Полицейский Блюз или Не Все Копы - Свиньи

Хрясь Морда теперь уже бывшего террориста дёрнулась, веки затрепетали. Ещё одна пощёчина по морде каракала. -Скучал по мне, сладенький? Проснись и пой, мы уже сворачиваем ваш балаган. – прогнусавил до омерзения знакомый голос. Про запах и говорить не стоит. Мир вертелся восьмерками перед глазами арестанта, в первую очередь в связи с тем обстоятельством, что его трясли за воротник драной толстовки. -Ау, Кевин! Фрэнк! Вы уже там закончили обход, а то Маленький Принц упирается, не хочет просыпаться… Саид наконец открыл глаза и осоловело уставился на нагнувшегося к нему копа. Его тело в позе бревна не слушалось. Скованные наручниками лапы свело за спиной. Лёгкие уже завязывались в морской узел из-за отсутствия кислорода. -…воздуха… -Ась? -…дышать… -А, да, точняк. И как я об этом не подумал… Загребущая лапища в патрульной перчатке выпустила горло Саида. Каракалья голова снова шлёпнулась в лужицу собственной слюны. Разум снова затопила ярость. Будь каракал сильнее то разорвал бы наручники, или будь лапы в них закованы спереди, а не за спиной, то он бы задушил синегопузого ублюдка. На беду, тот заметил, как Саид удумал чтоб рыча боролся с браслетами. Башмак копа врезался ему в почки. И ещё раз. И ещё. И ещё. Всё это время коп посмеивался. Дальше события по памяти Саида были довольно скомканы, прямо как его тело, которое со множеством других таких же счастливчиков бросили в танкетку с водружённой на неё импровизированной клеткой из грубо сваренных железных прутьев. -Так, детишки, следующая остановка – ад! – загыгыкал Империя и похлопал по стальному борту танкетки. Танкетка залязгала траками и стала пердеть сизым выхлопом, двигаясь с места. Пока та двигалась дальше, копы выламывали все двери, попадавшиеся им по их долгому пути наверх. Струны каракальей души натягивались до предела от хруста костей и мерзких хлопков которые издавали лопающиеся черепа, когда танкетка переезжала трупы тех, кого он знал. Морда каракала темнела от ярости, когда мимо шли походным маршем Федеральные гвардейцы, немые и безжалостные. Топот армейских сапог. Треск залпов из винтовок и грохот автоматного огня где-то там. Свистки синих мундиров бьют по ушам. Свист дубинок рассекал воздух с силой опускаясь на беззащитную плоть побеждённых. Крики боли и мольбы о пощаде. Ржание обычных регулярных армейцев. -...эй, ублюдки, к ноге!... мы уже прописали вам в прошлый раз, добавки захотелось?... а ну вылазь из норы, уёбки!... вы так хотели боя, получайте!... Эти коридоры успели стать Саиду родными. Один вид хозяйствующих тут вражеских мундиров выворачивал его наизнанку. Одно дело видеть здесь пленных врагов и разматывать их вручную на допросе или на потеху кидать в толпу ещё тёплый синий китель, только что снятый с очередного пристреленного мусора. А сейчас... Видения, одно ужаснее другого, никак не заканчивались. Через решетку он видел порой тех, кто стали ему настоящими друзьями в этой новой жизни которую он для себя выбрал. Многим повезло, и его братья и сёстры по оружию были расстреляны на месте или были убиты в бою с синепузыми и федералами. С теми кому удача не улыбнулась он встретился взглядами – одни пусты, другие полны ужаса, третьи мечут молнии в гневе от проигранного сражения. Какие же глаза увидели они у него? Было ещё больше тех, кого он не знал. Его ячейке было запрещено находиться в определённых секторах, якобы затем, чтобы хранить «оперативную секретность». На первый взгляд, логично. Отлаженный аппарат незнания является неотъемлемой составляющей для любой повстанческой организации. Но впервые в его новой жизни он похолодел и попытался забиться внутрь клетки. Ему в морду смотрела разбитая харя полярного лиса, стоявшего на коленях. Та выглядывала из разорванного балахона с белым крестом в красном круге на груди. К голове было приставлено дуло крупнокалиберного пистолета. В глотке Саида набух ком, который было не сглотнуть, когда кровь клановца брызнула ему на морду. Неужели тот тоже был его соратником? Перед тем как федералы выпустили пулю ему в затылок полярный лис видать успел разглядеть свое удивленное отражение в каракальей морде. Быть может даже задался тем же самым вопросом. Танкетка поднималась наверх и спускалась вниз. Каждый поворот приносил очередные открытия. ... ...