***
Через тысячу тёмных ночей он снова появился, состроив сожаление, чтобы быть рядом и напоминать ей о горестном прошлом.
Алфи удобно устроился на парковой скамейке, держа в руке газету, которую он вовсе не собирался читать, обводя в ней результаты вчерашних скачек. Рядом с ним расположился его водитель. Со стороны это выглядело как случайное соседство двух примерно похожих по типу мужчин, изредко переговаривающихся между собой. А о чем — никто слышать не мог. — Знаешь, приятель, — начал Алфи, вынимая из газеты снимки близнецов, — Вглядываясь в лица сыновей минутами, а порой и часами, мне чудится, что они совершенно разные. Нет, серьёзно. Мало того, они отзеркаленные. У одного левая бровь выше, у другого — правая. Забавно, да? Его помощник согласно кивнул. Алфи поджал челюсть и лениво взглянул на часы, отметив время. Вот уже четвёртый день после тихого часа близнецы прибегали в парк, чтобы поиграть в тени деревьев и наглотаться чистого лесного воздуха. Предыдущие пару дней с ними приходил Фрэнк, но сегодня они были одни. Их дом находился совсем рядом, поэтому сопровождение, вероятно, не требовалось. А наказ Исы не убегать далеко влетал в одно ухо, а вылетал из другого. Алфи вскинул глаза на ворвавшиеся в тишину парка крики, потрепав по загривку виляющую у его ног хвостом собаку Сару. Дариен и Эдриен, выбравшись на солнечную лужайку, катастрофически близко к еврею, принялись играть в мяч, подальше от шума галдящего города. — Они здоровые, как бычки. — улыбнулся Алфи, высматривая загорелые мордочки, обросшие мясом косточки и, в целом, здоровый вид малышей. Один из мальчиков радостно засмеялся, вскинув руки, делая попытку поймать небольшой резиновый мяч. Тот перелетел точно сквозь подготовленное кольцо рук и помчался по траве. Сара, возбужденная детскими криками, рванула с места за катящейся по траве игрушкой. Дариен с визгом побежал по лужайке, теряя сандалии, желая успеть за мячом быстрее собаки, но та догнала ребёнка и невольно опрокинула на траву. Алфи инстинктивно вскочил, испугавшись, что мальчишка ушибся, но тут до него донесся звонкий заразительный смех. Второй малыш стал оттаскивать собаку, пока первый лежал под ней и верещал от щекочущего шею влажного и шершавого языка. Мужчины, сидящие на скамье, усмехнулись. — Они настоящие чертята, мистер Соломонс! Братья стали играться с собакой, и Сара, игриво схватив в зубы мяч, бросилась прочь. Близнецы подбежали за ней, хохоча и взрываясь звонкостью голосов. — Отдай нам мяч! — Ты же прогрызешь его, глупый! Сара, оглядываясь, то сбавляла ход, то увеличивала, довольная игрой, хотя на самом деле это была настоящая погоня. Она ловко маневрировала, роняя малышей на траву в их светлых матросских костюмчиках с бордовыми воротничками. Алфи наблюдал за этой картиной и, когда желание прикоснуться к собственным детям переполнило его, он громко подозвал собаку. — Эй, Сара! Ко мне! — скомандовал он хриплым голосом, прочищая горло, чтобы смягчить тон и не испугать детей, — Иди-ка сюда, дай мне взглянуть, дорогуша, что ты там нашла? Собака подбежала к хозяину, демонстрируя улов, извиваясь в его руках, довольная собой. Когда запыхавшиеся мальчишки подбежали к еврею, сердце у него сжалось. Они робко улыбнулись Алфи, и того будто пробило высоким напряжением тока. Момент знакомства, наконец-то, настал и Алфи было трудно совладать с собой. Он так боялся не понравиться малышам. — Посмотри, ты отобрала у парней мяч, негодяйка! — голос его слабо задрожал, а часть фразы осипла. Близнецы настороженно приблизились к хозяину собаки, осматривая его чёрный жакет с пристеганной цепью часов, расслабленный на одну пуговицу ворот белой рубашки, рукава которой он тщательно закатал. В такой зной — ещё бы! Его коротко подстриженные волосы выражали лёгкую небрежность, уложенные набок. Серые глаза его были как у мошенника, и в совокупности с хитрым взглядом дополняли друг друга. — Негодяйка? Это что, девочка? — спросил Дариен, опускаясь на колени, касаясь собаки, и Алфи растянулся в ответной ухмылке. — Да, и это очень озорная девочка, однако. — Однако. — прыснули Эдриен и Дариен над странным словом. — А как её зовут? — вставил один из них свой вопрос. — Сара. — Алфи отобрал у собаки мяч и, обтерев о траву, стал крутить в