Полицейский Блюз или Не Все Копы - Свиньи

Кевин прожил довольно пустую и одинокую жизнь. Но что-то продолжало двигать его вперёд, давать ему желание жить ещё одним днём, ещё одним, и ещё. Военная лихорадка и националистическое воодушевление смели боль и отчаяние что принесли на американскую землю террористы из Последней Капли. Вместе с крахом их заговора раскол в обществе был преодолён – общие жертвы стали символом единения. Кевин украсил свою маленькую комнатушку ещё большим числом плакатов – в особенности ему нравился тот где была изображена лапа Свободы, державшая в ней факел с надписью: «Помоги ей держать её ношу!» и самые разные лапы с перьями, шерстью или чешуёй, мужчины и женщины всех классов, возрастов, рас и видов – помогали Свободе держать её факел. Война началась через какое-то время, когда пламя восстаний, революций и контрреволюций охватило большую часть планеты что по иронии отражало точно в кривом зеркале мечту Рекса и его Последней Капли о видении объятого в пламени целого мира. Марш Свободы, новая весна народов, идущих лапа об лапу на заклание с мятежным кличем на устах у сотен тысяч мужчин, женщин, детей и стариков. Вслед за ними шли Американские армии - воздушные армады, непобедимые полки и могучие флоты, с их союзными войсками. Непоколебимые и непреклонные солдаты, посвятившие себя делу Освобождения. Он бы пошёл с ними. Но его развернули на вербовочном пункте. Мотивировали тем что кто-то должен остаться дома поддерживать порядок на улицах. «Особенно такой как ты, соплежуй», хотя этот последний аргумент написано у членов медкомиссии на мордах вслух они ему ни за что не скажут так как он участник Бича Божьего и потому – герой. С фронта приходили истории полные ужасов. Но была и надежда. Американские солдаты освобождали узников из лагерей смерти, и из красных, и из коричневых. Кевин очень гордился тем что он был американцем, возможно впервые по-настоящему, а не потому что так сказали где-то по радио или на митинге. В альбоме где он хранил воспоминания о своей жизни была фотография с фронта вместе с вырезкой из газеты: экспедиционный морской пехотинец держит ребёнка-гибрида, который родился в нордистском лагере смерти. Мать и отца убили норды и сожгли в печи. Но остальные заключённые прятали ребёнка от нордистов и умирали от голода сами чтобы его накормить. До той самой поры пока лагерь не был освобождён. С надеждой пришли и победы. Метрополия никогда не была так счастлива, когда пришла весть о капитуляции красных. Сколько празднеств, фейерверков, парадов, гуляний… не счесть. Но Кевину было достаточно лишь поместить в свой альбом ещё одну вырезку – моряк, целующий медсестру на Таймс-сквер. Как же молодой кот хотел того чтобы это были Мэгги и он сам. Фрэнк Гладстон так и не смог забыть его лучшую половину и ребёнка, даже несмотря на беззаветную службу Иностранному Легиону и погиб во время освобождения Парижа от Красных Галлов. В “Кэпитал Пост” был дан некролог. Герой Великой Войны, которую все уже называли Первой Великой... …кто-то звал её даже… Первой Мировой. Кевина это нервировало, хоть его в принципе мало что не нервировало. Просто звучит так как будто если была Первая Мировая, то уже Вторая Мировая (как сейчас…) и потом, что, будет Третья? Первая Мировая, Вторая Мировая, Третью Мировую получаете бесплатно как в супермаркете на акции, ой-вей… …отважный солдат, который пал в неравном бою с силами тьмы. Стандартное начало для многих таких некрологов. Там было сказано, что Фрэнк и его Иностранные Легионеры прошлись карающими огнём и мечом по земле Франции, не щадя ни врага ни себя. Когда подкрепление пришло на выручку они нашли его искромсанное