***
Июль Сара щёлкнула языком. Серафино схватил Роберто Паренте за волосы и притянул к лицу женщины. Она подняла усталые глаза и всмотрелась в окровавленное лицо мужчины. — Ты, кажется, не понял. Я спросила тебя, мерзавец, кто был с тобой в тот день, когда погиб Лука? Сара была не в себе, сжимая челюсть мужчины, заострив черты. Все родные, а также знакомые видели, что она изменилась до неузнаваемости, как внешне, так и внутренне. Прежние платья болтались на её исхудалом теле, и многие называли Сару «английской стручковой фасолью». Высокая и худая, она теперь походила на манекенщицу. Сара улыбалась назло всем, но в глубине души понимала, какой дорогой ценой она заплатила за свое похудание. Роберто, повисший и обречённый не мог вымолвить и слова. Даже если бы и мог, то не не стал бы. Что она хотела услышать от него, эта Сара? Что он, как и многие другие знает о том, что её близнецы — дети вовсе не Луки, а безжалостного еврейского гангстера? Что мистер Чангретта умер со осознаем этого горького факта? Или как сам Роберто еле унёс ноги из того заклятого паба? Сара чертыхнулась, понимая, что с Роберто перестарались. Как-то сидя у себя в спальне, Сара смотрела в окно и наблюдая, как близнецы играют во дворике с Маттео в футбол, размышляла о том, как прекрасно было бы отомстить за мужа. Она с тоской вспоминала то прекрасное и спокойное время, в котором был Лука. Пусть она не любила его, но пятилетнюю привязанность выдирать с корнями было гораздо больнее. Профиль Сары, сидевшей у окна, словно сосредоточил в себе всю глубину происшедших в ней перемен: ее нос приобрел более резкие очертания, скулы казались выточенными из слоновой кости. Голубые глаза запали. Раньше, пользуясь кремами для лица и рук, Сара не понимала, что и без них хороша. Она не прочь была повертеться перед зеркалом, но никогда не придавала особого значения своей внешности. После смерти мужа прежняя Сара Чангретта как бы перестала существовать. Характер её стал безжалостным, взгляды на жизнь категоричными. Её теперь можно было сравнить с раковиной — очень красивой снаружи, ледяной на ощупь и пустой внутри. Она была ко всему безразличной до того дня, когда в голове у неё созрел некий план. Это также можно было назвать навязчивой идеей, или постстрессовым синдром. — М…м-м… — стал издавать звуки Роберто, но у него не получилось собрать имя. — Ма…м-ма… — Он мычит как ебучая корова. Сара хмыкнула: — Ладно, оставь его, черт бы с ним. У этого ублюдка трое детей.— покидая подвальное помещение залитое кровью в разворованной винокурне Луки. —Приберись здесь, будь добр. Выйдя на улицу, Сара выхватила из портсигара папиросу и, взяв в губы, клацнула зажигалкой. Долгожданная затяжка показалась ей чем-то прогорклым, а сам запах дыма — извращенным. Она быстрым шагом отправилась в расположенный поблизости паб и подумала о том, что Луку предал кто-то из своих. Это было не похоже на обычную передрягу. Здесь чувствовалось подготовленное нападение. Его или застали врасплох, или вывели из себя, чтобы уничтожить. Сара размышляла долго, не представляя, что её размышления отчасти глупы. «Он ведь не планировал кого-то убивать? Зачем он уехал в Лондон?» Сара задавалась вопросами и тут же отыскивала на них ответы. Лука уехал, чтобы встретиться с Ирландцами и заключить сделку. Но Сара отлично знала, что честных сделок её муж заключал крайне редко и спускал курок при первой необходимости. С ним был Маттео, но он рассказал свою версию смерти Луки и она была вполне реальна — перестрелка. Такое часто случалось. Но от извозчика, пожилого