***
Сара прижала голову прибежавшего из столовой Эдриена к своей груди, словно хотела, чтобы он ничего не узнал. — Мам, это папа? Сара прикрыла веки: никогда он уже не услышит папу. Сара подняла глаза и уставилась в лицо другого сына, медленно осознавая, что у них больше нет папы. Всё кончено. Сара не помнила, как ей хватило сил сообразить предлог и отправить мальчиков менять рубашки, добраться до столовой и сообщить всё Одри и Бруно. А после она провалилась во мрак, и последнее, что почувствовала — это тупую боль в теле и душе. Она открыла глаза через сутки и всё, чего ей хотелось — накрыться с головой и не выбираться до тех пор, пока не вернётся Лука. Никого не видеть и не слышать. Никогда больше не видеть, не слышать, не вставать. Мальчики сопели рядышком, прижавшись к маме с разных сторон. Она окинула их пустым взглядом — в пижамах, чистые, вроде как сытые. Материнский инстинкт всегда работал на неё, заставляя открывать глаза ночами, чтобы принимать из рук полусонного Луки кричащие свертки. Он будил её нежно, а иногда справлялся сам, пеленая, а после, прикладывая мальчиков по разные стороны, чтобы Сара смогла накормить их. Лука терпеливо не смыкал веки, как бы сильно порой не хотелось, пока не убеждался в том, что близнецы сыты, возвращая их в свои постели. Он ласково поправлял её ночное платье, укутывал Сару тёплым одеялом и целовал в макушку, не тревожа сон. Сара рефлекторно поежилась, вновь ощутив его губы на своём лице и слёзы скатились из-под век, как темнота снова поглотила её. Ей снился сон. Лука сидел на диване в своём кабинете и привычно водил ладонью по лицу, что-то решая. Его приближенные не нарушили тишины, пока Лука изъяснял свою высокую по нравственности мысль. — Сара смешанной крови, она англо-итальянка! Не надо путать, Маурицио! — процедил он, надламывая зубочистку от гнева. — Со всем уважением, сеньор Чангретта, но если углубляться в её родословную, то итальянской крови в ней лишь четверть… Господа и сам Маурицио рассмеялись. — С уважением? Ты пытаешься ткнуть меня лицом в грязь при всех тем же публичным образом, как моя Сара ткнула тебя на прошлой неделе? Маурицио смолк. — Ты явился в заведение пьяным и требовал расправы за свой венерический недуг. Думаешь, я бы не узнал? Маурицио пожал плечами: — У вашей жены, вероятно, достаточно длинный язычок. Ей же как-то удаётся держаться в козырях все эти годы без особого таланта управлять бизнесом и людьми. Сара увидела Луку в дверях и улыбнулась. Его серебристый костюм сидел на нём как всегда великолепно. Рубашка, белая, точно первый снег, облачала угловатые плечи, а жилет подчеркивал изящность. Его ноги были по-хозяйски расставлены, а стан напряжен, выражая максимум презрения. — Не умоляй меня забыть о том, что мы родня, иначе я пристрелю тебя, как последнюю паскуду. — парировал он, паря правой рукой в воздухе. Одри вмешалась: — Девчонка и правда не твоего полюса. Ты никогда не приручишь волчицу, сын. Я против её становления в семье. Лука вспыхнул: — Тогда в случае моей смерти о левирате* не может быть и речи! Я против! Флориано Блази — двоюродный брат Луки, имевший дальние виды на Сару с горестью опустил плечи. Его девятимесячному сыну нужна была мать. Сара вникала в разговоры и наблюдала за ярким лучом света, который игрался с зелёными глазами Луки и он прятался от него, желая сосредоточиться. Коротко постучав, Сара окинула взором всех присутствующих и дала понять Одри, что слышала её. Та, вполне этого и добивалась от чего Сару посетила горькая мысль — если Луки не станет, меня выживут. Она подошла к нему и джентльмены позволили себе дать паузу. Лука обвел её, как всегда, влюбленным взглядом и похлопал по обивке рядом с собой. — Что такое? — поинтересовался он, когда Сара с улыбкой коснулась его лица. Он сразу же потянулся