***
Ранним утром Сара разомкнула тяжёлые веки, почувствовав на своих губах тёплое, пропитанное мятой касание и упавшие холодные капли воды. Она безошибочно знала, что это Лука, и всё ещё ощущала его запах на своём теле, на волосах и в пространстве комнаты. Это был надоедливый запах неприязни, его духов и слюны. Она посмотрела на часы прежде, чем посмотреть на Луку. Было семь тридцать утра. Она наконец-то вышла из полудрёмы, из кошмара, который, как она надеялась, был в прошлом и остался лишь в подсознании, и услышала пение птиц за окном, увидела, как свет ползёт по полу спальни и яркому лицу её новоиспечённого мужа. Мир продолжал жить, как и раньше. Лука смотрел на Сару с восторгом и обожанием, его глаза светились каре-зелёными красками на ярком свету, а острые черты почти сгладились. — Доброе утро. — улыбнулся он, закинув назад свои густые, длинные и тёмные, как вороново крыло, ещё влажные волосы, — Просыпайся, а я наберу тебе ванну тёплой воды. Лука, опоясанный мягким махровым белым полотенцем, заботливо побрёл в ванную комнату, расправив плечи, и Сара услышала далёкий шум воды. Надо сказать, Лука считал, что он не такой уж и плохой человек, оценивая спросонья хмурую мордочку Сары. Если девушка будет делать то, что он ей велит, она будет жить в достатке. По крайней мере, вид сейчас у неё был кроткий, но Лука понимал, что это может быть обманкой, послестрессовым состоянием, за которым последует очередная поножовщина. Лука даже мысленно не хотел сравнивать Сару с Дорой, потому что у той был не язык, а жало, но это выходило спонтанно. Ко всему прочему, он бы хотел, чтобы Дора имела хоть немного сообразительности своей сестры, умение быть покладистой тогда, когда это необходимо и тугое маленькое лоно, которое не похоже на чёртову зияющую рану. Мягко растирая тело Сары тканевой мочалкой, Лука улыбнулся ей. Он опустил глаза и с новым интересом изучил её фигуру. Её небольшая набухающая грудь — точь-в-точь как спелые яблоки — привораживала его. Твёрдые маленькие соски, точно вишни, были такими, как он любит. Лука знал, что скоро они уедут в Италию, и там её бледная кожа наберёт достаточно солнца. Свежие фрукты поспособствуют проникновению витаминов в кровь, а чистый воздух предаст её лицу красивого румянца. Шум бриза и благоприятный климат подарят ей спокойствие и умиротворение. Может, через месяц-другой, как надеялся Лука всем сердцем, Сара одарит его благой вестью. Он окатил её чистой водой, а затем, заботливо завернув в большое полотенце, прижал к своему обнажённому торсу. Сара почувствовала его тело каждой клеточкой своей влажной нежной кожи: свежее, чистое и почти лишённое волос, в отличие от Алфорда, но по-прежнему чужое. Лука осторожно высушивал её волосы, перебирал пряди и, дотянувшись до гребня, аккуратно запустил его в её локоны. — Там, в Неаполе, куда мы отправимся послезавтра, я хочу, чтобы ты принимала расслабляющую ванну каждый день. — поучал её Лука, расставив ноги и усадив Сару между ними, выпрямляя запутанные мокрые волосы, — Желательно с травами. Сара лишь изредка шипела, когда зубья гребня врезались в кожу головы. Лука делал это неумело, но было видно, что он старается. — Тебе не придётся делать какую-либо работу по дому, на всё есть прислуга. Её зовут миссис Бруно. Сара внимательно слушала Луку, чувствуя тепло его рук на своих плечах. — Ты не можешь выходить из дома одна, без сопровождения миссис Бруно или кого-нибудь из моих ребят. Только не подумай, что ты у меня пленница, нет, просто у меня много врагов. Лука невосомо поцеловал Сару в затылок и, отбросив её волосы, коснулся губами ключицы и шеи. — А что я буду делать целыми днями? — не без язвительности поинтересовалась Сара, и Лука интерпретировал её тон правильно. Он закусил губу и подумал, что эта юная леди строит из себя такую зелёную, ярче, чем трава на майском лугу. — А что бы ты хотела делать? Сара непочтительно уставилась в глаза Луки и открыла было рот, но не смогла издать ни звука. Она