***
Воскресным вечером Сара прошла в гостиную Альфреда, чувствуя себя не в своей тарелке. В этом доме было чересчур чисто и тихо, он был обставлен разными непонятными разностями, а на маленьком столике у кресла лежала Тора. Саре казалось, что она не вписывается в интерьер этого особняка в своём простеньком платье. Собственная стеснительность бесила её. Экономка, как всегда вилась вокруг да около, и выглядела очень измученной. Теперь ей было неинтересно, как раньше, подслушивать за Сарой и Алфи, вести себя тихо, чтобы не упустить ничего важного. Годы её брали своё. Другая прислуга звенела посудой, расставляя в столовой тарелки, подготавливая стол к ужину. Алфи выскочил из комнаты с близнецами, завязывая один из школьных галстуков. — Шалом, миссис Чангретта. — кивнул он, окинув Сару оценивающим взглядом, переводя его на прислугу, — Накрой-ка на четверых, и поживее. Надо бы покормить молодую, а то совсем исхудала дама по приемам бегать, ага? Сара не обратила на это внимания, натянуто улыбнувшись, привыкшая к тому, что Алфи обращается с прислугой как с дерьмом, хватая на руки подбежавшего к ней Дариена. То, как человек обращался с людьми, находящимися ниже по рангу, определяло его, думала Сара, провожая растерянным взглядом Алфи, что устремился наверх за сыном. — Ну, припустил, чтоб меня… — проворчал Алфи, волочась наверх, — Эдриен? Сынок? Дариен отпрянул от мамы, чтобы похвастаться своей новой школьной формой, которую Алфи приобрёл вчерашним днём. Сара нежно улыбнулась. Мальчик выглядел замечательно в ярко-синем пиджаке с эмблемой школы, чёрных шортах и с соломенной шляпой на голове, размахивая маленькой указкой. — Тебе нравится, мамочка? Сара лучезарно улыбнулась: — Не то слово. Ты выглядишь замечательно, мой милый. А с какой ноги сегодня встал с постели твой братец? Определённо не с той. Алфи поднялся на второй этаж и побрел по комнатам, отыскивая сына. — Эдриен? Эдриен? Чтоб меня… — причитал он, хлопая дверями. Наконец, в одной из дальних комнат, он обнаружил сына, сидящего на краю кровати у окна. — Вот ты где. Алфи подошёл к мальчику и присел перед ним на корточки, пытаясь заглянуть ему в глаза. Малыш выглядел расстроенным, немного взволнованным, а надутые розовые губки дополняли его глубоко опечаленную румяную мордочку. — Не хочу домой. — заявил он и Алфи осторожно погладил малыша по коленке. — Что ещё за новости, м? Эдриен посмотрел в глаза отцу и тут же увёл взор. — Я, кажется, не нагостился, пап. И потом, мы мало играли. Я остаться хочу. Алфи вздохнул. — Мы играли достаточно, приятель, не выдумывай. Эдриен насупился: — Ну, п-а-а-п, я не хочу возвращаться. Позволь мне остаться? — Почему, славный мой? — настороженный взгляд Алфи прошёлся по лицу сына. — Что тебя беспокоит? — Ничего. — Под ничего подразумевается твой дедушка, ведь так? Эдриен не ответил. Он подумал о Фрэнке, и новая волна страха поглотила его. — Я отверчу ему башку, да? И тебе совершенно не о чем волноваться. Он тебя больше не тронет, этот старый засранец, ты веришь мне? Эдриен испуганно замотал головой, заставляя Алфи нахмуриться. — Нет, пап! Не надо голову дедушке отверчивать, ладно? Алфи кивнул и слегка сжал влажную ладошку сына. — Так и быть. А руку прострелить ему можно? Эдриен задрожал. — Лучше не надо, пап. Ничего не надо, потому что я первый передразнивать его начал, за это он меня и поколотил. Если по правде, я сам виноват. Потерев бороду, Алфи сказал: — Я знаю, что порой ты та ещё маленькая забияка, и молодец, что нашел смелость признаться, но Дарби поступил слишком грубо. Это был серьёзный удар, и я должен разобраться с ним, чтобы больше не повадно было. Эдриен тяжело вздохнул, мирясь со своей участью. Фрэнк доберётся до него. — И всё-таки, пап, позволь мне остаться ещё на денёк? Ты же всё можешь, я знаю. Алфи озабоченно глазел на сына. — Мальчик мой, я бы с радостью, но у тебя завтра начинается школа. Мама должна подготовить тебя и Дариена, собрать учебники и тетради. Если бы здесь было всё необходимое… Эдриен кивнул. — Тогда ты придёшь проводить меня в класс? Алфи улыбнулся. — Само собой, я приду. Ну что, к маме? — Ты только ей про синяк и дедушку не рассказывай, ладно? Алфи угукнул, поднимая сына на руки. — Я же тебе слово дал. И, — он коснулся его носика пальцем, — присматривай