***
Поздним утром Сара остановилась возле небольшого тёмно-кирпичного дома, разделенного стеной на две семьи, и вздохнула. Мальчики, утомившись в пути, то хныкали, то переругивались, а перед нужной станцией даже подрались, и Маттео пришлось их разнимать. И вот наконец семейство Чангретта остановилась перед входной дверью небольшого коттеджа. Сара ещё раз глубоко вздохнула, сверив адрес с бумажонки, от переполнявшего её восторга предстоящей встречи с мамой и братом, но бренность осознания того, что её семья действительно переехала сюда, на эту забытую богом улицу и у них нет денег к существованию, сдавила грудную клетку. Сара протянула сложенную в кулак руку к двери, как внезапно обрушился конец света, когда по никому не известной причине Эдриен схватил чемодан и опрокинул его на ногу брата. — Ауч! Mi hai fatto cadere la valigia sulla gamba, stupido! (Ты уронил мне на ногу чемодан, глупец!) Сара без восторга наблюдала, как Дариен в отместку швырнул свой рюкзак в близнеца, и Эдриен, не сумев поймать его, плюхнулся на землю. Маттео поднял мальчугана на ноги, у которого от падения на спину сбилось дыхание. Эдриен стал ловить ртом воздух, но не заплакал. Сара знала, что он не заплачет. Последний раз он плакал, когда догадался, что папа не уехал от них, а умер. Войдя в жилище, Сара тут же застала Ису за кормлением Фрэнка. Мальчик снова объявил голодовку. Если раньше у него был здоровый мальчишечий аппетит и он ел за двоих, то теперь, в совершенно чужих ему условиях, он отказывался от всего, кроме куска свежего хлеба с сахаром. — Мама?.. — тихо позвала Сара, переступив порог, высматривая родную женщину и держа близнецов за руки. Сердце ее сжалось от любви и жалости. Одетые в новые матросские костюмчики, представляющие собой белую рубашечку с полосатым воротником и бриджи, которые сшил для них дядя Луки, мальчики задумчиво озирались по сторонам. Привыкшие к роскоши и изысканности, что воспитала в них Одри, такой низины они ещё никогда не видели. Обшарпанная дверь, хлипенькие крючочки для пальто и запах старого дерева. Контраст был очевиден. Иса вылетела из кухни и заплакала, вытирая руки об края фартука, кидаясь на шею дочери. — Мы приехали. Мы насовсем. — заверила её Сара и Иса сильнее прижалась к ней. — Приехали! Хорошие мои! — плача, приговаривала Иса, перекидываясь с объятиями к близнецам. — Вы мои славные! А как выросли! Устали в дороге? Проголодались? Заходите скорее я, как знала, каши побольше наварила! Сейчас накормлю вас! — Овсянка с бананом? — спросил Дариен. — Лучше уж с ягодами, бабушка. — проговорил Эдриен. — Да с чем захотите, с тем и будет! Маленькие вы мои… Иса влетела в кухню, а Фрэнк попался ей навстречу, врезаясь в двойняшек. — Фрэнки! Дети слились и стали отдавать друг другу приветствия в виде мужественных рукопожатий и совсем нежных объятий. Сара поставила чемодан посреди юркой гостиной и огляделась. Простая по своему существу гостиная: два кресла, старенький диванчик, кофейный столик, устеленный вязаной накидкой. Два небольших окна и грузные шторы, почти не пропускающие солнечного света, отчего в комнате царил легкий мрак. Фрэнк обхватил сестру со спины и крепко прижался. — Фрэнки, мальчик мой, — Сара развернулась и ласково поцеловала брата в щеки. — А где отец? — Подрабатывает в пабе у Линтона букмекером. Сара кивнула. Отец вернулся к тому, с чего начинал, чтобы прокормить семью. Как она и ожидала. — Ты возмужал. — заметила Сара, — Вытянулся, немного раздался в