хотела послать его к чёрту всем своим существом, но, вспомнив слова матери и своё и без того качающееся, как на ветке, положение, промолчала. Лука на мгновение нахмурился, заметив замешательство в лице Сары. — Я знаю, что ты имеешь в виду. Умная девочка знает, чего хочет, и ты хочешь учиться? Сара кивнула, всё еще не понимая, к чему ведёт этот разговор, вздрагивая от рук Луки на своей груди. Его ласковые касания мяли и сводили друг к другу её полусферы. — Университет?.. — спросил он, касаясь губами её вытянутой шеи. — Да, я хочу продолжить учёбу, Лука. Дай мне закончить первый курс здесь. Осталось каких-то…— торопливо произнося его имя и всю фразу, Сара пыталась добиться от него рациональности, но Лука не дал ей договорить вырвавшимся из него смехом. Высмеивая то ли её неверное отношение к нему, как к тирану, коим он себя и выставил изначально, и покладистость, что била из неё, то ли её наивную просьбу, Лука не знал. Во всяком случае, сидеть ещё два месяца в этом гадюшнике он был не намерен. — Ты просто спятила, знаешь ли. Ты правда думаешь, что всё так просто? — Лука снова посмеялся, так забавно она выглядела в своей надежде, — Мы заберём документы здесь, а осенью ты поступишь в Неапольский Университет… Сара вздрогнула и свела ноги, а пальцы Луки оказались в оцеплении, стоило им коснуться заветного храма. — Но?.. — Сара нервно сглотнула, оказывая сопротивление бёдрами руке мужчины, улавливая недосказанность. — Нет никакого «но». — на удивление девушки, твёрдо заявил Лука, погладив её по спине, — Мы будем встречаться только в спальне, в тёмное время суток, чтобы исполнить главное условие этого союза, световой же день — твой. Сара снова кивнула, но ощутила лёгкое беспокойство. — Всё? — бросила она. — Всё. Это легко, ты к этому привыкнешь. Сотни женщин до тебя привыкали к малознакомым мужчинам. Ты не первая и не последняя в подобном родственном браке. Сара покачала головой в сожаление самой себе и развела ноги. — Я щедро заплатил твоему отцу, чтобы ты оказалась здесь, со мной. Лука вернулся к начатому, массируя её заветный треугольник, и Сара охнула, но не от касаний, а от правды. — Твоя семья долгие годы будет есть досыта, а маленький Фрэнк сможет посещать хорошую частную школу. Лука, кажется, был убедительным заговорщиком и умелым любовником, закидывая голову Сары на своё плечо, отчего её прекрасная фигура вытянулась перед ним. По его коже побежали мурашки, и Сара ощутила их голой спиной. В глазах Луки стоял пьянящий туман, и на самом деле он стал тяжело соображать. — Посмотри на всё с этой точки зрения. — Лука быстро смочил свои губы. — Твой папаша банкрот без меня, а мать и маленький брат останутся в нищете. Договорив, Лука тут же впился в девушку и так же по-сумасшедшему принялся целовать её. У Сары не было даже малейшей передышки на вдох. Лука лишь хотел, чтобы она дышала им. — Дьявол!.. — грязно бросила она, хватая воздух. — Дьявол, я… Лука приглушённо и коротко посмеялся. Её губы сводили его с ума, и он то требовательно и властно, порой даже жёстко напирал на неё, то отступал и кончиком языка, еле касаясь, проводил по губам. — Твой! Твой дьявол! Руки его умело заскользили по её голому телу, надавливали на поясницу и заставляли Сару выгибать спину и ягодицами ещё теснее прижиматься к его паху. Лука сорвал с себя полотенце, что оставалось последней граничащей чертой, и его кипящая, истекаемая плоть упёрлась Саре в спину. А Лука только шептал: «девочка моя, моя хорошая», вздёргивая и усаживая её на себя. Он впился в её губы ещё более жарко и провёл пальцами по мягкому бутону сладострастия, как будто сомневался в готовности Сары принять его. Девушка была напряжена до предела, это чувствовалась в каждом её движении. — Я сделаю для тебя всё. — Лука оторвался от её губ, чтобы сообщить об этом, и принялся с новой силой целовать Сару. Девушка дёрнулась от отторжения, но тут же приняла его действия как должное, невольно впиваясь в свежий шрам на его бедре, всё