за своим братом, хорошо? — Да он из-за любой ерунды дёргается! Алфи хмыкнул: — Не все же такие, как мы с тобой. Есть сильные люди, а есть и слабые. Они спустились в гостиную и Эдриен подбежал к маме. — Мама! — Эдриен, сынок. — Сара прижала сына к себе и он шикнул, когда пальцы её невольно надавили на синяк. — Что такое? — Ничего, мам. — поторопился сказать Эдриен, видя как обеспокоенно она забегала глазами, и как побагровел их отец. — Что с ним? Что случилось? Он ударился, а ты опять, как с вывихом лодыжки, скрыть решил? — Сара уставилась на Алфи и тот, до этого не планировавший вступать в ссору и рассказывать о случившемся, решив разобраться самостоятельно, мысленно круто развернул сына и задрал его рубашку, оголив спину. «Не в этот раз, дорогуша. Полюбуйся, что твой папаша-хуеплет хуевертит! Он лупит моих детей по-черному, пока ты где-то таскаешься! Ребёнок домой возвращаться боится!» Но вместо этой тирады он пожал плечами. Во-первых, Сара таскалась лишь прошлой ночью, как ему было доложено, а во-вторых, все остальные дни она проводила в лавке, чтобы заработать и не обращаться лишний раз к нему, в-третьих, он не желал портить их отношения окончательно. Заметив взгляд сына, Алфи сказал, раздув ноздри: — Эдриен в ванной поскользнулся. Мой недосмотр. Там остался небольшой синяк. До свадьбы заживёт, ага? — Что значит до свадьбы заживёт? Эдриен обвел глазами гостиную, слушая спор родителей, и нашёл ещё один повод, почему бы он хотел остаться здесь навсегда. В изразцовом камине ярко горел огонь. Стены были покрыты темно-голубыми гобеленами, там и сям высились невиданные растения в расписных кадках. Длинный кожаный диван и два кресла лоснились в свете камина. На маленьких столиках теснилась масса удивительных безделушек. На полу лежал узорчатый ковер, и мальчик даже сквозь свои новые ботиночки ощущал его мягкость, словно у него под ногами росла трава. Малыш с рождения вкусил жизнь богатых людей, и хотел быть постоянной частью этой жизни, а не возвращаться в огромный полупустой дом на Чок-Фарм Роуд. Даже будучи семилеткой, Эдриен точно знал, чего хочет от жизни. — Вместо того, чтобы вступать со мной в ебучую конфронтацию, могла бы сказать спасибо, что я купил им новую форму. Мальчики в школу идти не хотели в старье! Сара фыркнула, уводя широко раскрытые глаза, в которых он мог прочитать лишь холод. — Собственно, благодарности ждать было глупо. Ты ведь на это та ещё трусиха. Однако, прежде чем твоя мать начала фокусничать со старой, нужно было подойти к телефону, позвонить мне и сказать: «Алфи, я чертовски гордая там, где не надо, но нашим детям нужна школьная форма. Не мог бы ты сделать свою гребаную отцовскую работу и одеть их?» Только и всего. Многих неприятностей можно было-бы избежать, если бы тебя родители научили пользоваться языком по прямому назначению, а не тому, который плавал во рту у Шелби, не так ли? Сара ничего не ответила, злобно зыркнув на Алфи, хватая мальчиков за руки. Эдриен заскучал, выслушивая очередной спор, а Дариен снова задергался. Какой тогда был смысл в приёме таблеток? — Следи за благополучием детей лучше, в противном случае… — Суд всегда будет на твоей стороне, я знаю. — договорила Сара. — Но твоё отцовство ещё нужно будет доказать! Алфи, опустившись на колени и, протянув руки к сыновьям, сказал: — Идите ко мне, мои славные. Эти двое папины, а? — он крепко обнял их. Сара насмешливо фыркнула и, взглянув на близнецов, ласково сказала: — Идите во двор. Подождите меня там, пока я поговорю с вашим папой. Хорошо? Её голос был осиплым, когда она говорила с детьми при Алфи, даже ее нежности звучали вынужденно, но близнецы сделали так, как им было велено. — Перестань пытаться быть чересчур милым с сыновьями, потому что ты уже показал однажды своё настоящее лицо. Жаль, что на тот момент у них ещё не развились уши, чтобы они могли услышать твои поганые слова. Алфи спокойно смотрел на неё, схватив за руку. — Слушай, прошло семь лет, почему бы тебе не забыть об этом и не дать мне хоть одного ебучего шанса, м? Она резко повернула голову к Алфи и сердито сказала: — Ты его не заслуживаешь. Алфи рассмеялся. — Осторожнее, ты же не хочешь встретиться со мной в суде, не так ли? Она посмотрела на мужчину, который был любовью всей её жизни, и