***
Ключник Эрл вышел из дома Майкла, когда Томас подъехал к нему в половине восьмого. Он увидел, как Джина платит мужчине, и был неприятно удивлён, что она выглядела такой измождённой. Том оставил машину и, выскочив из неё, перешёл на бег, пытаясь вспомнить, что ему рассказывал Майкл о Джине. Он знал, что у неё был сильнейший токсикоз и что её рвало практически от любой еды. Мужчина перескочил через улицу и, махнув рукой, готов был поклясться, что Джина даже не заметила его. Томасу пришлось постучать в дверь, что показало, насколько озабоченной должна быть эта девушка. — Кто это? — голос Джины был подавленным и охрипшим, испуганным и севшим от страха на последнем слоге. Томас слабо возмутился: — Это я, Томас. — неловко брякнул Шелби, — Майкл попросил проверить тебя, пока он в Лондоне. Дверь медленно открылась, и Джина почти незаметно улыбнулась, натягивая маску обыденности. — Томас?.. Доброе утро. — это звучало так тяжело для его слуха, словно кто-то неумело драл струны скрипки смычком. — Привет. — он осмотрел её жёлтое лицо с тёмными кругами под глазами и почувствовал, что что-то случилось. — Ты выглядишь устало. Джина хотела заплакать, смотря в светлое лицо и голубые глаза Томаса. Это было последнее, что она могла сделать. — Я мучаюсь от утренней, полуденной, обеденной, вечерней и ночной тошнот. — её голос дрожал и сбивался, а слёзы грозились вылиться из окружности век. Томас кивнул, понимая, что Джина не спешит приглашать его в дом. Что-то здесь было определённо не так. Он был обеспокоен тем, как она выглядела и вела себя. — Могу я войти? Девушка отступила, прикрывая своё тело большим пледом. Томас вошёл в дом, и его цепкий взгляд сразу же прошёлся по жилищу, отыскивая нечто, что могло быть признаком нахождения здесь чужого человека, но гостиная выглядела обычно. Даже ключи были на своём крючке у двери. Он не спеша снял пиджак и вынул из него сигареты и зажигалку. В кухне Джина поставила чайник и села за дубовый стол, удручённо сложив руки. — Могу я воспользоваться уборной? — спросил Том, деликатно засучив рукава рубашки, получая в ответ согласное мычание. Мужчина поднялся по лестнице и оказался на втором этаже раньше, чем Джина опомнилась и рванула за ним. Том окинул взором порядком смятую постель, сползшее покрывало, которое, вероятно, выдрали из-под матраса, и скомканные одеяла. В душевой комнате стоял запах перегонки алкоголя и влажного мужского тела со свежим мускусом пота. Том, услыхав торопливые шаги, нырнул в ванную комнату и закрыл за собой дверь. Он включил кран и стал осматриваться. В уборной было ещё сыро и тепло, вероятно, кто-то пользовался ею очень и очень долго. Запотевшее от пара зеркало не желало отражать интерьер. Первое что бросилось в глаза Томаса — скомканная простынь, устроившаяся на дне ванны. Несколько флакончиков из-под различных жидкостей были снесены, а на кафельном полу мелкими комьями свернулись светлые женские волосы. Вся уборная выглядела так, будто в ней вели борьбу, и Томас не ошибался. Он открыл дверь и столкнулся глазами с Джиной, которая снова попыталась улыбнуться. — У меня сильный беспорядок, я… Том перебил её: — Кто здесь был? Джина растерянно покачала головой. — Зачем приходил Эрл? Ты посеяла ключи? Джина тяжело вздохнула, и Томас ещё раз посмотрел на неё с беспокойством. Девушке явно было что рассказать, но она молчала и выглядела измученной и подавленной. — Да. Томас спустился вниз, схватил с крючка звенящую связку и продемонстрировал её Джине, показывая, что её ложь не работает. — Итак, я хочу знать кто здесь был.***
