и смелой, как просил Алфи, но выходило слабо. Она уже была готова поклясться, что её происхождение не итальянской чести, а скорее английской, больше материнской, потому она не умеет противостоять страхам. А страх у неё один, смотрящий и обнаженный — Альфред Соломонс. А Соломонс выжидающе помалкивал, терпеливо наблюдая, как мисс Сабини, точно молодая пума, крадется к кровати. Раньше он уже видел её такой, готовой к броску с заостренным вниманием. Сара вздрогнула и подняла голову, а затем и глаза, когда услышала, как разомкнулись в полной тишине его припухлые губы под густыми усами и бородой. Алфи смотрел как её облик уже парил у большой супружеской постели, протягивая руку и легким движением распуская угол подвернутого полотенца, обнажая юную фигурку. Его серый, лукавый взор облизнул её очертания в таком непринуждённом виде, что полотенце теперь не больше, чем капля белой гуаши в её ногах. Приглушённый свет от ночника оттенял его облик, отчего стан Соломонса становится массивней, словно Саре опять девять, и он стоит над ней с грозным видом, потому что она не хочет идти в кровать. Сара обвела плещущейся силой торс, с нечеловеческими усилиями поднимая глаза с паха Алфи, покрытого тёмными волосами. Их линия роста спешила сужаться вверх по животу, жадно растекаясь по груди и заканчивая свой путь по шее, останавливаясь на лице чуть более светлым тоном густой бороды, соединенной с классического стиля причёской, с лохматыми и удлиненными волосами. И тут же потупилась, переводя взор на свои ноги, чувствуя предательский пунец, обосновавшийся на лице. Алфи, не стесняясь своей наготы, со злой складкой рта от реакции Сары на то, что она является первопричиной и столь желанной для него даже полностью завернутой в махру и святую простоту, улыбнулся про себя. Сара судорожно схватила воздух, графско вытягиваясь струной, обводя глазами его твердый, широкий член. Она подняла взор к его лицу и буквально пронзила Алфи взглядом сверху вниз, неистово так. А Алфи услышал в полумраке сердце, что готово было вот-вот вырваться наружу из её груди. Она только шумно сглотнула, делая еще шаг к кровати. Алфи не любил трусливых людей — Сара это прекрасно знала, но побороть себя никак не могла. Алфи приподнялся, медленно, чтобы не спугнуть Сару и не загнать в угол, к которому она пятилась пару минут назад. Оживленно выдыхая, Алфи, преодолев расстояние, невесомо опустил на её кромку тонкого живота свою ладонь. Второй рукой он коснулся ее талии и спины, проводя почти невесомые линии тыльной стороной, изучая маленькие мурашки. Его чуть увлажненные ладони зашныряли, изучая каждый миллиметр славной кожи. А горячие губы врезались в край её живота, представляя Алфи острый уголок. Как только кончики его пальцев соприкоснулись с её правой грудью, а амплитуда движений стала нарастать, рука Сары сразу же перехватила ладонь Алфи, своей липкостью, впиваясь в неё ногтями, и она выпалила, как бы защищаясь таким образом. — Мои руки… — оправдала она собственную нерасторопность, расслабляя пальцы, — я съела конфету, они липкие… — её губы сводило от волнения, отчего хотелось зевать. Алфи поймал её ладонь, и через секунду Сара ощутила, как его язык вырисовывает узоры на её пальцах, периодически посасывая фаланги. — Сладкая… — произнес Алфи, — Иногда мне кажется, что я могу тебя съесть, — всё ещё втягивая её пальчики. Он прижал её сильнее к себе с настойчивым мурчанием, поражаясь тому, какие у Сары мягкие и упругие ягодицы. Касаясь их, он принялся игриво пошлепывать горячей и мозолистой рукой Сару по половинкам, совсем чуть-чуть, смотря на девушку снизу вверх. — С-с-с… — томно прошипела она, то и дело поглядывая на смотрящий