Одиннадцать душ

Православный человек верит, что душа после своей смерти бродит девять дней на земле. Девять дней осознания ошибок прожитой жизни и девять дней подготовки к чему-то новому и неизведанному. Одинокая душа ничего не ищет в этом мире. Ей уже поздно пытаться сделать что-либо здесь. Когда священник отпевал одиннадцать гробов, души детей разбрелись кто куда. Одна только Ксения не давала правде попасть в её сознание. Она сидела под дверью храма и плакала. «Нет… Нет! Это просто какой-то сон… Глупый сон! Ну же, проснись!» – замолкая на некоторое время, девушка поддавалась истерике всё больше, осознавая, что не просыпается. Ксюша уже не знала, что думать. Ей безумно хотелось домой. Она могла бы сейчас подняться с земли и направиться в сторону родной улицы. Но разве пустые стены, где тебя никто не увидит, никто не заметит, не обнимет и не пожалеет, разве это есть дом? Нет, это уже совсем не он. Дом там, где ощущаешь любовь и заботу, где чувствуешь себя в безопасности. Но на этом свете, который Ксения вряд ли уже назвала бы белым, теперь не было места, где она могла бы чувствовать себя так, как дома. Двери церкви растворились. Наружу начали выходить люди, а затем выносились гробы, которые были помещены в автобусы с черными повязками на зеркалах. Двигатели машин завелись, и уже через пару минут их было неслышно. Ксения продолжала сидеть, но уже не плакала. Ей послышался голос, зовущий её: – Ксюша, ты? Она узнала Милену. Та, подойдя ближе, без слов села рядом. Они молчали. Молчали, но настолько громко, что это оглушало каждую. Буря внутри девушек была ощутима ими, и, даже без слов, они понимали, что у каждой в голове. – Сколько несказанных слов, – сказала Милена. Помолчав, она продолжила, – сколько рухнувших надежд! Сейчас я не понимаю, чего мы постоянно ждали. – Ты права, – ответила Ксюша. – Постоянно мы чего-то боялись и всё откладывали на потом. – Жизнь откладывали на потом! Глупцы! – воскликнула Милена, взявшись за голову и опустивши её вниз. – Ты знаешь, я пишу стихи, – сказала Ксения то, что давно боялась кому-то сказать. – Да? Какие же? – Их пока немного… – Прочти хотя б какой-то, если помнишь. – «Когда мы с вами все рождались, как жить инструкций не давалось. Есть правило одно для нас…» и дальше я не дописала. Это одно из последних… – «… у нас есть жизнь здесь и сейчас», – продолжила стихотворение Милена. – Точно, почему бы и нет. – Ага, хороший стих, – похвалила Милена одноклассницу. – А ты оказываешься не такая, какой я тебя считала. Мы же с детского сада друг друга ненавидели, – перевела разговор на другую тему Ксения. – Да… Я даже куртку свою рядом с твоей не вешала, когда мы были в начальных классах. И к чему всё это? К чему эта вражда? – Согласна. Ведь вместе лучше. – Вместе мы сильнее, – утвердила Милена. – Кстати говоря, а где остальные? Я здесь просидела всё время, с момента, когда мы все вместе сюда пришли. – Все пошли на кладбище, искать себя. – Как же? – спросила в недоумении Ксюша, – Только ведь недавно поехали хоронить. – Это тебе так кажется, – ответила Милена, – время теперь не подвластно нам – мы всего лишь души. Девушки, немного помолчав, решили идти. Они направились в сторону кладбища, искать остальных. Милена и Ксюша долго бродили между могилами, но своих одноклассников найти так и не смогли. Проходя между рядами памятников и крестов, они смотрели на фотографии людей. Кто-то был на них в возрасте, а кто-то ещё совсем молодым. В груди сильнее всего отдавалось, когда встречались низенькие могилки с детскими фотографиями. И это было удивительно, ведь девчонки сами не успели закончить восьмой класс. В этом, наверное, и заключается человечность: сострадать усопшему, когда сам уже не жилец. Тогда входит, что не всегда, когда ты жив – ты человек. Человечность это нечто большее и высшее, чем просто земное существование. На одной из