Сара смотрела на своё отражение в зеркале и не чувствовала почти ничего. Её платье, белое и изысканно украшенное жемчугом, чувствовалось тяжеленным грузом на плечах, сковавшим её движения. Корсет был тугой, сжимающий грудь, сбивавший дыхание. Её длинные волосы были собраны, а поверх стелилась мягкая фата, которая больно впивалась острием шпилек в макушку. Через час она станет миссис Чангретта и жизнь окончательно сломается. Сара с безразличием поглядывала на мать, Таву и слуг, что вились вокруг неё, наряжая как бездушную куклу. Только мама изредка кивала ей, напоминая, что через большие и глубокие тернии обязательно выйдешь к звёздам. Сара мысленно обвела свою юную жизнь. Как год назад она поступила в Университет, рассчитывая охватить профессию. Она ещё не знала, что до выпуска она не дойдёт и сверкать дипломом с отличием она тоже никогда не будет. Там, в Университете, помимо всего прочего, ей предстояло приобщиться к искусству, музыке и живописи. Время летело быстро и замечательно. Студенческая среда разбавлялась концертами, театрами и выставками, а скучные лекции порой могли разразиться дебатами с юношами о высоком и крайне важном, порой очевидном. Ходили в походы по лесам. Ночевали на перевалах. Пекли картошку в мундире и спорили, смеялись и спорили. Но что Саре юношеское невразумительное мнение, когда в Лондоне её ждёт давно уже сложившийся Алфи. У него и разговоры умнее, и споры с ней он не зачинает, потому что знает, исходя из опыта лет, что спорить с женщиной бесполезно. Промолчи — целее ваш союз и будет. А сколько песен спели ей молодые люди под гитару, разрывая кроны лязгом струн? А Сара слушает и думает о своём Алфи, примеряет себе его фамилию и чувствует свободу. Он там, в своей рабочей зоне, думает, где же она, не снюхалась ли ещё с молодняком, не нарубила ли дров, и почти нервно кусает суставы пальцев. Сара знает, что он думает о ней, ревнует, но она свободна, ведь Алфи умеет отпускать, не привязывать к своей ноге на короткий поводок. Он дарил Саре свободу, получая глубокую преданность в ответ. Алфи распахивал перед ней весь мир, а её, паршивку, привечают холодные леса, а рядом — молодые заносчивые юнцы. Делай, что хочешь в сырой палатке, думай, что хочешь, говори, что хочешь! А Алфи ёрзай на месте и кори себя, что наивно отпустил маленькую пташку в общество голодных сов. К семнадцати годам Сара уже познала мир мужчин в плане духовности и с диким желанием хватала всё новые и новые знания. Конечно же, её спутник, с которым она могла молчать и шутить, вести себя глупо или серьёзно, добивался иной близости, однако это не выглядело похабно. Значит, она и впрямь для Алфи была чем-то важным. Да и Алфи вел себя достойно, сдерживая страсть. Так почему же Саре не одарить покорного господина своим телом? И Сара одарила его, за остроумие и доброту. И день бежал за днём, месяц проплывал за месяцем, лета сменяли года.***
К Джине наконец-то пришли слёзы, и она заплакала; её плач был шумным, задыхающимся, и Том обо всём догадывался, но прежде чем стрелять, он должен был выяснить в кого. Исследуя глазами комнату, он слушал рассказ Джины и едва заметно сдвигал в сторону ткань пледа, обнажая внутреннюю часть её бёдер. Ещё одним подтверждением стали синяки, следы чьих-то пальцев. Это было преднамеренное изнасилование. — Ты знаешь, что это был за мужчина? Ты видела его раньше? Джина закивала, вытягивая руку и указывая пальцем на обитое кожей кресло возле туалетного столика. На нём лежали панцирные часы с золотой цепью. Но Джина не заметила их, всё ещё отчётливо видя, как мужчина спрыгнул с кровати. Его нагота была мерзкой, его тело было средним для обычного мужчины и покрыто растительностью. Его тридцатилетняя мужественность расходилась с той, какая была у Майкла в его двадцать с небольшим. Джина села на кровати в полном