руке, не возвращая детям, боясь, что они заберут его и убегут, изредка посматривая на их розовые лица. — Сара?! А разве это собачье имя? — спросил Эдриен придирчиво, пытаясь поймать взгляд мужчины, а Дариен осторожно трогал ошейник с медальоном. Видимо, собаке понравились дети, или же она почуяла знакомый запах тела, схожий с запахом хозяина, исходящий от них. Сара смело положила грязные лапы на колени близнецов, пачкая их светлые шорты. — Сара! Фу! — отозвал её Алфи, набираясь слов, чтобы познакомиться с близнецами, взвешивая, что лучше сказать и о чём промолчать. Эдриен вытянул ладонь над мордочкой собаки и невольно улыбнулся, когда она прикоснулась к ней языком. — А какая это порода? Похожа на… — Он заглянул бородатому мужчине в лицо, и слова застряли у него в горле: мальчик будто посмотрел на себя в зеркало, только на тридцать лет вперёд. — Она — доберман. — парировал Алфи, не прерывая взгляда. — А я — Альфред. Шалом. — протянул он раскрытую ладонь и мальчики поочерёдно пожали её. Одному Всевышнему было известно, как Алфи боролся с собой, чтобы не схватить мальчиков и не прижать к своей груди. Эдриен и Дариен, приняв рукопожатия, медленно проговорили, точно в унисон: — Что значит «шалом»? Ответ не заставил себя ждать. — Это такое приветствие на языке иврит, — стал распаляться Алфи, — означает «мир вам», ага? Мальчики учтиво покивали. — А мы не встречались с вами раньше? — вдруг поинтересовался Дариен. — У меня такое чувство, словно я вас знаю. Алфи хотел сказать, что-то вроде: «Конечно ты меня знаешь, глупыш. Я ведь твой папаша. Но, по стечению обстоятельств мы виделись лишь однажды, сразу после вашего появления на этот негуманный свет. Вам было не больше десяти минут от роду.» Но вместо этой тирады он отрицательно помотал головой. — Боюсь, что ты ошибаешься, дружок. Малыши переглянулись и Алфи поспешил исправить собственную скупость. — А я знаю вашу маму. Её ведь зовут Сара, так? У вас её глаза. Алфи и близнецы смотрели друг на друга. Они были похожи на отца — тот же овал лица, те же скулы, той же миндалевидной формы глаза, только цвет их сиял чистой голубизной. Эти мальчики были словно плевок из его рта, как выразилась Тава. Они обещали вырасти красивыми, а если помимо внешности они унаследуют натуру матери, тогда они станут просто отличным ребятами. — Да, как и вашу собаку! — весело заметил Дариен и Алфи согласился. — Скорее, эту собаку я назвал в честь вашей мамы. — улыбка не сходила с его губ, пока он любовался детьми, а те стеснительно опускали глаза и поочерёдно тискали собаку. — Сегодня весьма жаркий денёк. Хотите мороженого? — нарушил повисшее молчание Алфи, выражая голосом надежду на их согласие. — О, да! — глаза Эдриена засияли. — Да! Пожалуйста! — добавил за него брат. Алфи встала с места и протянул Дариену мяч, и они направились к выходу из парка. Малыши держали Алфи за руки, и болтали о всякой всячине. Помощник со страхом посмотрел, как они идут впереди него. — Это не самая хорошая идея, мистер Соломонс. — негромко проговорил молодой мужчина. — Да? — нахмурился Алфи, глянув на него через плечо, — Я имею полное право водить их туда, куда захочу, понял? Помощник не ответил, и поспешил к машине. Алфи и близнецы болтали и наслаждались обществом друг друга, подходя к автомобилю. Он рассчитывал, что произведёт на них должное мужское впечатление отливающей блеском машиной, но мальчики оказались более чем конкурентоспособными. — Это ваша машина? — Да, это Duesenberg. — уверенно сказал Алфи, опираясь о капот. — А какой у неё кузов? А коробка передач? — перебивали его мальчики. Алфи усмехнулся: — Вижу вы в восторге. Близнецы деловито хмыкнули. — У нашего папы вообще-то «Maybach» с двенадцатицилиндровым двигателем! — смело бросил Эдриен. — Четырехдверный и ярко-красного цвета! — гордо заявил Дариен. — Разгоняется до 145 километров в час! — перебил его брат. — А ваша машина вряд ли разгонится больше сотни, как не дави на педаль! — заверил еврея Дариен, вальяжно поправив на бок светлые волосы, с довольной ухмылкой. — Папа вообще говорит, что Duesenberg покупают или «обрезанные» или сами немцы. Что он имел ввиду? — пожал плечами Эдриен. — Бог ты мой…— взмолился Алфи, с большим трудом насмехаясь над самим собой, — Ладно, кто хочет