ещё мерцающий сукровицей. — Слушайся меня — и я ни в чем не откажу тебе, вот увидишь. — Лука сжал руками её ягодицы, громко выдохнув, потому что старая рана напомнила о болезненном прошлом. — А станешь фокусничать и размахивать ножами… — Пожалею? Лука устало улыбнулся ей, подавляя ответы: тот, который он мог выдать, и тот, который хотела услышать сама Сара. Она была чудо как хороша, а её розовая от тёплой ванны мордашка поднимала ему настроение. Рядом с этой девушкой он чувствовал себя уверенней, чем обычно. Лука погладил её бедро и едва не подавился очередной порцией возбуждения. Сара почти кокетливо обвила своими тонкими ручками шею Луки, запуская пальцы в его длинные влажные волосы. — Я постараюсь быть хорошей девочкой. — Сара обвела пальчиком край раны, изучая глазами член, что подёргивался в истоме, смотря точно вверх. Лука звонко усмехнулся и почувствовал, что раздражение, вызванное вопросом, покидает его. Шёлковая линия поплыла ниже и, обогнув невесомостью касаний подушечки пальца напряжённую до предела мошонку, устремилась вверх, по корню, к основанию и остановилась на уздечке. Алфи нравились подобные игры, и Сара не ошиблась, Лука, как и Соломонс, тут же превратился в марионетку в её умелых руках. Он, как и его прототип в криминальном мире, не мог долго играть по правилам женщины, что само по себе считалось непозволительным. Лука, сцепив зубы, плотоядно ухмыляясь, прошипел: — Может быть, мы пойдём в кровать и поиграем уже по моим правилам? Сара досадливо скривилась про себя, взводя язык к нёбу до боли, но, перетерпев как позыв к рвоте, так и его омерзительную сущность, улыбнулась: — Было бы чудесно. Сара поднялась с Луки и пошла следом за ним как на казнь, опустив голову. Она подумала об Алфи и о том, что через несколько минут итальянец будет овладевать ею, пока внутри неё растёт ребёнок еврея. Сара тряхнула головой, стараясь избавиться от этой навязчивой мысли. Они вошли в спальню. Солнце всё ещё игралось, скакало зайчиками по стенам, а трель пташек разливалась на разные мотивы. Сара позволила Луке опуститься рядом и снова взяла в ручку его твёрдый член. Она начала ласкать его, прекрасно зная, как любит подобное Алфи, и Лука тяжело задышал, сжимая челюсти. Все мужчины любят давать поводок со своей шеи в руки женщины, а потом удивляться, почему она так сильно тянет его к себе. Сара взглянула на свою грудь и заметила, что та за последнюю неделю немного выросла. Она прикусила губу. Тело начинало её подводить, а значит, медлить было нельзя. — Я хочу, чтобы ты лёг на меня и оказался внутри… Лука. Чангретта от этих слов едва не потерял рассудок, осторожно приподнимаясь, зубами откалывая защитный наконечник маленького флакончика, который всё это время держал в руках, согревая до комфортной температуры тела. — Пока ты не привыкнешь ко мне, нам придётся использовать масло. — прошептал он ей в губы, и Сара почувствовала, как тёплое масляное содержимое упало на её лепестки, оставляя блестящую плёнку. Девушка в очередной раз тихо охнула от отвращения и запрокинула голову на подушку, кусая губы от неприязни, сожмурившись, только бы не видеть над собой расслабленное лицо Луки. В спальне номера были слышны лишь звуки слияния двух тел и приглушённый скулёж берущей становление миссис Чангретты.***
Фрэнк сидел за столом и без малейшего детского аппетита ел бульон. Он водил ложкой по тарелке, переворачивая содержимое, и только когда экономка Роуз оглядывалась, он запускал ложку в рот. Старушка резала овощи и крутилась возле мальчика, наблюдая за его задумчивой мордашкой. — Ты никак заболел? — побеспокоилась женщина, суетясь над приготовлением чая. Фрэнк удручённо посмотрел на пожилую женщину и отодвинул от себя обед. — Миссис Роуз, я так боюсь, что мне отрубят пальцы! Старушка усмехнулась, но, заметив серьёзность на лице мальчика, вмиг стала озабоченной. — Что ты такое говоришь? Снова начитался пиратских историй? Фрэнк яростно помотал головой. — Если бы… Роуз села рядом