***
Алфи Соломонс согнулся над землей, прикручивая к чеке припасенной на случай острой необходимости гранаты тонкий шнур. — Одна нога паршивого макаронника будет здесь, а другая — где-то там, мать вашу. — причитал он с удовлетворённым видом, заканчивая подготовку «растяжки» у двери завода. Его люди носились туда-сюда в течение ночи и утра и вынесли всё содержимое его маленького предприятия в новое, более надёжное от итальянцев место. Алфи на самом деле знал, что если эта приманка сработает, то Лука Чангретта при удачном раскладе благополучно подорвётся, а Сара станет рекордной вдовой. Таков был его план. — Надеюсь, у твоей молодой жёнушки, сеньор Чангретта, хватит терпения собирать тебя в ебучий гроб по кускам так же активно, как она скакала на тебе! — Алфи выпрямился и злорадно улыбнулся стоящему позади него Олли. Они ещё не знали, что Лука даже не сунется в это место. У него слишком хорошее настроение и слишком славная жена, чтобы воевать за кусочек сырого завода. Миссис Роз робко вошла в маленькое помещение пекарни, обыскавшись Таву Соломонс, и, к своему большему несчастью, тут же напоролась на Альфреда. Он только что поднялся наверх и, всё ещё вытирая испачканные мазутом руки, апатично осмотрелся. — Повадились за бесплатным хлебом, так? Пожертвования в фонд итальянской заносчивости исчерпали себя. Роз заметила пустые прилавки. — Добрый день, мистер Соломонс. Алфи брякнул что-то неразборчивое и уставился на экономку с талым высокомерием и наглым взглядом серо-зелёных глаз. Если бы Тава не оказалась за столиком с абаком, стуча деревянными шариками и совершая последние подсчёты, Алфи пробуравил бы старуху насквозь своим испытуемым взглядом. Стало быть, Тава всегда была гостеприимнее и тактичнее, чем её дурной сын. — Здравствуй, Роз. Возьмёшь для нашей Сары корзинку булочек с корицей, дорогая? Тут осталось штук двадцать. Экономка посмотрела на Таву, и украдчиво кивнув, перевела виноватый взор на Алфи, прежде чем начать. — Если у тебя, Роз, есть что-то для меня (а Алфи был уверен, что, конечно, есть), отдавай сейчас. Незачем делать из этого тайну и ломать комедию. У меня с милой миссис Чангретта, как и с матерью, нет секретов друг от друга. Он сказал это со всей своей эгоцентричностью и лоснящейся раздутостью самомнения, из-за чего экономка едва не рассмеялась над этим подонком. — У меня ничего нет для вас, мистер Соломонс, — ответила Роз, сочтя за лучшее сразу сказать правду, и обрубить невежу с плеча, пробираясь к столику. — К сожалению. Алфи определённо не ожидал, что маленький конвертик не принадлежал ему, потому что в строке адресата он узнал почерк Сары. Лицо мужчины приобрело такой вид, словно его только что облапошили на рынке. — Миссис Чангретта велела мне передать вам, что нынче ни письма, ни встреч от вас не ждёт. Она шлёт вам сердечный привет, сэр, и пожелания обрести истинное счастье с угодной нраву и вероисповеданию вашему дамой, а также прощает вам те горе и слёзы, которые вы причинили ей ранее, но считает, что отныне и впредь любые контакты между ею и вами должны прекратиться, как не имеющие смысла. У Алфи задёргалась жилка на виске, брови взлетели, а когда Роз подошла и протянула конверт миссис Соломонс, он и вовсе осатанел. — Это вам, с глубочайшей благодарностью за всё и с прощанием. Миссис Сара Чангретта покидает нашу страну завтра утром… вместе с супругом. — добавила она погодя, чтобы убедить Соломонсов в том, что опасность отправится за пределы Англии. Тава ласково улыбнулась, прижимая конверт к сердцу. — Пусть бережёт она себя и чадо своё. — заключила женщина, не обращая внимание на сына, что, набросив пиджак, так и не добившись у матери прощения, хмыкнул. — А булочки