Всё летаешь в облаках? Не пора ли бы тебе стать взрослой? Сколько ещё раз ты будешь сбегать в лес или ходить на выступления сказочника в городе? У тебя нет времени на такие глупости…
Не имея возможности уйти из общины, единственным спасением были сны. Настроение было отвратительным. Снова это чувство. Обойди я хоть всю землю, перезнакомившись со всеми людьми, это всё равно будет жить во мне. Может сбежать? Нет, не могу. Тот мальчик, меня ждёт. — Здравствуй Тоге, Мегуми, — пытаясь сказать это как можно непринуждённей, вышло кажется очень устало. — Мико-сан. У ребят, как я посмотрю, тоже нет особо желания чем-то заниматься. Хотя Инумаки кажется переживал, пугливо отводя глаза от меня. В памяти всплыл тот неловкий взгляд Юдзи. Мне сделалось не по себе. Снова доставляю всем вокруг проблемы. — Я принёс бумагу и ручку, чтобы Тоге мог спрашивать у вас что-то. Я же помогу понять односложные ответы. За сегодня думаю, вы научитесь его понимать. Когда-то меня уже пытались приучить к преподаванию. Это было ужасно. Чтобы глупый мозг не навеял вновь воспоминания, решаю воспринимать урок, просто как общение. Но фантомы прошлого уже явились передо мной. — С чего бы ты хотел начать? Какие-то вопросы наверняка появились. Может и ты что-то захочешь спросить Мегуми. Любопытно, чем сильнее я пытаюсь сыграть дружелюбие, тем сильнее раздражаю их? Почему я об этом подумала? Сатору. Он всегда добр к своим студентам, но отчего то они бесятся, когда он шутит или пытается их приободрить. Хоть в начале я и думала, что он уж слишком несдержанный, но за два дня, его порывы смягчились, позволяя заметить, что он абсолютно искренен в своих эмоциях. Его дни не однотонные рисунки, где есть лишь пара цветов. Он использует всю палитру красок, но его картины знают предел. Лишь в первый день он позволил себе грубость, но говоря его словами, с кем не бывает. Хотела бы я быть хоть на половину такой же. Пока я уставилась в стол, раскладывая перед собой невидимые полотна дней Сатору Годжо, Тоге уже написал свой вопрос. — Как вы используете светлую магию? — читаю вслух вопрос с бумаги, — Её возможности сильно разнятся с проклятой. У каждого свои способности, но все они подразумевают не допустимость насилия ни в чью сторону. Есть универсальное для всех светлых магов свойство, поглощать чужие страдания, например. Наша светлая энергия позволяет окружить человека добром, вытесняя всю боль что его гложет, будь то физическая или моральная. — Обратная техника? — сообразил Фушигуро. — Именно. — Но ведь её могут использовать и проклятые маги. Если вы только не последователь Оммёдзи. Но об этом лучше не заикаться со студентами. — Нет. Это уникальная возможность лишь светлых магов. — Значит Иэйри-сан… — Мегуми повернулся к Тоге, сверяясь. — Тунец. — Значит ты не один, Инумаки. Не знакома с той, о ком они говорят, но кажется они и вправду не в силах разглядеть среди магов с проклятой энергией светлых. Видимо начальство решило избавиться от любых упоминаний о нас, но в то же время, нуждаясь в наших способностях, выдаёт светлое за тёмное. — Я хотел спросить, — начал Мегуми, — как так получилось, что светлые маги исчезли? Вот оно, то, чего я и боялась. Соглашаясь на роль сенсея, я предполагала, что настанет время об этом рассказать, но не думала что это будет так скоро. Вот теперь желание сбежать вполне имеет место быть. — Давайте отложим урок истории и попробуем попрактиковаться. К нашей компании прибавился ещё один человек. Вернувшийся Сатору упал рядом со мной, но обращал всё внимание на студентов. Никогда ещё так не радовалось кому-то, как сейчас Сатору. Арсенал талантов магов с благословленной энергией не богат. Что ж, будем вспоминать основы, которым меня обучали сёстры Тибу. Не уверена что припомню, ведь базу учений я усвоила к десяти годам, чтобы в те времена было большим достижением. Тут же ситуация сложнее: пробудить крепко дремлющий свет. — Ну что, Мико-сенсей, какие будут распоряжения. Инумаки ведь готов постичь древнее учение, которое сокрыто в нём?Мико-сенсей, мы готовы! Научите нас своему искусству!