бойцом вверх его член. В голове Алфи был абсолютный бардак от возбуждения, кровь интенсивно пульсировала в висках и паху. Он прижался к её коже мягкой бородой и увидел, как Сару колотит, как дыхание сбивается, и как зрачки её расширяются от паники. Её захлестнуло волной необъятного волнения. А Соломонс словно далёкий и высокий берег, и её всплески его ничуть не касаются. Альфред титанически благодушен, но не намерен делать вид, что они здесь по чистой случайности. — Ты страстно желала оказаться в моей власти, так будь уж добра подчиниться, — проговорил он с улыбкой. Алфи решителен, порой безжалостен и своенравен по натуре, и Сара старалась не дышать, потому что Алфи вот-вот заполнит её кислородом. Её шестое чувство не ошиблось, и Алфи осторожно собрал в свои руки совсем бледные скулы Сары. Он согрел их теплом, и те постепенно розовели, как и в детстве, заливаясь весёлым румянцем беззаботности. Его выражение было спокойным, даже немного серьезным и сосредоточенным. Он поцеловал Сару в лоб, затем в кончик брови и в висок, заправил за ухо прядь волос. Сделал это настолько нежно, что от каждого прикосновения его губ по телу пробегала волна мурашек. Сара облизнула губы быстро, почти незаметно, но от Соломонса это не ускользнуло. Он понял, что она готовиться, делая свои и без того мягкие губы влажными и яркими. Сара, кажется, совсем не понимала, что своими привычками и повадками становится для Алфи ещё более открытой и соблазнительной. Её подсознательно влекло, на каких-то животных инстинктах, к самым лучшим и самым сильным самцам. Сара вовсе не от скуки часами изучала его плечи, измеряя глазами силу спрятанных под тканью рубашки мышц рук. Зачем-то обводила взглядом таз и его очертания, будто бы от этого зависело какое у них будет общее потомство. Алфи не против того деяния, от которого затевают детей, касаясь лица Сары сначала горячим воздухом, а затем, почти не ощутимо, носом, откуда и шло неизведанное тепло. Сара задрожала, смотря в его глаза и прося себя лишь об одном разумном — не прерывать зрительный контакт! Алфи согласен, поддаётся, смотря в её голубые глаза прямо, открыто и безукоризненно. Это пугает, но не отталкивает тебя. У Сары возникло ощущение, что Алфи ждал и планировал этот день давно, когда Сара ещё лежала поперёк лавки. Он увидел в её глазах самого себя и не понял точно, для чего это изнеженное представление, ведь всё это было не в его манере поведения с женщинами. Утомлять разговорами, сладкими словами, нежными поцелуями и касаниями. Он любил брать слабый пол, дерзко швырять на кровать и вбивать в простыни так, как они этого заслуживали. Алфи с нескрываемым интересом опустил одну ладонь на её шею, а другую — ближе к щеке, задевая уголок губ большим пальцем. Губы Сары подрагивали на это касание, желудок переворачивало и сводило, а глаза прикрылись. Он коснулся её губ поцелуем победителя. Ему приятно, что Сара загнана в угол. Его губы стали беспардоннее и настойчивее, накрывая её, и руки пустились в пляс по всему девичьему телу. Поцелуй был очень долгим, и от него у Сары заболели губы. Алфи приближался, и рука его уже поглаживала женские бедра, решив всё за двоих. Светлая грудь её призывающе светилась в полумраке, и Соломонс приковал свое внимание к ней. Он вычурно смочил два пальца слюной и обхватил ими вершину её правого соска, легонько потянул верх и отпустил, затем повторил это снова. Следом он взял ее в рот и принялся посасывать словно ребенок. Сара ощутила, как его язык наводит кольца вокруг них, сменяя это легкими покусываниями и оттягиваниями. Её грудь полностью помещалась у него во рту. Он делал все медленно и осознанно, подавляя порыв страсти. Сара