самым настоящим раком, который рос в ней так долго, что она чувствовала, что однажды взорвется от ненависти. И все же она должна была терпеть его, несмотря ни на что. Потому что, если Алфи и правда заявится в суд, то купит присяжных, и тогда она потеряет самое главное в своей жизни — детей. Алфи зло ухмылялся, чувствуя победу в этом маленьком сражении. — Ты же стала такой заносчивой не из-за Томми Шелби, правда? Не маши крыльями высоко, иначе будет больно падать, не так ли? Сара ткнула в Алфи пальцем и он увидел ненависть внутри неё: — Да пошёл ты! Когда хлопнула входная дверь, Сара повернулась к близнецам и, взяв их за руки, постаралась улыбнуться. Алфи заметил, что с годами она становилась все более и более дерзкой по отношению к нему. «Маленькая горделивая сука! Чем больше ты будешь давить на меня, тем несчастнее я буду делать твою жизнь.»***
Сара и близнецы быстро шли вдоль многочисленных домов. Близнецы семенили рядом, угрюмо опустив головы. — Ну, чего загрустили, мои хорошие? — потормошила их Сара. Эдриен поднял голову: — Ну чего вы с папой всё время ругаетесь? Не надоело вам ещё, а, мам? Сара развела плечами. — Так бывает, дорогой, что родители не могут поладить. С этим ничего не поделаешь. Эдриен недоверчиво хмыкнул. — Кто хочет мороженого? — постаралась она разрядить обстановку, но близнецы лишь молча помотали головой, тогда Сара остановилась. — Может, тогда в итальянское кафе? Там готовят ваш любимый десерт, истинно сицилийское блюдо — «Cannoli siciliani». Близнецы сначала обрадовались, но, переглянувшись, тут же помрачнели ещё сильнее, понуро вздыхая. — Эти трубочки наш первый папа очень любил. — заметил Эдриен. — Он бы и сейчас их поел, если бы не был мёртвым. Помнишь, как он пачкал сладкой рикоттой твой нос, когда ты сидела у него на коленках и отказывалась их пробовать? Сара улыбнулась, покивав. — Ваш папа был настойчив, и почти во всём. Это качество делало его победителем. — А ты передразнивала его, когда он рассказывал о том, как это блюдо пришло в Италию из арабского мира. Это было так смешно! Дариен посмотрел на брата и насупился, рукавом пиджака вытирая лицо, улыбаясь через слезы. Он всё ещё сильно скучал по Луке и до последнего не верил в его гибель, ожидая, что однажды отец приедет за ними и всё вернется на свои места. Но в глубине души он боялся, что не сможет поделить свое маленькое сердце на двух отцов. Сара тяжело вздохнув, опустилась к мальчикам и крепко прижала их к себе. — Ну что, пойдём пить чай с трубочками? Мальчики подняли головы и кивнули, когда на них обрушился ливень. Холодные капли посыпались с неба и они оказались в маленькой ловушке огромной, проходящей над Камденом тучей. Остановившись на близлежащей автобусной остановке, близнецы накрылись собственными пиджаками и посмотрели на маму. Сара собирала языком капли, бегущие по ее лицу, как вдруг раздался громкий сигнал автомобиля и все трое вздрогнули. Обернувшись, Сара хотела ругнуться, как Эдриен опередил её: — Ого, какая машина! Двигаясь по полупустой улице, роскошный черный автомобиль остановился и из него выглянул Томас Шелби. — Добрый вечер, Сара. Знаю, безрассудно садиться в машину к малознакомому мужчине, но я волнуюсь за ваших детей. Хотите подвезу? Сара растерялась. — Мама, ну соглашайся! Я уже продрог. — Эдриен потеребил Сару за руку и Дариен согласно покивал, дергая нижней челюстью от прохлады. — Если вас не затруднит. — добавила она неуверенно и Том, остановившись, распахнул заднюю дверь, помогая близнецам влезть в машину, оказывая поддержку и Саре, усаживая её рядом с собой. Салон автомобиля был сделан из темной кожи и пах новым. Из радиоприемника лилась чудесная музыка — и Сара сразу узнала те самые джазовые мелодии, что слушала на вечере.