мужчины, Сара слышала, что лицо и волосы Луки были залиты кровью. Видимо, его тщательно отмыли в пути. Сара плотно сомкнула веки и перед глазами встало лицо мужа в гробу: синяки под глазами, разбитая бровь, пробитый череп. Костяшки содраны, левая рука сломана. Его избили прежде, чем застрелили. Больше всего покоя Саре не давало отверстие, что осталось от пули на лбу. Оно было ровным — пуля прошла насквозь. Кто-то держал его, как живую мишень? За размышлениями Сара не заметила, как добралась до паба, где любил пребывать Лука. Надышавшись свежим воздухом, она вошла внутрь и тут же встретилась с Марией-Терезой, как и планировала. Женщины обнялись и уселись за дальним столиком. Сара швырнула пиджак на крохотное креслице и прикрыла глаза рукой. — Расскажешь последние новости? Мария-Тереза хмыкнула. — О, да! Есть две новости и обе по своему хорошие. — она залезла в свою сумочку и вынула оттуда снимок паба, где произошла смерть Луки. — Вот оно, именно там, в Дублине, разверзлись врата ада! Один паренёк, племянник Роберто Паренте, с которым я трахалась, по пьяни сболтнул, что Лука приехал в заведение на двух машинах. — для убедительности Мария-Тереза использовала жест, — В каждой по четыре человека. Вряд ли его опричники не смогли бы его защитить в случае чего. Раз Роберто здесь и жив — ему просто повезло? Сара подняла глаза: — Лука попал в ловушку. В хорошо спланированную. Я прижала Роберто полчаса назад и он не раскололся. Значит, ему было что скрывать и это то, за что его могут казнить уже здесь. Мария-Тереза нервно рассмеялась, но тут же поутихла предполагая, что теория Сары имеет место быть. — Ты прижала Роберто?! Господи помилуй! Кто тебя просит ввязываться в передряги? Итальянцы — народ злопамятный! Мало тебе Маурицио, который только и ждёт, чтобы сжить тебя со свету! Тебе надо бы бежать из страны, а ты пытаешься воплотить Вендетту, в которой ничего не смыслишь! — Ладно, — огрызнулась Сара, — Говори вторую новость и я пошла. — Сара отпила лимонада, смачивая пересохшие губы. — Когда ты собираешься идти к доктору и вставать на учёт? Сара поперхнулась и Мария-Тереза подкатила глаза. — Только не говори, что ты не замечала, слепая тёлка! Глянь на себя в зеркало! Лицо перекосило, а матка торчит так, что видно даже через пиджак! Сара поднялась с места и выпрямилась, осматривая себя в зеркале, что было подвешено на стене и олицетворяло её положение. Её живот несильно выглядывал из-под ткани высокой юбки, а бордовый цвет отлично подчеркивал наличие беременности. Теперь были объяснимы чужие взгляды и перешептывания, вкусовые извращения и общее разбитое состояние. — Лука оставил тебе прощальный подарок. На вид уже месяца три. Опустившись в кресло, Сара задумалась. Тут её осенило и она вспомнила сон, пришедший к ней на следующий день после смерти Луки. Её муж принёс ей новость и она даже не задумалась о ней, она не попыталась вникнуть в её смысл. Он вселил в неё это знание, а Сара даже не пожелала ухватиться за неё в момент отчаяния. Сара прикрыла веки в сотый раз. Лука умер и подарил ей часть себя, чтобы она взрастила её, холила и лелеяла так, как поступила бы с ним, встретив его живым. Он не смог добиться её любви и до последнего дня был отвергнут Сарой, хоть она и уверяла его в обратном. Теперь у неё будет ребёнок от Луки Чангретты и она поклялась подарить ему всю любовь, которую только сможет вместить в своём сердце. Сара улыбнулась этой мысли. Она почувствовала себя так, словно после блужданий в темных коридорах вдруг попала в ярко освещенный зал. Теперь ей все было понятно, и она знала, что надо делать, опуская тёплую ладонь на живот.***