груда тел в костюмах, шляпах и пальто — почти как федералы — но даже Саид разглядел что столь дорогие вещички как те что на них напялены на одну зарплату не купишь. И морды мертвецов были все как одна в застарелых шрамах, а лапы грубы. А знакомый каракалу чёрно-белый жирюга уже успел скооперироваться и теперь снимал лакированные штиблеты и шёлковые рубашки с этих макаронников — всего-то постирать и подштопать. Да он снимет с них последний пиджак и чёрт с ним что размер не тот. Один что лежит поодаль в кровище с выпущенными кишками открывает рот с щербатыми зубами меж щелей которых стекает кровь и что-то хрипит, может просит добить его. Империя вразвалочку подходит к нему с примкнутым штык-ножом и расчётливым выражением на небритой морде… … ...скверно одетого в обрывки старой серой формы и кепи-конфедератку старикана-горностая тащат по полу за ноги двое амбалов в противогазах, один в синей форме Полицейского Департамента, другой в форме национального гвардейца. Старикан гневно пищит дурным голосом о том что «имел он всю систему, и этого любителя ниггеров Линкольна», чем-то напомнившим каракалу гнусавый акцент жирной чёрно-белой сволочи. Одновременно старик дирижировал пузырём с самогоном одной лапой, явно не чувствуя, как другая, сломанная в нескольких местах, волочится за ним под неестественно вывернутым углом, а в другой раскрытой двери мельком видно обхватившую голову отчаявшуюся фигуру, стоявшую на коленях в окружении силуэтов в мундирах армейцев. Одна из них приставляет к голове зверя на коленях пистолет и взводит курок... ... …арестованные женщины, в основном псовые, непокорно лают в морду одинокому военному полицейскому, такому же издёрганного жизнью, как и повязка с аббревиатурой M.P. у него на рукаве. -МОЛЧАТЬ! - орал жандарм в ответ. –ЗАТКНИТЕСЬ! -Мы никогда не замолчим! Никогда! - надрывает голос рыжая толстуха-лисица. Судя по откровенным обноскам и драным колготкам она является гулящей девкой со стажем. Один из солдат, стоявших позади жандарма, вышел вперёд. Бульдог сверкнул из-под каски улыбкой деревенского дурачка. Рыжая девка, продолжая качать права, сунула ему под нос обе скованные наручниками лапы с оттопыренными средними пальцами в линялых перчатках с блёстками. Улыбка бульдога самую малость подувяла, брови чёрные сошлися, собирается гроза - как в той народной песне у русских. В нахмуренных бровях детины отразилась тяжкая работа мысли. Недолго думая, великовозрастный дитятко зарядил рыжей потаскухе прикладом прямо в оскаленную морду. Проститутка завалилась на пол обхватив лапами разбитую голову и оттуда разразилась режущим слух бабским визгом. Остальные же новоявленные амазонки сразу как-то сдулись, сжавшись в дрожащие комочки. В следующую секунду грубая лапища солдата сграбастала рыжую толстуху-шлюху за стоявший как дым коромыслом моднявый причесон. -Заткни пасть, шалава крашеная. -кулачище солдата притянул за волосы зарёванную разбитую морду толстой шлюхи-лисицы вплотную к бульдожьей складчатой харе. Потом солдат милостиво разжал кулачище и толстуха брякнувшись на пол сразу отползла в угол на карачках, где стала раскачиваться взад-вперед, подложив под себя дряблые окорока. Вышедший из оцепенения жандарм разразился бранью на солдата, проявившего настолько «недостойную мундира» инициативу. Дитятко, бывший отнюдь не семи пядей во лбу, расстроился как ребёнок, искренне не понимавший за что его наказывают, ведь он действовал из лучших побуждений. Наоборот, его должны были погладить по головке, дать медаль и сказать какой он хороший мальчик. А вместо этого сердитый дядя-капрал из Военной Полиции почему-то надевает на него наручники и приговаривает что для эксперимента нужны «неиспорченные» подопытные. Плохой тёте позовут медика, а его запрут на гауптвахте на двое суток. Как так-то? Ему – каталажка, а ей – костоправа. Нечестно. И всё это под страдальческие завывания шлюхи. … ...