Близнецы облизывали взглядами автомобиль, касаясь стекол из ударопрочного триплекса, рассматривая цельностальную крышу, которая не пропускала влагу. Двигатель шумел намного тише, чем в машине их отца, и любопытство так и распирало малышей. — А какая эта модель? Cadillac? — поинтересовался Эдриен и Том, взглянув на него в зеркало заднего вида улыбнулся. — Да, Town Sedan. — А правда что в ней есть кондиционер? — спросил Дариен и Том ещё раз согласно кивнул, переводя взгляд на Сару. — Вы согрелись? — Да. Спасибо. Не удивляйтесь, они счастливы прокатиться на такой красивой машине. Тяга к роскоши у них, если честно, в крови. — У меня тоже, — сказал он. — Я люблю жить красиво, имея во владениях изысканный особняк и несколько хороших машин. Но для счастья, как и многим подобным мне джентльменам в высоком статусе, не хватает только одной детали для полного счастья. Сара посмотрела на него. — Какой же? — Любимой женщины. У таких, как я, есть всё, но нет главного, и это главное обычно встречает по вечерам и заключает в свои объятия. — Хорошо быть более приземленной, — заметила Сара. — У меня есть дети, которые встречают меня по вечерам и заключают в свои объятиях. Но у меня нет Cadillac'a. Том плавно переключил передачу и продолжил путь, одной рукой вынимая из бардачка коробку конфет. — Угощайтесь, Сара. Я пока не знаю, какие конфеты вы любите, но это явление временное. Мальчики высунулись из-за их спин. — А нам конфету можно? — послышался голос Эдриена, и мальчишки протиснулись вперёд, зависнув между Сарой и Томасом. Том протянул коробку назад: — Можно. За знакомство? Я — Том. Мальчики взяли по конфетке и затолкав их в рот, протянули руки, подавая Томасу. — Спасибо. Я — Эдриен, — важно сказал близнец. — Дариен, — заключил чуть тише второй. — Рад знакомству. — заверил их Томми, выворачивая руль. — Кто желает прокатиться по вечернему Лондону — поднимите руки?***
Дарби Сабини находился в своей стихии, быстро двигая бёдрами, сношая молодую девушку. Оторвавшись на миг и подняв глаза, он столкнулся ими с Рут Харт, которая доводила его до стонов и рычания, и они чередовались, превращая его то в слабого котенка, то в свирепого тигра. Она кусала губы от удовольствия, а он наблюдал за ней, пока она кончала. Ей было двадцать и она элегантно курила после, рассевшись на раковине в туалете букмекерской конторки, и ее обнаженное тело сияло, как мрамор, в свете тусклой лампы. Дарби смотрел на неё, опираясь о кафельные стены, со спущенными до лодыжек штанами и масляно улыбался, улавливая её поразительное сходство с Исой. Все те годы, что он был женат, он сотни раз видел своих женщин в обнаженном виде, и это не льстило ему так, как сейчас. Дарби мог наблюдать за Рут часами. В ней было что-то, что заставляло его хотеть ее так, как никогда раньше он не хотел ни одной женщины. А у Рут в свою очередь была возможность быть увиденной с известным лицом, с гангстером и испытать преступный образ жизни, связанный с деньгами и долгими ночами. Но главный парадокс заключался в том, что у Дарби уже не было ни имени, ни статуса, ни денег, только язык, который убалтывал девушек на эти порочные связи, заканчивающиеся естественным разрывом женских шаблонов. Дарби всё ещё отпыхивался, подмигивая Рут. Приём ставок заканчивался, народ медленно рассасывался. Дарби взглянул на своё отражение в зеркале. Он был рождён в конце восьмидесятых годов прошлого века, не желающий учиться, пропадающий на улицах Лондона, стесняющийся своего происхождения, считающий алкоголь своим единственным пороком. Он любил свою Ису, свою маленькую жену, которая вот уже семь лет была для него не более, чем другом, постепенно помогающим ему погрузиться в старость. После того, как Иса узнала о его сделке, в ходе которой он продал их общую дочь, их отношения закончились. Через две недели после свадьбы Сары с Лукой Иса от нервов и слез потеряла ребёнка. Не то, чтобы для Дарби этот ребёнок был желанным, скорее он был его спасительным кругом в отношениях с женой. С того времени вся его жизнь разделилась на «до» и «после». Тяжелая, скрипучая дверь в букмекерскую контору открылась, и в неё вошёл Алфи Соломонс со своими людьми, храня надежду найти здесь Дарби. Тягомотно осмотревшись, он брезгливо сморщился. — Бл-я-я-я-ть, как же здесь воняет ёбаным итальянским духом, чтоб меня. Это не кошерно. Алфи сделал шаг в глубь заведения. Он был удивлен, насколько это место было ущербным, и это отразилось на его усталом лице. — А где все? Главным образом Дарби-таки? Люди Соломонса стали шнырять по заведению. Тогда Алфи побрел в сторону уборной и, прислушавшись, пихнул дверь ногой, сталкиваясь с Сабини, чьи штаны были спущены и отражали всю его жалкую никчёмность. Он изменял своей жене почти публично, и с каждым годом всё меньше и меньше этого стеснялся. — Шалом, ага? Алфи