пулями и штыками тело в окружении доброго десятка убитых им врагов самыми разными способами. Морда медведя была на удивление умиротворённой. В его левой лапе украшенной кольцом с аметистом мертвенной хваткой было сжато кольцо с сапфиром. Кевину же оставалось лишь помолиться в церкви о том, чтобы старый медведь бывший ему товарищем нашёл бы наконец покой. Пит Империя же стал притчей во языцех с момента его возвращения в Экспедиционный Корпус Морской Пехоты, отмечая свой воинский путь незаконнорождёнными детьми и опустошёнными тлеющими развалинами. Кевин порой видел панду в кинохронике. Он узнал бы этого, фигурально выразиться, кобеля, даже с ведром на голове, которое, впрочем, проржавело бы насквозь уже через несколько минут. Тот щеголял съемной пластиной, раскрашенной под боевое знамя конфедератов на своем пехотном шлеме. Недавно Кевин видел его рожу, светящуюся словно довольную жопу, на обложке журнала «Тайм»: наглый толстяк приобнимал словно подружку лёгкого поведения за крутое бедро античную статую женщины, гордую и надменную. На рельефном белом мраморном животе было выведено куском угля «2$». Ужо ухмыляющаяся харя почти говорила сама за себя: «Ну и что, подумаешь у этой девки нет рук, зато есть ядрёные титьки». А отвага с честью и холодный расчёт вкупе с редкой изворотливостью вознесли братьев Фортескью на вершину. Имя старшего брата нигде не появлялось, но Гудди не сомневался, что на то есть весомые причины. Поговаривали что этот адепт плаща и кинжала был на короткой ноге с самим Президентом и Эдгаром Гувером. Младший брат прославился как герой войны. Его имя вселяло страх и ненависть во врагов Свободы и надежду с отвагой в её защитников. Оно регулярно появлялось на первых полосах газет вместе с Генералом МакАртуром, Адмиралом Нимитцом, Генералом Эйзенхауэром и Генералом Паттоном. На фотографиях и в кинохрониках с линии фронта он появлялся в очках-авиаторах, но в отличие от МакАртура носил их чтобы скрыть увечный глаз. Горизонт позади пса пылал насколько простирался взор. Как-то Кевин увидел в какой-то жёлтой левацкой газетёнке карикатуру. Мультяшный Дядя Сэм возвышается над мультяшным миром с тонкими ручками и тонкими ножками и с вусмерть напуганной рожицей. И Дядя Сэм держит на поводке гротескную пародию на Генерала Фортескью – псину при полном параде, в высоченной фуражке и с погонами как два крыла аэроплана, который в свою очередь держит на поводке бульдога, очень смахивавшего на Пита Империю, а в другой огромный пистолет, приставленный к носу мира. Бульдог, в котором угадывался знакомый панда – может рисовальщик просто спутал видовую принадлежность? – наставил на мир свой «Тропотворец», с дымящимися стволами и штыком. У обоих подопечных Дяди Сэма течёт пена из оскаленных пастей. Оба вот-вот набросятся на мир, поднимающий вверх тоненькие ручонки. Кевин писал много писем тем, кого считал своими друзьями. Типично для того, у кого друзей очень немного. Фрэнк, ещё до своей гибели, писал в ответ нечасто и скупо, видимо полагая раз уж он получил письмо то его придётся читать, а потом ещё и отвечать. Письма же Пита Империи были полны хвастливых подвигов и свершений из разряда «был там, убивал здесь и едва не поймал трипак вот тут». А ещё умер Президент. Кровоизлияние прямо в мозг в лечебнице где-то, кажется, в Джорджии. Кевин чувствовал себя как-то не так без бесед с Франклином, для него, да и для многих миллионов душ по всей стране тот был словно близким родственником, вроде любимого дедушки или мудрого дяди, или на худой конец толкового кузена, самого головастого мужика в семье. Слушать вечером по радио слабо знакомого Вице-Президента, ставшего затем Президентом, было как-то... непривычно. Мистер Трумэн может и хороший зверь, но такого почтенного джентльмена как Ф.