почувствовала предел, и палящее нечто, хлынувшее к низу, обогащаемое кровью розовые складки. Однако его забавляло дразнить её и наблюдать, с каким отчаянным желанием она прижимается к нему, готовая вот-вот напроситься на грех. — Мне нравится небольшая грудь, — сказал Алфи. Сколько раз он представлял себе, как берет эти грудки в свои ладони, ощущая бодро стоящие соски и нежно их массируя? — А я просто не знаю, куда мне деть руки, — тупо усмехнулась Сара, и он взял её руки, ласково и нежно, укладывая на свои плечи, подсказывая и помогая. Она пальчиками ощупывала его шею, провела линию к огрубелой щетине, которую Алфи скоро уберёт лезвием у барбера. — Самое прекрасное, что создал этот никчемный мирок — это ты, женщина, — сказав подобное, он поцеловал Сару в ребра, втянув аромат кожи. Зачем Алфи нужны лишние разговоры в такой интимный момент? Он же не глупец. Если сейчас он замолчит, то Сара выбежит из номера голышом от перенапряжения линии нервов. — Расслабься, — отчеканил Алфи, придвигая Сару к расстеленной постели, перекидывая её ноги и прикусывая кожу на лопатках. С минуту Сара смотрела на белые и хрустящие простыни, ощущая их прохладу и, наконец, осилив себя, проползла по ней на коленях, укладываясь ровно посередине. Соломонс многозначительно выдохнул. Тошнота подступила к горлу — и Сара не могла объяснить её причину. Разум больше не хотел ни о чём думать, и девушка опустилась на подушки, видя, как вздымается её грудь. По голому телу пробежал озноб, но Алфи не даст ей одеяла. Он согреет её сам. Он нетерпелив. Алфи итак ждал Сару слишком долго. Коротал ночи в постели с чужестранками, которые никогда не смогут найти приют в его сердце. А вот Алфи, в свою очередь, давно обосновался в сердце Сары: она помнила, как была влюблена в него ещё ребёнком и привлекала внимание слишком изощренно. Алфи же был непреклонен, прямо как и Сара сейчас. Он побрёл по её телу, целуя икры и бледные бедра, зарываясь в розовые складки между. Внизу живота все заскулило и не переставало ныть, а Сара стыдливо чувствовала, что её сок побежал в ложбинку и испачкал простынь, где Алфи оставлял очередь влажных поцелуев по её маленькому бутону. Сара уставилась в потолок, замечая, какой же он чертовски непропорциональный, а руки её так и тянулись сами по себе к его шевелюре, в которую она запускала пальчики. Сама не улавливая, как массирует его плечи, Сара впервые касалась его кожи. Мелкие несовершенства мужского тела попадали под её ладони, и Сара жадно вдыхала аромат возбужденного мужчины. Алфи навис над Сарой и, не сводя глаз, повел линию от пупка к груди. Она лицезрела в сером взоре безграничное желание, пока губы его упивались грудью. Алфи делал это осторожно, касаясь языком маленьких ореол, и горошины предательски твердели в его устах. Алфи, кажется, заканчивал своё путешествие, обогнув ключицы, оставив на них прозрачную слюну. Лобызал шею и ловил маленькую, бьющуюся в волнении венку. Прикусывал линию подбородка и впивался в губы. Очередная колея поцелуев попала на ее губ крыльями бабочек. И всё началось по кругу. Соломонс без устали изучал каждый сантиметр её тела, точно географ, огибая его вершины и холмики. Алфи был нежен, приторно нежен, как конфетная помадка. Саре хотелось, чтобы это удовольствие не заканчивалось, и Алфи, точно вторя желанию, принял решение его продлить. Он опустился между женских бёдер, целуя её, как маленькую, в лобик, стараясь овладеть ею, вцепившись в талию, опуская Сару на себя, но мужское достоинство, что было чересчур велико для первого раза, упёрлось в розовые складки и упрямо не хотело проникать. Придерживая рукой член, Алфи коснулся головкой половых губ, провел ею