прозаично присвистнул и улыбнулся, представляя собой олицетворение мира. — Когда я вижу, как на тебя, Дарби, вешается молодая пизда, и как это спокойно принимается современным обществом, я начинаю серьёзно задумываться, не сделал ли я ошибку и не сказал ли самую неебическую глупость в своей жизни твоей, на тот момент, девятнадцатилетней дочери, когда она такая же красивая и голая висла на мне. Нет, серьёзно, это важная тема для размышлений перед сном. Что такого находят в нас юные девочки, чего нет у их ровесников, м? Загадка человечества-таки. Нахмурившись от собственных слов, ища в них потаенную истину, Алфи услышал тихий голос Рут, когда она попятилась ближе к Дарби, спрашивая, кто этот человек, скрывая им свою наготу. — А ты, Дарби, закончил тем, с чего начинал, не так ли? Вот они, сладкие превратности судьбы. Иса отказала мне двадцать семь лет назад, выбрав тебя, чтобы в конечном счёте получить всё это? — Алфи презрительно обвел грязную уборную, выпившего, обросшего щетиной Дарби и повисшую на нём девушку из самых неблагополучных слоев общества. Сабини принял правду, подтягивая штаны, наспех заправляя рубашку. — Ты поздновато делать ставки? Иначе, что привело такую важную персону в это скромное место? Несостоятельность без моей Сары? Алфи мог слышать нервозность в голосе своего бывшего друга и партнёра, не сбывшегося тестя, и знал, что его присутствие заставило Дарби поволноваться. — Твоей она была до того дня, пока сидела в твоих яйцах. Всё остальное время ей занимались Иса и моя покойная матушка, пока ты маялся чем-то аналогичным в сортирах паршивых пабов. — мрачно заметил Алфи, — Я всё ещё помню, как держал её, задыхающуюся над плошкой с горячей водой, пока у неё был сильный приступ коклюша, а она звала тебя. Я это к чему, спустя столько лет… Где, блять, был ты в ту ночь, м? — Алфи протёр свои сухие руки, почесывая их, сдерживая желание щёлкнуть Дарби в эту же секунду, но внутренний голос сказал ему, что ещё не время. — Я этого не помню. Разве она болела коклюшем? — отмахнулся Дарби. — Да, — кивнул Алфи, как само собой разумеющиеся, следя за каждым движением Сабини, пока тот поправлял пояс брюк, выказывая тем самым полное пренебрежение к персоне Альфреда. — Не бросайся на меня, как сраный бульдог, за то, что в сердце Сары не живёт любовь к твоей еврейской роже. Зачем ты здесь? Алфи запустил руки в карманы. — Я передал Саре близнецов. Они провели у меня очередные выходные. Не то, чтобы тебя это реально колыхало-таки. Дарби торопливо покивал. — Да, я знаю, что эти паршивцы проводят у тебя выходные. Теперь всю неделю будет видно, что они провели время с отцом по их жутким манерам и небывалой дерзости. Они настоящие засранцы, истинные Соломонсы, маленькие евреи вдоль, поперёк и насквозь. — О, нельзя винить их за то, кем они были зачаты, не так ли? Сара всё-таки твоя дочь. Зачем ты так о ней? — сказав это, наклонив голову, Алфи прошёл к дивану. Дарби, откупоривая бутылку дешёвого джина, поднял глаза. — Причём здесь Сара и твой род? Алфи улыбнулся. Он хранил эту жемчужину информации при себе так долго, что она стала работать на него, посылая Дарби самые нелепые по своей сути догадки. Именно сомнения и беспокойство он хотел посеять в его сердце, чтобы навести смуту, запутывая врага. Она была необходима. — Она чистокровная евреечка, наша царица Сарра. Дарби смутился, протягивая Соломонсу бокал. — Выпьешь? Алфи принял свой бокал и, покрутив его в руке, поставил на стол. — Я не пью, приятель, уже семь лет, как и не веду алкогольного бизнеса. Дарби выпил и засмеялся, наливая себе ещё. Его смех был саркастическим и резким, и глаза его горели недобрым. Рут осторожно присела рядом с Сабини. Она выглядела очень молодой и красивой, и Дарби был благодарен ей за то, что она присела рядом с ним и налил ей немного джина. Алфи кинул на неё короткий взгляд, понимая, что Сабини ничего не может сделать без зрителей: — Средней паршивости девка. Дарби снова усмехнулся, и Рут поджала губы, возмущённо смотря на Дарби, ожидая его реакции на это оскорбление, но её не последовало. Было видно, что он побаивался еврея, и говорил с ним так, как ученик с учителем. — Евреечка, говоришь? Алфи, брякнув об стол металлическим портсигаром, открыл его и, поправив сложенные