плечах. Настоящий мужчина. Фрэнк смущённо ухмыльнулся. Комплименты от противоположного пола стали задевать его юное сердечко. Он действительно становился красивым юношей. Его глаза горели голубизной, а светлые волосы блестели. Мальчики уселись на полу и стали что-то обсуждать, показывать дяде игрушки и Сара обвела взглядом три одинаковых, родных ей макушки и улыбнулась. Как она и просила у Господа, близнецы взяли что-то общее от своего маленького дяди и непременно хорошее, как она думала. Сара вернулась в кухню и протянула матери сетку с продуктами. — Я не знала что привезти из Италии, потому заехала в местный магазин и отоварилась. Иса благодарно улыбнулась, раскладывая по тарелкам кашу. — Фрэнк вымахал… — Наш мальчик совсем от рук отбилась, — сообщила Иса. — Я снова поймала его в пабе с отцом. Он, понимаешь ли, принимал ставки. Я надрала ему задницу, а с него как с гуся вода. Фрэнку было уже одиннадцать лет, и это было нормально, что мальчик стал неуправляемый. Он собирал бы ставки и на скотобойне и на свалке, если бы так распорядился отец. — Прости, что не приехала на похороны Луки, чтобы поддержать тебя. До сих пор не могу в это поверить. Сара понимающе кивнула. — Тебе там нечего было делать, мам. Сама еле ноги унесла и… и потеряла ребёнка… — Сара проглотила печаль, — от Луки. — добавила она, хотя мать итак всё понимала. Иса уронила сахарник и, порезавшись об отскочивший от столешницы осколок, едва не рухнула на пол. — Как? Как же так случилось? Почему ты не выслала телеграмму?! Я стрясла бы с Оттавио три шкуры на билет, заняла бы у Тавы в крайнем случае!.. С тяжёлым сердцем и ватными ногами Иса рухнула на стул и вновь зарыдала. Сара, собрав острые куски, присела рядом с матерью и погладила её по спине. — Ну что ты, мама? — Лука-то застал счастливую новость? — вытирая влажное лицо спросила Иса, вглядываясь в тускло-голубые глаза дочери. Только сейчас она впервые заметила мелкие мимические морщинки возле век, которые говорили ей о том, что Сара неизвестно сколько мучилась бессонницей. Некогда густые волосы стали чуть темнее и более ломкие. Скулы выпирали при малейшей попытке улыбнуться. Иса опустила сухую ладонь на руку дочери и невольно коснулась обручального кольца, что болталось безразмерным омутом. Сара отрицательно помотала головой, поджав губы: — Нет, он сам принёс мне её во сне. В могиле, в ногах Луки, я и похоронила ребёнка. Иса смахнула со стола капли, что впитывались потемневшим деревом с потрескавшимся лаком. — Как там Тава? Вернувшись к приготовлению, нарезая тонкими ломтями свежий хлеб, Иса смахнула светлую прядку потоком воздуха. —Ты знаешь, она совсем плохая. Рак лёгких никого не щадит. Почти не встаёт с постели. — произнесла она, шмыгая. Сара огорчённо обвела глазами кухню. — Надо навестить её. Фрэнк и близнецы играли в гостиной, дребезжа железными машинками, врезаясь и издавая звуки, характерные для рычащего мотора. — Смотри, у этой машинки дверки открываются! — Ого! Это же Golden Arrow! Откуда у тебя такая?! — Мне её папа прислал, когда в Сицилию уехал.