В глуши

      У Волкова было острое чувство дежа-вю — снова ночная дорога, кожаная оплётка руля под пальцами, снова недосып режет глаза. Опять он невольно выбирал маршруты попустыннее, хотя сейчас кто за ними мог гнаться? И впереди, какой сюрприз, снова лежала полная неизвестность.       Зато Разумовский был с ним, в сознании и даже пристойном настроении. На заднем сидении — волосы собраны в короткий хвост и спрятаны под широкий капюшон толстовки. Тёмные очки, мешковатая ветровка, серые джинсы. Никаких любимых Сергеем излишеств. Волкову хотелось в этот раз предусмотреть всё, даже чьи-то случайные взгляды через стекло.       Он пока не мог смириться с тем, что произошло. Он, чёртов боевик, обязан был везде таскаться с оружием, продумать планы Б, В, и так до конца алфавита, пока у их соперников не кончатся силы. А он… размяк. Поддался дачной тиши, разговорам по вечерам и ощущению, что можно ненадолго выдохнуть. Как же. Двойка тебе, Волков, с минусом.  — Олег, — позвал Разумовский сзади.  — Угу.  — Ты уверен, что мы можем вернуться?       Волков чуть не выругался. Конечно. У него работа такая, быть во всем уверенным. Особенно в тот момент, когда они ехали среди ночи в город, где Разумовского до сих пор наверняка искала каждая собака. Оставив позади полыхающий дом и джип, на потеху деревенским, которые вряд ли успеют вовремя вызвать пожарных. Все должно было сгореть дотла.       Гори, гори ясно. Волков до последнего не хотел огня. Страх был почти суеверный, а вдруг вид пылающего здания вызовет Птицу, как триггер, как условный сигнал? Но Сергей даже смотреть не стал на пожар. Прыгнул в машину и прижался щекой к стеклу, закрыв глаза. Олегу хотелось крепко его обнять и не разжимать рук подольше, снова и снова уверяя, что все получится, что в итоге все будет хорошо, пусть даже он сам в это не верил.  — Олег?  — Честно? — откликнулся он почти весело. — Понятия не имею. Я сейчас вообще ни в чем не уверен. Кроме одного. В воздухе повис вопрос, и он притормозил на одиноком светофоре у одинокого посёлка, повернувшись к Разумовскому.  — План вернуться в Питер и вообще — долбанутый. Именно такие тебе хорошо удаются. Сергей хмыкнул, поправляя очки.  — Я соскучился по разводным мостам.  — Ещё по поребрикам и бадлонам, — кивнул Олег, выруливая на шоссе.  — А ты не скучал в Сирии? По городу, — спросил вдруг Разумовский.       Больше всего я скучал по тебе, пиротехник недоделанный, подумал Олег, щурясь на дорогу. За все годы, что они провели бок о бок, он и не задумывался особо, как это ценно. Понимать друг друга с полуслова. Шутить общие шутки. Молчать вместе и не чувствовать себя неловко. А ещё рассказывать все, что угодно, не боясь, что поймут неправильно. Так что за время службы не проходило ни дня, чтобы он не думал — может, ещё есть шанс. Вернуться обратно и найти в себе смелость быть рядом безо всяких оговорок.       А в итоге — осунувшееся лицо Разумовского в новостях, и смелость нашлась сама собой.  — Скучал, — ответил он, улыбнувшись. — Представь огромную пустыню, в которой постоянно стреляют. Питер оттуда кажется просто раем.  — Знаешь, ты вечно такой непрошибаемый, — сказал Сергей, вклиниваясь между сидений, так говорить было удобнее. — Спокойный. Иногда так и хочется что-то сделать, чтобы тебя удивить, или разозлить, или обрадовать.       Олег со свистом вздохнул, вжимая педаль газа чуть сильнее, чем следовало. Потом, опомнившись от боли в перевязанной ноге, скинул скорость. Только вот остановок у гайцов им не хватало.  — Тебе это и так лучше всех удаётся, Серёж.       