отчаянии, и её плечи дрожали, пока сердце колотилось где-то под ложечкой. Она уставилась на еврея так, как будто никогда раньше не видела мужчину, когда он опустился в кресло и, широко расставив ноги, потёр тёмную бороду. — Твоему ублюдку понравилось кататься? — спросил он, и его голос разрезал стены комнаты. Джина недоверчиво покачала головой и почувствовала, как ребёнок внутри неё от отвращения впервые дал о себе знать лёгким колыханием там, где она берегла его. На самом деле они оба знали, что еврей издевался над ней, наслаждался страхом, который она чувствовала. — Ты забавная глупая шлюшка, Джина Грэй. Такая же, как и твой родственник — грёбаный Томас Шелби. Знай, что ты отдувалась за него в эту славную ночку. Она увидела себя и затылок еврея в зеркале туалетного столика напротив кровати и поняла, что он наблюдал за собой всё это время, пока насиловал её.***
Сара поправляла макияж перед зеркалом уборной в доме Тавы. Внутренности её переворачивались от мысли, что через десять минут отец заедет за ней и увезёт в церковь, заставившей её согнуться над раковиной и разрыдаться. Возникший из-за спины голос показался ей чем-то тягомотным, отчего влага на ресницах высохла почти моментально. — Ну что, ты теперь понимаешь-таки, как глупо будешь смотреться рядом с этим макаронником? — как ни в чём не бывало поинтересовался Алфи, обводя глазами уборную на предмет собственных часов, заставив Сару поднять глаза на зеркало и одарить мужчину мучительной ухмылкой. Она обернулась и вжалась в столик раковины, не стирая ухмылки. Сил возражать или спорить у неё не нашлось, да и смысла в этом тоже не было. Они с Алфи, кажется, искренне ненавидели друг друга после пламенной любви. — Почему ты не разговариваешь со мной? — хрипло спросил Алфи, но тишина стала смазанным ответом. Сильный и чуть болезненный толчок в грудь моментально уверил Сару в том, что её размышления правдивы. Неуклюже рухнув на столик и раскинув руки, как кукла, чтобы обезопасить себя, Сара боязливо посмотрела на Алфи. Платье с облегчённым материалом задралось на исхудалых бёдрах. Алфи захлопнул старую хлипкую дверь, заставив тёмно-синюю краску осыпаться. Щеколда звонко щёлкнула, не обещая Алфи скрыть его порок, поэтому он проткнул пространство ручки вошедшей в неё, словно в ножны, тростью. — Лука же убьёт тебя! — прикрикнула Сара, и Алфи, сделав шаг к её силуэту, сидящему на ледяном столике, вынул из-за пазухи револьвер. Горько клацнул затвор, разбиваясь в тишине кафельных стен, кричащих о том, что Алфи не блефует. Он вжал оружие в руку Сары, больно придавливая кожу безымянного пальца, что через час будет обвит обручальным кольцом. — Давай сама! — вызывающе навёл он её хрупкую ручонку, сжимающую пистолет, в то место, где перебивалось кровью его изувеченное сердце. Сара и Алфи смотрели друг на друга секунды, показавшиеся им часами. В их взглядах читалось нечто общее: прошлое и тоска друг по другу, которые они не могут отпустить. Их лица были близко, они чувствовали взаимное тепло дыхания, глаза Алфи переливались гневом, который он сдерживал. Проклятая свадьба! Дрянная девчонка! Зачем он пришёл в этот дом снова? Зачем он вообще влюбился в неё? И для чего он только пошёл на поводу у Луки и согласился на неравный обмен и эту сраную свадебку? Мощный стан Алфи вжал её в холодное зеркало, а потными ладошками Сара держала пистолет по его принуждению, упирая дуло в самую грудь, высоко вздымающуюся от злобы, ощущая отбиваемый по металлу пульс. Алфи подался вперёд, и Сара зажмурилась, ощутив на своих дрожащих губах его мягкие и нежные губы. Соломонс не церемонился, лишая её возможности хлебнуть воздуха, жадно и безжалостно целуя, кусая до сих пор