ты возьми — дитя её хоть сладкому порадуется. — Ты не волнуйся за последнего, мам. Говорят, в первую брачную ночку Лука примотал к члену на пластырь карамель, чтобы порадовать чужого наследника. Какой изобретательный, чтоб меня! Тава на это графски промолчала, захлопывая книгу учёта. — Так, ну всё, — Алфи пихнул старухе корзинку, — Сувенир на память миссис Чангретте. Поехали! Кому-то время — деньги, а кому-то — камуфлет. Выходя из пекарни в скверном расположении духа, Алфи прищёлкивал. Исмаил увидел, как он идёт к машине, и усмехнулся, когда Алфи остановился, чтобы поболтать с еврейской девушкой, белокурой и голубоглазой, держащей в руках книжки. В этом районе было много юных еврейских девчат, дочерей ортодоксальных господ, и они были для Алфи не больше, чем альтернатива дорогим особам в балетных пачках. Поскольку у них был маленький мир, избыток требующих мужской плоти гормонов и отсутствия настоящей жизни, они были благодарны вниманию, которое уделял им Алфи. — Он никогда не перестанет увиваться за каждой молоденькой юбкой?.. Тава, забравшись в машину при помощи молодого человека, усмехнулась. Исмаил вздохнул. С семнадцати лет, как он стал на него работать, многое узнал об Алфи Соломонсе. Если бы Сара могла увидеть некоторые из достопримечательностей, которых Алфи соблазнил тогда, когда она ещё ходила под стол пешком… Алфи сел в машину и, дотянувшись до затылка Исмаила, звонко щёлкнул по нему и громко сказал: — Оставим миссис Соломонс на Хай-Стрит. — Хорошо, а потом? — быстро сказал Исмаил и уставился на дорогу. Алфи хмуро зыркнул на водителя в зеркало, но тот был неумолим. — Ты не думаешь, что тебе стоит поехать домой и отдохнуть, босс? — Исмаил повернул на нужную улицу. Алфи проигнорировал его вопрос и Тава впервые обратилась к сыну за вчерашний и сегодняшний день: — Мне кажется, ты уже сожалеешь. Но не о самом действии. Тебе понравилось быть чем-то бОльшим в её жизни, нежели любовником и куском недобитого прошлого. Алфи неоднозначно промычал. — У неё в Каббале* твой ребёнок. Считай, что ты навсегда пришвартовал к себе эту женщину.***
Запах старой мебели и пыли пропитывал лёгкие Томаса Шелби и оседал на его идеальном костюме серой дымкой. Волна сигаретного дыма подсвечивалась солнечным светом, образовавшимся в щели между задёрнутых штор, бросая блики на его задумчивое лицо. Он курил, покручивая в пальцах панцирные часы на плотной золотой цепи с рубленным плетением, перечитывая гравировку раз за разом, пытаясь понять, что же за человек этот Альфред Соломонс. Друг он ему или враг? Алфи выбрался из машины кряхтя, бубня себе под нос и, пихнув Исмаила, опёрся на трость, осматривая старый захолустный домик, примерно шестнадцатого века постройки, где особо чувствуется симметрия и гармония пропорций. Его ленивый взгляд прошёлся по потресканному шиферу, разбитым окнам и остановился на двери. — Ну нихуя сральник. Не хочешь отлить? Здесь просто нужник эпохи ренессанса! — осматриваясь по сторонам, Алфи чувствовал задним местом какую-то далекую каверзну. Он задумчиво взглянул на Исмаила и украдкой сложил пальцы, изобразив пистолет опущенной к карману рукой. Молодой человек быстро сообразил и тут же вынул револьвер, взводя его мягким касанием к прикладу. Алфи осторожно пихнул дверь клюкой, и та отворилась с противным скрипом. Войдя внутрь, он уставился на массивный деревянный стол, в центре которого лежали его панцирные часы, поблёскивая под полоской апрельского солнца. Он понял всё и сразу, обыскав эти несчастные часы по всем возможным местам, и поиски которых приводили его к людям, перед которыми он чувствовал вину и недосказанность, звенящую в ушах ударом молота по наковальне. — Хитрожопый, блять, щенок… Маленький