Ромашково

Панди пришла домой, полностью покрытая синяками, ссадинами и даже царапинами. Она бросила портфель у порога и села, чтобы достать любимую игрушку. Руки дрожали так, что не удавалось растегнуть застежку. Панди беспомощно дергала за неё и никак не могла открыть портфель. В коридор выскочил Крош. — Здаров, сестриц. Как ты? Панди встала, так и не сумев достать игрушку, и повернулась к брату лицом. — Как видишь. Крош тут же подскочил к ней и взял за лицо. — Ай! Больно же, что ты творишь? — Что случилось? — Подралась, что же ещё. — Здравствуй, Стешенька. В дверях показался Копатыч в растянутой домашней одежде, с грязными руками и всклокоченной бородой. — Стешенька! — воскликнул он, тяжёлыми шагами подошёл к Панди, взял её голову в руки и начал осматривать. — Как же так?.. С кем это ты так?.. Пойдём, пойдём, я тебе всё обработаю. Нос не сломан? — Не сломан, — недовольно ответила Панди и поплелась вслед за Копатычем. Она умылась и сняла кофту, оставшись в одном топе. Копатыч, успевший ополоснуть руки, начал её осматривать. Крош принёс аптечку и игрушку Панди. Перекись с ватой он передал отцу, а игрушку положил сводной сестре на колени. Панди сразу же схватилась за неё и сжала. — Ну как же так, Стешенька, ну как же так? Ты ж… Ты ж себя совсем не бережешь. Ой, прости, сильно больно? Прости, прости. Ты же девочка, тебе же аккуратней нужно быть. Ты с кем дралась? С одноклассником?! Ты победила? Ну, молодец, Стешенька, молодец… Но больше так не делай, поняла? Тебе беречь себя надо. — Да поняла я, поняла. Копатыч продолжал разговаривать и обрабатывать царапины. Панди едва сдерживалась, чтобы не нагрубить и не уйти. Крош клеил пластыри на особо плохие места и поглаживал кожу сводной сестры, успокаивая и как бы говоря: «Не кипятись, успокойся». — Я могу идти? — Куда ты так пойдешь-то? — В свою комнату, Копатыч. — А, ну иди, иди, конечно. Но я к тебе зайду. Сейчас чаю с медком сделаю. Панди встала и, едва не переходя на бег, исчезла в своей комнате. Крош пошёл за ней. Сначала он тихо приоткрыл дверь, чтобы понаблюдать. Панди сидела в своей кровати, не переодевшись, и разговаривала с плюшевой игрушкой. — Как же я устала, Зина, от этого «Ты же девочка». Он назвал меня китаёзой! Что я ещё могла сделать? Фу. Панди заметила Кроша, стоящего в дверях. Она устало выдохнула, головой показала, что он может войти, но сама отвернулась к окну. Крош сел и сразу выпалил, не подумав: — Он же как лучше хотел. Волнуется просто. — Он мог бы не говорить мне в тысячный раз, что я девочка! Я и так это знаю! Я просто хочу поддержки, понимаешь? — Он старается, как может! — Мог бы и лучше стараться! Они замолчали. Панди не плакала — выплакалась уже, когда домой шла. Оставалось только желание ещё подраться с кем-нибудь, чтобы выместить злость. В комнату зашёл Копатыч с кружкой чая. — Вот, горяченький. Пей, Стешенька, пей. Тебе лучше станет. — Спасибо. Панди взяла кружку и отхлебнула. Кипяток обжёг язык. Руки вздрогнули еле заметно, а на глазах выступили слёзы. — Вкусно. — А то! Ладно, поправляйся. Я пока пойду разберусь, что произошло. Копатыч вышел из комнаты. — Он даже не спросил, почему я подралась. — Он просто волнуется. — Если бы он волновался, то спросил бы, — упрямо твердила Панди. Крош тяжело вздохнул. Панди хлюпала чай, не остужая, и каждый раз только сильнее обжигалась. Крош резко выскочил из комнаты, а обратно прибежал уже с печеньем. Панди взяла несколько штучек и поблагодарила. Прожевав их, она неожиданно сказала: — Я хочу волосы обрезать. — Что?! Зачем? — А какая от них польза? Мешаются только. Меня несколько раз за них схватили, пока я дралась. — Ты можешь просто не драться. — Да ничего ты не понимаешь. Крош помолчал. Он достал телефон из кармана и что-то начал быстро-быстро печатать. Панди пыталась подглядеть, но Крош старательно отталкивал её и отворачивался. А потом он, получив ряд сообщений, встал и резко сказал: — Пошли. — Куда? — Стричь волосы, куда ж ещё? Или передумала уже? Глаза Панди загорелись. Она радостно подскочила с кровати, почти падая. — Ой. Только я сейчас переоденусь, подожди. Выйди. Копатыча дома уже не было. И, зная его, Панди понимала, что не будет его примерно часа два. Сил сразу как-то прибавилось. Панди выбежала из своей комнаты, прискакала в ванну и села на её бортик. — Ну что ты как маленькая. Встань. Крош поставил рядом табурет, а за ним — тазик. — Вот теперь садись и не двигайся! Как хочешь подстричься? — Ёжиком хочу. — Так коротко? — Зачем предлагал, если не хочешь делать так, как я хочу. — Ладно, ладно, понял. Ёжиком так ёжиком. Крош начал орудовать ножницами, гребешком и цветным карандашом, который едва смог найти в ящике Панди. Заточенный наконечник неприятно царапал кожу, а гребешок дергал спутавшиеся пряди так больно, что Панди несколько раз вскрикнула. — Да успокойся ты, чего как маленькая. Красота требует жертв, — философски сказал Крош. — Ничего она не требует! Давай, просто режь уже. — Ладно, ладно, я тебе щас такое забабахаю, у-у-у-у. Меня Нюша учила однажды, как стричь надо, но я, правда, не делал этого с тех пор никогда, но, думаю, хорошо получится. Панди понимала, что Крош просто хочет её заболтать, в то время как сам трясется от волнения. Он несколько раз останавливался, доставал телефон, сверялся с чем-то, фотографировал, писал, ждал и только потом продолжал стричь. Ножницы — немного проржавевшие — лязгали. Волосы падали длинными неровными прядями. С каждый действием Панди узнавала себя в зеркале всё меньше и меньше. Её лицо — раньше такое узкое — округлялось, и становились видны немного оттопыренные уши. — Н… ну вот и всё! Смотрись в зеркало. Панди, хотя во время стрижки и не отрывала глаз от отражения, всё равно встала и серьезно начала смотреть на себя. Она провела ладонью по остаткам волос, потрогала себя за щёки, подергала уши и улыбнулась, начав вертеться перед зеркалом. — Ну как? Нравится? — Очень нравится, — завороженно произнесла Панди. — Да я в восторге! Спасибо тебе огромное! Панди кинулась свободному брату на шею и чуть не повалила его. Крош обнял её в ответ. — Ну вот. Теперь не только самой красивой будешь, а ещё и самой драчливой, в меня пошла. Панди засмеялась.