— заметил Дариен, показывая Фрэнку игрушку. — Это же английская модель, растяпа! — заметил Фрэнк, прихватив племянника за кончик носа. — Да, я знаю, знаю. Папа ведь сначала уплыл в Лондон, а потом сразу на Сицилию и уже оттуда прислал мне «Golden Arrow» почтой. Смотри, значок «UK»! Я не вру. Фрэнк покрутил игрушку в руках и хмыкнул. Машинка действительно была сделана в Англии. — Жалко только, что сам папа уже больше никогда не приедет. — подытожил Эдриен, обхватывая колени руками. Дариен поднял голову: — Ты что, с Луны свалился? Он приедет! — Не приедет, Эдриен прав. Уже никогда. С того света никто не возвращается. — сухо подытожил Фрэнки, подперев подбородок рукой. Отбросив автомобильчик, он неожиданно осознал, что ему совершенно не интересно играть в машинки, и во что-либо другое, и даже с близнецами. Фрэнк не знал, было ли это связано со смертью Луки, или с переездом в этот мрачный дом или с чем-то ещё, что называют взрослением. — С «того» света, это с какого? — Дариен непонимающе водил глазами. Фрэнк вздохнул, многозначительно вскинув указательный палец в потолок: — С небес. Дариен, услыхав это, хотел заплакать, насупившись и выставив нижнюю губу, которая задрожала, точно листик на ветру. — Ты врёшь! — бросил он, — Папа уехал на Сицилию. Мама сказала, что папа будет жить там и ему там хорошо. Эдриен покачал головой: — Она сказала так, чтобы ты не плакал, балда! — и тут же вскочил с места, когда Дариен бросился бегать за ним по гостиной. — Ты лжец! — выкрикнул Дариен, устав и отбросив попытку отомстить, швыряя в брата машинкой и та, пролетев через всю гостиную, ударилась об каминную полку, но чудом уцелела. Эдриен нахмурился: — Посмотри, что ты наделал? — крошечная дверца сиротливо лежала в золе. — Скажи, что ты соврал или я раздавлю твою машинку, а потом — тебя! Мальчики бросились друга на друга. Нервы их были на взаимном пределе. Фрэнк встал с пола и, обхватив того, что худее за грудь, швырнул через плечо на мягкую обивку пыльного дивана. — Уймитесь! Мальчики смотрели друг на друга пыша гневом, Дариен едва не плакал. — Лука не настоящий ваш папа, ясно вам? Дариен и Эдриен переглянулись. Смятение на их лицах выражалось разинутыми ртами и широко раскрытыми глазами, словно они хотели поглотить ими Фрэнка за сказанное. — Что значит не настоящий? — Как это? Фрэнк прижал палец к губам, чтобы мальчики вели себя тише, опускаясь в кресло, закидывая ноги на обивку. Близнецы сели возле него на пол и стали виться возле дяди, стирая колени бридж об обшарпанный пол. — Не биологический. — наконец выдавил Фрэнк приглушённо. — Что означает биологический? — мальчики переглянулись и посмеялись над забавным словом. Фрэнк примерно представлял, что означает это слово. Он много раз слышал о бастардах и их биологических отцах, откуда они берутся и почему их так называют, но поведать близнецам не решился. — У вас есть другой папа, и он живёт здесь, — ткнул он пальцем в обивку. Близнецы уставились на материю: — Где? В этом доме? Фрэнк взмолился: — Господи Иисусе! Здесь — имеется в виду в Лондоне, на соседней улице. Мальчики с любопытством захлопали глазами. — А разве мама его знает? Фрэнк покивал Дариену: — Конечно она знает его, чудак! Он еврей, а ещё он бандит! — угрожающе добавил юноша. Эдриен и Дариен снова переглянулись. — Еврей?! Папа говорил, что евреи, цыгане и чёрные — не люди. — Эдриен был тлетворный по натуре. — Ты тоже знаешь другого папу? — спросил Дариен, перебив брата. — Да, я знаком с ним. Он гулял со мной и Сарой ещё когда я был совсем маленьким. — Фрэнк улыбнулся. — Мы ходили в парк и ели мороженое в ресторане. Мальчики были подбиты новостью. — Я не хочу, чтобы у меня был отец-еврей. Мой папа итальянец и он на небе. — подметил Эдриен, скрещивая руки на груди. — А я лучше пойду и спрошу у мамы, так ли это. Дариен вальяжно поднялся на ноги и отправился в кухню, но Фрэнк перехватил его, преградив путь