паскудник! — собачил Алфи маленького Фрэнка, сидящего в этот миг в объятиях Сары и звонко икающего то ли от слёз, то ли от того, что кто-то вспомнил его недобрым словом. — Я ж к тебе как к своему… Неприятное першение осело в горле от мысли, что его подставил шестилетний ребёнок, обчистив карманы в тот день, на злополучном рынке. И как только Алфи не почувствовал подвоха сразу же? Вероятно, он не ожидал от этого малыша такой пакости, но знал, что это было объяснимо. Кулак за кулак, брат за сестру. — Я просил приехать одному. — сухо сказал Томас, выйдя из тени пыльной гостиной, наблюдая на лице Алфи тонну неподдельной констернации. — В одиночку мне не выжить, так? Что же до этого писанного красавца, то он лишь придерживает мой член, когда я собираюсь положить его на все подобные законченные встречи в аналогичных местах… Я ж говорю, в одиночку мне не выжить, ага? Если я буду класть свой хер на все подобные мероприятия… Я это к чему веду? Что в жизни мужчина должен сделать три вещи: заварить охуенный бизнес, дать плоть от плоти и поиметь как минимум три женщины, являющихся жалкими копиями той, на которой этот жалкий свет клином-то и сошёлся. Томас выслушал скупое политиканство, прежде чем выдавить Алфи глаза. — Три женщины, да? — спросил он приглушённо. — Зачем ты приволок меня в эту преисподнюю? — звякнув тростью о деревянный пол, спросил Алфи, замечая выплывшую из-за угла женщину. — Собрался сосватать меня с дамочкой на сносях? Том терпеливо крутанул шеей, исконно поражаясь цепкости внимания Алфи, осматривая Джину, чьи глаза были расширены от вновь постигшего её страха. — Ты кое-что потерял, когда творил непоправимое. — схватив со стола часы, Томас вскинул руку, и украшение закачалось перед лицом Алфи. Соломонс прищурился: — Скупать краденное теперь «авера»? Какое-то ебанутое цыганское правило, я даже вдумываться в него не хочу. Томас выхватил пистолет и навёл его на Алфи, и тот, не понимая, что происходит, только дёрнул жвалами. — Так, дружок, нельзя просто так обвинять меня в том, чего я не… Томас перебил Алфи: — Я говорил с очевидцами, и все они утверждают, что видели тебя позапрошлой ночью в Бирмингеме. Не пытайся убедить меня в обратном, это был ты, твой автомобиль с номерами «OU 8712». — он кивком указал на окно, из которого виднелся тот самый автомобиль, чтобы уверовать Алфи в невозможном. Соломонс внимательно слушал Томаса с поджатыми губами, просчитывая, кто мог его так крупно подставить, помимо мальчишки Сабини, переводя взор на Исмаила. — Если бы ты, Томми, только мог представить себе, где я был в ту ночь… — Ты был в доме Майкла и позволил себе коснуться Джины! — Шелби указал за спину, и девушка подбежала к нему, пытаясь то ли остановить Томаса, то ли что-то сказать, но он не слышал её. — Ты пересёк грань, Алфи! Соломонс нахмурился: — Чего, блять? — Ты пересёк гнусную грань, коснувшись женщины! — Грань?! Томас закричал во всё горло: — Ты нарушил чёртово правило не трогать женщин! Алфи шумно втянул носом воздух, разводя плечами. — Будь я проклят, если бы поступил так, но, к слову, какая ей уже нахуй разница, — Алфи указал на Джину, что пыталась успокоить Тома, тростью, — Если её уже вспахали вдоль, блять, и поперёк! Томас взбесился, давление подскочило, кровь ударила в голову и всплеск адреналина напустил пелену безумия, заставив его, не вдумавшись в слова, вцепиться в Алфи и уронить его на пол, как тяжёлый дубовый шкаф, с нудным грохотом. Том смертельной хваткой машины для убийств вцепился в горло Альфреда и начал сдавливать, пока Джина пыталась оттащить его от невиновного мужчины, взвизгивая от взведённого револьвера Исмаила. Молодой человек забегал глазами по лицам