любимые губы. Хрустальные ручонки заколотили по его широкой груди, моля дать ей вдохнуть кислорода. Для Алфи это было сродни забаве, её сопротивление — красная тряпка для быка, неукротимого и неумолимого. Сара не заметила, как её платье оказалось выше бёдер и как Алфи за скрытой магией жадных поцелуев и ласк уже оказался на её нежной шее. Его тяжёлые вздохи, щелчки плавящих страстью губ по её полотну кожи, неразборчивые жадные касания его сухих рук заполняли уборную и слух Сары, что на мгновения ласк пропала без вести. Она не понимала, что происходит, пока не почувствовала испепеляющую руку Алфи на внутренней стороне её бёдер. Сару тут же прошибло током, и она громко ахнула, приподнимая таз, чтобы Алфи снял эту тонкую вымокшую тряпку. Он оказался хитрее, сдвигая в сторону ластовицу и врезая внутрь неё средний палец. Сара прикусила губу, губу Алфи, чтобы не застонать, тут же зарывая пальчики в его отросшие на шее пряди, чуть засаленные и шёлковые. Её губы сами коснулись его щеки и, поймав свежий аромат духов, сомкнулись в непринятии, а шлейф его сильного тела вызвал у Сары тошноту. — Я не хочу так… — протянула она. Алфи пах мужчиной, терпким, знакомым до боли мужчиной, и она оттолкнула его дерзким ударом в грудь. Алфи игрался с ней и, вырванный из преднаслаждения, непонимающе попятился назад от силы, приложенной к толчку. — А как, мать твою? — рыкнул он, и тут же Сара и вся уборная вздрогнули от болезненного визга разбившихся со свистом пролетевшего возле её головы кулака осколков. — Он тебе не идёт, этот итальянский утырок! — прорычал Алфи ей в губы. — Алфи…поздно что-то менять, — голос девушки задрожал, а тошнота снова напомнила о себе, когда ветер от его рывка принёс этот фимиам. Мужчина опустил разбитый об осколки кулак, не желая больше пугать и без того перепуганную Сару, вспоминая вовсе не о том, что они находятся в доме его матери, что в гостиной чаёвничают дамы, а о том, что Сара в деликатном положении. «Если беременную женщину сильно испугать, то её ребёнок будет заикаться», — так говорила его мать, поэтому Алфи поспешил сбавить обороты. Он схватил её за подбородок и притянул к себе, целуя и шипя от боли в истекающей ране. Сара попыталась оттолкнуть нахала, но он был сильней, заполняя её дыхание алкоголем. — Скажи, что хочешь ко мне! — Алфи насильно схватил Сару за шею, не позволяя ей отстраниться, смотря в глаза жалобным взглядом, — Скажи, что хочешь, чтобы я забрал тебя! Сара молчала изо всех сил, как бы сильно ей ни хотелось к нему. Он был пьян, лишь пьян, и это чувствовалось как вчера, как и сегодня. — Скажи! Скажи, что любишь, что хочешь меня, хочешь уйти! Говори сейчас! Сара молчала, пока Алфи смотрел на неё, требуя ответа. — Алфи… — внизу послышался цокот нескольких пар женских каблуков. — Когда ты дашь мне ответ? — Алфи впился в её ладони своими влажными пальцами, сжимая их. В дверь закололитили. И Сара знала, что это её мать и Тава. Она вздохнула и покачала головой. — Я должна идти. — Сара сделала два шага вперёд. Алфи перебил и перехватил её, произнося низким шёпотом: — Я хочу получить ответ сегодня. У меня есть пара крепких ребят, которые скрутят ебучего итальяшку в бараний рог! — Н-е-е-т. — выдавила Сара с испугом в глазах. Только кровавой бойни не хватало. И Сара больше всего боялась за Алфи, чем за кого-то из близких. — Сара? — послышалось за дверью, — Сара! — Иса стучала и дёргала на себя старую дверь. — Я должен получить от тебя ответ сегодня: хочешь ты этого или нет? Сара взмолилась, перебарывая дрожь: — Ты же не хочешь иметь ребёнка?.. Зачем всё это? Она откровенно не понимала, чего на самом деле хочет добиться Алфи. Стук в дверь стал настойчивее и громче. — Господи, Сара! — Иса пыталась открыть дверь. Алфи увёл взгляд: — Мы что-нибудь с этим придумаем… Сара злосчастно ухмыльнулась, выдёргивая свои руки из его цепких ладоней и опуская голову: — Приходи к гостинице «Hilton» сегодня в полночь, первый этаж, пятая комната от левого бока, но не через коридор, иначе люди Луки увидят тебя, только в том случае, если хочешь от меня самого честного ответа.***