обоим. — Нет! — брякнул он строго, — Нельзя спрашивать маму. Это сильно огорчит её. И это большой секрет! Ясно? — Мальчики, завтрак! — раздался голос Исы. Близнецы недоверчиво покивали и Фрэнк пропустил их, ожидая, что кто-то из них обязательно проболтается и тогда ему не сносить головы. Сара убьёт его. — Осторожнее, сорванцы, я просыпала сахар! — запричитала Иса, оглаживая макушки близнецов, помогая им усесться за стол. Мальчики схватились за ложки. Фрэнк лишь обвел глазами стряпню и продолжил распиливать испытуемым взором мальчиков, умоляя Господа, чтобы они держали языки за зубами, раз уж он не смог удержать свой. Когда завтрак был в самом разгаре, звон ложек и бряканье чашек нарушил вошедший в кухню Дарби. — Привет, семья! Сара подняла глаза на отца: его лицо было морщинистым, виски почти полностью побелели, прежней осталась лишь плутоватая улыбка. Их взгляды столкнулись и Сара почувствовала, что отец давно уже заслуживает её прощения. Шесть лет назад Лука гладил волосы лежащей на постели Сары: они были словно шелковые. Девушка лежала возле него, прикрыв веки, и Лука тесно сжимал её в объятиях. Саре не нравилось это. После того как всё закончилось, Лука нашептывал ей всякие ласковые словечки, целовал в лоб, ласкал пальцами тонкие изгибы и клялся в любви. Сара даже не всегда понимала, о чем он говорил, но его голос действовал на Сару как снотворное, и слава Богу. — Спи крепко, девочка моя, завтра нас ждёт дальняя дорога. Наконец, Лука встал с постели, чтобы завершить кое-какие дела, проверить последние приготовления к отъезду из страны, а Сара в полудреме наблюдала, как он одевался. Она улыбнулась про себя: без одежды Лука выглядел совершенно другим человеком — мягким и угодливым, но, одевшись, становился строгим, хмурым и опасным. Сара повернулась на бок и закрыла глаза, готовясь погрузиться в сон, как вдруг громкий стук во входную дверь номера нарушил тишину. Сара резко села в постели и уставилась на Луку. Загремел пьяный голос отца, и её сердце екнуло. — Где моя дочь? Я хочу немедленно видеть свою дочь! Сара?! Сара слышала, как люди Луки пытаются успокоить непрошеного гостя. Лука направился к двери, и Сара, спрыгнув с кровати, рванула за ним, хватая того за руку. — Лука, я сама поговорю с папой. — Сара коснулась его обнажённой груди под распахнутыми краями рубашки и этот жест обезоружил мужчину. — Хорошо. Сара прекрасно знала отца и понимала, что, если он встретится сейчас с Лукой, наступит настоящий мордобой и Дарби проиграет. Оттавио увидел дочь, выплывающую к нему из спальни. Она была просто восхитительна. В белом кружевном ночном платье, с распущенными светлыми волосами. Следом за ней шёл Лука, нехотя скрывая расслабленный вид, копошась с запонками. Дарби, несмотря на опьянение, вдруг ясно осознал, что Лука сделал с ней и с Дорой, и от этого у него на душе стало еще хуже. — Я пришел забрать тебя домой, Сара. — голос Оттавио дрожал от слез, но Саре не было его жаль. Она бросила быстрый взгляд на Луку, заметив его прихмур, и снова повернулась к отцу. — Я пришел забрать тебя домой, милая. Это всё неправильно. Так не должно быть. Он не мог найти нужных слов, чтобы выразить свои мысли, но Сара прекрасно его поняла. — Я не поеду домой. — заметила Сара, — Я не могу, ведь Лука теперь мой муж. Дарби захлопал глазами — не ослышался ли он? Лука скрестил руки на груди, опустившись на боковину кресла. — Он любит меня. Правда, Лука? — Ее голос дрогнул от внутренней неприязни и