могил Милена увидела знакомое лицо. – Это мой дядя, – произнесла она. – А это моя племянница, – прозвучал охрипший мужской голос. Девушки обернулись назад и увидели мужчину. – Дядя? – Милена бросилась в объятия мужчины. – Я думала, что больше не увижу тебя. – Я тоже не ожидал тебя так рано здесь встретить. Как ты? Как родители? – Сейчас не знаю… – отвечала Милена, – но до этого всё было хорошо. А потом, в один из учебных дней, был обстрел… И вот теперь мы потерялись. – Я уже три года как потерялся, – отвечал мужчина. – Я был грешником, большим грешником, и теперь застрял между мирами. Всю оставшуюся вечность я обречён одиноко блуждать здесь. Мужчина замолчал. В его глазах читалась печаль. Когда-то эти глаза горели желанием жить, ни в чём себе не отказывая. Он сел на свою могилу, облокотившись спиной об памятник, глубоко вздохнул. – Говорила же мне мать, что не стоит ввязываться в это дело, – Начал он говорить, как будто сам с собой, – а я всё гнался за этими деньгами. Девочки, не совсем понимавшие, о чём говорит мужчина, сели рядом с ним, заинтересовавшись его рассказом. – Был идиотом, думая, что могу сделать родных счастливыми, принося в дом много денег. Не слушал никого, ругался с ними, думал для них же лучше делаю… Свернул с дороги правопорядка. И должность хорошая была. Не высокооплачиваемая, но всё же была. И жизнь была, хорошая жизнь. Всё потерял. – Но почему же? – спросила Милена. – Мне никто не рассказывает, почему тебя не стало. – Я связался с нехорошими людьми. Начал зарабатывать большие деньги, занимаясь нелегальной деятельностью. Моя мама, твоя бабушка, знала об этом. Каждый раз, когда я приносил домой заработок, она велела выбросить эти грязные деньги. Мы ругались из-за этого. Я твердил, что это всё для нас. Чтобы она ни в чём не нуждалась. Я был уверен, что, будучи богатым, я быстро найду ту самую женщину, которая подарит мне смысл жизни. Но я ошибался. Остался ни с чем. Деньги… Да, были у меня деньги, и что с того? Сожгли эти деньги вместе с одеждой, в кармане которой они лежали. С той одеждой, которая на мне была в день, когда мне перерезали глотку. Они меня убрали, как пешку с шахматного поля. Я даже не знаю, был ли суд по этому делу. Сидит ли за решёткой мой убийца, или живёт на свободе. И кого я сделал счастливее этими деньгами? Никого. Оставил лишь старушку мать плакать над моей могилой. Ничего не добился, ничего хорошего после себя не оставил. Не нашёл ни ту самую женщину, ни смысла жизни, – мужчина прекратил свой рассказ. Он замолчал и смотрел в небо. Но после он перевел свой взгляд в другую сторону. – Это ваши? – спросил он. Милена и Ксюша обернулись и увидели своих одноклассников. – Ребята! – крикнула Ксения, когда те подошли ближе. – Мы не можем найти только Мишу, – сказал Андрей им. – Мы сейчас будем с вами его искать, – сказала Милена, – это мой дядя. Он давно здесь бродит и хорошо знает эту местность. – Да, конечно, я помогу вам, – ответил мужчина. – Вот только зачем помогать тому, кто и так спасён? – О чём ты, дядя? – в недоумении спросила Милена. – Не повторяй моих ошибок, – сказал мужчина. Его образ растворился в её глазах. Всё потемнело. Одиннадцать школьников спали непробудным сном, который в медицине называют комой. Самым первым очнулся Миша. Парень не понимал где он. Рядом с койкой сидела его крёстная, которую он называл тётей Наташей. – Я ждала, что ты проснёшься, мальчик мой, – сказала она спокойно, улыбнулась и положила свою ладонь на его руку, в которой стоял катетер. – Где… – начал бурчать Миша. – Что такое? – Мама где? Я только что видел её… В ответ женщина молчала. – Миша, всё будет хорошо, – сказала она. Её глаза были наполнены печали. Она встала и пошла звать врача. Спустя некоторое время Миша полностью пришёл в себя. Когда его осматривал врач, парень понял, что у него перебинтована грудь. После, снова оставшись