Подняв глаза, Сара не сразу поняла, что находится перед алтарём. Если кто-то спросил бы её, как она сейчас выглядит, какая у неё причёска, Сара бы пожала плечами. Она не запомнила своего образа перед зеркалом. Может это и к лучшему? Монотонная речь священника, аромат однотипных женских масляных духов переполнял воздух и вызывал тошноту. Все присутствующие детишки выглядели прекрасно: девочки, одетые как маленькие принцессы в белые пышные платья подружек невесты, которой было на них плевать, и мальчики, в том числе и Френк, в красивые смокинги с бабочкой. Дарби выглядел с иголочки, но его задумчивая физиономия в принципе объясняла всё. Он думал о том, что если бы только у его старшей дочери хватило ума выйти замуж за другого человека, какой счастливой была бы жизнь её и всех присутствующих. Но Дарби был почти проницателен и знал, что однажды Лука станет заправлять всей итальянской мафией. Если Саре хватит ума, она будет женой главного мафиози, и именно об этом дне он и будет мечтать. Дарби столько раз хотел прикончить Луку, но знал, что у него никогда не хватит смелости. Но если у жизни есть что предложить ему, то он проживёт достаточно долго, чтобы похоронить этого гангстера, с которым связала себя его старшая дочь, а младшая досталась в качестве бонуса. Мысль о том, что Лука этой ночью будет касаться его Сары била точно ножом по сердцу. Лука сломил его самым обычным образом, купил, швырнул пачки денег, и Дарби собрал их, опустившись на колени. Сабини прикрыл глаза и захотел, чтобы его настиг инфаркт или пуля в лоб в эту секунду. Плевать на скачки, плевать на его клубы и все игорные заведения. Пропади они пропадом! Только бы его вырвали из этого дня, чтобы он не видел измученную дочь. Венчание Сары Сабини и Луки Чангретты состоялось 1 мая 1924 года в церкви Святого Павла в Клеркенуэлле. Отец Джордж Ньюман от всей души поздравлял молодую пару. Никогда до этого Клеркенуэлл не видел такого большого числа гангстерских обличий и такого количества алкоголя, что лилось по бокалам и фужерам в стенах ресторана. Девушка испуганно взирала на толпу незнакомых ей людей, относящихся к стороне Луки, и без устали искала глазами родных. Дарби крутился возле Луки, как и его сошки. Иса же чем больше узнавала мужа, тем меньше хотела дожить с ним до глубокой старости. Нынешнее поведение и прошлый поступок против воли дочери стал решающим доказательством того, что он плохой человек. За внешними лоском и обаянием скрывался злой и жестокий мужчина, которого больше не боялся Лондон. Во всяком случае, Дарби так не считал. Иса потягивала белое вино и смотрела, как её дочку водят по залу и выставляют напоказ, как цирковую мартышку в платье, умеющую есть яблоки. Она тяжело вздохнула и разом осушила свой бокал. Это было сложно, эта постоянная улыбка и притворство, будто всё было как надо, когда на самом деле всё, чего ей хотелось — это плакать и вернуть дочь домой. Но она не могла. Женщина не имела такой силы и власти. Сара была белее снега, и когда её поздравляли родственники Луки, она смотрела куда-то вдаль в полном безразличии, как и сейчас. Подошедшая к ним миссис Чангретта сделала прямое замечание в лицо невестки. — Соизвольте убрать со своего прекрасного личика такую невразумительную гримасу, Сара. Венчание — очень утомительный и