за поцелуем и получил его, отчего от касания губ Сару ударило разрядом тока. Такое оно было приятное. Она склонилась к его уху, нежнее, чем могла и нервно посмеялась, обхватывая его сильные плечи. — Мне надо поговорить с тобой. Лука повернул голову и заглянул в её лицо, притягивая Сару ближе. Плевать, что позади неё люди, мужчины из разных семей. Плевать, что так делать нельзя, и плевать было в первую очередь Луке, а там не далеко и до Сары. Он всем видом пытался показать, что она принадлежит только ему. Сара чувствовала, что это сон, и чувствовала его губы, прижимаясь к Луке всё теснее. — Господа, прошу, полчаса перерыв. — махнул он рукой, провожая господ из кабинета. Заскрипели стулья по деревянному полу, заходили мужчины, захлопали папки, и вскоре тишина опустилась на интерьер. — Сеньора Бруно. — окликнул Лука экономку, — Дверь. — возвращаясь любопытствующий взгляд к Саре. Она зарыла пальчики в его волосы и снова прижалась к нему, обняла крепко-крепко и сказала, взвесив все «за» и «против»: — Я беременна. Лука вскинул брови и улыбнулся, а после стал оставлять очередь поцелуев на лице Сары. А она всё никак не могла понять, рад он или нет, желая увидеть его лицо. — Эта благая весть останется в моём сердце. Сара отпрянула и сделала всё, чтобы увидеть радость на лице мужа. Он улыбался — очень счастлив. Поцелуи снова перекрывали ей воздух. Когда он оторвался, то спросил: — Сколько месяцев? Сара снова коснулась губами его уха и прошептала: — Я насчитала всего семь недель. У меня впервые задержка от тебя. Внутренности её вывернулись на секунду, когда она почувствовала, что сказала лишнего абсолютно случайно. — В двенадцать встану на учёт. — наигранно просипела она, опустив голову на его плечо, вздыхая. Лука смотрел на календарь, как ей думалось, висящий на стене у окна. — А если снова бессонные ночи, как с близнецами? Новые бутылочки и кипячение, снова искать козье молоко, опять первые зубы? А если снова двойня? Ты готов? Лука усмехнулся: — Хоть тройня. Я справлюсь. — возвращаясь к поцелуям, касаясь её мягко и ласково. Они впивались друг в друга, и упивались, а Сара всё прижимала Луку к себе, чувствовала духи, сладкий привкус слюны и тёплое дыхание. Брякнула пряжка ремня, щелкнула пуговица брюк и Сара кокетливо воспылала. — Что тебя так завело? — её вопрос был в смеющемся тоне, а взгляд смущенным. — Разговоры о бутылочках? Лука с улыбкой потянул Сару на себя. — В том числе. И снова их губы слились в непонятном танце. Его влажный язык заскользил по её губам, оставлял следы на её деснах и сталкивался теплом к теплу. Сара не хотела отстраняться. Ей впервые не было мерзко от его скользкости. Когда он вошёл в неё: это случилось не сразу, поза была катастрофически неудобной, мешали вещи, такие противоестественные для естественного порыва, то Сара прониклась безумным возбуждением и шумно простонала Луке на ухо. Он вникал в неё медленно, покорно смотря в глаза, присаживая на себя. Впившись коготками в его запястья, что цепко сидели на её бёдрах, Сара приоткрыла рот, жадно хватая воздух. — Лука, прошу тебя… — лепет, сбежавший с её губ был почти невнятным, прерванный лицом Луки, во лбу которого темнело отверстие от вошедшей в череп пули. Сара резко проснулась от переизбытка ощущений, что убили вкус и ужаса, что заставил её вскрикнуть и растворить сон. В комнате царило вечернее солнце. Небо было синим, а зелень за окном — свежей. В летней тишине тикали настенные часы, птицы пели свои июньские мотивы, вопила соседская детвора. «Как они могут жить, когда умер Лука?» Слезы сами рванули из-под век, омывая её бледное лицо. Она любила его? — Уже вечер, мамочка, — прозвучал голос Дариена, держащего за руку брата. Они всегда держались друг за друга, когда чувствовали что-то неладное. — Ты не хочешь вставать? — Эдриен