вдоль них. Он горячий, испепеляющий и перевозбужденный. — Давай пальцами, сперва? — обрушил Алфи в тишине, стараясь быть миролюбивым. — Быстрее покончим с «торжественной частью», — чуть угрожающе добавил он, смачивая в слюне средний палец. Сара звонко закричала, потому что была перепугана, а смелость внезапно куда-то делась, приподнявшись, перехватив его руку: — О, ради Бога! Алфи! — заставив Соломонса смутиться c властной улыбкой на лице. — Я не хочу, чтобы это случилось твоими пальцами! Девушка велела ему сделать это как следует. Вызов был брошен, и через секунду он стал медленно проникать, наблюдая за её реакцией, шумно выталкивая из лёгких воздух, опустив голову возле её виска. — Ах… — по стону с её губ, Алфи было понятно, что его девочке хорошо от самой мысли, что она занимается чем-то особенным. Сара впилась в его плечи ноготками. Он поднял взгляд, посмотрел на Сару проницательно и внимательно, читая всё по испуганным глазам. — Я сделал больно…? — спросил Алфи, и глаза его налились до оробевших и трепетных. Сара никогда не видела его таким виноватым, покорным и сдержанным. В это мгновение Алфи особенно нравилось с ней разговаривать. Видеть это переходящее в женское милое личико, слышать приятный тембр ее голоса и видеть приоткрывающиеся прелести интимных беззащитных мест напором его органа — все это было выше его сил! — Вовсе нет, — прошептала она, прикусив губу, отвернув от него лицо и скупые слезы непорочности сами скатились из глаз. — Ц-ц-ц, — заприщелкивал он, выражая сожаление, прижав к себе Сару сильнее, выпивая соль с её ресниц, целуя веки. — Во-о-от так. Алфи сам знал, что это не так, и злился лишь на себя. Собственные ощущения его никогда не предавали. Он прикусил нижнюю губу, и было слышно как разлепились из-под содранной кожи слова: — Опротивел? — это было то, чего он боялся больше всего, когда кровать под ними издала протяжный скрип, и плоть его оказалась в Саре целиком. Она укусила его выемку ключицы, а Соломонс держал её крепко, пытаясь разделить на двоих эту боль, желая забрать её себе и жадно лаская шею. Алфи чувствовал, какая Сара узкая, изнеженная и юная. В ней нет опыта, и она не смела шевелиться, замирая, словно мраморная. Глаза Алфи стали большими и взволнованными, но никто не готов был прекратить эту сладкую пытку. Соломонс начал плавно и размеренно двигаться. С каждым движением его руки переливались силой мускулов, вены бежали по предплечьям и выпирали плотной сетью. Сара ощутила влажность его рта шеей и скулами, покорный взгляд вверх, смотрящий на неё с упоением и поклонением. Её кожа терлась о его тело, покрытое растительностью, и Саре было щекотно. — О, Боже… — простонала она и в её глазах была искренность. — Альфред… — только преданность этому мужчине. Алфи бережно проникал в принимающее его целиком лоно и чувствовал себя нужным. Он набирал темп. Сару подкидывало на подушке, волосы электризовались, срывались стоны, им становилось легко и хорошо. Алфи все делал сам, просил прощения, глубоко извинялся, искупал свою вину, срываясь на скорый ритм, управляя Сарой как марионеткой. А она тлела со сладкими вздохами. — Молчи, — прошипел Алфи ей в ухо, посасывая мочку, — чтоб меня! Молчи, недотрога моя, ради всего святого, ибо от твоих стонов я хочу кончить! Лицо Алфи было растерянным, он с приоткрытым ртом ловил её воздух, сжимал женскую кожу, притягивал к себе сильнее, но не уводил переполненный эмоциями взгляд. Алфи все больше и больше боролся с собой, чтобы сдержать оргазм. — Алфи… — зашептала Сара, зажмуриваясь, — Алфи?.. Он двигал бедрами в такт её тембру, не внимая словам. Алфи готовился к разрядке. — Алфи… — залопотала Сара беспомощно, толкая