скованные одной цепью пантеры, ящеры, вороны и гиены, словно сошедшие со страниц «Хижины дяди Тома». На каждом был надет крепкий намордник. Все стояли на коленях уперев головы в стену с лапами на затылках под прицелами взвода юнцов из национальной гвардии. Рядом же стояли кинологи, едва удерживая за поводки капающих слюной из пастей неразумных собак, лающих и рычащих. Их когти царапали камень. По приказу напыщенного офицера со стеком цветные встали в неравный строй. Офицер был стар настолько что из него едва не сыпался песок. Стек щёлкнул о плечо рослого детины-гиена. Тот вздрогнул, не смея поднять взгляд. -Эй, черномазые, запевай мою любимую, «Сойди с горы к нам, Моисей»! Шаго-о-о-о-ом, марш! Пленные цветные двинулись, волоча за собой цепь. Стек снова щёлкнул. -Зачем-то же Господь дал вам глотки!? Ещё раз! Щёлк. Старикан должно быть давным-давно в лохматые годы снимал цепи с дедов этих цветных. Интересно, думал ли он что когда-нибудь наденет цепи на их внуков. Саид тупо слушал как нестройное гортанное эхо отражалось от стен. В этом сломленном мычании угадывалась та мелодия. Потом её прорезал дребезжащий старческий голос офицера. -Всех кто в Египте был Еврей, Отпусти народ Мой! Гнобили их всех до костей! Отпусти народ Мой! И сказал Господь: Ступай, Моисей, В землю Египтян, Вели старику фараону - Отпусти народ Мой!... Когда танкетка уже отъезжала Саид увидел, как один из цветных поскакал прочь от остальных сотоварищей по цепному цеху, прямо в своих собственных цепях на ногах и лапах. Кинологи, толь с собственной криволапости, или с небывалого уровня профессионализма, выпустили поводки. Саид старался смотреть только вверх. И не слышать вопли, брань собачников и хруст мяса… ... -...товсь! Целься! Огонь! Винтовочный залп разнёсся по коридорам. -Перезаряжай! Следующая группа! Всё повторилось. Танкетка с черепашьим темпом проезжала через какой-то древний сырой погреб. Череда сгорбленных фигурок в накрывавших их тенях солдат жалась к холодному кирпичу стен, медленно двигаясь к следующему проходу в ещё одно помещение. Саид даже толком не мог разглядеть видовую принадлежность. В более-менее освещённой зале где раньше собирались для своих речей мятежники теперь со всей поспешностью расположился военно-полевой трибунал под охраной почётного караула. За складным столиком украшенным американским флажком сидело несколько дородных военных с погонами старших званий и со скучающим видом перебирали бумаги. Каждому оказывавшемуся перед ним арестанту они задавали по несколько вопросов, и в зависимости от того насколько состав трибунала удовлетворял ответ, в документах ставилась соответствующая печать полевого суда и далее арестант передавался в распоряжение расстрельной команды. Остальных швыряли в танкетки с клетками, аналогичные той, в которой с таким комфортом устроился Саид. К трибуналу подвели махонькую фигурку. Мышка в порванном платье и грязной куртке с красной повязкой. Над ней возвышались двое дюжих вооружённых винтовками бугаев в форме. -Опустить глаза! –пролаял караульный при трибунале. -Ваше имя, юная леди. – без всякого интереса произнёс медведь-гризли с майорскими звёздами на погонах. Мышка молчала. Она в панике метала взгляды словно ища у хоть кого-то какой-то поддержки. Потом она увидела Саида промеж прутьев решётки на ползущей мимо танкетке. Затем мышка развернулась к офицерам военно-полевого суда, вероятно решив показать себя достойно на глазах такого же обречённого как она сама. -От вашего сотрудничества с временной военной администрацией напрямую зависит ваша жизнь. –отрешённо проскрежетала пластинка заместо мозгов в одной из бошек "Вест-Пойнтской хунты". Молчание. Офицеры никуда не торопились. Время от времени они стряхивали пепел