подошёл к постели и погладил Сару по заплаканному лицу. Она не ответила, смотря на сына без какого-либо смысла, точно сквозь него. — Может, мама хочет есть? — осторожно спросил Дариен и Эдриен поддержал его идею, получше укрывая Сару. Мальчики побрели вниз. Сара слышала, как хлопают дверцы, как мальчики хозяйничают, гремят доской и о чем-то пересмеиваются. По сути вещей, она была обязана подняться с постели и прийти на взаимовыручку, чтобы проследить за братьями, но у неё не было сил. У нее не было желания жить. Сара отвернулась на бок и почувствовала шлейф духов Луки с его подушки. Как же она раньше не замечала, как мужественно пахнет парфюм смешанный с его телом. Она погладила холодную половину и попыталась представить, что Лука в уборной или столовой, и сейчас вернётся. Однако, в глубине душе кто-то вторил ей, что он не придет, не стянет рубашку и не ляжет рядом с ней, что его половина всегда будет леденяще пустой. В комнату ворвались близнецы. На тарелке в руках Эдриена был тонкий бутерброд с ломтями накромсанного сыра, и кусок сливочного масла поверх. А в чашке Дариена плавали чайные листья, но почему-то пахло кофе. Заметив задумчивый взгляд мамы, Дариен поспешил оправдаться: — Я не знал, чего ты хочешь больше — чая или кофе, поэтому сделал и то, и другое. Сара опустила голову, не отвечая. Мальчики сели по краям кровати: — А десерт нам бабушка не дает. Кушай, мама, это вкусный сыр, папин любимый. Сара закрыла глаза. Она почувствовала, как мальчики касаются бутербродом и ложечкой с горячей сладкой жидкостью ее губ, но не нашла сил разомкнуть их. Вскоре сеньора Бруно разогнала их спать, и сказав что-то вразумительное Саре, исчезла за дверью. Утро пришло неожиданно. Сара вдруг услышала, как близнецы возятся во дворе и спросила себя: «А где все?» Она встала с кровати и побрела вниз. Календарь спешил на три дня. Пятница. Экономка Бруно уехала на базар. Сара вздохнула, обводя копошащихся в садике под окном близнецов, что играли с патроном мужа. «Как они его нашли? Где взяли? И кто позволил им трогать отцовский сейф?» — Сара даже не спросила себя об этом, запуская руку в аптечку. Она быстро нащупала стеклянный флакон с каким-то лекарством и побрела в уборную. Эдриен держал гильзы, а Дариен набивал их порохом. После того как близнецы сходили с отцом на пастбище и прострелили с десяток бутылок, у мальчиков проснулся особый интерес к боеприпасам. Прежде чем взять из рук Дариена набитую порохом гильзу, Эдриен поставил её на скамью и чуть-чуть отошел, чтобы полюбоваться делом своих рук. Сара вошла в уборную, абсолютно новую, отделанную мрамором и латунью, сияющую от блеска. Не узнавая себя, она посмотрела в зеркало: синева под глазами, черты заострились, а губы потрескались. Переведя взгляд на полку, Сара увидела флакон духов, крем для бритья, лезвие и всё, что принадлежало Луке. Решительность восстала и Сара вытряхнула горсть таблеток себе в руку, закинула их в рот и стала запивать бегущим из крана потоком холодной воды. Дариен подал брату молоток. Мальчик ухватился за него и занес над головой, чтобы в нужный момент опустить на гильзу. — Давай! — закричал Дариен и громкий хлопок раздался по территории особняка. Яркая вспышка голубого света предзнаменовала оглушающий взрыв. Эдриен отлетел и тяжело рухнул на траву в двух метрах от места происшествия. Сара, вздрогнула и, не сумев подавить рвотный рефлекс от раздражившей горечи, зашлась в рвоте. Скорее справившись с ней, проглотив последние позывы, она бросилась вниз. Дариен ползал возле брата и горько плакал. Увидев маму, чтобы сдержать плач, он зажал себе рот рукой. Ахнув, Сара кинулась к другому сыну.