Алфи в грудь, требуя от него совсем не того, что он сделал — приподнявшись, с маской зверского желания, в коленях разводя её ноги, меняя позу, продолжая вбиваться. Сара приподнялась, хватаясь за подушки. Соломонс с ошеломлением посмотрел на то, как розовая, горячая кожа обхватывает его член все сильнее, прижимая к женскому телу перенапряженную мошонку. Разум затуманился и последнее, что помнил Соломонс — это окружившее его орган тепло, и то, как он скользил в нем. Алфи не сдержал басовитый и иступленный стон от увиденного, перевозбужденно врезаясь в Сару, изливаясь в её лоно. Его семя наполняло Сару, а он двигался ещё и ещё, пока не спустил все до единой до капли, смешивая все жидкости, рвущиеся на постель, после чего полностью остановился, опустившись на Сару и подергиваясь от оргазма. Тяжело дыша, он поднял голову и упёр взор в опостыженную девушку, виновато хлопающую глазами. Он удовлетворенно улыбнулся, и Сара смущённо улыбнулась ему в ответ.***
Они вместе приняли душ, мыли друг друга и дурачились, как Алфи неожиданно спросил: — Скажи мне, когда в последний раз к тебе наведывалась «тётушка Фло»? — его лицо было таким умиротворенным, глаза жаждущими ответа, ноздри раздувались в ожидании, а губы искривились в подобии серьёзности. Сара зарделась и опустила глаза, выдумывая дату, пока Алфи ждал ответа. Сара хотела соврать, но не решилась. — Вообще-то…ещё никогда, — подытожила она наскоро. Алфи нахмурился в замешательстве, и Сара не дала ему возможности это прокомментировать. — Бабушка Элиза говорит, что это от неё нам с Дорой так крепко досталось, — сказала Сара, намыливая грудь Алфи, вырисовывая на слое пены узоры. — Ты знаешь, она родила моего папу почти в двадцать восемь лет? — как будто оправдывалась она за свою нерадивую прародительницу. — Знаю, поздновато… Мама считает, что это она наградила нас «блохами», чтобы мы не спали с собаками, а только с волками! Алфи внимательно слушал её, касаясь тонких запястий губами, собирая с них воду. И когда Сара закончила, Алфи от души рассмеялся, освобождая смех в её розовую щеку. — Ма-а-ать вашу, — всё ещё смеялся он. — Спать с волками куда лучше? — поинтересовался он, заглядывая в глаза растерянной Сары, снова взрываясь, обжигая девушку горячим дыханием. Когда Алфи успокоился, то он искреннее сказал, целуя Сару в губы: — Всё у тебя ещё наладится через месяц или два, без измышления. А пока позволь мне брать полный карт-бланш? *** — Сара, давай проиграем? — канючил Фрэнк, кружась вокруг постели сестры, вытаскивая её из воспоминаний. Он лучезарно улыбался, и Сара заставила себя улыбнуться в ответ этому красивому голубоглазому ребёнку. Если у неё когда-нибудь будет ребёнок, то она хотела, чтобы он был похож на Френка: её маленький брат олицетворял большую стену, защищающую от Луки, её огромной защитой в стенах этого дома, гарантией неприкосновенности. — Тебе снова плохо? Снова озноб? — встревожено спросил он. — Принести второе одеялко? Сара покивала, и Фрэнк приволок к её постели тяжеленое ватное одеяло и укрыл. Он внимательно посмотрел на сестру. Сара выглядела как всегда доброй и красивой, но её удрученность не ускользнула даже от шестилетки. Девушка погладила брата по волосам, взъерошив русые пряди и отвернулась на бок, ничего не объясняя. Её обычная гордость была раздавлена, а беззаботность разбита. Внизу хлопнула дверь — и Сара вскочила. Она боялась, что это Лука, и подозвала к себе Фрэнка. Прижавшись к нему, она потерлась щекой об его мягкие прямые пряди, свисающие с ушей. Он был красивым мальчиком. Мечта любой мамы. — Фрэнк? — позвала его Иса и мальчик побежал вниз. — Фрэнк? — а Сара лишь спокойно вздохнула. Теперь она