Сара вернулась домой, чтобы собрать мальчиков и она знала, что на это у неё уйдёт достаточно времени. Возможно, несколько дней. Влетев в особняк, она увидела убегающее на плите молоко, что поставила сеньора Бруно и перелила его в глиняный кувшинчик. Мальчики, услыхав её приезд, толкаясь, спешили вниз. Сара встретила их, веселая, впервые за долгое время, и с нежной улыбкой на лице. — Мама! Сара прижала мальчиков к себе и сеньора Бруно улыбнулась ей, подмигнув. Она знала? Наверняка знала. Все вокруг знали, кроме самой виновницы интересного положения. — Собирайтесь, завтра мы поедем в Лондон. — приглушённо сказала Сара и близнецы закричали, запрыгали, выражая согласие. — К бабушке? К бабушке? И Фрэнку! К Фрэнку! — голосили они и Сара попыталась успокоить их жестом. — Тише. Это большой секрет. Одри, как чёрная тень пантеры, оказалась в полумраке прихожей и уставилась на Сару. Это было не трудно предугадать. Одри не согласится отдать внуков. Близнецы последнее, что у неё осталось на этом свете от сына.***
Следующим полуднем, опустив ноги, Сара ловко спорхнула с кушетки и уставилась на врача. — Всё в порядке, доктор? Доктор улыбнулся, но его темные глаза были печальны. — Садитесь, нам надо поговорить, — сказал он. Сара опустилась в большое кожаное кресло, поправляя полы платья. Сеньор Барбо с удивлением заметил, какая Сара исхудалая. Он обвел ее тонкие ножки в чёрных туфельках и забеспокоился. — Мои поздравления, в первую очередь, — доктор ободряюще улыбнулся Саре. — Я думаю, сеньор Чангретта был бы счастлив, если бы узнал. Сара опустила голову. — Да, он очень хотел дочь. Часто говорил об этом. Сеньор Барбо понимающе погладил её тонкую руку и опустил глаза в карточку: — Так, что тут у нас… Беременность по счёту вторая, первая закончилась родами в срок. Всё верно? Сара угукнула. — Дату последних регул вы мне не назовёте и даже по секрету? — шутливо спросил он. Отрицательно помотав головой, Сара насупилась: — У меня не постоянный цикл. Последний раз они случились в апреле. До этого в сентябре. Доктор увлёкся подсчётом и, покончив с ним, вскинул голову. — Двенадцать недель. — заявили они друг другу с забавной синхронностью. Сара подняла глаза на календарь. Среда. — Ровно двенадцать. — Раз вы знали, душенька, чего же раньше не пришли? Сара пожала плечами и доктор Барбо продолжил: — И ещё, Сара, дорогая моя, я намерен поместить вас в отделение, и на то есть несколько причин. Одна из них — слабая шейка, которая в любой момент может дать раскрытие, и не дай Бог, просто-напросто не удержит плод. Вторая — ваше катастрофическое состояние. Вы нуждаетесь в покое. И если бы ваш супруг был здесь, он бы со мной согласился. Доктор заметил, как Сара побледнела, и пристально посмотрел на неё. Девушка упрямо не пожелала слушать доктора. — В том-то вся и беда, сеньор Барбо, вы не находите? Луки здесь нет, верно? И он не может защитить моих сыновей, пока я буду пребывать здесь и лакать кислородные коктейли, поэтому я должна быть с ними. Голос Сары прозвучал сурово, и доктор подумал, что эта хрупкая женщина может быть опасной. Но ощущение опасности прошло так же быстро, как и появилось. — Многие из моих пациентов принадлежат к аристократической элите страны. Я хочу помочь вам, Сара, сберечь то, что осталось от вашего покойного супруга. — сказал доктор, удобнее устраиваясь в своем кресле. Она ухмыльнулась и с расстановкой произнесла: — Я знала одного такого доктора, который кичился своей клиентурой, и поверьте, он закончил свою жизнь ужасно. Что вы скажете на это? — Вы сказали мне это на зло, потому что переполнены болью несправедливости, я не серчаю. Ваш муж погиб, вы остались одна в чужой стране с детьми на руках. Я понимаю: будучи в положении вам хотелось бы сейчас быть здесь с Лукой, чувствовать опору, но, увы… — со вздохом сказал доктор, и Сара прервала его. — Те, кто лишили моих детей отца, рано или поздно начнут сильно жалеть об этом. Сара покинула кабинет и забралась в кеб.