мороженого? Через полчаса Алфи сидел на той же скамье, слушал мальчишеские рассказы и упивался ими. Близнецы, догадавшись, что перед ними заинтересованный слушатель, с жаром повествовали обо всех своих делишках, похвальных и не очень. Алфи и подумать не мог, что пятилетки переживают такую насыщенную жизнь. Доев мороженое первым и облизнув руки, Эдриен вскинул руку. — Я первый! Дариен как бы не старался, а за братом успеть не мог. Вытерев свои тонкие пальчики носовым платочком, он благодарно улыбнулся. — А почему мы отправились за мороженым в лавку? Его ведь продают и на улице! Алфи улыбнулся: — Я всегда покупал мороженое вашей маме в лавке у Грира, и оно казалось ей самым вкусным. Следовательно, должно понравиться и вам. Занимательно, что вы выбрали то же, что и выбирала в своё время она — с шоколадной крошкой. — Но, ведь если брать с шоколадным соусом, то можно сильно запачкаться, мистер Соломонс? Алфи нехотя и без аппетита откусил кусочек вафельного рожка, рассмеявшись: — Любопытно, да? Она считала точно также! Час, проведенный с близнецами, сделал Алфи совершенно счастливым. — Ну, значит, мы съели по мороженому, и мы прекрасно поболтали, да? Теперь, парни, вам пора возвращаться, иначе мама потеряет вас. Направляясь домой и выйдя на нужную улицу, Дариен сказал: — Я думаю, что нам не стоит рассказывать маме о вас?.. Вдруг, она решит, что вы дружите с нами, а с ней не захотели. Но вы мне понравились. А тебе, Эдриен? Второй мальчик согласно покивал. Алфи с облегчением улыбнулся. — Я думаю, тут ты прав, дружок. Вашей маме я ни капельки не понравлюсь, и вряд ли она вообще нуждается во мне. Но ведь мы можем сохранить в тайне нашу дружбу, не так ли? Мальчики похихикали. Вышедший из дома Фредди Сабини спешил вниз по улице, как неожиданно наткнулся на Альфреда Соломонса, держащего за руки близнецов. Он остановился на противоположной стороне тротуара, вбитый в землю. Алфи, заметив его, отпустил мальчиков и, предупреждающе помотав головой, сложил пальцы правой руку, имитируя жестом пистолет, который прицелившись, выдал выстрел. «Молчание — твоё спасение, приятель.»***
Сара сидела на полу новой спальни и перебирала свои старые вещи. Она нашла временную подработку в небольшом магазинчике, и половину дня занималась торговлей и выкладыванием товаров на полку, а другую половину проводила дома, создавая уют. Сара наткнулась на маленькую железную коробку из-под рождественского печенья. Там лежали старые снимки, открытки, записки и золотые безделушки, которые дарил ей Алфи, но носить их в то время было слишком опасно. Сара взяла в руки снимок с подписью от тысяча девятьсот двадцать первого года. На нем был изображён Алфи, прижимающий к себе юную мисс Сабини за талию в заведении, где мерцал яркий свет и пышность залов. Его лицо выражало надменную уверенность в их завтра, а на губах играла лишь лёгкая полутень ухмылки завоевателя. Сара всмотрелась в лицо Алфи, и вспомнила тот вечер, когда был сделан этот снимок, перебирая в руках подаренную им подвеску. Алфи шёл позади Сары. День клонился к закату, а значит, её курсы закончились ещё три часа назад и она прилично опоздала домой. Но ей почему-то впервые было наплевать. Титаническое спокойствие царило в душе. Воздух был весенним и свежим. Улицы пропитались пыльцой, а дома бросали приветливые тени. Небо было почти чистым, мягко-голубым и лишь редкие объёмные облака просачивались через эту призму. Некая дымка тянулась вдоль горизонта. Сакуры и магнолии отцвели и теперь украшали город зеленью. Сладкие нотки воодушевляли Сару и переполняли эмоциями. Это был необычный вечер. Её сердце переливалось счастьем от общества Алфи и тоской, что расставание настигнет их уже совсем скоро, Саре придётся возвращаться домой к своей обычной, дотошной жизни. Обернувшись, она посмотрела ему в лицо. Алфи быстро поднял серые глаза и Сара могла предположить, что он оглядывал её фигуру. Для неё Алфи был настоящим красавцем. Саре нравилось в нём всё: миндалевидные глаза, свинцовые и переполненные думами с некой хитрецой в уголках; острый нос с раздувающимися крыльями при глубоком вдохе; припухлые и розовые губы. Сара изучала его насмешливый взгляд — так, она считала, могут улыбаться мужчины только из хорошего общества и крайне