была в безопасности до отбоя, до заката солнца, до наступления темноты и возвращения Луки. Иса и Дарби поставили большие пакеты, забитые продуктами на кухонную столешницу. — Как наша Сара? — поинтересовалась Иса у сына, коснувшись его уха пальцами. — Не знаю, мам, но она кажется очень расстроенной. Иногда она плачет во сне и я убаюкиваю её, похлопывая по спинке, — парировал Фрэнк. Иса укоризненно-печально посмотрела на мужа, но тот лишь отвёл взгляд. Фрэнки вился возле мамы. — Это, конечно, здорово, что у Сары и Луки после свадьбы появится малыш, — рассуждал мальчик, наматывая круги вокруг родителей, ожидая вкусностей, заглядывая в пакеты. — Только я хочу понять: почему она всё время грустит? — Фрэнк впился в отца испытующим взглядом. Иса вздохнула и Дарби сменил тему. — Думаю, этим летом я научу тебя плавать! — улыбнулся он, поднимая на руки сына, кричащего от радости. — Я плаваю лучше тебя! Иса напряглась, а Сабини опередил её. — У нас будет возможность посетить лазурный берег Франции. Женщина хмыкнула. — Отнеси сестре пастилу, — попросил он, протягивая сыну свёрток с угощением. — А мне нужно сходить в клуб. Сегодня пятница! Аншлаг! Дарби стоял посреди полупустой кухни, обедневшей, но сейчас её медленно заполняли различные вкусности. Иса кивнула и нахмурилась. Дарби повернулся к камину и, запустив руку в грудной карман пиджака, вынул её уже с пачкой денег. Пачка плюхнулась на стол. Иса взглянула на мужа и их глаза встретились. В ту же секунду она всё поняла. — Ах ты грязный ублюдок, чёртов букмекер, ты продал её, да?! — закричала Иса. — Ты продал мою Сару, мою девочку, этому человеку… — от осознания она уже пролепетала последнее предложение, сгибаясь по полам, как лист бумаги. Её руку, приложенную к губам, стало трясти, пока она склонилась над раковиной, роняя в неё солёные слезы. Иса плакала так тихо и жалобно, как израненная волчица, потеряв своего волчонка, что сердце Дарби закололо. Он попытался обнять жену, внушая ей с их первого дня знакомства, что величия добиваются путем ходьбы по головам. Но не по головам родных детей, в конце концов! — Иса, милая, любимая… Иса, послушай меня, наша Сара заживет с Лукой как королева. Она выучится, Чангретта её поддержит! Получит престижную профессию и золотожильное рабочее место! За ребёнка Лука вознаградит её материально! Иса с отвращением отпихнула от себя мужа, выпрямляясь, всё ещё смотря на него со зверским удивлением. — Вот до чего ты докатился?! Ты же продал свою родную дочь, свою маленькую Сару, которую так ждал! Уйди от меня, грязный сутенер! — шипела Иса. — Господи, милостивый! С кем я прожила жизнь? Её слова вызвали в Дарби волну гнева. — Послушай меня, женщина! Мне были нужны эти сраные деньги! Лука будет о ней заботиться, пойми же ты! Она всегда будет в надёжных руках! Иса ударила мужа в грудь в ответ на его слова. — Мы же должны на что-то жить, неужели ты не понимаешь? Мой бизнес чуть не прогорел! Иса обезумела от гнева. Волосы её растрепались. Внезапно она ясно увидела всю свою жизнь. Увидела грязь внутри своего супруга, его алчность и жестокость. Она осмотрела большую кухню, которая больше была не нужна: здесь больше не суетились кухарки, только старая экономка Роз. Дом превращался в пустующий замок. Дарби понимал всю тщетность и продавал всё, даже собственную дочь. В голове у Исы словно что-то щёлкнуло. — Ты дал мне всё, не спросив, хочу ли я этого. Ты дал мне дитя, выдернул из захолустья, приручил! А я в ответ пыталась быть тебе хорошей женой, хотела подарить тебе больше детей, потому что, как мне казалось, ты любил их. Ваша с Сарой связь была ещё с утробы. Помнишь, как ты говорил с ней, когда она ещё росла во