Лука, выпрямившись, согласился. — Почему бы тебе не поехать домой, Дарби? Мой водитель проводит тебя. — вставил свое слово Чангретта. Наконец до сознания Оттавио дошли слова дочери. Её не надо было удерживать здесь насильно, как и Дору, — они сами хотели быть с этим мужчиной. Эта мысль ранила Дарби в самое сердце. — Ты поедешь домой вместе со мной? — не унимался Дарби. — Ты сам хотел, чтобы я вышла замуж за Луку и жила здесь, и если теперь ты заберешь меня домой, я все равно вернусь сюда рано или поздно. — Она смотрела ему прямо в лицо. — Ты можешь продолжать вертеть свой бизнес, теперь у тебя есть поддержка Луки. Отправляйся в свой клуб, отец, возвращай себе былое величие. — Здравствуй, Сара. Девушка приподнялась и Дарби подошёл к ней. Он хотел прижать дочь к груди, но понял, что его ласки будут ей омерзительны. Она не сможет уже поверить в его искренность после фальши. — Здравствуй, пап. А мы… — она обвела рукой сыновей, — А мы вот…насовсем хотели. Оттавио покорно закивал: — Как тебе захочется. Я ждал тебя и мальчиков. Сара, я… прости меня. Ты прости меня, ладно? Она простила его, уже давно. В ту ночь, когда он пытался вернуть её домой, в ту ночь, когда полез драться с Лукой. Но она промолчала. Слова не хотели сходить с губ, а язык онемел. Дарби жалобно посмотрел ей в глаза, и они сказали ей всё. Ему жаль, что так вышло, но он ничего не мог изменить. То, чего он боялся — остаться ни с чем всё равно случилось, но с разницей в шесть лет, которые стоили его дочери молодости, почти целой жизни. Дарби плюхнулся за стол. Дети хлопали глазами. Придвинув стул, Оттавио пристально посмотрел на сидящих напротив внуков, что глазели на него в ответ. Дариен и Эдриен непроизвольно повторили мимику своего кровного отца от легкой наэлектризованности обстановки: Алфи точно также опускал брови и поджимал нижнюю челюсть, если Дарби говорил ему что-то, что могло вызвать плохие эмоции. — Fallo di nuovo, ragazzo. (Сделай так ещё раз, парень.) — обратился он к Эдриену. — Cosa fare, nonno? (Что сделать, дедушка?) — не понял мальчик, возвращаясь к каше. Дарби спародировал его движение мимическими мышцами и перевёл взгляд на Дариена. Мальчики рассмеялись, а затем, нахмурились и поджали челюсти, смотря на деда исподлобья, повторив подмеченное им. В первый раз Оттавио по истине поразился их схожести со своим старым другом — Алфи Соломонсом. — Почему вы взяли жилье здесь, на Фердинанд-Плейс, а не отправились в Эссекс? Сделав глоток чая, Дарби сказал, махая кистью руки: — Ублюдки, отобрали у меня всё! Я продал заведение, продал дом там, и взял здесь, в Лондоне. Сара покивала: — Выходит, без Луки ты — ничто? Дарби сжал кулаки и, проглотив тошнотворную правду, которую отказывался признавать перед Сарой, подтвердил: — Да, Сара. Это так. Выбравшись из-за стола, девушка сходила в прихожую и принесла свою сумку. — Мам, здесь деньги. — Сара вынула пачку, которую она смогла выудить из сейфа Луки. Иса взмолилась, увидев сумму, которую Сара выложила перед ней. — Да ты что… Сара! Куда же столько? — На мебель, на всё необходимое, мам. — Сара перевела взгляд на отца. — У меня есть дом. Дарби оживился и глаза его загорелись. — Лука подарил мне его за близнецов. — Где это? — перебил её Дарби. — В Холборне. Хочешь посмотреть его, пап? Дарби воодушевился и улыбнулся Саре: — Ещё бы! Если ты доверяешь своему негодному папаше, то я бы с удовольствием. Допив чай, Сара задумчиво звякнула чашечкой о дно блюдца: — Мам, я оставлю с тобой близнецов, ладно? Мне нужно смотаться в местный банк, проверить счёт и, в общем, много куда ещё заехать…***