Следующим делом она отправилась в банк. Войдя в операционный зал, Сара подошла к свободному окошку и протянула документы. За стеклом сидел пожилой клерк, который всегда обслуживал ее. Когда Лука был жив, они обменивались парой фраз. Но сегодня он сделал вид, что очень занят и старался не отрывать глаз от бумаг. Сара смогла ещё раз убедиться, что ей нужно уехать отсюда. — Я хочу снять все деньги с моего счета. — Вы хотите закрыть счет? — Да, — ответила Сара. — И если можно, одну половину в долларах, другую половину в фунтах стерлингах. — Очень хорошо. Прошу вас расписаться здесь и здесь… Клерк протянул ей бумаги. Сара поставила две закорючки и выжидающе уставилась на мужчину. — Одну минуту. Через обещанное время банковский работник выплыл из зала и, опустившись за свой стол, поджал губы. — Боюсь, ваш счёт заблокирован. Сара округлила глаза: — Что? Я снимала деньги вчера утром, какого черта? Клерк развёл руками и увёл глаза: — Сожалею, сеньора, но я ничем не могу помочь. Сара сжала кулаки. Маттео, стоящий позади неё, осторожно коснулся плеча девушки. — Эти ублюдки не дают мне мои деньги! Я Сара Чангретта! — процедила она и впервые почувствовала, что её статус перестал быть козырём, став ржавым якорем, на который она наступила и он вонзился в неё, оставив рану и боль. Маттео приобнял её и, извинившись перед клерком, повёл едва не бросившуюся в драку девушку к выходу. — Маттео, кто-то заблокировал мой счёт! — она выдернула свою руку из его захвата. Молодой человек вывел Сару на улицу и, усадив в кеб, устроился рядом. — Что вы задумали, Сара? Необъяснимая тревога охватила Сару, хотя Маттео спросил её мягко, даже безмятежно улыбаясь. Сара посмотрела на Маттео, в его карие глаза и вздохнула: — Я хочу уехать в Лондон. Забрать детей и уехать. Но, мой счёт?! Там было почти сто тысяч! — Послушайте, Сара… Я бы не стал говорить с вами об этом, — медленно, как бы нехотя, начал Маттео, то разглядывая Сару, то опуская глаза на её туфли, желая подначить её к поездке всеми возможными способами. — Если бы не знал, как Лука любил Вас, и как желал вам счастья. Сара почувствовала, что краснеет, не отводя взгляда: — В чём дело, Маттео? — Лука был моим старшим кузеном, другом и опорой. И к его семье я всегда относился как к своей семье, к вам, как к жене моего брата. — Я вдова. — сухо заметила Сара. — Да. — Маттео наклонился и продолжил, понизив голос: — Вы знаете, почему ваш счёт заблокировали? Почему вас не оставляет в покое Маурицио? Сара помотала головой. — Вы завещаны его брату. Лука в последний момент оказался против, но его желание уже ничего не решало. Если вы не уедете, вас выдадут замуж, Сара, по правилам левирата. И я хочу помочь вам избежать этого. — Зачем тебе помогать мне на самом деле, Маттео? — Я уже сказал. Лука был мне самым близким. Когда погибли мои родители, я рос в его семье и Лука заботился обо мне, как о младшем брате. Ради нашей дружбы, ради меня Лука тоже пошёл бы на всё. Кровь снова бросилась в лицо, и в ушах Сары зашумело. — Если вам нужна помощь — просто попросите её