Д.Р. Кевину будет очень не хватать. Целая эпоха заканчивалась. Иногда Кевину казалось, что он заканчивается вместе с ней. Многие бы не узнали Кевина Гудди после стольких лет. Он и сам бы себя не узнал. Высохший, поседевший, постаревший. Но его взгляд остался таким как был в молодости спустя все эти прошедшие немилосердные к нему годы. Глаза остались теми же — живые, но всё такие же наивные, такие же потерянные. Когда снова взвыли авиационные сирены ПВО он выронил газету. На передовице были фотографии с участков фронта где Американские войска успешно применили новый разрушительный вид вооружений. Говорят, от взрыва только одной такой авиабомбы у половины личного состава целой вражеской дивизии слезла шкура с мясом вплоть до костей, а вторая половина тупо ослепла. Ветер погнал передовицу вниз по улице и поверх голов гражданских, побросавших машины и прилавки чтобы бежать в бомбоубежища и метро. «ПЕТРОГРАД ПАЛ - НАШИ БРАВЫЕ ПАРНИ ПРОРВАЛИ ФРОНТ НОРДИСТОВ!» - кричал заголовок тем, кто его не слушал. На всю передовицу экстра-выпуска был снимок солдат в странных защитных костюмах, водружающих звёздно-полосатый флаг на фоне поднимающегося к небу кривого гриба из огня и дыма. В какой-то момент становится ясно что гриб простирается вверх на многие мили. Наверное, он бы точно вырезал и это фото для своего альбома будь у него такая возможность. Это бомбоубежище, оборудованное национальной гвардией, было достаточно надёжно. Включили свет и вентиляцию. Ему стоило было вздохнуть спокойно как он услышал женский визг. Худая тигрица, что-то нелепо лопочущая на непонятном языке, выла истерично в ужасе. Рядом с ней держался за голову грушеобразный хомяк, по сравнению с которым даже Кевин мог бы считаться образцом мужественности, и смотрел по сторонам своими маленькими глупыми глазёнками. Но страдание можно услышать в любом языке. Город был полон такими пришлыми. Всегда был. Кевин уже собирался закрыть герметичный люк. Чего они там ноют… Хомяк и тигрица трясли за плечи всех вокруг до кого могли дотянуться. Национальные гвардейцы орут на них чтоб заткнулись, на город ведь летит очередная волна вражеских бомбардировщиков и вдруг через споры, причитания, крики, детское нытьё и рёв сирен ПВО слышен крик. Надрывный детский крик. Кевин резко дёрнул голову вверх. Детский плач слышен оттуда. И уже тонет в приближающемся рокоте двигателей нордистских межконтинентальных реактивных самолётов и грохоте зенитных орудий всех калибров. Мама. Папа. Маленькая девочка зовёт родителей. На любом языке звучит одинаково. Тигрица визжит в истерике. Хомяк рядом с ней застыл словно ледяная статуя. На Кевина орут, орут чтобы он закрыл грёбанный люк. Они сбросят на нас газ, напалм, фугас, может десант, а то и всё вместе, закрой уже люк или мы все сдохнем… …а девочка снова зовёт своих маму и папу. Кевин снова посмотрел на беспомощных и застывших в ступоре ожившего кошмара отца и мать той девочки. …ему ведь тоже ответил в письме сам Генерал Фортескью. Ещё бывший тогда лейтенантом полиции и его командиром. …мы должны стать щитом для всех бедных и поражённых ужасом душ, потому что больше некому их защитить… Молодой кот набрал воздуха в свою тщедушную как у цыплёнка грудь. Пора ему наконец сделать что-то правильное. Кевиновы тонкие лапки взялись за поручни лестницы. ***** Из открытого гермолюка в подземном переходе выскочил худой как швабра коп в противогазе. Плитка, плакаты, пар… Напряжённо вслушивается в гул хаоса вокруг. Вой сирен ПВО, рёв двигателей, стрельба из зенитных пушек… сирены пожарной