мне? А теперь, когда она находится от тебя на расстоянии вытянутой руки, отчаянно ищет помощи, ты не подходишь к ней, использовав как разменную монету. То, что ты сделал — это предел, Дарби. Ты продал мою любимую девочку Луке! Меня тошнит от тебя, Оттавио! Дарби накинул пиджак и, виновато посмотрев на жену, направился к двери. Когда он открыл её и обернулся, Иса рыдала над раковиной, согнувшись от боли. Фрэнк сидел в набранной горячей водой ванной и ел пастилу, сахарная пудра летела во все стороны. Он болтал ногами и улыбался Саре, что повисла на краю из последних сил, чтобы присматривать за ним, как велела Иса. На краю подноса стояли две чашки чая и разные сладости. Саре их даже видеть не хотелось. Наблюдая за братом и за тем, с какой жадностью он ест угощения, Сара почувствовала лёгкую естественную зависть и схватила с подноса кусочек яблочной пастилы. Затолкав её в рот, она чуть скривилась от кислоты и принялась жевать. Желейная форма никогда не привлекала её, а сейчас и вовсе встала комом, когда она проглотила её и запила сладким чаем. Фрэнк улыбнулся. — Вкусно тебе, Сара? — она кивнула, соврав, ощущая тошноту, подступающую к горлу, но настойчиво сглатывала накатывающие позывы. Её тело залихорадило, холодный пот выступил на лбу мелкими горошинами, руки и ноги стали ватными. — А я больше всего мамин зефир люблю! — ратовал Фрэнк, кривляясь и играясь в теплой воде. — Ты любишь зефир? Когда Сара услышала это слово, то в нос ей ударил противный запах сырого яйца, и позыв к рвоте был таким сильным, что её вырвало. Она не успела подскочить к унитазу, опрокинув чашку с чаем, который растёкся повсюду. Её рвало, снова и снова. Фрэнки испуганно наблюдал за сестрой. Она сидела на кафельном полу и рыдала, опустив голову в унитаз, и снова рвота захлестывала её. — Я позову маму! — проговорил он с отчаянием, выбираясь из ванны, потряхивая мокрыми волосами, переступая через разлитый чай и желудочное содержимое. Сара испуганно вскинула голову. — Нет, Фрэнки! Фрэнки, не надо! — попросила она, протягивая к брату руку. — Только ничего не говори маме, ладно? Мальчик важно поправил на плечах приготовленный мамой тёплый халат и с детским беспокойством посмотрел на свою сестру. — Почему бы тебе просто не помочь мне прибраться? — спросила она, смотря на Фрэнка через зеркало, поднимаясь к раковине, пачкая щётку в зубном порошке. Мальчик взял швабру и, окунув её в ванну, стал мыть полы. Он делал это как умел, желая помочь Саре. Выходило не очень сносно, уборная походила на палубу. В последнее время Фрэнки всегда был рядом с ней. Малыш думал, что это потому, что Сара так сильно любит его, но это было не совсем правдой. Она безусловно любила своего брата, но он был её защитой, иконой, взывающей к совести Луки, который держался на расстоянии при мальчике. Сара смотрела на брата, пока он вытирал и делал всё, что мог. Подойдя к нему, Сара крепко обняла его. — Тебе плохо, да? — допрашивал он сестру. — Хочешь, я сбегаю к Алфи и передам ему что-нибудь? Скажу, что тебя рвёт и чтобы он больше не передавал тебе дурацкую пастилу! Только булочки с корицей! Сара выдавила улыбку и взяла себя в руки. Пришлось. — Нет, — опустилась она к лицу Фрэнка. — Я хочу, чтобы ты сходил со мной в одно место завтра рано утром, — её руки переплелись с руками мальчика. — А маме скажешь, что очень хочешь в парк, хорошо? То, о чём Сара предполагала, подтверждалось сегодня: она заставила себя не думать об этом, выбросила само понятие из головы и сосредоточилась на том, чтобы действовать как можно рациональнее. Сейчас Фрэнки говорил о том человеке, чья часть, возможно, вызвала это состояние, которую она жутко боялась признавать.