Сара глазела по сторонам, рассматривая высокие потолки, светлые гобелены на стенах и хрустальные люстры на потолках. Она перевела взгляд на отца. Тот подмигнул ей, она кивнула и улыбнулась в ответ. Мистер Рональд Эванс, риелтор, выхаживал в след за парой и только успевал раскрывать рот. — Я знал, что вам понравится. Здесь всё очень гармонично, не так ли? Дом очень просторный. Он наблюдал за молодой женщиной и зрелым мужчиной, которые переходили из одной комнаты в другую. Мужчина был явно сообразительным и хитрым как лис. Девушке мистер Эванс дал бы на вид года двадцать два, хотя и слышал, что ей было не меньше двадцати пяти. Чтож, должно быть, она хорошо ублажила мистера Чангретту и получила за это дом. Голос у неё приятный, выражается она правильно, но сразу видно, что не местная. Акцент висел в некоторых словах, и он был тяжёлым. Эванс наблюдал, как Сара спускается по лестнице, которая являлась предметом его гордости. Лестница была прямой, угловатой и отливающей блеском покрытого лаком дерева. Дарби зашел в первую спальню. Она была выполнена в синем и персиковом тонах, в центре стояла большая кровать с пологом на четырех столбиках, украшенная по бокам синими бархатными драпировками. — Комната для твоих мальчишек очень знатная, дорогая. — проговорил он, ступая за дочерью. Сара угукала, осматривая остальные помещения. В доме имелось три разных по размеру спален, что давало возможность уместиться всей семье в комфорте. Сара спустилась по лестнице и, пройдя по коридору, очутилась в прихожей. — Знаешь, что хочу сказать, — Сара обернулась, — что порой близнецы чертовски похожи на Алфи. Та же хмурость, тот же цепкий взгляд, та же ухмылочка. Облизнув губы, Сара приостановилась: — Лучше бы тактично промолчал. Дарби улыбнулся: — Он интересуется ими — своими сыновьями. Сара фыркнула, касаясь деревянного полога. — Ты теперь в Лондоне будешь соседствовать с Соломонсом, с отцом твоих детей, и однажды этот отец может потребовать на них права. Смех, неприятный и резкий, разрезал пространство спальни: — Ну, пусть сначала докажет, что он имеет к ним хоть какое-то отношение. Может, я отдалась какому-то матросу? Их ведь всегда хватало в нашем городе. Почесав затылок, Дарби продолжил: — Мальчикам нужен отец, милая. Тем более, если он живёт в соседнем районе. — Их отец мертв, папа. Их настоящий отец — Лука, который учил их есть с ложечки, сидеть на горшке и не падать, и даже мочиться. Да, папа, никто иной, как Лука учил их мочиться, как настоящие мужчины, стоя! Сара проглотила воздух: — А теперь ты предлагаешь мне отдать их Алфи, когда у них вышли зубы, когда они не плачут днями и ночами, когда они не пачкают пелёнки каждые пятнадцать минут? Дарби попытался её успокоить: — Я лишь хотел сказать, что они подросли и ему будет интересно узнать их. Алфи справлялся о своих сыновьях все эти годы, доченька. — Интересны? Да, пожалуй, они будут ему интересны, потому что они умеют жевать, подтираться, чистить зубы и даже завязывать галстуки. А ещё они сообразительные и развитые, не так ли? И во всем здесь заслуга моего Луки. Она взглянула на свои маленькие часики, показывая всем видом, что хочет прекратить разговор и удалиться, но Дарби был решителен. — Знаю, ты обижена на Алфи, но мальчикам нужен папа. Кто, если не отец научит их постоять за себя? Кто, если не отец понатаскает, что нужно говорить девчонкам? Кто