высокого статуса. Злая складка рта, чуть лукавая, была предметом её интереса — ей так хотелось прижаться к ней своими губами. В глазах Алфи, стоило ему подойти ближе, немного суровых по себе, в этот миг играли озорные огоньки. Сара и не знала, что его глаза могли быть такими озорными и мечтательными одновременно. Казалось, он влюблен. На самом деле, она видела в Алфи то, что ей хотелось видеть, как и всем девушкам. Она годами придумывала свой собственный образ любимого мужчины и, казалось, вот он, стоит перед ней. Алфи подошёл ещё ближе, так, что Сара почувствовала тепло его тела. Его глаза были туманными, переполненные желанием. Но он в тот час же не поддался желанию, а запустив руку во внутренний карман вынул красивый сверточек и протянул девушке. — Тебе, — проговорил он, — Хочу, чтобы ты надела это сейчас. Сара судорожно вздохнула и, улыбнувшись, взяла в руки подарок. Она развернула его и волна восторга снова захлестнула её с новой силой. Сара подняла к Алфи счастливое лицо: — Просто прелесть! Такая красивая! Это была золотая подвеска, сделанная в форме полуовала, внутри которого красовалась первая буква её имени, отливающая блеском белого золота. Она ярко сияла на её ладони и переливалась. У Сары перехватило дыхание. Алфи ухмыльнулся, наблюдая, в какой неописуемый восторг она пришла от подарка, и сказал: — А знаешь, я подумал-таки, даже над именным зажимом для галстука, потому что твой болтается во все стороны, да? Сара улыбнулась. Алфи был не Алфи без замечаний и некого общего недовольства, которым был переполнен. Во всяком случае он знал, что при удачном раскладе этот подарочек мог бы послужить неплохим вложением в будущее. Алфи завладел этой подвеской несколько дней назад, когда его люди приволокли всякую всячину после грабежа со взломом. Соломонс напряжённо и тщательно изучал каждую добытую ценность под увеличительным стеклом и когда увидел подвеску с буквой «S», то, на своё удивление, он вспомнил о Саре. Завернув её в бумажный свёрток, он решил, что это украшение подойдёт ей. Алфи, само собой, никогда не испытывал мук совести, когда брал чужое, не коим образом не принадлежащее ему. Он знал, сколько стоит эта безделушка и для него это было мелочью. Алфи преподнес это так, чтобы Сара ощутила его этаким щедрым ухажером, преподносящим ей такие ценные подарки и не требуя ничего взамен. В следующий же миг он притянул Сару к себе напористо, заставив её немного испугаться от настойчивости. Алфи же, пару раз коснувшись её носа своим, обрисовав две-три линии, понял, подходит ли ему её запах кожи, а ей — его, и уже после поцеловал в губы. Сначала это было нежно, очень ласково. Его губы были мягкими, слегка горьковатыми после кофе и терпко пахли чем-то сладковатым. Они действовали так умело, что Сара почувствовала собственную несостоятельность в первую же секунду. Её нервозность отдавалась редким подрагиванием тела и стуком зубов, но Алфи это не сильно тревожило. Когда же он попробовал коснуться её языка своим, то Сара ощутила скользкость, прошедшую по зубам. Его язык шастал у неё во рту в ожидании того, что додумается она, черт возьми или нет, разомкнуть зубы и Сара отпрянула. Чувство лёгкой антипатии к данному действию побеспокоило, но она списала это лишь на непривычку. Ещё бы! Они были знакомы всего неделю и Сара позволила Алфи поцеловать её с языком или, выражаясь его манерой, «в засос». Сара тлела от стыда, опустив голову, как нашкодивший щенок. Алфи облизнулся и, судя по той паузе, которую он выдержал, понимал, что это было её первым опытом. — В первый раз всегда так — неуклюже и рвано, так? — сдержанно спросил её Алфи, осторожно заглядывая в глаза. — У нас, таки, ещё будет время, чтобы научиться. С каждым разом будет получаться всё лучше и лучше, да? Лучше и лучше… — вторил он тише и, произнося это, он снова был рядом с той же настойчивостью и касался губами её уха, пытаясь внушить ей, что всё происходящее естественно. Сара откликнулась на его ласку. В его объятиях ей было хорошо — в них она чувствовала себя в безопасности, а вне — отрешенно и неуверенно. Именно такое чувство вселял в неё Алфи Соломонс, как и многим другим женщинам. Стоя в его объятиях, отвечая на ещё одну попытку «идеального» поцелуя, Сара боялась только самого