нервный день, который рано или поздно закончится. Ты вышла замуж не за какого-нибудь козла отпущения или вечного жида, а за самого Луку Чангретту, так что будь добра улыбаться! Лука слышал слова матери и вёл себя так, как будто ничего не случилось. Сидящая в дальнем углу Тава выглядела огорчённой и разбитой и определённо не понимала, что она вообще здесь делает. Сара видела, насколько серьёзным был отпечаток этого события из-за нерешительности Алфи. Лука скромно поцеловал её в щеку и уголок губ на глазах у всех гостей, и все обрадовались, но Сара чувствовала в нём напряжение и проклинала человека, который даже в худший день мог добить её окончательно, не задумываясь. Однако она улыбнулась своей лучшей улыбкой, чувствуя испепеляющий взгляд Одри Чангретты. Что бы она ни чувствовала внутри, она никому не позволила бы это увидеть. Жених же выглядел самым счастливым человеком на земле. В окружении семьи и друзей, шампанского и роскоши он чувствовал себя в своей тарелке. Девушка с очаровательно-невинным голубым взглядом, обрамлённым длинными ресницами, действительно была сегодня самой красивой. Что ещё важнее, теперь она официально принадлежала только ему. Он понимал, что встретил её, когда та была совсем ребёнком. Она тогда ещё не знала, что никто и никогда не будет любить её так, как он. Это просто невозможно. Ему пришлось ждать этого дня целых пять лет, и он дождался.***
— Пошли? — сказал Лука, когда время уже приближалось к полуночи. — А как же гости? —нервно посмотрела на него Сара, пугаясь предстоящего момента. — Гости? Да им уже давным-давно не до нас, — усмехнулся Лука, видя, как те, кто был приглашён, уже и забыли, наверное, что в этот день у «виновников торжества» свадьба. Гости пили, смеялись, мужчины подмигивали женщинам, надеясь весело провести остаток ночи. — Так, пошли, — Лука потянул Сару за руку, подмигнув Доре, не замечая её мраморного лица. Сара, опустив голову, побрела за своим мужем, окинув взором семью, и оставила напоследок надменную ухмылку сестре, что проводила её молчанием. Ночь была светлая, а лёгкий свет фонаря мягко освещал огромную спальню в люксовом номере. — Не знал, что ты боишься высоты, — пробормотал он, распахивая пиджак, — Кто бы мог подумать, — усмехнулся он. — Давай к делу, — строго прошипела она, даже не посмотрев ему в глаза. Лука рассмеялся: — Терять тебе этой ночью нечего, я знаю, — он положил руки ей на плечи, осторожно распахивая корсет платья. — Я сама, — она закинула руки за спину. — Нет, — остановил Лука её, скидывая её ручонки, — Я хочу сделать это сам. Лука отбросил ленточку корсета и распахнул наряд, обнажая её плечи, лопатки и поясницу. Сара ждала, не помогая, но и не препятствуя его движениям. Ей на самом деле было и страшно и одновременно наплевать… Она абстрагировалась от своего тела, когда Лука положил руки ей на плечи и коснулся губами шеи. Он целовал её стан, спускаясь вниз, ведя линию к пояснице, ягодицам и бёдрам, заканчивая путь в ногах. — Посмотри, — приказал он, и Сара опустила глаза, видя стоящего на коленях Луку, оглаживающего её икры. Она растерялась при виде Луки на коленях в своём дорогущем костюме, — Я стою на коленях и целую твои ноги, — Сара прикусила губу, — Так неужели я не заслуживаю крохотного места в твоём сердце? Не всё же оно создано только для жида. Сара дёрнулась, когда Лука повёл линию выше, не дождавшись её ответа, водя руками по бёдрам и ягодицам, пока губы его были увлечены передней стороной. — Нет, нет, — поторопился он успокоить её подрагивания, — Я буду делать всё тихо, медленно, — Лука коснулся ажурного белья и потянул его вниз зубами. — Снимай, — проговорила Сара, выражая безразличие, то и дело поглядывая