с тётей Наташей наедине, Миша спросил, что с ним и что он здесь делает. – Похоже, ты ничего не помнишь, – ответила женщина, вздохнув. – У тебя был осколок в груди, между рёбрами, всего–то на пять сантиметров ниже сердца. Тебе невероятно повезло, как и всему вашему классу. Был обстрел, снаряд попал в угол здания, там, где были вы. Многих сильно посекло осколками. Ты же отделался одним в ребро. У Милены лицо сильно посечено осколками стекла, так как она была рядом с окном. Но самое главное, что вы все остались живы. Это самое настоящее чудо. – А почему мама не здесь? Она сегодня на работе? – спросил парень, беспокоясь о матери. – Я видел её, плачущую над моей могилой. Мне казалось, что меня больше нет. И я испугался, что много не успел ей сказать. Точнее, всё, что я успел, это наговорить кучу гадостей, и… Я виноват, и должен извиниться перед ней. У тёти Наташи потекли слёзы. Самая первая из них так быстро пробежалась по щеке женщины и упала на пол. Крёстная взяла ладонь парня в обе руки и сжала её. – В тот день агрессия со стороны тех, кто безжалостно обстреливает мирные дома и посёлки, не закончилась. Спустя час снаряды приземлялись на вашей улице, – замолчав на пару секунд, крёстная, осилив себя, смогла продолжить, – твоей мамы больше нет, Мишенька. Ты не успел. Женщина начала плакать пуще прежнего. Слёзы потекли и у Миши. Но он ещё не поверил в эту жестокую шутку жизни. Тьма, окутавшая его сердце, сжимала всё внутри. – Нет! – плача, кричал парень, – нет! Я не могу осознавать это второй раз. Осознавать, что больше никогда не увижу её… – С этим придётся смириться, мальчик мой, – сказала женщина и обняла крестника. – Теперь я твой опекун. Документы ещё оформляются, я занималась этим последнюю неделю. У тебя ведь теперь не осталось никого, кроме меня. Отца потерял, будучи трёхлетним ребенком. Теперь и мать. – Нет, тётя, я не верю! – крикнул Миша и положил голову на подушку. – Я не верю… Слёзы ещё долго стекали по его щекам, но после он не проронил ни слова. Наталья тоже сидела молча. На следующий день вышло из комы ещё двое человек. После – ещё пятеро. Так через неделю все одиннадцать человек были в сознании, и им оставалось лечить полученные телесные повреждения. Их души бродили на границе жизни и смерти. Это осталось в их памяти лишь как пугающий сон, в котором они думали, что мертвы. Миша раньше всех вышел из комы, и раньше всех был выписан из больницы. Он с крёстной пришёл в родной дом. – Теперь он твой, – сказала тётя, – будет ли он продан, или же ждать, пока ты вырастешь и заселишься в нём, решаешь ты. Но пока тебе не исполнится восемнадцать, ты будешь жить со мной, моим мужем, Алёшкой и Олей. – Я не хочу его продавать, – ответил парень. – Значит, будет так. Что ж, пошли собирать твои вещи. – Да, но прежде я хочу увидеть её могилу. Без лишних слов они отправились на кладбище. Мать Миши была похоронена рядом с его отцом. Свежая, ещё не утрамбованная земля была накрыта лишь одним похоронным венком. На деревянном кресте висела фотография молодой женщины, с глазами, точь-в-точь, как у мальчишки, стоявшего напротив. Она улыбалась ему. – Она была прекрасной женщиной, – сказала крёстная, – сильной женщиной. А как она любила твоего отца, ты бы только знал. Больше всего она ценила в нём доброе сердце, которое досталось тебе. После той автокатастрофы её было не узнать. Не так ухаживала за собой, как прежде, да и искать себе кого-то не хотела. Даже говорить на эту тему не желала. Посвятила всю себя твоему воспитанию и домашним хлопотам. Парень молчал. Ком в горле не давал ему возможности что–то сказать. – Осколок ранил её прямо в сердце, – продолжила Наталья. – Она как будто взяла ранение на себя, подарив тебе спасительные пять сантиметров. Миша провёл рукой по фотографии матери. – Я люблю тебя, мамочка, – шёпотом произнес он. – Прости меня, за всё... прости.