Алфи и его непредсказуемости. Он смотрел ей в лицо. Смотрел и не думал, что собирается делать дальше, лишь придирчиво рассматривал её личико. Оно было обычное, слишком простое для такого, как он. Алфи смотрел на неё и не представлял, красивые ли у него от Сары могут получиться дети. Обычно мужчины задумываются об этом, когда видят симпатичную девушку, планы на которую могут иметь множество пунктов, длинною в жизнь. В тот миг Саре и в голову не приходило, что она еще ребенок. Ей было всего шестнадцать. Думал ли об этом Алфи? Скорее всего, да. Он был таким человеком, который никогда не упустит деталей, важных ему деталей. Ему нравилось её созревшее тело и мозг, который был готов, как он выражался, думать за двоих. Таким образом, Алфи был уверен, что Сара могла брать и нести ответственность за всё остальное. Так было положено. Он, например, в её возрасте работал в две смены. А она робела от каких-то поглаживаний. Что за поколение? Но всё же происходящее Саре нравилось, и она могла винить за это только себя. Она сама хотела, чтобы так случилось, чтобы Алфи поцеловал её. И она это получила. «Никто меня влюбляться него не просил.» Для своего возраста и статуса Алфи вёл себя почти сентиментально. Он же первым напомнил Саре о том, что уже почти восемь и им пора ехать, иначе её родители будут крепко волноваться. Он вызвался проводить и они отправились по известному адресу. Возле дома, перед тем как расстаться, Алфи поцеловал Сару в лоб, в качестве демонстрации на случай чьих-то глаз и улыбнулся: — Беги, Сара, — всего-навсего, но эта скупая ласка неосознанно привязала её к нему на всю жизнь. Сара вернулась из лабиринта памяти и уселась за стол, чтобы перечитать любовные записки от Соломонса. Она впилась в его косой почерк, когда услышала, что открылась парадная дверь. Как всегда, она обрадовалась своим мальчикам, поднимая глаза и врезаясь в снимок мужа. Лука улыбался ей с противоположной стены и Сара почувствовала себя тяжело. Комната и фотография мужа растаяли, а на их месте появилось лицо Луки в гробу. Сара снова почувствовала твёрдость его черепа и жёсткость его некогда мягких и густых волос под ладонью, а на губах ледяное касание белых губ и запах формалина. Близнецы поднялись на второй этаж и, как вихрь, ворвались в её комнату. — Привет, ребята. Как у вас дела? — Сара проморгалась, смахивая с век слезы. Она задавала им один и тот же вопрос каждый день, начиная с раннего детства, и они всегда отвечали одинаково: — Порядок, мам. Сара закатила глаза, изображая раздражение. — Надеюсь, это действительно так. Оба мальчика робко улыбнулись и промолчали. Дариен добрался до материнской кровати и, рухнув на неё, наткнулся на перевернутую маленькую фотокарточку, пока Эдриен прыгал на постели. Сара сложила всё в коробку и подняла глаза. Дариен держал в руках изображение Алфи в военной форме и пристально рассматривал его. Эдриен подскочил к нему и заглянул в снимок. Это был тот самый мужчина, который угощал их мороженым часом ранее. — Мама, а…? Сара кинула взгляд на снимок и отобрала его из рук сына, натягивая маску непринуждённости. — Как насчет обеда, мои хорошие? — Нет, мы сыты. — ответил честно Эдриен, и тут же прикусил язык. — Ещё не успели проголодаться. — обиженно подытожил Дариен, сползая с кровати. В это мгновение он наткнулся на фотографию, висящую над кроватью, где был изображён его папа, держащий его и Эдриена на коленях с счастливой улыбкой на устах. Дариен боялся вспышки и тогда Лука сказал ему: «Non aver paura di niente finche 'Papa' e ' con te, figliolo."(Ничего не бойся, пока папа с тобой, сынок.) После этого Лука резко защекотал близнецов, заставив их рассмеяться. Сара поджала губы, пряча прошлое в коробку, не обращая внимания на огорчение, что выражало лицо Дариена. — Кто хочет вечером сходить со мной навестить бабушку Таву? Она так вас любит и скучает. Мальчики кивнули, покидая комнату. Дариен думал о папе, ощущая совсем не детскую тоску. — Я знаю о чем ты думаешь, но поклянись ничего не говорить маме? — Эдриен посмотрел на свою копию, уставившуюся на него у перил. — Но, я хочу узнать! — заявил Дариен, ступая по лестнице, точно бегемот. Эдриен вскипел, хватая брата за рукав: — Сейчас я тресну тебя, да так, что даже у твоих