и заглянула в голубые глаза мальчика. — За что же, мой милый, тебе отрубят пальцы? Насколько я знаю, раньше так поступали только с теми, кто не брезговал воровством. Глотнув тёплого чая, Фрэнк посмотрел на старушку, налаживая доверительный контакт прежде, чем начать… Позавчерашним утром мальчик играл на лестнице и, услышав внизу чьи-то шаги, перегнулся через перила, прислушиваясь. — Кто там? — вопросил он и неудачно извернулся, чтобы спрятаться, но, зацепившись штаниной за резные перила, отдёрнулся и полетел вниз. Лука оказался в холле как раз вовремя. Повинуясь естественному порыву, он вскинул голову и поймал летящего Фрэнка. Жадный человек, продавший лотерейный билет за десять шиллингов и обнаруживший на следующий день, что лишился выигрыша в тысячу фунтов, не выказал бы большей досады, чем Лука, когда взглянул на перепуганного мальчишку. Лицо ребёнка лучше, чем любые слова, показало, как он испуган из-за того, что он, сам того не подозревая, едва не стал причиной траура. Фрэнк тут же прижался к Луке, к его непоколебимому стану всем телом питомца к груди. — Что ж ты будешь делать?! — разразился Лука. — Сколько раз тебе было сказано не скакать на лестнице, Фрэнк! — Я не пострадал. — нервно вставил мальчик, ноги его подкашивались от пережитого ужаса. — Ты ещё как пострадал! — сердито воскликнул мужчина, — Ты, может, и не убился, но дурачком точно едва не стал! Фрэнк почувствовал, что Лука в этот раз выдаст его отцу с потрохами и поспешил остановить бедствие. — Только не говори папе! — Глянь-ка, какой торгаш, а! Может, в тебе бесы? Они заставляют тебя висеть на лестнице?! — Лука прихватил Фрэнка за край уха, — Не подровнять ли тебе уши аккуратненько, как щенку, чтобы злая сила не лезла? Фрэнк запищал: — Н-е-е-т, Лука! Что угодно, только уши не режь! Лука задумался, отпуская раскрасневшееся ухо Фрэнка. — Что угодно, значит? Мальчик покорно покивал. Лука задумчиво прищурился, чвакая зубочисткой: — Я научу тебя обманывать твоего доброго папочку. Но для начала сделай мне крошечное одолжение, юноша: сходи-ка на Камден-Хай-Стрит. Фрэнк изменился в лице. — Но туда идти долго, Лука! Я ещё никогда не ходил так далеко без мамы! — Тише, тише, малыш! Ты и с лестницы никогда не падал. Будь молодцом и без лишних вопросов сходи на Камден-Хай-Стрит, ладно? Алфи Соломонс, этот ебАный кретин, каждый пятничный полдень шастает там, и, собственно, он-то тебе и нужен. Фрэнки оказался в объятиях улицы, где было полно детей. Маленькие банды, так много ребят, были повсюду. Фрэнк поспешил в Камден, улицы которого были вымощены булыжником и отполированы копытами лошадей. Он проскочил два квартала и, выйдя на Хай-Стрит, стал высматривать у прилавков знакомого мужчину. Толпы людей засеивали пространство улицы, переполненные непонятными предметами лавки старьёвщиков бросались в глаза. Кругом суета, в разные стороны бегают носильщики с ящиками в руках. Они всё время балансировали: то пробежит какой мальчишка, то пьяный чудак покачнётся в бок. Воздух был буквально пропитан шумом: крики мужчин, смешанные с лязгом повозок, детские голоса и брань торговок. Толпы весёлых и уже очень нетрезвых людей шли вдоль, осматривая то, что не могут себе позволить. Кто-то выкрикивал стихи, которые знали все, кто-то пытался развязать драку. Здесь же орудовали карманники и обчищали чаще всего гостей столицы, потому что местные знали их в лицо. С самого утра торговцы занимали выгодные для продажи места, некоторые из них колесили по всему Камдену, толкая тяжеленные тележки. Крики и брань не стихали до позднего вечера. Скупка краденого, мошенничество и азартные игры процветали. И уж, конечно, рынок не был самотечным явлением, его контролировал один человек. Его имя знали все, кроме полиции, которую сюда старались просто-напросто не пускать. Это был Альфред Соломонс, стоящий возле прилавка с различными диковинными штуками. Наконец, спустя несколько минут поисков, заглядываний в лица и прислушивания к басам