на расшторенное окно. Лука стянул кружево, помог Саре переступить его. Она знала, что её час вселенской лжи настал и пути назад не было. Прежняя львиная смелость, с которой она выступила вчера и сегодня в схватке с Алфи, была ветром. Сара заставила себя расслабиться и принять всё, как происходящее с кем-то другим, только не с ней. Она знала, что если она не расслабится, то будет ей же хуже. Вдруг Лука решит применить силу и это навредит ребёнку. Опустив глаза, Сара прокляла Алфи и себя саму за свою наивную любовь, за своё происхождение и увидела, как Лука взором облизывает её тело снизу вверх и невольно скривилась, сделав шаг назад. Лука с тревогой покосился на неё. Он её даже и пальцем ещё не тронул, а сопротивление было налицо! Лука поспешно отошёл от неё и опустился в кресло, сдёргивая и швыряя в сторону удушающий его галстук. Сара на мгновение прикрыла лицо руками и, сказав себе, что у неё нет выбора, коснулась волос Луки, жадно пропитанных воском. Он податливо, как котёнок, обделённый вниманием, вытянул шею, только бы её руки не оставляли его. Полностью обнажённая, Сара обошла кресло и села на колени Луке, обвив его шею. Глядя мужчине прямо в глаза, она робко улыбнулась: — Я всё правильно делаю? Её мягкий и дрожащий голос едва не заставил Луку швырнуть её на кровать и наброситься немедленно, однако он сдержался. Вместо этого он поднял её на руки так, словно она ничего не весила и осторожно опустил на постель. — Ты всё правильно делаешь, моя девочка, всё правильно, — шептал он ей в губы, улыбаясь, — Если через секунду не вонзишь нож в спину, — и стал целовать Сару. Следующие долгие полчаса, а может и час, Сара потеряла счёт времени, предчувствуя неизбежность этой ночи, поддаваясь изнеженным ласкам Луки, которые вовсе не трогали её душу. Чангретта никогда не видел её такой прекрасной, розовой от его касаний и беззащитной, распластанной на постели, пока он лелеял её почти с чистыми намерениями. Он останавливался, любовался её округлыми плечами, чуть дрожащими грудками, маленькими багровыми сосочками, стройными ножками и тёмным заветным треугольником. Если бы он мог рисовать, он запечатлел бы её такой при помощи гуаши. Чтобы отвлечься, Сара начала играть в собственную игру, представляя себя властной женщиной, у которой много денег, господства и подневольных ей мужчин. А Лука, не замечая того, что она не в восторге от его ласк, что они ей безразличны, пусть и действительно легки и заботливы, «мучил» её довольно долго. И хотя всё её тело болело изнутри, душа Сары была отделена. Не выпуская её из своих ласк, Лука начал раздеваться. Быстро скинул пиджак, снял рубашку. Расстегнул замок ремня, стащил брюки. Инстинкт многолетия подсказал ему, что надо делать дальше. Лука о чём-то спрашивал Сару, целовал, но ей было наплевать. Он монотонно мурлыкал о любви, а Сара только мысленно корчилась. И тогда она, уже решительно, сказала: — Ляг на спину. Пожалуйста. — это было разбавителем её властности, как напоминание о том, что играть с подобными мужчинами не всегда безопасно. Лука на секунду опешил, нависая над ней, ища скрытый подвох и причину того, чем ей негожа классика. — Такая возможность может выпасть нечасто, — заметила Сара, как бы между прочим, и Лука неохотно подчинился, кратко облизнув верхнюю губу, растекаясь в желанной полуулыбке, тяжело дыша, откатываясь к своей половине постели. Сара приподнялась, каким-то любопытным взглядом окинула его от пяток до затылка, а затем закинула ногу на него. Лука не был таким сухожильным, коим казался ей всегда. Его плечи без рубашки были широкими, а руки — мышечными и венистыми, слабые очертания пресса проступали на каждом вдохе. Лука попытался приподняться, чтобы