от явно недешёвых турецких сигарет в хрустальные пепельницы. Всё это под аккомпанемент из разрывов выстрелов и топота солдатских подошв, стонов и криков, ора сержантов и лая служебных неразумных собак. -Я – правда! Майор приподнял бровь. Интересно детки пляшут. -…я… Я – это правда! Я – Коммуна которую вы хотите убить! Майор какое-то время рассматривал красную. -Полагаю, юная леди, раз мы уже убили вас однажды, то вполне можем позволить себе ещё одну попытку. – Майор выдал длинную струю табачного дыма. –Мы намереваемся убивать вас столько сколько понадобится. Росчерк грифельной ручкой на бумагах. Шлепанье печати. Мышка в разорванном платье уныло поплелась сама дальше по коридору, конвойные даже к ней не прикоснулись. Следующего арестанта пришлось тащить хотя бы уже по той причине, что сам стоять он не мог: голова у него была как кусок рубленного мяса. -Ваше имя, мистер. Несколько капелек крови заляпали документы к вящему неудовольствию членов военно-полевого трибунала. У парня свисал выбитый из орбиты глаз, раскачивался на нерве туда-сюда словно карманные часы на цепочке, прям как у балаганного гипнотизёра на Коней-Айленд... … Множество пулевых отверстий в стенах были довольно старыми. Во всяком случае старее чем свежие. К сливу посреди помещения стекали красные ручьи. Потом Саид понял, что здесь обрывается множество жизней уже не в первый раз. «Здесь когда-то умирали манхэттенские коммунары. Теперь пришла наша очередь...» - всё думал каракал. Команды офицера. Залп. Свежие потоки крови стекают к сливу. Вокруг следы былых жизней. Мятые шляпы. Чей-то ботинок. Брошенный шарф. Палка о которую кто-то опирался. Разбитые часы. Перевёрнутый стул. Разбитые ящики.       Груда тел была уже обсыпана дезинфектантом, словно снежком. Кто-то всё ещё подёргивался – и солдаты бросаются на них как стервятники чтобы добить прикладами. Потом грубые узловатые лапищи коронеров укладывают тела в мешки для трупов.       Перед расстрельной командой оказывается очередная группа. Кто-то встречал свою смерть с угрюмым презрением, как крепкий старик-барсук с разбитой мордой. Кто-то не смог сдержать слёз и хныкал как грязный пацан-ежонок лет… в общем, очень юный. Кто-то просто тупо смотрел в пол и ждал конца. Саид же заприметил эту же мышку.       Та шмыгала своим маленьким носиком и как мальчишка утирала соплю. Потом она увидела снова жёлтые глаза каракала, словно режущие вас на куски. Почему-то мышка с виду сразу успокоилась. -Они не смогут вечно скрывать сделанное! – звонко крикнула она каракалу. Заплывшие кошачьи глаза продолжали смотреть в её. -Перезаряжай! ‘Товсь! Целься! -Они не смогут вечно лгать! – услышал вслед себе каракал. -Огонь! Залп из винтовок. Крики. Вопли. Мышка теперь лежала на полу – винтовочная пуля превратила её мордочку в кровавое месиво. Маленький ежонок теперь сидел, прислонившись к стене с открытым ртом, в голове большая дыра от пули. Покрасневшие глаза смотрят вверх. А пленный барсук по-стариковски надтреснуто стонет на коленях – живот и грудь прострелены в нескольких местах, но тот всё никак не мог умереть. Саид немо смотрел как офицер-армеец, щёлкая каблуками как на параде подходит к слабо стонущему старику на коленях и расстёгивает клапан на кобуре. Каракал всё смотрел как офицер приставляет пистолет ко лбу барсука. Потом закрыл глаза. Выстрел. -Следующая группа! ***** Третья волна атаки промаршировала под кирпичной аркой, на которой кто-то недавно начертал белой краской некий вражеский пропагандистский слоган или, возможно, шифр указывавший на тайник с припасами. LASCIATE OGNI SPERANZA, VOI CH’ENTRATE Федералам в этом секторе стоило немалых усилий сдержать подчиненных от очередных произвольных казней в отместку. Здесь террористами содержались пленные солдаты, гражданские лица и сторонники правительства. Здесь же их истребляли, когда те им надоедали или иным образом утрачивали свою полезность для Последней Капли или иные методы поддержания интереса к своей персоне. Пленные — в основном полицейские, но бывали и солдаты — истреблялись практически сразу после того как утрачивали какую-либо «полезность» для преступников. Их тела сжигались в старой котельной неподалёку. Не нужно быть сумрачным гением вроде Николы Теслы или профессора Эйнштейна чтобы соединить полную пепла комнату и сваленная в кучу армейская и полицейская форма и обувь. Позднее при допросе многочисленных преступников рангом повыше будет установлено факт готовившейся резни с задействованием трофейной формы и снаряжения. За редким исключением выжившие заложники, как правило мершие как мухи от холода или истощения принадлежали к высшему обществу, к богатым, к влиятельным, к известным. И служили своего рода страховкой для собственной безопасности. По стране от побережья до побережья шла история о том, что в ответ на отказ властей подчиниться требованиям террористов Капли они отрезали какой-то актрисульке из Голливуда одним за другим пальцы ног и оставляли их в общественных местах с автографом последней. Пальчики. Хвостик. Лапка целиком под настроение. И шли всё выше. Автографы, становящиеся всё неразборчивей, не прекратились даже когда не стало изящных наманикюренных лапок, ведь можно было держать грифельную ручку и в этих жемчужных зубках. В них же и был сжат последний автограф, точнее крестик, когда небрежно, но зато с энтузиазмом накрашенная как у клоуна и в клоунском же парике и поплывшим от слёз макияжем голова нашлась у дверей крупного кинотеатра. Кормили бывшую богему не особо, лишь настолько чтобы та тупо не дохла слишком уж быстро. Деградировала большая часть данного контингента довольно скоро: женщины начали предлагать себя бойцам Капли за краюху плесневелого хлеба, чем те частенько пользовались. Мужчины же часто покупали объедки за огромные деньги или обменивали его за ценности и украшения. Часто за него дрались и женщины, и мужчины как дикие животные на потеху преступникам. Террористы утверждали, что теперь этим они демонстрируют настоящий смысл девиза «Свобода, Равенство и Братство» или просто показывают какой бывает реальные бытьё и житуха, особенно за бугром. Очередную камеру открыли и в коридор вывалились странные грязные создания, в которых внимательный наблюдатель мог бы узнать то элегантное вечернее платье или мужской деловой костюм. Они давай прикрываться от наглых типов с кинокамерами и фотоаппаратами что сюда запустили, дабы запечатлеть победу Порядка, Закона и Справедливости. Не так они должны были появляться на серебряном экране или на развороте журнала Лайф. Рядом с каменным мешком обхватив колени сидит высокий священнослужитель-панда, небритый и с почерневшей от побоев мордой, сутана изорвана. Сам он раскачивается из стороны в сторону и что-то бормочет под нос, вероятнее всего молитву. Когда террористам Капли стало ясно что федералы, армейцы и копы уже здесь и собираются натянуть им глаз на жопу то было решено начать убивать заложников. Реакция последних была неоднозначной. Очень неоднозначной. Им всем хотелось жить. Ну, по большей части. Удумали сопротивляться, до них наконец дошло. Вот только было поздно. Бунт был подавлен двумя автоматными очередями. Когда очередь дошла до пастора вокруг которого сгрудилась «паства» его взяли за шиворот и пинком выставили в коридор. Он сел на колени, сложил лапы в молитвенном жесте и начал молиться, когда его саданули коленом по тыкве. Он упал, и покорчившись немного снова поднялся, только чтобы получить ботинком в морду. -...ударили по одной щеке, подставь другую... - проскрипел чёрно-белый священник. Поостри мне тут, умник. Сейчас будет тебе презент в ту же самую. Хоть бы раз сказал, что ты думаешь на самом деле. -…Господь покарает сынов противления гневом Его… Они смеются. Тем временем их сообщники тащат из камеры пуделицу. Француженка, сбежала в Новый Свет от нео-коммунаров и Красных Галлов только чтобы попасться в лапы террористам Последней Капли. Те спустя короткое время стали называть её триколорной трёхстволкой. Она просто хотела выжить. Бьющуюся в истерике француженку потащили подальше от камеры. К груде уже остывающих тел. Священник знал несколько фраз по-французски. Та, кажется умоляла, да, почти наверняка. К головке обладавшей ранее пышной причёской собачки-модницы приставили немецкий вальтер. Позади пуделицы растекалась большая лужа крови и мозгов. Теперь и она внесла туда свой вклад. Она очень хотела жить. -...