джентльменов, задумчивый и растерянный Фрэнк глубоко вздохнул, набираясь смелости, чтобы подойти ближе к знакомой спине. Алфи что-то выбирал и бурчал себе под нос, привлекая внимание остальных покупателей, отвлекая их от выбора, дабы выцепить нечто лучшее. Фрэнк приблизился к нему, опустив на глаза козырёк кепки, и спросил себя, что он собирается сделать, а главное — зачем. Если вчера он так жалел сестру и жаждал мести над Алфи за его дерзость по отношению к ней, то сегодня гнев в его крохотном сердечке поутих, хотя он и затаил обиду на еврея за её слёзы. Он знал, пусть в свои шесть и не был проницательным мальчиком, что его сестра ждёт ребёнка. И это большая тайна. По логической цепочке Фрэнка, ребёнок появился у неё благодаря Алфи, потому что мама говорила ему ранее, что дитя не появляется само по себе, для этого нужны двое — мама и папа. «Не бывает же пап самих по себе! Да и мам!» — рассуждал он, уставившись на цветной ларец — «Нет! У Джимми Лейна только мама! Но ведь его папа погиб на войне!» Фрэнк кивнул, подтверждая свою теорию о том, что Алфи был как-то замешан, задействован во всём этом, но не мог себе это объяснить с разумной точки обзора. Он слышал слова Сары о том, что Алфи станет «чёртовым папашей», но его детский разум трудно увязывал очевидные для взрослых вещи. Фрэнк видел реакцию Алфи на эту фразу. Он никогда не забудет ту гримасу гнева, что была на лице Соломонса, и то, как мужчина грубо вцепился в её платье, оторвав рюши. А ещё он не сможет стереть из памяти ту печаль, которую пережила Сара на его глазах. Малыш помог ей выйти из ресторана. Он держал сестру под руку, пока, наконец, она не потеряла сознание. Испуг оставил неизгладимое впечатление на Фрэнка, а страх, как известно, всегда быстро обростает сетью мерзкой ассоциации с объектом причинения. И теперь Алфи был для Фрэнка именно ею. — После того, как мир был восстановлен, казалось, ничего не изменилось. Патриотизм и единство военных лет распространились и на мирное время, как будто бы подтверждая, что социально-экономическая ситуация в стране быстро восстанавливается… Какая нелепость! — клокотал, казалось, без устали Алфи, выбирая более-менее миловидный и скромный по цене товар. — Основные отрасли промышленности продолжили своё дело. Всё это медленно влекло за собой дефляцию, мать её за ногу! И постоянное сокращение выпуска бумажных денег, которых было много напечатано во время долбаной войны! — еврей вынул из кармана выглаженных с иголочки брюк пару купюр и протянул продавцу, который вопросительно глянул на Соломонса, пытаясь расслышать его ворчание. Вокруг Алфи находилось несколько верных людей, если такие вообще бывают у бандитов, способных заслонить своим телом и поймать очередную пулю. Алфи тем и отличался, что средь бела дня мог размеренно прогуливаться по местным лавкам, присматривать что-то юркое и ценное, выклянчивать и торговаться, забирая за самую жалкую цену. Он не боялся никого, а к смерти относился по-философски. В конце концов, он уже ничего не терял. — Последовала деятельность по совершенствованию образования и здравоохранения, увеличились пенсии и усилилась борьба с безработицей… Программа строительства жилья построила более двухсот тысяч домов! — многозначительно вскинул палец вверх Алфи, с безучастьем качая головой. — Но очень скоро пришло горькое осознание того, что жизнь ещё далека от нормы и восстановить её в том привычном виде, в каком она протекала до войны, будет нелегко. Огромнейший рост национального долга рос и крепчал! — договорил он, упуская из вида детскую ручонку, вошедшую в карман его чёрного пиджака. Фрэнк осторожно вынул из чужой пазухи панцирные часы, и Алфи вальяжно выпрямился, увлечённый покупкой. Мальчик рванул прочь, но наткнулся на Олли и, врезавшись в него, рухнул наземь. — Живой? — спросил Олли, подняв мальчишку за грудки, и Фрэнк боязливо зажал карман брючек. Молодой человек узнал мальчишку Сабини. — Алфи? Алфи! — вытянул он шею, взывая кузена. Пот