у меня. Я могу купить билеты и помочь вам уехать тихо. Сара задрожала от нервозности. Маттео усмехнулся, очевидно, поняв ход её мысли. — Я чувствую, что остался должен Луке. Знаете, все живые ходят в должниках перед покойниками… Сара причмокнула губами: — Роберто сообщил мне, что ты принял некоторое участие в той передряге, в которой погиб Лука… Это правда? Маттео облизнул губы и сменился в лице. — Все верно. Я даже схлопотал пулю. — стал он распахивать пиджак и ворот рубашки, чтобы оголить плечо, — Но я не считал, что должен был беспокоить вас и вашу израненную душу этим, сеньора Чангретта. В конце концов, я ваш номер два. Я должен оберегать вас, а не тревожить. — Ты обязан был сообщить мне обо всем в деталях. Я держу собак не для того, чтобы потом они меня же облаивали. Ты понимаешь, о чем речь? Маттео кивнул: — Да, понимаю. И пытаясь защитить вас, я предлагаю вам уехать. Сара зарыла лицо в руки, сглатывая слезы. — Я никогда раньше вас такой не видел. Вы здоровы? Его мягкий голос обезоружил Сару. Невольно прижавшись к нему, она начала плакать. Её громкие рыдания проникали ему в сердце. Обняв Сару, Маттео прижал ее к себе еще крепче и дал ей выплакаться. Он ощущал, как содрогается ее тело, и его охватил приступ сочувствия к ней. Сейчас она стала в его глазах маленькой беспомощной девочкой, которой и была всё это время в костюме жены главного мафиози. Маттео увидел ее боль и страшное одиночество, и ему стало стыдно за свой поступок, за свое предательство, из-за которого погиб Лука. За какие-то пять минут он узнал Сару больше, чем за все время её проживания в Италии. Маттео держал Сару в объятиях до тех пор, пока она не успокоилась, затем прикурил ей сигарету и протянул. Сара вытерла слезы и отрицательно помотала головой. Маттео снисходительно ухмыльнулся, прижимая Сару к груди: — Я ведь в курсе, что Лука увёл вас у Алфи Соломонса. У вас были отношения, настоящая любовь, но он их разрушил. Сара подняла глаза на Маттео: — В этом есть доля правды. Это была не равноправная любовь, если честно. — Тогда почему вам не вернуться в Лондон и не попробовать начать всё сначала? Жизнь продолжается. Вы ещё очень молодая и красивая. Что ж вам, одной бедовать? Сара, оцепенев, нахмурилась. Слова Маттео отдавались эхом в ушах. Зачем он это говорит? С минуту подумав, Сара приняла решение. — Мне понадобится сопровождение вплоть до самого Лондона. Маттео понимающе моргнул. — Возвращайтесь домой к детям. Соберите вещи, отдохните. А я займусь билетами и паспортами. Сара недоверчиво кивнула. — Передавайте привет близнецам. Классные у вас с Лукой ребята получились, что не говори. — Маттео подмигнул Саре и покинул кеб.***
Одри Чангретта ждала Сару в гостиной, растянув ноги возле камина. За окном был июль, но Одри трясло в нервном ознобе. Она сидела широко раскрыв глаза и таращась на огонь. –Я не дам ей увезти моих мальчиков. Я не позволю ей лишить меня внуков… Сеньора Бруно боязливо покачала головой. Что будет, когда приедет Сара. Девушка появилась в дверях, точно принесенная бесом. Одри недоверчиво хмыкнула: — Собралась увезти мальчиков, принадлежащих клану? Сара растерянно опустилась на лавку в прихожей и стянула туфли. — О, не думай, что я ничего не знаю! Ты довела моего сына до могилы! Думаешь, я отдам тебе близнецов? Сара захлопала глазами. — Попробуй только вывести их за порог, я натравлю на тебя Маурицио, и он-то подотрет тобой пол! Он готов пользовать таких английских бабенок, как ты, даже на смертном одре! Сара оскалила зубы: — Ах ты, сука старая… — Ты сама сучка первостатейная, но я собью с тебя спесь! Сеньора Бруно вошла в гостиную как раз в тот момент, когда женщины уже сцепились в драке. Она разняла их и с удивлением спросила: — Что вы устроили? Одри толкнула Сару в грудь. Та пролетела через всю гостиную и врезалась спиной в буфет. Хрусталь повалился с полок с оглушительным звоном. — Весь этот ад из-за неё, Бруно, она виновата! Если бы не она, мой сын был бы жив!***