даст им мужское начало и мудрость? Ты — одинокая женщина? Сара подкатила глаза: — О, папа, ради Бога! Всё, чему может научить их Алфи — это «шаломкать», «однакать» и ругаться матом на иврите! Может, ещё математике, гнать ром и крутить бизнес из ничего… Сара задумалась. Какая-то польза в нем, возможно, действительно была. — Дети потеряли одного папу, и им может быть приятно обрести нового, не так ли? — Ладно. Мне нужно идти. Остальное проверишь сам. И убедись, чтобы к вечеру привезли всю заказанную мебель, хорошо? Сара вышла из дома и мужчины переглянулись. Дарби, почувствовав себя хозяином, ухмыльнулся: — Как насчет бокала виски, мистер Эванс? — С удовольствием, мистер Сабини. Сделав глоток, Дарби тут же провалился в воспоминание. Этим утром он вошёл в небольшое заведение, именуемое «Гарцующий пони» и раньше оно принадлежало его зятю — Луке. Пройдя в сопровождении в маленький кабинет, Дарби издал стон, будто кто-то резко ударил его по хребту. «Ох уж эти превратности судьбы» — пронеслось в его голове, когда он увидел своего второго потенциального зятя — Алфи Соломонса, и осознал, что теперь, это заведение принадлежит ему. Алфи встал с места и театрально вскинул руки: — Шал-о-м, Дарби! Шал-о-м, дружок! Как твои дела? Дарби бросил презрительный взгляд на его сияющий стол, на свору документов и проскрипел, сцепив зубы. — Алфи? — тень вопроса не затаилась, как и удивление от местонахождения еврея в этом местечке, — Доброе утро. Соломонс мог подождать. Он уже много раз играл в эту игру раньше, угрожающе приближаясь к Сабини. — Ага, доброе. — Может выпьем для начала? — спросил Дарби и Алфи сразу же понял, что любая сделка, какую он не предложит, состоится. Алфи подошел к маленькой полке, схватил два бокала и небрежно плеснул в них темного рома. Протянул пойло старому другу и уставился на него. Дарби поднес бокал к губам и сделал осторожный глоток. Алфи поймал его незатейливый взгляд. — Я не пью, приятель. От слова совсем уже шестой год, как и не торгую ромом. Не то, чтобы это не прибыльно… Скорее, непростительное моё прошлое и любовь к женщине обесценивают как напиток, так и сам бизнес. Дарби сделал еще глоток и Алфи отодвинулся от него, чувствуя поднимающийся в воздух фимиам разлитой некогда бочки, олицетворяющей его дешевизну и горькость. — А ты, я слышал — пропал, так? Заведения сошли как вагоны с рельс, м? На что ты кормишь Ису и сына? Таскаешь им объедки из паба? К слову, малец твой со дна жрать не будет, от того не пропадет — воровская рука у него знатно намётана. Дарби молчал и дергал веками. — Я слыхал и о твоём горе. Зятёк твой скоропостижно скончался. Какое горе, Дарби. Бедная Сара, несчастная девочка, осталась с двумя детьми и папашей-обормотом. Что же с ней будет? Кто защитит её наивную душу, друг мой? Дарби допил и поставил бокал на стол. — Не забывайся, жидёнок. Хмыкнув злее, чем обычно, Алфи сказал: — У тебя теперь недостаточно авторитета, чтобы поправлять меня, мой милый, как и для того, чтобы уберечь свою дочь от несчастий, что так и будут цеплять её за задницу в Лондоне, правда? Спустя какое-то время Сабини тихо сказал: — Правда. Алфи подошел к столу и вынул из ящика пачку денег, а когда повернулся к Дарби лицом, то смело швырнул её. Как только Оттавио подобрал её — сделка была заключена. — Подсоби своей дочери признать прошлое и моё отцовство. В противном случае, суд будет на моей стороне и мы в глубине души оба это знаем, так? Деньги вращают землю, мистер Сабини.