С сильно бьющимся сердцем, она прижала его к себе. Сомнений нет: мальчик погиб от такого взрыва. Она осторожно приподняла голову Эдриена и прижала к себе. Он был весь вымазан сажей, над его головой еще не рассеялось облако от сгоревшего пороха. — Эдриен… ЭДРИЕН! — повторяла она истеричным голосом. Вдруг мальчик открыл глаза и посмотрел в залитое слезами лицо мамы. Детский, виноватый голосок Эдриена вывел её из мрачной задумчивости. — Мама, мамочка, прошу тебя, умоляю, не рассказывай папе, что я сделал! — Как же ты так, маленький? — приговаривала она, поднимая сына на руки и волоча его в дом. Помощники Луки сбежались и хлопали глазами. Один из них перенял у Сары ребёнка и уложил на плечо. Дальше ванна, вода и мыло. Сара тщательно отмывала стоящего под напором бегущей воды Эдриена, пока Дариен подавал маме всё необходимое. — Вот и всё, вот ты и чистый. Ну, как же ты так? — спрашивала Сара, обтирая мальчика полотенцем. — Мы не знали, что такой взрыв будет. Я поиграть хотел, папа разрешил брать пустые гильзы. Сара заплакала. — Мамочка, ну не плачь! Это же я испачкался, а не ты. Ну почему ты плачешь, мама? Я больше не буду! Только ты не плачь, мам! — Я не плачу, — шептала она, стоя перед сыновьями на коленях и прижимая их к себе. — Сокровище вы моё, простите меня, пожалуйста. — За что, мам? — спросил Дариен, прижимаясь к матери, пока Эдриен старательно вытирал своим полотенцем её слезы. От этого заботливого жеста Сару словно оборвало изнутри. Она зарыдала, трясясь всем телом, то прижимаясь к мальчикам, то отворачиваясь от них, чтобы вытереть мокрое лицо.***
Похороны Луки состоялись только в следующую субботу. Его тело преодолело огромный путь, забальзамированное и опущенное в ящик со льдом. Лёд меняли в течение всего пути через Ла-Манш, пока оно лежало в трюме корабля, пока тряслось в товарном вагоне поезда. Когда тело, наконец, прибыло, то поместив его в дорогой дубовый гроб с крестом из чистого золота, погребальная процессия проследовала через весь Неаполь на католическое кладбище. За гробом ехали чуть более сорока автомобилей с друзьями и родными. В первой машине сидела Сара, глаза её были устремлены в окно и залиты слезами. Она чувствовала себя всё хуже и хуже. Перед глазами беспрерывно стояло мёртвое лицо мужа с отверстием от пули во лбу. Точно такое она увидела во сне, когда он явился к ней. Комок подступил к горлу. Она изо всех сил сцепила зубы, стараясь не всхлипывать слишком громко. Но тут взгляд Сары остановился на Одри, с которой она не поделила мнения касательно присутствия близнецов на похоронах отца и иступленный стон боли сошёл на нет. Сейчас на волосы женщины падали слёзы. В затуманенных печалью глазах сверкали слезинки и презрение к невестке, которое она никогда не скрывала. Одри перегнулась через сиденье и захотела что-то сказать Саре, как машины остановились и все стали покидать транспорт, тихо переговариваясь. Мужчины из родственных семей подняли гроб с телом Луки и понесли на специально подготовленное место. Главная служба и прощение были совершены еще раньше в церкви. Оставалось только опустить тело в землю, одетое в лучший костюм. По левую руку его положили часы, которые он носил все эти годы, по правую — пистолет, а на безымянном пальце оставили обручальное кольцо, которое он никогда и не думал снимать. Когда гроб с телом Луки стали опускать в могилу, Одри не сдержалась и бросилась за ним, разрывая тишину процессии. Сара стояла заполненная достоинства, гордо выпрямив спину. Здесь она плакать не будет, на глазах у сотни людей. Она подождет, пока это кончится и останется одна. Сара терпела, потому что знала, что лить слезы, кричать, причитать было не принято. Потому и оставалась кроткой. В глубине души Сара была потрясена: подумать только, здесь были самые знаменитые мафиозные семейства, приехавшие даже из Америки. Они прибыли отдать последний долг Луке Чангретте, к которому питали особое уважение. Когда часть семьи