Осмотрев Сару, доктор Барбо помог ей спуститься с высокого стола. Она была так слаба, что не могла сделать это самостоятельно. У врача были светло-карие глаза, которые внушали ей доверие. — Вы знаете, что у вас угроза, сеньора Чангретта? Сара в изумлении покачала головой и попыталась вскочить со стула, но доктор жестом ее остановил. — В этот раз вы послушаете меня и отправитесь прямиком в палату! Думаю, если начать премедикацию немедленно, то плод не успеет отслоиться и мы сохраним беременность. Сара взмолилась: — Что теперь будет? Доктор Барбо тяжело вздохнул, но сказал с улыбкой: — Сеньора Чангретта, давайте подождем и посмотрим, что будет. В данный момент известно одно: ваша беременность под угрозой. Нет смысла сейчас волноваться, нервничать и этим подвергать плод ещё большему риску. Я попрошу сестру поднять вас в палату, и там мы примем все необходимые меры. Сара кивнула. Он говорил тихим, успокаивающим голосом, который хорошо на нее действовал. Ей требовались человеческая теплота и забота, требовалось сочувствие, чтобы не было так страшно и больно, когда она оставалась в одиночестве. Сару повезли в палату. Она сжимала ткань простыни, которой её накрыли, а могла бы сжимать ладонь Луки. Нет, будь он жив, то не допустил бы подобного. Доктор был прав. Сара держала ткань и не отпускала, будто боялась, что, отпустив, полетит в бездонную пропасть и вся ее жизнь и жизнь ее ребенка сразу закончится.***
Распахнув веки, Сара не сразу поняла, что произошло. Слезы застилали ей глаза. Она рыдала. Содрогаясь всем телом, и сквозь рыдания изливала накопившиеся у неё на душе боль и обиду. Сара подумала, что это была девочка, опуская голову на кушетку, прикрывая веки. Сидящий рядом с ней доктор Барбо сухо подытожил: — У тебя еще будут дети, миленькая моя. Такое в жизни случается. Но даже ему самому, доктору с двадцатилетним стажем, эти слова казались неуместными, жалкими. Разве можно утешить молодую девушку в таком страшном горе? Почему люди прибегают к старым расхожим словам утешения? Произносят избитые фразы, вспоминают народную мудрость — просто чтобы не молчать. Но Сара оставалась безутешной. Она во всем винила себя. Не Маурицио, что довёл её до срыва, не Одри, у которой имелся выбор: поступать так, как она поступила по отношению к невестке, или отказаться. Она винила только себя. — Лука мертв! У меня больше не может быть от него детей! Это было сказано так искренне, с такой болью, что доктор не посмел ей возразить. Он понимал: девочка в состоянии шока, она невменяема и ей потребуется немало времени, чтобы прийти в себя, восстановить психику. Он знал, что её выдали замуж по договору, что Лука привез её из Англии, такое случалось и в других семьях. Но, чтобы девушка так привязывалась к мужчине, который по сути обошёлся с ней, как с вещью, доктор Барбо ещё не видел. В палату вошла медсестра. Сеньор Барбо протянул Саре чашку с горячим сладким чаем. — Выпей, милая. Сара захохотала. Смех был дикий, истерический. Она никогда раньше так не смеялась. — Выпей чаю?! — закричала безутешная молодая женщина. — Я выпью этот чёртов чай, а потом, заберу то, что осталось от моего