борющихся мужчин и понял: если Алфи выиграет схватку и будет дышать, то дышать перестанет он, потому что тот узнает кровавую правду. Исмаил зажмурился и надавил на курок влажным от пота пальцем. Звонкий разрыв выстрела разбил пространство гостиной, и всплеск шипящей крови ударил в старый камин, раскрашивая угли алым цветом. Томас и Алфи на мгновение отвлеклись друг от друга, осматривая лежащее на сером ковре тело молодого мужчины, выбравшего самоуничтожение, а не мучительную смерть в стиле еврейского гангстера. Исмаил видел множество изощрённых пыток, производимых Алфи, и, всегда представляя себя на месте жертв, считал, что лучше бы на их месте он умер сразу, чем мучился часами, а порой — сутками. — Ёб твою, Томми! — прохрипел Алфи, сталкивая с себя Шелби в объятия Джины. — Да ёбаный ты нахуй! — поднимаясь на ноги с тяжёлым ревом медведя, волочась с Божьей помощью и клюкой, — Что за ебань ты устроил? Выпрямившись, он пошёл бесстрашным напором на Томаса, несмотря на палящее в его сердце дуло оружия. — Что с тобой, блять, такое? Ты совсем уже озверел? Томас разразился: — Да, озверел! — рычал он в ухо бедной Джине, стоящей между мужчинами и не оставляющей попыток разнять их, отталкивая её в сторону. Алфи рвался к Томасу, чтобы заглянуть в его обезумевшие глаза, в свою очередь предусмотрительно спихивая Джину в плечо. — Этот мудак заслужил смерти, Джина! — твердил своё Том в лицо девушке. — Ты сам себе это надумал! Сам! — гавкал Альфред, — Ну ебать! — Это не он! Это был не он! — Джина схватила Томаса за подбородок. — Пойми ты уже! Том сделал глубокий вдох, наблюдая за Алфи, что ходил по кругу, не оставляя надежд отдышаться. — Обоснуй свой гнев или пристрели меня нахуй, Томми! Давай же! Будь большим мальчиком, отключи эмоции и включи свою бесноватую башку! Лицо Алфи было свирепым и красным от злости, мышцы шеи напряглись от силы, с которой правда вылетала из его уст. — Думаешь, я твою девку попользовал, а?! Думаешь, я над ней надругался?! Нахуй мне сдались эти доисторические, детские, блять, методы добиться своего?! — шипел Алфи до посинения вен, — Ты, как и я, рвал зубами, перегрызал глотки, отрезал головы, вспарывал, разделывал и подавал ебучих людишек как закуску к ссаному пиву! А теперь ты смотришь на меня и думаешь, что после стольких лет в этом бизнесе я стану хвататься за пизду, которая не имеет никакого веса в нашем мире?! Алфи передохнул, встряхивая головой. — Ты стоишь тут, с какой-то неведомой поеботой в черепушке, и втираешь мне, что я перешёл грань, обвиняешь меня в самом низшем преступлении бандитского мира. Соломонс схватил Джину за грудки платья и мягко притянул к себе, всматриваясь в её заплаканное лицо, карие глаза и взъерошенные, небрежные светлые локоны некогда аккуратной прически. — Посмотри на меня хорошенько, дорогуша, — Алфи приблизился вплотную к губам Джины, и она почувствовала его солёное дыхание, — Спроси себя, так ли я пах, так ли я выглядел, так ли я смотрел на тебя? Джина почувствовала от Алфи знакомый шлейф духов, который тут же вызвал в её душе бурю страха, но его смесь и оттенок были иными, смешанными с другим мужским телом. Она разглядела чужое лицо, чужие глаза, чужие губы, общим остался только говор. — Нет. Алфи отпустил девушку и перевёл взгляд на Томаса. — Я не трогал эту женщину и чёртовым пальцем, не говоря уже о том, что не взламывал её своим ломом. В ту ночь я был с Сарой и делил с ней нажитое в гостиницах дитя! — последнее предложение Алфи извёрг, скривив губы в некой досаде. Том кивнул, обводя Алфи сочувствием к мужской тревоге, которую женщинам было не понять: — Я это увидел. Я это понял. — вторил он, переводя дух. — Она теперь миссис Чангретта, да?