вошла в особняк, Сара первым же делом убедилась, что сыновья остались на ночь у тётушки Абелии в соседнем квартале. Сделав глоток вина, Сара пробралась в беседку во дворике и прикрыла глаза, стараясь пережить этот день, не представляя как будет жить дальше без Луки, без мужа, без друга. Мерзкое присутствие Маурицио Дзанетти дало о себе знать горьким шлейфом старых духов, въевшихся в ткань его костюма. Она ответила сразу и чётко: — Убирайся. — Я никуда не собираюсь уходить, Сара. Маурицио нагло вторгся в беседку и Сара знала, что он никогда не оставит её в покое, никогда не позволит ей быть вдали от него. Теперь, когда Лука был мёртв, Сара поняла, что абсолютно беззащитна. Она крепко зажмурила глаза, надеясь вопреки всему, что, когда она снова их откроет, Маурицио исчезнет. — Я же сказал, что однажды достану тебя, английская потаскушка? Считай, что этот день настал и Лука тебе не поможет. Он просто не выберется из гроба! Маурицио хрипло рассмеялся, сочтя что его шутка была действительно смешной, делая затяг сигары. Сара снова закрыла глаза и прислушалась к человеку, который глумился над ней и её покойным мужем. Если бы это не было так возмутительно, это было бы смешно. Сара не собиралась отвечать ему, она просто хотела, чтобы он ушел. Он последовал за ней, когда она хотела побыть одна, просто хотела собраться с мыслями. — Помнишь, с каким позором ты вышвырнула меня из своего заведения? Сара кивнула: — Хочешь попробовать вылететь под новым углом из окна моего дома? Маурицио вел себя оскорбительно. — Может быть, ты уйдешь, пока не поздно? Ее голос немного окреп и стал намного громче, чем она хотела. — Я сказал это, чтобы обрадовать тебя новостью о том, что этого заведения у тебя больше нет. — Маурицио вынул из-за пазухи тонкий свёрток бумаг и прихлопнул им Сару по подбородку. — Модельный бутик теперь тоже моё маленькое достояние. Я подумаю оставить тебя моделью, если согласишься присаживаться на мой член. Сара прикусила губу от досады, но Маурицио расценил этот жест иначе. — Мне хватит двух раз в неделю. Я уже не такой молодой, как твой супруг, зато живой. Тогда она прервала его: — О, отвали, Маурицио. Ты лишил меня всего, и даже в день похорон моего мужа, ты должен был подосрать мне феерически, правда? Чтож, ты прав, Лука мёртв, мой бизнес в твоих грязных руках, могу ли я теперь вздохнуть спокойно, а? Это твоя последняя попытка сломить меня? Теперь он качал головой, глядя на неё с хладнокровной улыбкой. — Поставь подписи прежде, чем я почувствую удовлетворение. Маурицио вынул из кармана пиджака ручку и протянул Саре. Она, не колеблясь, переняла её и, провернув, уставилась на разложенные страницы договора передачи владений. — Глупая английская сучка. Ты думала можешь приехать сюда, устанавливать здесь свои права, вертеть власть, устоявшуюся столетиями только потому, что кому-то из мафиози нравилось вертеть тебя на своём пенисе? Маурицио злорадно усмехнулся. — Где ставить подписи? — спросила Сара, — Здесь или вот здесь? — водя краем ручки по тексту. Маурицио глянул на бумаги и пальцем ткнул туда, где должна стоять метка Сары Чангретты. Девушка сипло шмыгнула носом и, собрав достаточно гортанной слюны, смачно сплюнула на договор, как истинный курильщик, с резким выдохом, оставляя ровное, прозрачное пятно. Маурицио схватил её и сжал запястье, но он приложил все силы, чтобы не оставить синяков от пальцев. Сара улыбнулась этой мысли — в сердцах он боялся её. — Ты ещё пожалеешь, запомни это, cara. Спотыкаясь, на дрожащих ногах Сара побрела к дому по подстриженной лужайке. Войдя в особняк, она выпила целый бокал джина на глазах у Одри и её болтливого женского движения, и побрела в свою комнату. В конце концов её разморило, и она уснула на супружеской кровати, прижимая к влажному лицу рубашку Луки.