От подобного обращения мне становится скверно. — Лосось, — видимо давая согласие, произносит Тоге. — Для начала нужно запомнить, что светлый маг не может почти никак навредить ни людям, ни проклятьям. Наша цель в помощи и спасение, параллельным путям убийства. Многие не в силах избежать боя, чтобы никого не покалечить. Поэтому, у нас есть сикигами, что защищают нас и помогают в изгнании проклятья. Об упоминании сикигами, в кармане куртки зашерудился Тануки. Выкарабкиваясь своими бумажными лапками из тесного пространства, он гордо принялся проходить по кругу, как бы демонстрируя своё превосходство. — А этот товарищ не страдает скромностью, — подмечает Годжо, когда Тануки вышагивает перед ним, вкладывая всю грацию, взмахивая хвостом. — Он любит внимание, — уточняю зачем-то я. Маленький негодник припадает на передние лапы, как бы кланяясь мне. Но я то знаю, что мой друг требует награды за устроенный показ перед публикой. И я не смею ему в этом отказать, разглаживая смятые стороны бумаги. Пора бы вернуть тебе твой облик. — Ваши сикигами бумажные? Как они способны навредить? — Увы, не для всех светлых магов доступны сикигами в образе животного, коих они представляют. Не только поедание проклятых духов требуется сикигами для перевоплощения, но и вкладываемый хозяином свет. Тануки сейчас необходимо подкрепиться парочками проклятий для принятия истинного облика. Тоге всё это время что-то писал на бумаге, перечёркивал и вновь принимался выводить символы. Протянув мне листок, он попробовал прикоснуться к Тануки. Он не нуждался в моих наставлениях и мог самостоятельно решать в каких-то случаях прислушиваться ко мне или нет. За долгие годы совместных тренировок он научился понимать, когда я действительно даю ему чёткий приказ, а когда предлагаю выбор. Его дальнейшее поведение по отношению к чужому мальчику, с которым я в хороших отношениях, давал ему выбор. Опасности не существует, а значит можно не нападать и игнорировать или же поддаться навстречу ласкам. Тануки по началу отдалялся, не решаясь на контакт, но задевшие кончики пальцев Тоге, будто пробили его током. Он попятился назад, что все восприняли как отрицание мага, но как оказалось, он брал разгон для прыжка. Первой моей реакцией конечно было ожидание нападения, однако зверёк обманул нас. Совершённый прыжок был вроде объятия. Зацепившись за складки футболки Тоге, он тёрся головой об ткань. Инумаки растерянно смотрел на меня, ожидая объяснений. Мой лёгкий смех был красноречивей слов и расценивался как ободрение. — Хорошо, что нет гончих Фушигуро, они бы явно заревновали к Тануки. В этот момент Годжо достал из куртки некую плоскую коробочку и стал направлять её на Тоге. Я не знала что там. Мне показалось, что это фотоаппарат, но столь маленький, вовсе не тот, что был в моё время, с большим объективом и плёнкой. — Кстати, раз Тануки тебя признал, ты можешь попытаться вложить в него крошку своей энергии. Чтобы это сделать, достаточно вспомнить что-то хорошее. Часто, силу могут черпать из наблюдений. Например, от солнечной погоды, вкусного завтрака или от улыбки другого человека. Попробуй! Тоге медленно кивнул и усадив Тануки на руки, прикрыл глаза. Его ресницы подрагивали, будто перебирая предлагаемые сознанием варианты. И кажется, ему удалось отыскать то самое. Сикигами встряхнулся, будто от воды, а после, приобрёл более чёткие черты тела и даже увеличился в размере. Впечатлённый собственными способностями Инумаки улыбался, хоть и продолжал скрывать нижнюю часть лица за воротом. Фушигуро с Годжо ошеломлённо всматривались в зверька, не веря тому, что произошло секунды назад. На этом решили закончить. Мне думалось, что вера в мои слова наконец была постижима, когда они самолично убедились в этом. Сильнейший наверняка почувствовал отличие от привычной каждодневной проклятой энергии. От чего мне было важно, чтобы он верил? — Ты говорил, что мы будем вместе учить и учиться, — завела разговор я, когда мы остались на поле одни. — Верно. — Научи меня чему-нибудь. За эти дни, мне удалось понимать выражения Годжо, даже не видя его глаз. Шестерёнки вращаются, пытаясь понять чего я хочу. Соотнесёт ли он вчерашний инцидент с озвученной сейчас просьбой?***