сигареты, поднял глаза. Дарби, поймав его смеющийся взгляд, прохрипел, отталкивая от себя Рут. — Ты спал с моей Исой?! Алфи стал крутить в руках зажигалку, как Дарби громко ударил по столу. — У вас было?! Было, да?! Я знал, что я у неё не первый! Я почувствовал это! Она даже не пискнула, когда я вошёл в неё! Алфи насладившись лицом Дарби, выпрямился, не дав никакого ответа. Семя было посеяно. Теперь ему нужно было прорости. — Полезай-ка на окно, Дарби. Я здесь, собственно, только за этим. Мужчина напрягся, опуская на стол свой бокал. — Что? Я не понял. Алфи встал и тихо сказал: — Чего ты не понял, м? Лезь на окно Дарби, но сначала приготовь табурет, приятель. Дарби, осмотревшись и заметив наведенное на него оружие в руках одного из помощников, неуверенно кивнул. Тот факт, что Алфи был здесь, говорил о том, что Эдриен нажаловался отцу. Дарби залез на окно, распахивая створки. Он повис и Алфи удовлетворенно хмыкнул. — Что произошло, Алфи? Какого черта ты задумал? Соломонс сжал в руке трость. — Картина просто эпическая, не так ли? — заметил он, подойдя ближе, — Я скажу тебе, что случилось, да? Случилось следующее, так? Когда ты называл моих мальчиков грязными, паршивыми евреями, когда ты обзывал их, мать твою, вонючими, пархатыми пылесборниками и жидами, когда ты пиздил их на чем свет стоит, ты же должен был догадаться, что однажды я об этом узнаю, не так ли? Дарби взмолился, выглядя совершенно жалко. — Это было в шутку. Все было шутя. Подойдя, Алфи резко сдернул Дарби с подоконника и швырнул спиной на угол табурета. — Как ощущения? Я в шутку, приятель, но вот не задача, ты почему-то не смеёшься… Дарби сильно запыхался, хлопая губами, как рыба, выталкивая из лёгких воздух, не имея возможности почерпнуть нового. — Обличая моих сыновей, ты обличал этими словами свою дочь, свою Сару. Она чистокровная еврейка, вот о чем я тебе толкую. Её бабушка была еврейкой и умерла в родах, подарив свет Исе, а Иса, в свою очередь, подарила свет Саре. Договорив, Алфи взял со стола бутылку джина, повернулся и изо всех сил ударил приподнявшегося на колени Сабини по голове. Тот рухнул, окончательно потерявшись, получая следом около семи ударов уже разбитой бутылкой в лицо. Алфи был настолько хладнокровен, оставляя вместо мужчины кровавое месиво. Рут повсюду видела кровь, брызнувшую на грязный пол и стены. Испуганная, она не могла встать с дивана. Она просто смотрела на сочащуюся кровь, ужасаясь, полностью оцепенев. Дарби лежал на спине и кожа на его лице была рваной, пока он пытался сжать его руками, пытаясь удержать кровь. — Ублюдок! Как ты посмел ударить моего сына, м? Как ты, блять, только решился коснуться моего ребёнка? Это был не единственный инцидент, ты взял моду регулярно бить моего ребёнка, мою плоть и кровь! А всё почему? Потому что ты не можешь отделать меня! Затем Алфи начал бить Дарби по голове. Тяжелые удары оксфордов посыпались по его черепу, обещая вот-вот расколоть его. Рут начала трястись, шок от того, что произошло, наконец, дал о себе знать, и она почувствовала вкус желчи, когда рвота наполнила ее рот. Алфи безо всякого сострадания наблюдал, как стонет от боли его бывший друг, склоняясь к его лицу. — Если ты, черт возьми, еще хоть когда-нибудь, хоть один, блять, гребаный раз отнесешься к моим детям без уважения, я тебя, блять, убью, сука! Дарби Сабини, который был англо-итальянским боссом мафии, в свое время считался одним из самых трудных людей в мире, пользовался уважением за свою прошлую репутацию защитника итальянских женщин, посмотрел на Алфи Соломонса и понял, что тот с ним покончил. Когда он отвешивал этим детям, Дарби в глубине души понимал, что однажды Алфи доберётся до него, что этот день наступит. Он смотрел, как Соломонс фыркнул, обтер руки белым носовым платком, а затем потерял сознание. Алфи не спеша умылся в паршивой уборной, запах в которой резал ему глаза. Когда он вышел из заведения, то почувствовал лёгкость в сердце, забираясь в свою машину.***