Спокойный. Знал бы Разумовский, как спокойный, непрошибаемый Волков метался по лагерю после того памятного репортажа. Как в него сослуживцы практически вливали арак, местный паршивый аналог водки, воняющий анисом. Не понимали, что стряслось, и пытались добиться вразумительного ответа. А он и не знал, что отвечать.  — Сядь спокойно, — бросил он Разумовскому, — и очки надень.  — Олег, вокруг ночь и лес, — произнёс Сергей медленно. — Кто меня тут может заметить или узнать, хотя бы в теории? Оборотни? В пригороде надену, успокойся, — он немного помолчал, уставившись в лобовое стекло. — Кстати про долбанутые планы. У меня есть один, чтобы закончить всю эту историю. Но он тебе не понравится.  — Даже не сомневаюсь, — вздохнул Волков, не переспрашивая. Сейчас ему нужно было сосредоточиться на дороге. А там видно будет.       В четыре утра они въехали на Пулковское. Квартира, снятая на пару дней, ждала на Ваське. Разумовский уснул на заднем сидении, и Олег был этому даже рад. Зато точно не будет тереться у окна. Он понимал, что ведёт себя, как параноик, но сейчас это пришлось к месту.       Рассвет окутывал город призрачным, голубым и желтоватым сиянием. Улицы были пустыми, и ему ужасно хотелось выехать на стрелку Васильевского, разбудить Разумовского, и вместе немного постоять у воды. Посмотреть на стены Петропавловки, у которых они раньше часто загорали летом. На стены Эрмитажа, куда Разумовский его затащил однажды и битый час водил по помпезным залам, от картины к картине, рассказывая, жестикулируя, и глаза у него блестели, и Волков был готов слушать о чем угодно. Ему хотелось попрощаться с городом, который они оба по-своему любили и который собирались оставить.       Но для такой безрассудной романтики было не время и не место.       Во дворе задрипанной пятиэтажки на Ваське он забрал ключи у поминутно зевающей хозяйки, убедился, что та ушла, и только потом растолкал Разумовского.  — Приехали. Бери свои шмотки, надевай очки, и будь тихим, как мёртвая мышь. Идём.       Квартира показалась просто роскошной после деревенской развалюхи. Тут даже душ был, и полусонный Разумовский направился прямиком туда, скидывая по пути толстовку и расстегивая джинсы. Олег проводил его долгим взглядом и унёс сумки в спальню.       Впереди ждали очень насыщенные дни. Им нужны были левые загранпаспорта, хороший, нетривиальный наземный маршрут — Волков ещё не настолько чокнулся, чтобы лететь на самолёте. Сейчас бы личный вертолёт, а плюсом к тому — команду хорошо обученных боевиков, но мечтать не вредно. Он до сих пор осваивался с мыслью, что у Разумовского откуда-то оказался чертов дворец в Италии. До той Италии им следовало добираться долго и напряженно, через таможни, через сотню возможностей быть узнанными. Но это был вариант лучше, чем сидеть в землянке, без связи и контроля, вздрагивая от каждого шороха.       Кровать была большая, но одна. С чистым бельём — Олег даже вздохнул от полноты чувств, с самого отъезда в Сирию он, кажется, не спал по-человечески. Пока разбирал свою сумку, в спальню ввалился Разумовский в одной футболке, слабо пахнущий гелем для душа и довольный до неприличия.  — Супер, — сказал он коротко, падая на кровать. — Как же мало нужно человеку для счастья. У нас ведь есть время на поспать, Олег?  — Определённо, — Волков глянул на часы. Почти шесть. — Нам вообще лучше днем не высовываться. Тебе особенно. Спи.  — И ты ложись, — произнес Сергей с нажимом, переворачиваясь на живот. — С твоей ногой надо больше отдыхать.  — Ещё в санаторий и травяные чаи, — буркнул Олег, машинально касаясь бинтов под потертым денимом. — Ладно, сейчас. Пойду тоже душ приму.       Когда он вернулся, вытираясь на ходу и чувствуя себя почти бодрым, Сергей уже сидел на краю кровати со свежими бинтами и бутылкой перекиси. Под глазами — темные круги, но взгляд колкий и упрямый.  — Садись, перевяжу заново, — он окинул темную рану пристальным взглядом и поморщился. — В Венеции нужно будет найти тебе врача.       «И тебе», — чуть не ляпнул Волков, но вовремя заткнулся, наблюдая, как Сергей умело обрабатывает рану.  — Откуда вообще такие навыки? — спросил он с внезапно проснувшимся любопытством. Разумовский тихо фыркнул, аккуратно, в меру плотно бинтуя его бедро. Рыжие волосы, потемневшие от воды, щекотали руку Волкова.  — А я всё ждал, ты спросишь, где я научился драться. Когда ты уехал, — это было сказано тише, с усилием, — я себя чувствовал… ну вообще беспомощным. Как будто раньше был в броне, а потом её снял, и опасность теперь повсюду. Так что брал уроки уличного боя. Решил, что это поможет. Научился оказывать первую помощь. Смотри, пригодилось.       Он проверил бинты и поднял взгляд на Волкова, очень прямой и пронизывающий до костей.  — Жаль, крав-мага меня не подготовило к тому письму. Где ты погиб. Веришь или нет, до этого я каждый день ждал, что ты просто вернёшься однажды и всё. Приедешь внезапно, без предупреждения, — голос Разумовского стал хриплым, неровным, и этот голос всё внутри Волкова разрывал, резал по живому, — и всё будет, как прежде. И в итоге ты вернулся. Ну, не ты, но я этого не понял. Где-то через месяц после… письма, — он рвано вздохнул. — Всё тогда было, как в тумане. Я плохо соображал. Бухал, не ел почти, не спал, не мог работать. И однажды ты просто появился, возник рядом, как будто так и надо было. Прекрасно.       Он медленно выдохнул и лёг на кровать, отвернувшись к стене. Но Олег, сглотнув, потянул его за руку обратно, рывком прижал к себе, чувствуя, как гулко колотится сердце. Непонятно только, у Разумовского или у него.  — И я, понимаешь, до сих пор думаю. Может, это всё продолжается мой бред? — голос Сергея звучал как-то сдавленно, он вздрогнул, лицом утыкаясь в грудь Волкова. Раздался короткий всхлип. Олег только и мог, что медленно гладить его по мокрым волосам. Его на мгновение прошибло чужим страхом, и почти сразу отпустило.  — Если это бред, то он общий, — произнёс он негромко. — Коллективная галлюцинация. Предлагаю не останавливаться. Что там у тебя был за безумный план?       Сколько он Разумовского знал, лучше всего тому помогала генерация идей и раскладывание своих мыслей по полочкам. Дарило ощущение контроля, видимо. Вот и сейчас, Сергей отстранился, проводя ладонями по лицу, глубоко вдохнул и выдохнул. И посмотрел на Волкова осмысленно.  — План. Да. Я, кажется, придумал, как нам заставить спецслужбы отцепиться. Но тебе не понравится.  — Валяй, — махнул рукой Олег, готовый выслушать что угодно, лишь бы Серёжу успокоить. — Бегать от фэсников мне еще меньше нравится. ***       Волков стоял у окна, скрестив руки на груди. Разумовский сидел на кровати, поджав ноги и нахохлившись. В воздухе повисло тяжёлое молчание. — Нда, — наконец, обронил Олег. — Я передумал, какая из твоих идей была самой безумной. Поздравляю. Вот эта — самая безумная. — А по-моему, вполне рабочий план, — произнёс Сергей тихо, но уверенно. — План? Да это вообще не тянет на план! — Волков почувствовал, что он, как никогда, близок к настоящей ярости. — Это, блин, «Ромео и Джульетта»! А у них все очень хреново закончилось, если помнишь!  — Ты явно перегибаешь… — Дай-ка уточню, — Олег резко обернулся, подходя к кровати, и встал напротив него. — Просто для ясности, ага? Ты хочешь вернуться в лечебницу, откуда я тебя вытащил, с повинной. Сдаться им добровольно, сам. Сказать, что все осознал и понял. Потом выпить какую-то дрянь, которая создаст ощущение, как будто ты труп. Причём ты не уверен, — добавил он веско, — что не станешь и правда трупом, ведь ты не химик и не врач. После этого ты хочешь, — продолжил он, все больше распаляясь, — чтобы я тебя каким-то образом забрал из тамошнего морга. Пройдя тихонько мимо врачей, мимо охраны, черт, да я даже не знаю, где там морг! Видимо, мне надо будет вежливо попросить работника тебя не сжигать и отдать мне, да?  — Нет, — Разумовский нахмурился недовольно. — Там будет наш человек. Он организует все так, чтобы не возникло проблем с документами. И — да, позволит тебе меня забрать.       Олег громко фыркнул.  — Блестяще! Ни одной проблемы не вижу. Да они тебе, выдумщик, такую дозу рисперидона вколют с порога, что ты забудешь, как тебя звать. А ещё затаскают по допросам и выяснениям, что ты успел натворить. А ещё…  — Ничего они не вколют, — произнёс Сергей даже как будто укоризненно. — У меня всё лечение прописано в карте. Я скажу, что раскаялся во всём, и хочу, чтобы мне помогли, и встать на путь истинный. Зато, если всё получится, я буду для властей мёртв! — А если хоть что-то пойдёт не так, ты, клоун, будешь для всех мертв! — Волков даже не заметил, как повысил голос. — Нет. Только через мой труп. Это полный финиш. Я в этом участвовать не буду. И ты, — он глянул на Разумовского пристально, — в этом участвовать не будешь тоже. Ясно?       Некоторое время на лице Сергея сохранялось выражение упрямой уверенности. Потом он тихонько вздохнул. Как будто даже с облегчением.  — Я и не думал, что ты согласишься, — произнес он и улыбнулся уголками губ, откидываясь на спину на кровать. Олег покачал головой, садясь рядом. — Даже разозлился. — А что мне, веселиться? — спросил он хмуро, но уже спокойно. И протянул руку, убирая с лица Разумовского рыжую мягкую прядь. Тот мимолетом прижался щекой к его ладони, прикрывая глаза. — Всё. Спать.       Он забрался в кровать, устраиваясь — больная нога беспокоила. Глянул на худую спину Разумовского, почувствовав, как взметнулись мгновенно нежность и странное чувство вины. Так легко оказалось сбить его с тяжких воспоминаний. Сколько бы времени не проходило, Олегу это удавалось. Тем паршивей была мысль о том, как же Сергей справлялся один.       Помедлив, он придвинулся ближе и обнял его со спины, губами касаясь острого плеча под тонкой футболкой. Разумовский вздохнул, поймал его руку и прижал к своей груди.       Волков никогда не задавал себе вопроса, что же это такое между ними происходило. Для него все было ясно, как день. Просто был Серёжа, и был он. И быть по отдельности у них не получалось, выходило тяжко и одиноко. Значит, самым правильным было оставаться вместе. Как бы там это ни называлось. ***  — Идиотское приложение, — ругался Разумовский, валяясь в кресле и пытаясь заказать продукты. — Серьезно, кто после одной ошибки в данных заставляет человека заново все поля вводить? Руки бы поотрывал.       Волков только хмыкнул, набирая очередное сообщение — он договаривался о новых загранниках, которые должны были быть готовы уже завтра. Договаривался, конечно же, через «Вместе». В чем-то он понимал сильных мира сего, негодующих насчет чудесных технологий шифрования Разумовского. Свобода слова и свобода общения оборачивались тем, что сеть использовали для любых незаконных мероприятий. Отследить эти переписки было невозможно. «Теоретически невозможно», как говорил Разумовский.       Курьера встречал он, как и обычно. Серёжа на удивление послушно не отсвечивал, понимая, чем обернётся для них случайное узнавание и чья-нибудь слишком активная гражданская позиция.  — Все, — сказал он, плюхнув пакет на кухонный стол. — Паспорта завтра заберу. Можно будет ехать. Предлагаю все-таки через Латвию — русские новости они вряд ли смотрят, и на границе там попроще. Дальше — Литва, Польша, Чехия, Австрия, в общем, все как договорились.       Он глянул на Разумовского, зависшего в телефоне, и хмыкнул — тот ведь явно не слышал ни слова.  — Чай будешь?  — А? А, да, — он с неожиданным энтузиазмом отложил телефон, — погоди, я сам сделаю. Ты и так все время готовишь.  — Мне не сложно, — заверил Олег, копаясь в холодильнике. Нужно было понять, что они способны съесть сегодня и завтра, а что надо поскорее выкинуть. — Даже в радость. В Сирии не особо удавалось, сам понимаешь.       Выпрямившись, он обернулся на Сергея, который как раз поставил на стол две кружки с горячим чаем. И тут же забрал себе одну, возвращаясь на свою табуретку и протягивая руку к телефону.  — Надеюсь, ты не выкладываешь ничего в инстаграм, и не пишешь Грому сообщения с угрозами? — спросил Олег со смешком, усаживаясь за стол. Сам он обзавелся дешевеньким ноутбуком, понимая, что без техники будет тяжеловато в любом случае.  — Зачем Грому, сразу в управление пишу, напрямую, — откликнулся Разумовский ехидно. Вид у него, правда, был какой-то пришибленный. Волков отхлебнул горячего чая, размышляя, с чего бы это. Впрочем, впереди их ожидало то ещё дорожное путешествие. Разумовский столько лет просидел со своим «Вместе», а теперь сходу погрузился в ну очень активную жизнь. Было от чего присмиреть.  — Как он тебе, кстати? — спросил Волков задумчиво. Добравшись до Интернета, он немного почитал про майора Грома. Интересно было, кто же в итоге обыграл Разумовского в догоняшки и прятки. Картина рисовалась неоднозначная.  — А ты как думаешь? — фыркнул Сергей раздраженно. Впрочем, поймав взгляд Олега, дернул плечом. — Да никак. Служитель закона. Не знаю, что там ему помогло на меня выйти, но слишком умным не выглядит.       Волков хотел сказать, что выглядеть умным и быть умным — две разные вещи, но вместо этого протяжно зевнул. Времени было — около трёх ночи, они теперь в основном бодрствовали по ночам, но сегодня, видимо, выдался слишком уж активный день.  — Я, пожалуй, лягу, — сказал он, оставляя кружку на столе. — Разбуди меня… в районе семи. Утра. — Ладно, — сказал Разумовский тихо. И зачем-то пошел с ним в спальню, встал у окна, пока Олег раздевался. В мышцах была какая-то странная слабость, он подумал, что было бы очень невовремя сейчас простудиться, например.       А потом провалился в сон, как в темный туман.       Когда он проснулся, в окне уже был серый питерский день, и никакого Разумовского рядом. Голова побаливала, во рту ощущался мерзкий привкус. А по телу разливалась, как мутная электрическая жижа, острая тревога.       Он поднялся на ноги, покачнулся, глянул на часы — половина, мать его, одиннадцатого. В квартире тихо, никаких следов Сергея. Олег прошел быстрым шагом по гостиной, с трудом сдерживая панику, заглянул на кухню и увидел на столе свернутый пополам листок.       Еще не взяв его в руки, ещё не развернув, Олег примерно догадывался, что он там прочитает. Аккуратный, угловатый почерк Разумовского обжёг взгляд.       «Олег, не обижайся и не злись. Прости за снотворное — иначе ты спишь слишком чутко. Я сделаю то, что решил. Знаю, всё получится, я же чертов гений. Будь в морге послезавтра, ближе к вечеру — точнее рассчитать не получится, но ты разберешься, я уверен. Контакт — Андрей Ч., найди у меня в телефоне, он в курсе всего. Действие препарата будет около двенадцати часов, если что не волнуйся. P.S. Если что-то пойдет сильно не так — езжай один. Ты заслужил отпуск. А я заслужил то, что заслужил. P.P.S. Волк, ты самое дорогое, что у меня есть»