ребенка и закопаю на могиле в ногах у мужа! Сара вдруг снова начала хохотать от этой жуткой мысли и уже не могла остановиться. Чай расплескался, залил больничную рубашку, простыни, постель. — Я положу её рядом с отцом! Лука о ней позаботится! Медсестра вышла из палаты, и через минуту примчалась уже со шприцем и вколола Саре снотворное, после чего она затихла. Сара почувствовала, как веки наливаются свинцом, как расслабляется тело, и изо всех сил старалась не поддаваться воздействию инъекции. Но снотворное победило. Она забылась тяжелым сном. Ей снился кошмар, прошлые несколько дней, ставшие роковыми, в котором чёрными жирными полосами проплывали её ошибки.***
Альфред Соломонс ещё крепко спал в половине девятого утра, когда глаза слепит самый сладкий сон. Тихо бежали его карманные часы на панцирной цепи, угрюмо отлёживаясь на комоде. Чернильная ручка растеклась и испачкала карман сброшенных возле постели брюк, разливаясь пятном по шерстяному ковру. Очки отражали атмосферу затемненной спальни, куда не пропускали и малейший луч солнечного света дабы не побеспокоить спящего. А на маленькой прикроватной тумбе мерцал заряженный, но мирно ждущий своего часа, усаженный словно на цепь предохранителя, пистолет. Постель была смята и скомкана от беспокойного сна и сменяющихся ночных кошмаров, тая в себе сопящего в подушку сновидца. Он расположился на животе, подмяв под себя две большие подушки, обняв их как родных дочерей и сдавливая под своим весом. Широкая и твёрдая как скала спина подрагивала мышцами, переливаясь силой. Грузные руки, покрытые нательными рисунками игрались бицепсами, что вот-вот обещали разорваться от пульсирующих вен, бегущих голубым потоком. Весь его стан — сплошное отражение мужественности и неприклонности, а миловидное в покое и смертоносное в гневе лицо посапывало, раздувая крылья острого носа. Припухлые губы сомкнутые в молчании изредка и беззвучно присмактывали, дергая ухоженную короткую бороду, отливающую слабым блеском абрикосового масла. Под усталым веками бегали серые глаза, досматривая последний за утро сон. А тёмно-каштановые волосы засалились от укладки помадой и торчали в самые разные стороны. За дверью скромной, но со вкусом обставленной спальни уже томилась в ожидании встречи собака — Сара, виляя хвостом и сдерживая себя от попыток расцарапать дверь. Она крутилась на месте, жалобно скулила и цокала коготками, желая разбудить хозяина и добиться его внимания. Алфи вернулся под утро и его измотанность от мирских дел не разжалобить пожалуй ни женским, ни детским, ни щенячьим плачем, увеличенными в сто крат. Соломонс сделал выбор в пользу материального много лет назад. Благодаря трудолюбию и хитрости отстроил дом, посадил в саду дерево и дал жизнь двум сыновьям. Осталось только привезти их в Лондон и вырастить по праву отцовства. Ранее ключевая перспектива Соломонса очевидно не привлекала, ведь из малого дитя не извлечешь материальную выгоду, а вот убытки можно было понести колоссальные. И кто же их будет возмещать? Если из нерадивого продавца чаем в Камдене можно вытрясти душу и пару тысяч фунтов, то из собственной плоти и крови — всё равно, что запрашивать с себя. Но всё имеет свойство расти, меняться и интересовать. Поначалу Алфи чувствовал интерес — взглянуть на лица, узнать, как растут, здоровы ли, и всё тут. Но с каждым днем взросления детей спрос на них в душе Соломонса рос, и в один день он просто захотел получить сыновей назад. Как в детстве, он резко передумал и стал менять Луке одиночество на двух мальчиков. Но, обмениваться-то