Сентябрьский ветер изо всех сил пытался сорвать со стен назойливую афишу, озаряемую светом ярких автомобильных фар. Небо хмурилось, а тяжелые тучи предвещали ещё один затяжной дождь. Ненастная погода продолжала бросать в летящую по дворам машину первые редкие желтые листья, будто подгоняя сидящего за рулем Томаса Шелби прибавить ход, не зная, что тот не желает расставиться с сидящей по левую руку прекрасной Сарой. Где-то вдалеке сверкнула молния, и следом последовал гром, разбудив маленьких пассажиров, задремавших порознь друг от друга, разбросанных по своим сторонам, так и не сумевших поделить выигранную в тире общую игрушку. Густые деревья, предпринявшие решение терять цвет, сиротливо покачивались, укоризненно поглядывая на Сару, читая её намерения по лукавым глазам. Сливаясь с ветром, кроны нашептывали ей один протяжный глас «Спешишь стать его»… Стоило автомобилю перекатиться на нужную улицу, как в груди её появилось волнение: «А вдруг я и правда спешу?» Свернув в знакомый переулок, Том осмотрел сидящий рядом женский силуэт, который даже не заметил его ухмылки, одетый в лёгкое платье и весь в своих мыслях. Взмахнув рукой, переключая передачи, Сара отвлеклась от своих мыслей, почуяв едва уловимый аромат его духов, и продолжила путь, будто бы не обращая на это внимания. Через полминуты, когда автомобиль остановился, близнецы попрощались с новым другом и последовали наказу матери — попросить у бабушки тёплого молока и отправляться в постель. Эдриен, конечно же, принял сторону колеблющегося, но в конечном итоге, сделал так, как ему велели, не найдя весомых аргументов дождаться матери на улице. Проводив детей взглядом, Сара долго не оборачивалась, но сердце её уже разрывало грудную клетку. В ней начал разгораться огонек страсти, лишь от ощущения на себе пристального жадного мужского взгляда, который грел её не хуже драпового пальто в лёгкий морозец. Увлекшись размышлениями, Сара и не заметила, как заморосил дождь, накрапывая мелкие капли на лицо. Поежившись, она вдохнула осеннего воздуха, оглядывая пустынную улицу, наслаждаясь тихим вечером, что разносил по округе её предвкушающее волнение. Сверкнула еще одна молния, и с раскатами грома, на землю посыпались чьи-то более крупные слезы с новой силой. Погода неистово восстала против этих двоих, ударяя их по щекам ветром, прося одуматься, но они решили спастись от непогоды в объятиях друг друга. В руках Томаса звякнули ключи и дверь автомобиля открылась, и он последовал за Сарой на просторное сиденье. Смахнув с волос воду, Сара повернулась лицом к Томасу, как только услышала хлопок закрывшейся железной двери. Он весь продрог. Сара подалась вперед и угодила в его руки, буквально впиваясь в его жаркие, ждущие её уста. Его горячие руки и губы, казалось, только и ждали этого момента, тут же опускаясь на её лицо, обдавая его теплом. Их языки молниеносно встретились и заплясали свой ритуальный танец, обдавая салон автомобиля сладкими щелчками искр разгорающегося костра страсти. — Мы займемся этим здесь? — шепотом спросила она, отлепив от его губ свои с тихим треском. Том посмотрел в её большие глаза, проглатывая пропитанную её вкусом слюну. — Если ты согласна на меньшее: в машине и без свечей?.. Сара задумалась, кусая медовые губы. — Возможно, именно в этом я и нуждалась все эти годы. В зарождающемся и трепещущем желании Том прижал её к себе и, не прекращая целовать, снял свое пальто, а следом за ним, на сиденье упал и пиджак. Мягкое импровизированное ложе оказалось не тем, что могло смутить Сару, и она смело потянула Томаса ближе к себе за руку. Он, повинуясь её воле, последовал зову. Кажется, автомобиль был только и создан для этой встречи, тщательно скрывая её тонкости надежной, красной, бархатной материей, а большое сиденье, обитое кожей, с настеленным сверху мужским убранством, так и манило Сару опуститься. Слившись новым, переслащенным поцелуем, Сара наскоро стянула с Томаса рубашку, обнажая его чистую и кое-где облитую колкими чернилами грудь. Она обвела её таким истосковавшимся взглядом, с остервенением и потаенным желанием, наслаждаясь упругостью кожи, видя перед собой как молодого мужчину. Том ослабел от её взора, от её восторга, от её интереса. — Я искала тебя. — целомудренно призналась она, веки её невольно прикрылась и, без чувств, она мягко приземлилась на обивку. Сара замерла в ожидании, прислушиваясь к тончайшим шумам, чувствуя как по ступням побежала лёгкость освобождения от тесных туфель, впитавших влагу с улиц. — Позволишь? — прозвучало с придыханием, когда горячие, пахнущие дымом руки легли