прошиб Фрэнка, и он почувствовал, как стыд за содеянное накатывает на лицо, окрашивая в красный, и булькает в сердце. Он никогда не воровал и старался не обманывать близких, а Алфи он считал близким хотя бы потому, что еврей водил его в тир и угощал мороженым. Теперь он понял, что его поспешный гнев и отцовские тирады о мести — не больше, чем пыль в глаза. Алфи, несколько раз стукнув тростью по мощёнке, приблизился к Олли, не сразу заметив мальчика. — Фрэнки? Ша-а-а-лом, негодник! — Алфи почти ласково приподнял козырёк детской кепки, прихватив ребёнка за кончик носа. — Ты же не один тут, а? Мальчик пуще растерялся, смотря в лицо Алфи, чувствуя, что он, вероятно, догадывается о содеянном. — Я пришёл с Дорой. Она… Она… — Фрэнк рассеяно забегал глазами по улочке, сотворяя самую большую ложь в своей жизни, — Она в соседней лавке. Да! Ищет брошь для платья, ты знаешь? — для верности мальчишка указал пальцем, и Алфи обернулся, нахмурив брови. — У твоей старшей сестрицы горячка, что ли, малыш? С каких это пор на Хай-Стрит стали продавать ценности? Фрэнк понял, что ошибся, и сильно занервничал. — Все ювелирки находятся на Хаттон-Гарден… Я это к чему, — Алфи с настороженным прищуром следил за мальчиком, что медленно ретировался от него спиной, — Как там твоя средняя сестра? Порядок, а? — это был не вопрос, а скорее форма обращения в Камдене. — Ну, она плакала, пока я вёл её домой… — Фрэнк почесал затылок, — И упала. Алфи обеспокоенно поджал губы, опираясь на трость, может, чтобы что-то вторить юнцу, например, о добре и зле, о любви и ненависти или о прочей несуразной чепухе, но передумал, а может, чтобы поинтересоваться подробностями. Алфи сам не знал, чего он хотел услышать. — Присматривай за Сарой, ладно? Фрэнк поспешил уйти, бросив короткий ответ: — Я не стану делать твою работу, уж лучше поцелую общий унитаз, только бы не видеть её слез! Алфи выставил челюсть, провожая маленькую фигурку, что быстро скрылась в толпе. — С какого грёбаного дерева сошёл этот пащенок? — спросил он Олли, а заодно и себя, и тот развёл плечами.***
Дарби, который в этот полдень был с лёгким похмельем в запасе, посмотрел на свою жену, освещённую солнечным светом, пробивающимся в столовую, и почувствовал томное возбуждение. Когда Иса наклонилась к сыну, он обвёл жадным взглядом манящую округлость её грудей и славную гладкость кожи. Несмотря на двоих детей, что она подарила ему, Иса выглядела просто замечательно. Он, пошире расставив ноги на мягкой обивке стула, потянул жену к себе и усадил на свои колени. Фрэнк на это не среагировал, продолжая греметь ложкой в давно остывшем супе, слыша, как крякнул стул под тяжестью их веса. — Правда он славный, наш сын? — эта была намеренная лесть, чтобы задобрить жену. Иса кивнула и поправила светлые волосы на лбу Фрэнка, не желая вступать в близкое общение с мужем, несмотря на то, что этой ночью он искренне раскаялся, в нетрезвом виде исповедуясь перед Исой на коленях. Дарби потёрся носом об её шею, повернул лицо жены к себе и впился в её губы аккуратным поцелуем. Впервые за долгое время Иса слабо ответила, безотчётно сомкнув их. — Ой, мам! Сара застала своих родителей целующимися, и это первое, что попалось ей на глаза после и без того ужасного утра, сопровождаемого тошнотой и неугомонным Лукой. Иса услышала в голосе дочери столько откровенного отвращения, что тут же отпрянула от Дарби, топорно пихнув его в грудь. Сара подлетела к раковине, и её наконец стошнило. — Сара! — Иса подбежала к дочери, наблюдая, как обеспокоенно хлопает глазами и Рози. Иса попыталась обнять девушку и прижать к себе. — Не прикасайся ко мне, мама! — Сара дёрнулась, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Пожалуйста, — смягчилась она, — Не прикасайся ко мне, мама, после того, как прикасалась к нему. Сара ткнула пальцем в отца, и его взгляд, напомнивший ту абсолютную наглость, какой были наполнены взгляды Алфи, Луки и, наверное, всех подобных им налётчиков, снова заставил