поздно, прошло пять лет! Тогда Алфи не нашёл ничего лучше, как отобрать у Луки своё и, как бонус, заполучить ещё и женщину. На соседней половине постели дела обстояли немного лучше. Софи Айзекс проснулась ещё час назад. Она поднялась с кровати и уставилась в окно, обдуваемая свежим ветром. Чем же ещё скрасить ожидание? Она наблюдала за резвящимися в садике соседскими детишками, заливающими радостным смехом белый свет. Детвора каталась по лужайке и гулила на самые разные голоса. — Ну, и чего тебе не спится в ночь глухую, м? — послышалось басовитое и хриплое с нотками раздражения в голосе вперемешку с шелестом простыни. Софи мырнула в постель и протянула руки к Алфи. Тот поморщился. — Одевайся Софи и отправляйся домой, да? Софи села в кровати и уставилась на Алфи, что крутил в руках часы. — Ну, Алфи! А я не могу подождать тебя здесь, пока ты вернешься? — она провела пальчиками по его груди. Алфи сел в кровати и протёр лицо. В дверь тихо постучали. — Мистер Соломонс, Батитс Бьянки пришёл. Ждёт внизу. Алфи встал на ноги и схватил со спинки стула своё полотенце. — Одевайся и марш домой, юная леди! Софи надула губы: — Ты онанист и содомит несчастный, Алфи! — Очень изящно сказано, — злобно расхохотался он. Софи сощурила глаза, натягивая платье, и заявила: — Правильно, все говорят, что ты помешан на какой-то Саре, которая свалила от тебя в Италию. Ты ей хранишь верность? Алфи нахмурился и за руку стащил Софи с кровати и проволок через всю спальню к двери, около которой на кресле была аккуратно сложена ее одежда. — Боишься, не узнает ли она про меня? Алфи прихлопнул Софи по губам и она пискнула. — Одевайся и уматывай, блять, ко всем ебеням. — Алфи схватил Софи за подбородок, — И учти: если будешь распускать язык, я просто расскажу Саре, чем занимался всю ночь. Алфи вышел из комнаты и, спускаясь по лестнице, ощутил приступ гнева. Слухи, гуляющие по Камдену просто выводили его из себя. Батист Бьянки протянул Алфи руку и прошёл за хозяином дома в его кабинет. — Если бы Сара знала, что я вижусь с вами, мистер Соломонс, она оторвала бы мне голову. — заявил молодой человек, опускаясь на кресло. — Я понимаю это, Батист, но она ведь не самка богомола, так? А ты — не самец, правда? Как она?.. — прищурившись спросил Алфи, как бы между тем и этим, — В порядке? Оправилась после смерти нелюбимого? Батист взмолился: — О, нет. То есть внешне она почти в порядке, похудела малость, но это от нервов, переживёт. Вы же знаете её, мистер Соломонс, Сара, она более скрытная, чем наше правительство. Алфи невольно улыбнулся. Он знал её вполне себе открытой и болтливой, порой почём зря. — Настоящая итальянка — на зло памятная. — Батист покачал головой, — Она хочет найти тех, кто причастен к смерти Луки. С каким-то черномазым отделала Роберто Паренте! Слова молодого человека прозвучали взволнованно. — Маттео не успевает за ней разгребать! — Мда-а. Надо бы ей сбавить обороты, а то дороговато мне-таки обходится её возвращение. — Алфи прихлопнул кулаком по столу, раздумывая. — Я слышал, Маурицио не оставляет её в покое, да? Батист нахмурился: — Старый ублюдок! Надо нам самим попробовать разделать его, нет? Алфи отрицательно крякнул: — Не-а, оставим его, он будет катализатором к тому, чтобы Сара вернулась в Лондон. Маурицио не даст ей покоя, я знаю. У него какие-то виды на Сару, и Сары не хватит надолго. Батист покивал. — Ладно, — выдохнул Алфи, — когда позвонит Маттео, скажи чтобы поддерживал её там и присматривал за мальчиками. М-м-м, дела.— недовольно промычал Алфи, выбираясь из-за стола.