праправнуков башка будет болеть, понял? Ничего не говори маме! — Но, что если это и правда «он»? Эдриен кивнул: — Это он — наш папка, я точно знаю. Ты видел его глаза? А нос? Такой же длинный, как и у тебя! Дариен потёр кончик: — И у тебя! — отмахнулся он, — Но как же тогда наш папа номер один?! Вдруг однажды он вернётся, а у нас уже есть новый папа? Эдриен нахмурился: — Он умер, глупец! Его схоронили! Я слышал, как бабушка обсуждала это с сеньорой Бруно! Сколько раз ещё тебе нужно сказать, чтобы ты запомнил и не напоминал мне о папе? — чуть не плача заявил Эдриен, ударяя брата локтем, освобождая себе дорогу. Дариен шмыгнул, стирая слёзы, что смочили его розовые от беготни щёчки. Он плакал ночами и тосковал по Луке, и Сара об этом знала, она слышала его всхлипывание, слышала как он зовёт Луку по-итальянски, но не могла сказать ему правду. Она боялась ранить его. — Куда ты? Эдриен обернулся: — Не знаю как ты, а я, перед тем как ехать к бабушке Таве, переоденусь. Вдруг «он» тоже там будет. Мы должны выглядеть красиво, чтобы он смог полюбить нас. К тому же, его собака испачкала мои шорты! Дариен побежал вниз по лестнице: — Тогда поскорее бы вечер. Я очень переживаю. Нетерпение Дариена рассмешило его близнеца. — После сегодняшнего дня пути назад не будет! — констатировал Эдриен, врываясь в уборную и открывая кран. Вошедший за ним Дариен пожал плечами: — Ты говоришь как наш дедушка. А вообще, я не хочу идти назад. Наоборот, не могу дождаться, когда мы с «ним» подружимся.***
В жилище Алфи Соломонса горел свет. Тава жила с сыном и кучей слуг. Сара постучала в железную дверь и Тава сама открыла им дверь. Миссис Соломонс, которой было около шестидесяти, уже не вставала с постели. Она усохла, лишилась прежней силы. Питалась она только бульонами да молоком, и тем не менее ее ум был по-прежнему острым, как кинжал. Она поприветствовала Сару и близнецов счастливой улыбкой. — Здравствуйте, мои утятки! Здравствуй, Сара! Сара крепко обняла пожилую женщину, как та разразилась тяжёлым кашлем. — Как вы? Тава махнула рукой, мол, и говорить об этом не стоит. — Ну, парочка красавцев! Заходите, поглядите на свою старую бабушку Таву! — просипела она, почти бодро проскальзывая в гостиную. Сегодня с самого утра она чувствовала неестественное облегчение и прилив сил, прижимая к себе своих маленьких внуков. Близнецы помогли ей подняться в свою комнату и сели по краям ее кровати, и каждый взял в руку её тонкую кисть. Сара застыла на пороге. Тава устроилась в постели и глаза ее сияли, она улыбалась. — Подойди, милая, поговори со мной минутку. Сара удивленно воскликнула: — Тава, вы так счастливы? У вас безумно горят глаза! Тава жутко улыбнулась: — Я очень счастлива рядом с моими прекрасными внуками. Спасибо, что привела их. Присядь ненадолго. Мне хочется поговорить с тобой. Ты всегда хорошо ко мне относилась, Сара. Девушка села на стул. При свете падающих в закат лучей солнца она разглядела на лице Тавы лихорадочный румянец. — Ты помнишь, как в их возрасте ты любила играть с Алфи в прятки? А как однажды Альфред запер тебя в подвале? Сара рассмеялась, а близнецы лишь навострили слух. — Мне было девять, и это было за то, что я поцеловалась с соседским мальчишкой за два шиллинга! Алфи застал меня в каморке, где раньше вы настирывали ткани. Я чуть не отдала душу Господу, увидев его взгляд! Смех разорвал Таву и она забавно замахала руками. — Тогда он дал мальчишке подзатыльник, а меня отвёл в подвал и закрыл дверь, оставив в кромешной тьме. Он подпёр дверь отверткой, и я стояла там, зная, что под ногами у меня копошится целый рой тараканов! Тава кивала, смеясь как в последний раз. — В итоге, обмочив свои портки и ботиночки, я завизжала на весь квартал! Алфи выпустил меня со скоростью света, но мама всё равно стала гоняться за ним по всей улице и хлестать мокрым полотенцем! Тава вытерла скупые слезы: — Да. Мы тогда здорово насмеялись. — Мне нравилось проводить у вас выходные. — заметила Сара, крепко сжав руку женщины. — А помнишь как ты набарахталась в леденющей Темзе и заболела? Сара нахмурилась, пытаясь припомнить. Тава провела рукой по лицу и заговорила вновь: — У тебя выявили коклюш. Я и Иса по очереди сидели возле твой постели. Как-то ты начала задыхаться и мы с твоей