Полицейский Блюз или Не Все Копы - Свиньи

       Кевин сам не помнил, как оказался в участке тем же вечером. В мозгу у него билось одно тупое отрицание.       Такого просто не может быть. Сейчас придёт Мэгги и всё будет хорошо.       Молодой кот сидел за своим столом, в лапах был первый попавшийся ему букет цветов и коробочка с конфетами. Кевин не мигая продолжал смотреть на пустой стол рядом, ожидая, когда же он сможет наконец подарить их Мэгги.        Утром Фрэнк пришел собрать вещи офицеров с освободившихся столов. Половина отдела как минимум. Кевин все сидел на своем месте и ждал констебля Хлабиб, которая больше никогда не сядет за свой стол. Цветы завяли, а конфеты растаяли. Худые плечи кота совсем сникли и подрагивали. За ночь он с виду постарел на десятку-другую.        Слезы с соплями непрерывно текли, но сам Кевин не издавал ни звука, отчаянно веря в то что его Мэгги вот-вот, прямо сейчас войдет в помещение отдела и как обычно скажет ему что он идиот и все снова будет хорошо. Но даже Кевин знал, что после появления этой коробки за стол уже сядет совсем другой офицер.       Когда медведь ставил картонку для вещей на стол ему было физически больно смотреть как гаснет свет в глазах Кевина.       Треск дерева.       Молодой кот перевернул свой стол и вцепился в воротник медведя.        -Не смей трогать её вещи! Не смей! –завопил он в морду Гладстона, схватив медведя за воротник мундира. -Не смей… не смей…       Кевин выпустил ткань медвежьего бушлата из лап, сполз на пол и расплакался. Только сейчас он увидел мир таким каков он есть. Молодой кот поднял глаза чтобы посмотреть на каменную морду и закричал. И кричал, и кричал, и кричал. Там же его и вырвало.                     *****       Кевин редко бывал в массивной приемной Полицейской штаб-квартиры. Местечковых простофиль с городской окраины не то чтобы ждут на пороге у профессионалов. Но случай особый. Это был настоящий зал с мраморными стойками и колоннами. И сейчас этот помпезный огромный зал был полон гробов. Молодой кот стоял подле и тупо пялился на укрытый национальным флагом гроб с бренным прахом Мэгги. Ему хотелось рыдать, кричать, выть, разорвать флаг, разбить крышку гроба и обнять её. Или упасть на мраморный пол и биться в иступленной истерике. Но Фрэнк сказал, что он его изобьет до полусмерти если Кевин даже попробует рыпнуться или хоть что-то пикнет. Медведь выглядел совсем старым, стоя подле изголовья другого гроба. Его погасший взгляд был пустым. Плечи безвольно сгорбились. В кулаке с обмотанными вокруг него чётками было что-то зажато. И в него он что-то шептал. Застывшие в ступоре вдовы, вдовцы и сироты неверяще и поражённо смотрели на укрытые флагами гробы.       На сооружённую посреди зала трибуну взошёл американский фоксхаунд в новой форме капитана столичной полиции с чёрной повязкой на правом глазу и траурными лентами на лацкане мундира и значке. Это далось ему с видимыми усилиями, так как он был с тростью и вместо левой лапы был пустой рукав.       Вопреки сложившемуся представлению о столичной полиции, да и о любом другом полицейском подразделении, копов всегда было очень и очень немного. Даже когда толпы потерявших работу из-за Депрессии и вернувшиеся с фронта ветераны осаждали вербовочные пункты. Они могли патрулировать улицы маршируя с таким видом будто весь город является их собственностью. Но даже когда почти на каждом углу стоит по копу, общественный порядок, как порой казалось фоксхаунду, обычно являлся довольно иллюзорным явлением. Полицейских всегда было немного. И сегодня их стало ещё меньше. Семьи павших обратили свои пустые взоры на пса, все взгляды говорили псу лишь одно – верни нам наших родных, наших детей, наших близких. Алчные газетчики уже поднесли карандаши к блокнотам. Фотографы приготовили свои камеры. Кинохронисты навели на трибуну свои аппараты. Падальщики новой эпохи. Пёс украдкой сглотнул ком в горле. Командование решило что для речи перед прессой нужен герой, но что странно, Фортескью себя не чувствовал героем. Может, командованию было виднее. Высокий фоксхаунд наклонился к микрофону.       -Сегодня мы прощаемся с нашими соратниками, с теми, кто отдал свою жизнь делу защиты города, нации и закона… Крупные капли пота выступили на покрытой свежими шрамами морде пса. Он попытался разжать челюсти чтобы говорить дальше, но весь мир словно застыл. Грохот пулемётов. Крики. Взрывы. Протяжные умирающие стоны. Смех врагов. Он снова слышал их. Свежепроизведенный Капитан Эдвард Т. Фортескью видел множество скверных вещей, как на фронтах Мексики и Канады, так и на улицах столицы. В самом сердце богатейшей нации мира голодали дети. Или тяжёлое зрелище пленных солдат, отстаивавших свободу и честь этой самой нации, которых враги оставляли высыхать на солнце каменистой пустыни или висеть на деревьях подвешенными за ноги посреди бескрайних дебрей. Полчища оводов облепляли тела и откладывали в их ранах личинки. По позвоночнику фоксхаунда прошлась костяная лапа самой старухи с косой, холодная как лёд в Онтарио, вытаскивающая из него за загривок весь мрак что он пытался забыть. Пополненная коллекция ужасов постоянно прокручивалась у него в голове. -БЕЛАЯ ТЕНЬ! БЕЛАЯ ТЕНЬ! БЕЛАЯ ТЕНЬ! – нечестивые вопли эхом отражались от стенок черепной коробки пса. Под командой пса был отряд обычных уличных копов. Их бросили в мясорубку. Просто потому что больше никого не осталось. Фоксхаунд закрыл единственный глаз понадеявшись, что, может быть, звери подумают будто его слепят вспышки фотокамер. Надо взять себя в лапы. Немного сил прибавила команда примкнуть штыки что его громовым голосом пронеслась тогда по всем полицейским линиям связи. Секундная слабость сошла на нет. И он и все остальные офицеры давали присягу. И они пошли в бой в том числе опять же по той причине, что кроме них пойти было некому. Фортескью открыл глаз и продолжил.       -Само сердце нашей нации, этот великий город, не раз в нашей истории оказывался в опасности полного разорения и гибели. И тогда отважные патриоты вставали на защиту столицы, ради того, чтобы Кэпитал-Сити продолжал оставаться сияющим градом на холме, маяком свободы что освещает мир… Постоянно хлопали вспышки фотокамер. Трещали киноаппараты. Речь транслировалась по радио. Пот снова проступил на лбу пса. Но надо дать зверям надежду. Лучшее и, возможно, единственное что можно сейчас им дать. Надежда ничего не стоит. Быть может поэтому она бесценна.       -…и благодаря их благородной жертве, сегодня его свет торжествует над мраком тирании, чтобы дать народам надежду о лучшем завтра без цепей деспотов, мечту о свободе. Это беспримерный символ того что мы не уйдём смиренно и безмолвно во тьму, но сохраним для мира наши светлые чаяния и мечты. Какими бы не были разрушения, мы их отстроим заново. Близкие были насильно отняты у нас, но мы навсегда сохраним о них память… Худенькие плечи констебля Гудди затряслись от немых рыданий. Речь что толкает босс не вернет ему Мэгги. Фрэнк же сжал кулаки до треска ткани перчаток. Память. Всё что для них осталось. И вспышки фотокамер. *****       Потом Гудди нашёл себя в рядах патрульных в полной парадной форме. Они маршировали по новому Моллу под торжественный бой барабанов, и хлопанье знамён. Гремели оркестры. Народ восторженно кричал и размахивал звёздно-полосатыми флагами под набат колоколов.       -Долой предателей! Да здравствуют Звёзды! Долой предателей! Да здравствуют Звёзды! –ревели многотысячные толпы.       Над головой у Кевина рассыпался фейерверк. В мордочку летели конфетти. Реяли штандарты полицейских частей и элитных армейских полков, все с долгой и славной историей. Трещали кинокамеры. Непрерывно вспыхивали фотоаппараты. Порой всё тонуло в рокоте пролетающих над столицей новейших авианосных цеппелинов. Тени воздушных колоссов накрывали купол Капитолия, Мемориал Линкольна и Монумент Вашингтона. Военный парад почти сразу же после победы над коварным противником был наилучшим средством показать общественности что ситуация под контролем. В то время как тела павших защитников нации ещё не успели остыть как политики начали произносить патриотические речи, а генералы принялись чертить планы уже к следующей войне.       Чеканя собственный шаг под гром сапог Федеральной гвардии, гул моторов и лязг тяжёлых танков, молодой кот всё думал. Фрэнк как-то сказал ему что в древнем Риме была такая штука как «триумф». Само слово, наверное, от него и произошло. Это когда римские полководцы возвращались обратно в их город с победой над врагами. Римляне с восторгом приветствовали победителей, забрасывая процессию цветами. Легионеры шли маршем отбивая шаг… наверно, сандалиями. Шли под вексилиями – флаги такие вроде транспарантов - их легионов и рёв труб. Перед войском брели военнопленные и захваченные рабы, на повозках выставлялись напоказ трофеи в виде награбленных сокровищ, экзотических животных и красивейших женщин. В конце парада на колеснице ехал сам военачальник, украшенный лавровым венцом победителя, и, если того хотел, снисходительно махал лапой грязному плебсу и изнеженным патрициям. А позади триумфатора стоял раб, который шептал ему что он, триумфатор, всё ещё смертный. Кевин огляделся.        Неужели это и есть победа?       И где же наши отважные герои? Изломанные, изуродованные, изувеченные в битве под городом… Одни служат глазами тем кто ослеп, другие тащат тех кто обезножел, третьи кричат за тех кто лишился голоса… Потом Кевин подумал ещё немного и понял, что никто не пойдёт добровольцем в армию или полицию если их увидят те самые простые граждане, которые сейчас радостно размахивают флажками и воодушевленно поют национальный гимн. Настоящих героев оставили лежать в госпиталях или в тех гробах. Как Мэгги. А в историю войдут уцелевшие.       Кевин всхлипнул. Может оно и к лучшему. Отдавшие свои жизни патриоты едва были уложены в могилы, а теперь уже обрастают мрамором обелисков и памятников. И глядя на их увековеченные в камне подвиги – обязательно доблестные, даже мученические – многие тоже захотят стать увенчанными славой героями. Вербовочные пункты теперь ломились от числа добровольцев. Старший констебль Гладстон сказал Кевину что будет большая война. Гораздо больше предыдущей. Сколько же погибнет в этой будущей войне?       Молодой кот всё думал. Думал о другом параде – Федеральные гвардейцы маршировали на фоне пылающих развалин гувервилля из-под которых они выкурили изменников огнемётами и горчичным газом. Гвардейцы в противогазах пели песенку клуба Микки-Мауса, пели весело и бодро пока пепел поднимался к небу. Кевин знал, что точно также они сожгут дотла весь остальной мир.       Правая лапа молодого кота отдавала честь. Ноги отбивали шаг. На его груди сияла медаль за отличие. А по его мордочке стекали слёзы.