я хочу, чтобы вы все сдохли... –с ненавистью прошипел панда своим мучителям. -…сдохли... сдохли... Троица волков холодно смеётся. Ну вот, честный поп. Того и гляди напоремся на честного политика или даже честного полицейского... Панда снова становится на колени и умоляет Всевышнего. -...Господи... милосердный Господь... пожалуйста, убей их... убей их всех... С поповских глаз текут слёзы, лапы трясутся со всем остальным. Выглядело и жалко и почти смешно. Старший волк передёрнул затвор автомата. Классная речь. Правда. Смеются все, сорвал аншлаг. -...пожалуйста, Боже, умоляю... умоляю... Смех стихает. Ну, мы уже подзадержались, так что... Волка №1 не перерезало надвое очередью из тяжёлого пулемёта, нет. В него выпустили так много свинца что он скорее расплавился. А вот волков №2 и №3 как раз перерезало соответственно. Когда туловище одного из них взмыло разодранное вверх, роняя за собой полощущиеся кишки и обдавая святошу кровищей, тот глядел на это с безумной улыбкой и бубнил спасибо, спасибо... спасибо... спасибо... Торс другого волчары не полетел вверх, а хряпнулся рядом со священником, бешено вращая своим глазами, что-то хрипя и едва подёргивая лапами, выронившими оружие, затем хлопнулись на пол и ноги как две кегли. -...Аллилуйя... Глядя на это чудо, священник на коленях продолжал возносить хвалы Богу пока не получил прикладом здоровенного ручного пулемёта по голове от какого-то сержанта из Федеральной гвардии. -Лежать, мать твою! Жить надоело? Мордасово в грёбанный пол! Правый взвод, держать строй! Готовь осколочные! И всё равно священник возносил Богу свою вечную благодарность. Есть всё же высшая справедливость на этом свете, шипел сквозь зубы священник, и два потока благодарных слёз проходили сквозь слои крови и грязи у него на морде. Бог его не оставил. Полицейские, армейцы и федералы казались ему гневными Архангелами, посланными на грешную землю самими Небесами. На его глазах свершалось мщение злу этими святыми лапами, в которых воины Господа держали благословенные орудия Гнева Его — когда-то это были мечи, булавы и копья, теперь же это были автоматы, дробовики и винтовки... И теперь, когда мимо него проезжали танкетки с арестантами — мучителями, язычниками и богохульниками, сердце его пело. Аллилуйя. Пули иссекли и издырявили всё вокруг. Теперь же к концу операции на кирпичной арке было различимо лишь одно слово: SPERANZA А клетка с каракалом теперь угрюмо наплевавшего на всё вокруг упрямо ползла всё дальше, пока коридоры не стали снова знакомы ему. Того проводил взглядом полным ненависти ещё один чёрно-белый медведь. Но мало ли обращать внимания на каждого кто тебя ненавидит, так всю жизнь можно на это потратить впустую. Танкетка с лязгом встала рядом со знакомой дверью. Саид сразу узнал её. А чуткие уши пустынной рыси опять уловили этот писклявый голосок. Как его там… Кевин. Мелкий обсос в мундире. В помятой кошачьей голове уже появилась идейка. Тот снова что-то канючил. Это будет интересно… ***** Констебль Гудди в нетерпении подпрыгивал с ноги на ногу. Кошачий хвост нервно дёргался. Очередь Кевина на выбивание двери должна была быть ещё дверей пять-шесть назад. Бывало попадалась всамделишная дичь. Как-то раз за дверью оказались самец лежавший на самке, видимо парочка решила напоследок перепихнуться перед тем как их, наверное, расстреляют. Отправились в клетку в чем мать родила. Империя откровенно ржал после того как вынес дверь и с ходу потребовал документы. А Фрэнк нет. Фрэнк вообще теперь почти не говорил и никогда не смеялся. Что-ж, Пит хотя бы