Он вшивал и рвал; приходил в восторг, приходил в отчаяние; с обеда валялся на диване, а через полчаса уже вскакивал как ужаленный и носился по комнате; ухватывал мысль и её терял, уже видел перед собой результат, и вдруг пропадал, ведь он начинал заново; разыгрывал за едой роль какого-то старейшина, и выкрикивал на ходу у стола; вдруг избирал роль героического, пышного юнца, то бедноватого, простого — и никак не мог решить, божественный ли он гений, или самый жуткий дурак на всём белом свете. Всё это произошло у него в комнате, когда он решил научить меня делать канзаши*. Под фразой «научи меня чему-нибудь», я подразумевала ограниченную сферу, а именно — магическую. Но Сатору понял иначе и вот, мы уже несколько часов заседаем в его кабинете, пытаясь сложить цветы из шёлковых лент. На столе разбросаны: пинцет, ножницы, картонные заготовки, куча самых разных лент и бусин. Спрашивать откуда у него столько инвентаря для подобного, было глупо, потому как мне удалось заметить, что уже за первые полчаса он сумел сотворить целых два цветка, пока я корячилась только с лепестками. Сатору сотворил и распустил уже около десяти цветков, не оставив не один для конечной работы. Тогда же меня разрывало мнение о том, хвастается ли он передо мной своим мастерством или столь хлопотно подходить к процессу, что меняет любую мелочь, не дотягивающую до совершенства, поэтому я решила узнать о причине этих действий: — Всё просто Мико, не одна из сделанных ранее не подходит тебе, — не отрываясь от вшивания бисера в ленту, ответил он. В моей тишине он уловил недоумение и поднимая сделанный цветок перед собой, будто пистолет нацеленный на меня, пояснил: — Сложно подобрать цвет, который бы перекликался с твоими глазами. Это вызывает сложность, иначе бы заколка была уже готова. Мои всегда распущенные волосы вызывали такое большое желание привести их в порядок? Тогда почему бы не купить самые простые резинки? Это дорого? Хотя учитывая его вчерашние затраты на мороженое, на самые дешёвые у него средства бы нашлись. Но он решил сделать её сам, ещё и меня обучая. Научить, чтобы потом делала сама? Теряясь в сомнениях, в их гуще сверкнула малая и слабая, стыдясь самого своего существования: ему хотелось сделать нечто особенное, именно для меня. Только поняв её смысл, прошу тот час сгинуть. Но было поздно. Щёки загорелись румянцем и на помощь пришли локоны спадающие ровно на лицо, отделяя меня, словно ширма, от сидящего на полу Годжо. Однако длины волос не хватило, чтобы скрыть меня полностью, потому что руки мои дрогнули и одна за другой бусины стали падать на пол. Мы просидели так до вечера. Моя работа не шла в коллекцию лучших, но и совсем плохой я бы её не назвала. Не то чтобы я пытаюсь оправдать никудышное украшение… у Сатору вообще ничего не было! Поэтому сравнивать было не с чем! Тем не менее, Сатору похвалил мою работу и сказал, что я заслужила ужин. Громко разглагольствуя о своём необычном жизненном опыте, куда входили победы над проклятьями высоких рангов, повесть о могуществе имеющиеся силы и необъятной любви к студентам, мы с Сатору готовили ужин. Мне доверили нарезку овощей для салата, когда Годжо занимался мясом. Тот час или два проведённые за плитой, были вовсе не сравнимы с теми ощущениями, когда мы вместе готовили с сёстрами. Почти военная дисциплина и близко не стояла с тем, что происходило на кухне сейчас. Я никогда раньше столько не смеялась, как над историями Годжо; что-то было из повседневности, что-то вольным додумыванием, а то и вовсе небылицами и отчасти театральным представлением. — Мне кажется, я тебя уже утомил, но почему-то мне не хочется останавливаться. Шаркая по ковру в проходе, мы шли по длинному тёмному коридору, где через маленькие окна у самой крыши, просачивался свет луны. — Так не останавливайся. Понятие некоторых слов у нас с Годжо явно отличались. Была ли тому причина разное поколение или может разное настроение, но и эти мои слова он воспринял не в том смысле, которые они предполагали. Приблизившись, он склонился к моему лицу. Совсем как в первую встречу, но намерения были уже совсем другие. Стремительный порыв угасает после первых прикосновений, уступая более аккуратному и ласковому поцелую. Я вовсе не ожидая такого развития событий, замираю на месте, даже не понимая куда себя девать. Навязчивое чувство сбежать достигло апогея, но заставить ноги двигаться было не в моих силах. — Сатору? Раскрываю глаза, что закрылись, увязая в ласках губ. Назвать имя мага я не могла, по понятным стечениям обстоятельств. Но тогда кому принадлежал этот женский голос? Сатору кажется тоже не догадывался, кто позвал его, поэтому отстранился и смотрел в глубь коридора. — Руми?