её наклониться над раковиной. — Ты знаешь, мам, что он сделал со мной?! — Сара заходилась в рвоте, искусственным позывом к которой стал родной отец, стуча о край раковины рукой с обручальным кольцом, — Он предал меня! Он предал! Фрэнк, услышав это слово и ощутив всю накалённость обстановки, насупился, сдерживая плач. Он тоже поступил подло и предал Алфи. Да, Соломонс был груб с его сестрой, но он никогда не был груб с ним. Иса перевела взгляд с дочери на мужа, который сидел за столом, обхватив голову руками. Затем он встал и растворился в прихожей. Щёлкнул замок, грохнула дверь и повисла тишина. Фрэнк беззвучно заплакал, увидев, что отец ушёл из дома, а Саре всё ещё плохо. Иса притянула к себе и крепко обняла дочь. — О, Сара, моя любимая девочка! Что мы с тобой сделали! — Иса скользнула вниз по одеянию дочки и рухнула на пол, прикрыв лицо руками. Сара обернулась: — Мам! Мам, ну ты-то чего? Ты же не виновата, я знаю. — девушка стояла на коленях возле матери, пытаясь привести её в чувство. Иса наблюдала за Сарой и, закрыв глаза, молила Бога помочь ей сохранить отношения с дочерью. Она знала, что её семья зависела от жалованья, которое Лука обязался выплачивать за девушку. Именно Сара своим юным телом будет оплачивать их дом, школу Фрэнка, счета отцовских заведений, и как сказал Дарби, Сара — курочка, несущая золотые яйца. Иса крепко обняла Сару, и девушка в ответ обхватила мать, радуясь, что та больше не плачет. Женщина плотно закрыла глаза и, почувствовав шлейф Луки на теле своего ребёнка, попыталась подавить омерзение, которое мутило её душу. — А где Дора? Иса проглотила слезы: — Налакалась лауданума, как в последний раз, и спит наверху. Сара понятливо вздохнула. — Мам, а я за вещами приехала. — выдавила девушка, — Завтра у меня круиз в Италию. От этих слов Фрэнк лязгнул ложкой о тарелку и всхлипнул, закрыв лицо руками, отчего все три женщины переключили на него своё внимание. Сара подошла к брату и попыталась лёгким касанием отвести его руки от лица, но Фрэнк не поддавался. Тогда она села на стул и пересадила мальчика к себе на руки, продолжая обнимать его и целовать мягкую макушку. Сара мысленно попросила Всевышнего, чтобы её будущий ребёнок был таким же славным, как и этот малыш. — И напоследок я хотела поговорить с тобой, мам. Но прежде… — девушка сунула руку в небольшую сумочку и, вынув оттуда маленький конверт, протянула его экономке, — Будьте добры, отнесите это письмо по нужному адресу, миссис Рози. — Сара взглянула на женщину, и она, улыбнувшись, удалилась прочь. — Я рада, что мы одни, мама. Иса поднялась на ноги, поставила чайник на огонь и занялась приготовлением чая. — Дело во мне. В моём «положении». Фрэнк стих, но по-прежнему не убирал рук от лица, прижимаясь к сестре. Иса откинула со лба светлый локон и посмотрела на красивое лицо дочери. Каждый раз, глядя на Сару, она недоумевала: в кого её дочка уродилась такой? У неё было чуть вытянутое лицо, удлинённый острый носик и едва скошенный затылок. Временами в профиль эта девочка была схожа с Тавой и отличалась только белой кожей и светлыми волосами. — Моя грудь... Она стала подводить меня. — Сара запустила чайную ложку в сахарник и подхватила три горстки, опуская их в небольшую чашечку. Иса напряглась, видя, как Сара стала нервно поглощать черничное варенье. Схватив кусок свежего хлеба, девушка насупилась. — Хлеб чей? Тава передала? Иса поджала губы: — Да, как всегда, из пекарни Соломонса. Сара отодвинула выпечку подальше от себя. Блага Алфи не лезли ей в горло. — Что ты собираешься делать? Сара пожала плечами: — Не знаю, мам. Но если Лука узнает о моей беременности раньше, чем это возможно, придёт конец света. Иса прекрасно это понимала. — Слава Богу, что не начал расти живот, а то зная, какой Алфи здоровяк… В общем, тебе не стоит снимать ночное платье. Сара закусила нижнюю губу. — Видишь ли, мам, Алфи этого не выносил. Ему нравилась моя нагота. Не думаю, что Лука относится к иному типу мужчин…