успел полапать ту девку за дойки. Но эта дверь... Та была обита войлоком. Кто-то нанёс поверх него слова «КОМНАТА ИСТИНЫ» с грубым рисунком капли – символа террористов. Неверный конус света от тусклой лампочки едва её освещал. Одно только это слово уже действовало на нервы, даже если это мы хорошие парни, не они. Кевин с дрожью огляделся на медведя и панду по бокам двери с оружием наизготовку. -Эй, ты сам хотел попробовать. Назвался груздем – полезай в кузов, - прошипел Пит, и со скрежетом передёрнул помпу дробовика. Кевин огляделся на кучку национальных гвардейцев позади, на мальчишек немногим старше него самого, напуганных и истощённых. Их послали городские власти вместе с патрульными. Точно такие же как он, редкие везунчики, раз уж к концу вечера все лапы и ноги остались при себе. Собрав всю силу воли в кулак, то есть то очень немногое, Кевин взялся за свой револьвер и с решительным видом направился к двери. Остальным же копам и национальным гвардейцам показалось что Кевин с виду вот-вот наложит в портки. Молодой кот лягнул обитую дверь. Ещё раз. И ещё. Пока Кевин обливался потом и отчаянно всасывал воздух в лёгкие после данного экзерсиса под хихиканье национальных гвардейцев, Пит аккуратно подёргал ручку. Вроде поворачивается. Закатив глаза и обменявшись взглядами с Фрэнком, констебль Империя тихонечко приоткрыл дверь. Нервные хиханьки с хаханьками отрезало. Даже Кевин прекратил своё нытьё. Из комнаты ударило мочой, гнилью и высохшей кровью с такой силой словно на них всех рухнула тонна кирпичей. Эта комната была обита грубым войлоком, как и дверь. С потолка свисали заржавленные крюки для мяса. В центре комнаты стояло полусгнившее кресло, вокруг которого были разбросаны хирургические инструменты. К креслу была примотана маленькая изломанная фигурка с кроличьими ушками. -Твою ж мать… - пробормотал Империя, прикрывая нос и рот от разившей вони. Кевин икнул, его адамово яблоко запрыгало. Глаза молодого копа расширились. Револьвер выпал у него из лап. -…Мэгги? На заплетающихся ногах Гудди еле доплёлся до кресла, под его ногами что-то бренчало. При ближайшем рассмотрении гвардейцами это оказались валявшимися в грязи полицейскими значками. Молодой кот приблизился к креслу. Глазки, в которых ещё совсем недавно искрилась жизнь, потухли. Предсмертная мука исказила черты кукольной мордочки. Изящное гибкое тельце, ранее полное кипучей энергии, теперь безвольно обвисло в обвивших его веревках. Лапки были прибиты к подлокотникам несколькими ржавыми гвоздями. Нижняя губа Кевина задрожала. Он протянул дрожащую лапу к полиэтиленовому пакету поверх свалявшейся шёрстки на мордочке крольчихи по которой уже начинали ползать жирные трупные черви и застыл, не смея прикоснуться. Обтянутая полиэтиленом мордочка напоминала чёрную восковую маску. Из танкетки донесся булькающий смех, словно засорившаяся труба. Все морды мигом повернулись к клетке, все кроме Гудди который застыл в ступоре перед креслом и таращившегося Империи. Между прутьев появилась помятая каракалья рожа. Множество морд тупо уставилось на арестанта. -Драная полицайка. Если-б вы только знали сколько в ней хуев перебывало… Пита словно током шарахнуло. Нижняя челюсть поползла вниз. Панда медленно повернулся к клетке, откуда поганец скалился, едва морщась сам от скрипа позвонков. Империи даже показалось что он поменялся с ним местами и теперь сам таращился на него из клетки. Каракал тоже это понял и ухмыльнулся ещё шире. Кровь с разбитых губ осталась на зубах кошака. Ещё через мгновение любимый кастет словно сам прыгнул в лапу опомнившегося констебля. Дополнительный инструмент для придания весомости аргументов в пользу сил правопорядка и донесения до противной стороны ошибочности их позиций. -Заткнись нахер! –кулак с кастетом обрушился на череп каракала. Потом длинные загребущие лапы прошли через прутья клетки и сошлись на кошачьей шее. Кевину же было все равно на треск и проклятья позади, он все смотрел в эти потускневшие глазки.