подсобить, опуская одну руку на талию Сары, но она не дала ему этого сделать, пихнув в грудь. Взмахивая короткой копной волос, опуская её на плечо, Сара заметила тёмный облик в окне. Алфи увидел движение в свете ночника и то, как Сара медленно-медленно, осторожно-осторожно, впускает в себя Луку на его глазах до самого основания, заставив итальянца громко застонать и вожделённо улыбнуться. — Ты сладкая девочка, лакомый кусочек. — прохрипел он, сцепив зубы, притягивая Сару теснее к себе, не снимая с губ плотоядной ухмылки, — Я знал, что ты будешь такой, у тебя были задатки чёртовой пташки даже тогда, когда ты была ребёнком. Я трахался с Дорой и думал о тебе. Теперь мне больше не нужно фантазировать, не так ли? С этими словами он вошёл в неё на всю длину, Сара закусила губу и закрыла глаза. Предательские слёзы скатились по скулам, и она смазала их прядями покачиваемых волос. Сара схватила губами воздух от отвращения и боли, чувствуя в себе нечто поистине инородное, чужое, начиная медленно двигаться и посматривать в окно лишь изредка. Она уже пожалела, что притащила сюда Алфи и сделала ему больно. Он стоял за окном как вбитый молотком гвоздь, не имея возможности вырвать себя, как дерево с корнями, и уйти с того места, где ему причиняют неудобство. Его лицо выражало глубокое огорчение, глаза чернели от злости и обиды. На секунду он отвернулся и прижался лбом к стене и тяжело вздохнул, словно грудную клетку перетянули канатом. Алфи не думал, что когда-то его решение коснётся его прямо или косвенно. Он увидел, как Лука всё дальше и дальше входит во что-то тёплое и маленькое, ласковое и ненасытное, нежное и сказочное, что было только его… Лука вытянул руки и положил ладони на ягодицы Сары, выбирая темп, вряд ли подозревая что этой ночью их четверо. Да, Сара понимала, что Алфи был прав насчёт того, что это больно, безумно больно — получать предательство, как пулю в лоб, точно как и заниматься «этим» без любви. Она вспомнила первый раз и ту боль, которая была не больше, чем самовнушением, когда Алфи был нежен, по сравнению с тем, что она испытывала сейчас. Сара прикрыла глаза, только бы не видеть Алфи и Луку, чьё лицо поблёскивало от духоты спальни. Он был полностью поглощен её телом и не стыдился стонать. Сара злобно улыбнулась, чувствуя желание заплакать, видя искривлённое лицо Алфи, который, вероятно, всё ещё пытался разобрать её «ответ», наблюдая за ней. Он ещё не знал, как сильно повлияет на него увиденное этой ночью. Он станет нервным и подозрительным. Его будет выводить из себя смех любой девушки, чей голос хоть на один тон схож с голосом Сары, ведь все они, кажется, потешаются над ним. Обернувшись, Алфи посмотрел на своего водителя. А тот вдруг поинтересовался, что он там такого увидел на этот раз. Алфи пожал плечами, и тогда, заглянув в окно, Исмаил, удивлённый увиденным, пошутил, чтобы поддержать босса. — М-да, удивительная способность женщин ломать мужчин только потому, что у них есть вагина. Алфи внимательно посмотрел на молодого человека и пошёл прочь. Внутри у Сары что-то щёлкнуло, и она неожиданно поняла: чтобы делать с ней подобное, мужчины пойдут на всё. Это явилось для неё великим открытием. Теперь Сара чувствовала себя лучше, так как ей стало ясно: произошла незримая смена власти, а чтобы укрепить её, нужно было лишь стравить между собой этих бойцовских псов. Что ж, все они ещё по нескольку раз поплатятся за то, что сделали с ней, подложили под этого итальянца, швырнули как кусок мяса. Если её замысел осуществится, Сара станет настоящей представительницей гангстерского мира и достойным противником всем этим мужчинам, что унизили её своей властью, своим дешёвым патриархатом.