матерью не знали что делать. Иса забила тревогу, тогда Алфи принёс миску с горячей водой и держал над ней твою маленькую головку до тех пор, пока приступ не прекратился. Сара растерянно развела плечами: — Я и не знала, что это был Алфи. Я думала в ту ночь приходил папа. Мне казалось, я запомнила его руки. — Ты кашляла, стонала и плакала; стонал и Дарби. Ты обливалась потом от сильнейшего жара, обливался потом и твой папаша. С одной лишь разницей: ты едва не погибала, а он это время развлекался, барахтаясь в кровати с какой-то итальянской девкой. Сара облизнулась: — Не думайте об этом, Тава, дорогая. Лучше помечтайте о том, что скоро вам станет лучше и выйдете на прогулку с близнецами. Тава натянуто улыбнулась. — Ты знаешь, это смешно, но я чувствую себя намного лучше. Правда, намного лучше. Сара погладила её руку и сказала: — Вы и выглядите просто замечательно. Расправив одеяло, Тава внимательно посмотрела на девушку: — Сара, пока ты здесь, могу я попросить тебя об одном одолжении? — Разумеется, я всё для вас сделаю, — кивнула Сара. — Мальчики будут свидетелями: я хочу, чтобы ты дала моему Алфи крошечный шанс, когда меня не станет. Сара отвела голову, поджимая губы. — Знаю, он не заслуживает этого, не заслуживает права быть отцом. Но я хочу верить, что он изменился, что им движет любовь к тебе. — Тава сглотнула липкую слюну, — Только не при мне, дорогая. Я погибну духовно, если пойму, что он прежний! Сара неохотно кивнула. Это было вымученно, но она согласилась в знак уважения. — Знаешь, а я ведь помогла тебе появиться на свет. Сара вскинула брови от удивления. — Я держала твои ножки, когда Иса выталкивала тебя наружу. Акушерка заплюхалась с водой, и она бы не успела поддержать тебя. Ты была такой маленькой. Сара улыбнулась через слезы. — Я любила тебя, Сара, больше других, даже чуть больше, чем собственного сына. После этого ты стала для меня будто мой собственный младенец. Я помогла тебе войти в этот мир, и почувствовала будто сама родила такую прелестную девочку. Сара пропиталась безграничной любовью к этой женщине и крепко прижалась к ней, вдыхая знакомый и родной запах. — Хотите чаю? У вас пересохли губы. — Да, умираю от жажды. Сара приподнялась и стала собирать пустые чашки. Мальчики приблизились к бабушке и крепко сжали её горячие руки. — Как вы себя чувствуете? Тава обвела глазами мальчишечьи ладошки: — До чего отцовские у вас лапы! Даже форма ногтей, и та его! Вот так природа… Она окинула обоих проницательным взглядом и ребята улыбнулись. — У вас мамины глаза, вы знаете об этом, мои цыплятки? Волосы у вас светлые и густые, как пшеничное поле! А кожа! Надо же, она чуточку смуглая! Вы истинные ашкеназы, вот что я скажу! Тава обвела их довольным взглядом. У мальчиков наблюдались черты ашкеназских евреев: широкие лбы, лица узкие, межглазничное пространство небольшое, глаза чрезвычайно живые, носы прямые, пока курносые, с подвижными ноздрями, губы припухлые, впрямь как у отца. Сара криво ухмыльнулась, покидая спальню с подносом посуды. Её мальчики были действительно чуть смугловаты. Но они могли быть как еврейскими, так и итальянскими детьми. Миссис Соломонс радуется очевидному: что её внуки, рождённые от чистокровного еврея, выглядят как евреи. «Ну и дела!» — подумала Сара, передавая три пустые чашки прислуге. Наказав той поставить цветы в вазу, она принялась разбирать сетку с фруктами, пока чайник грелся на плите. Сара нарезала и разложила по тарелке апельсины, наблюдая в окно кухни севший на Лондон первый полумрак. Она слизала сладкую цитрусовую каплю с руки и вздрогнула, услышав какой-то шум позади себя. Сара резко обернулась. В пороге, оперевшись о косяк, стоял до боли знакомый мужчина. — Бог мой! Алфи, — прошептала она робко, касаясь запястья губами. — Удивилась? — голос этого мужчины никогда не менялся, и Сара словно перенеслась на двенадцать лет назад, когда он сошёл с поезда в своем парадном мундире с открытым воротом и узкими лацканами, с пятью пуговицами с эмблемой полка. Под ним светло-зеленая рубашка с галстуком. На голове чуть приподнятая фуражка. Алфи улыбнулся своей непринужденной улыбкой, которую она так хорошо знала. Хотя они в течение многих лет после расставания встретились всего два раза. В первый раз во время