на ткань её платья, теребя мелкие пуговицы. Сара не ответила, но Том почувствовал, как она заулыбалась, и улыбнулся в ответ, прося ткань разойтись. Поцелуй накрыл её уста, потом шею, а затем и розовую грудь, сводя к минимуму попытку передумать и задержаться в ткани платья. Наклонившись к её лицу, Том игриво укусил её мочку уха, слыша её высокое дыхание, выводя линию языком от шеи до груди, поцеловав которую, Томми продолжил спускаться ниже и ниже, всё так же скользя языком по её полуобнаженному телу. Сара, почувствовав его ниже пояса, томно вздохнула от перевозбуждения. Услышав её нежелание больше поддаваться прелюдии, Том потянул вниз её трусики, нависая сверху. Торопливо высвободившись из тисков одежды, он поддался вперёд и проник в Сару чуть резче, чем планировал, обхватив её бедра руками. — Томми… — простонала она, ощущая его в себе, пока тело её изнывало от желания любить. Её стан запылал в его руках. Его звериная напористость сводила её с ума, и Сара сжимала в руках подклад пиджака, кусала пальцы, абсолютно не зная куда себя деть. Том замер, обладая влажной узостью. Её бедра пришли в инерционное движение, когда Том заходил тазом и, откинувшись назад, приятное тепло распространилось по низу её живота. Сара ощущала легкую слабость, голова пошла кругом, и по своей воле она погрузилась в море быстрого и спонтанного удовольствия. Том жалел лишь об одном, что в полной мере не мог насладиться этим великолепным зрелищем разгоряченной девушки, не отрываясь от её губ, кусая и прикусывая её уста. Не останавливаясь, приподнимаясь на вытянутые руки, найдя опору в стекле и спинке сиденья, Томми принялся неторопливо рассматривать её прекрасную грудь, что предстала пред его взором. Его ягодицы не останавливались ни на минуту, сползшие с обивки, удерживаемые коленями, и Сара пожелала обхватить их руками. А Томасу оставалось лишь смотреть как в безумном танце страсти, она извивается словно змея, как покачивается её идеальная грудь, украшенная соблазнительными вершинками. Сладострастные стоны которые срывались с её губ, буквально не оставляли Томми выбора. Одной рукой он взялся за её грудь: та была не большая и упругая, и Том сжимал ее в ладони так, чтобы затвердевший сосок оказался меж пальцев. Тело Сары напомнило ему взведенную пружину, дыхание её стало частым и с каждым вдохом Том чувствовал как внутри неё всё приятно сжимается, передавливая его орган. Стоны Сары становились чаще и выше. — Быстрее, прошу тебя. Ещё, Томми, ещё… — молила она, обхватив его голову, запуская пальчики в уложенные на макушке волосы. Его зубы нежно прикусили сосок, смешивая в ней два чувства — боль и наслаждение, требуя нутро её сжаться, а потом запульсировать. Стало так горячо и совсем узко, но Томми было этого мало… Сара смотрела в его небесные глаза, и её словно прошибало током от его встречного взгляда. Она тонула в его невероятных очах, именно они были во всем виноваты. Внизу её всё стало горячим и мокрым, перенапряженным, и Сара женским нутром своими ощущала пульсацию вен его плоти. Умолимая его напряжением, Сара получала свое долгожданное удовольствие в тот момент, когда плоть Томми стала настолько твердой, что Сара поняла, сдерживаться слишком сложно. В противоречие ей Том, уже немного задыхаясь от нетерпения, вдруг замедлил свои движения. Сара поняла его мотивы и торопливо прошептала: — Не думай ни о чём… Продолжай, не останавливайся, прошу тебя… Можно…сегодня мне можно всё. — она выгнулась и тут же её стала нагонять лавина подкатывающего оргазма, ноги её задрожали, ударяя бедра Томаса, который сжал их и максимально прижал к себе под уютным углом. Семя вырвалось из тела Томми одновременно с её финальным звонким криком, и заполнило её гостеприимное нутро, получая в ответ толчки теплого, вязкого семени, что поступало в неё, а лоно её с жадностью глотало и глотало, вынуждая мужчину беспомощно рычать. Потом, лёжа на его руке, Сара слушала его тихий голос, пока Томми целовал её мягкие пальцы, один за другим. Пальцы сами сменяли друг друга на его губах, потом скользнули по скулам, по щекам, по шее… — Я думал, что навеки останусь твоим наблюдателем, Сара. И пусть эта участь меня радовала, но никогда я не смог бы смириться с нею окончательно. Видеть тебя и не иметь возможности коснуться…