рождения общих сыновей, а во второй раз — случайно, на рынке в Камдене, а при встрече соблюдали «официальную» вежливость. — Ну, ты хоть чуточку рада мне, Сарра? Она стеснительно улыбнулась, обводя глазами его стан. Всё тот же стиль, та же манера говорить, тот же прищур. Алфи молча приблизился к ней, впиваясь взглядом. Оба чувствовали, что их по-прежнему тянет друг к другу. Надвигавшаяся ночь усиливала напряжение. Сара невольно вспыхнула краснотой под его растлевающим взором, и Алфи едва не рассмеялся, задевая её сложенные пальчики, липкие от сока. Его губы, припухлые и розовые, под золотисто-каштановой бородой коснулись её кожи. — Ты такая сладкая. Она смущённо улыбнулась. — Я-я… — зарделась Сара под его обаянием, как юная девочка. — Я нарезала апельсин и… Лицо Алфи сделалось серьезным. Глядя сверху вниз в бездну её голубых глаз, сказал: — Он здесь не причём. Сара смутилась. Он пришел — живое воспоминание о ее прошлом, ее юности, ее прежней жизни. Она приоткрыла губы, и Алфи, подхватив её за талию, крепко поцеловал. Он с силой протолкнул свой язык ей в рот, и Сара не сразу, но ответила ему. Она опустила руки на его шею, провела пальчиками по его покрытой щетиной шее и почувствовала себя в желанных мужских руках, вдыхая знакомый шлейф его сильного тела.***
— А кто такие ашкеназы? — спросил Дариен. — Это значит, что вы потомки европейских евреев. — улыбнулась им Тава. — Разве хорошо быть евреем? — Эдриен насупился. — А разве плохо? Этот подлец, Дарби, водил вас за нос, обличая наш великий народ? Ну так послушайте меня. Когда люди видят перед собой избранный народ, то это значит, что их победили, ясно? — Значит, мы избранные? Тава улыбнулась: — Всё так, мой хороший мальчик. Как и ваша мама. Вы родились от избранной еврейской души. Вы не могли быть иными. Эдриен и Дариен улыбнулись. — Подойдите ближе, мои внучата. — она вынула из-под подушки крошечный тканевый свёрток и из него вытекли две звезды Давида на тонких цепочках. — Хотите, чтобы мы надели эти звёздочки? — Какие они блестящие! Тава улыбнулась, обвивая шеи мальчиков. — Да, это Маген Давид. И они будут беречь вас, и всегда напоминать о вашем происхождении. Малыши стали рассматривать украшения, вертя в пальцах, пока Тава что-то негромко говорила на незнакомом им языке. Когда она закончила, то опустилась на подушку и улыбнулась. — Хотите, мы принесем вам апельсинов, бабушка Тава? Она улыбнулась: — А как вы думаете? Конечно, хочу. — И, прикрыв веки, испустила долгий вздох. Сползшие с кровати, близнецы улыбнулась бабушке и поцеловали её в щеки. — Она, наверное, очень устала. — пожал плечами Эдриен и Дариен согласился, осматривая её мягкое лицо.***
Чайник шумел на плите, мрак окутал кухню. Оторвавшись друг от друга, Сара и Алфи застенчиво улыбнулись друг другу. Её розовые губы горели, а ягодицы вжались в столешницу. Алфи прижимал её, оглаживая талию. Они выглядели немного смешно, но все равно здорово. Сара дрожащими пальцами коснулась лица Алфи, и он прикрыл веки от блаженства. — Солнышко моё. — проговорил он хриплым от удовольствия голосом, прижимая её ручку к губам, оставляя очередь поцелуев, переводя к собственной груди. — Здесь моя любовь к тебе живёт. Сара не сдержалась и из её глаз медленно потекли слезы. Горячие, обжигающие слезы. Алфи прижал Сару к себе, обнимая её, нашептывая ласковые слова и оглаживая ее пшеничные волосы. Если бы ему кто-нибудь сказал лет двенадцать назад, что с ним случится такое, он громко рассмеялся бы. Но неожиданно вышло так, что сегодня они добрались до поворотной точки в их жизни. Вот она стоит перед ним, его девочка, его Сара, его взрослая, но такая маленькая Сара. Именно сегодня наступает их время. Им надо было, им просто необходимо было быть вместе. Алфи следовало понять это шесть лет назад. Сара стерла слёзы и схватила тарелку с апельсинами. Она поднялась в комнату, а Алфи пошёл за ней следом. В пороге она столкнулась с улыбающимися мальчиками. — Мамочка, а бабушка уснула! Тава лежала на спине, на ее лице сияла ласковая улыбка. Сара взглянула на её спокойное выражение и уронила тарелку. — Господи помилуй! Алфи! Ради бога, нужен доктор! Сара заплакала и Алфи, прижав её к себе, печально сказал: — Я думаю, доктор здесь бессилен, боль моя. Мама умерла.