службы и санитарных машин… Мама. Папа. Коп выбежал наверх, прямо на вымершую улицу и приподнял противогаз чтобы засвистеть в свой свисток. Трель разнеслась далеко по окрестностям. Кто-то уже успел разгромить витрину напротив и растащить товары. Предсказуемо, подумал коп пробегая мимо разграбленной бакалейной лавки. Выродки. А в вышине среди эстакад и громад небоскрёбов разгорается ещё одна воздушная схватка – истребители ВВС США прорезают строй громоздких нордистких машин. Объятые огнём отдельные реактивные бомбардировщики разваливаются на части. Но этого недостаточно чтобы предотвратить атаку. Снова крик. За углом нашлась маленькая пухлая тигрица, которая плакала, растирая по мордочке горючие слёзы. Она где-то упала, курточка порвалась и ещё она содрала коленку. Сколько ей, может три или четыре года? Может она чуть старше самой войны? Потом она закричала снова. Её схватило какое-то синее чудище, бабайка из сказки на ночь, с ужасной хоботоподобной рожей и длинными, худыми как у паука лапами. Она колотила его лапками и ножками пока чудо-юдо бежало с ней за пазухой, визжала, плакала и даже попробовала укусить за хвост. Чудище с ней забежало под какой-то мост, прямо как сказочный тролль, видимо, чтобы тут съесть. Здесь оно взвыло словно в отчаянии потому что кто-то закрыл вход в его логово, похожее на металлическую плиту. Чудище давай по нему прыгать и ругаться. Через секунду маленькой тигрице стало ясно что чудище тоже заплакало. Оно отпустило девочку и давай колотить его худыми лапчонками по плите, что-то приговаривая в коробку с антеннами на плече. Пустите. Пустите внутрь. Пустите нас. Оно умоляет. Девочка и монстр одновременно поворачиваются к гулу первых падающих бомб и их разрывах вдали. Ещё бомбы. И ещё. Земля и стены содрогаются. Чудище срывается уже на хриплый визг и всё стучит черенком деревянной палки и кулаком. Пустите. Пустите. Пустите хотя бы девочку… Маленькая тигрица понимает, что чудище хочет помочь ей. Она тоже начинает хлопать её маленькими ладошками по холодному металлу. Бомбы падают всё ближе. Монстр оборачивается на приближающийся гром, снова смотрит на девочку и давай дёргать себя за морду. Маленькая тигрица чуть не вскрикнула как та слезла. За черной кожистой мордой с хоботом была другая, кошачья, молодая и одновременно словно стариковская. И при этом ещё перекошенная от страха и в слезах и соплях прямо как её собственная. Девочка тихонько пискнула, когда синий дядя надел его старую морду поверх её. И что-то быстро говорил, иногда потрясывая её за плечи. Лязг металла. И взрослый и девочка одновременно повернулись к откинувшемуся люку. Кот обезумело-радостно взвизгнул и схватил маленькую девочку. Тигрица снова вскрикнула, опять начала бороться. Что там внизу… Ещё одна бомба разорвалась уже совсем близко. Кот оборачивается на миг и видит, как они падают. Бомбы. Бомбы. Ещё бомбы. Словно ковром накрывает… Он что-то орёт вниз, снова орёт и быстро протягивает лапы с маленькой тигрицей в них внутрь лаза. Он кричит… чтобы они поймали её на лету. Среди десятка взметнувшихся вверх пар лап девочка видит две знакомые. Мама. Девочка кричит это слово, мама. Протягивает её маленькие лапки к ней. И с криком падает вниз. Грохот мощного взрыва и ужасный, жалобный протяжный вопль снаружи перемешивается с лязгом закрывающегося под взрывной волной бронированного гермолюка… ***** Прямое попадание авиабомбы прямо в подземный переход. Случайное. Но прямое. Вряд ли молодому коту было от этого легче. Раскалённый воздух с хрипом ворвался в единственное работающее лёгкое. Кевин тихонько умолял пристрелить его, так ему было больно. Кто-бы его здесь ещё услышал в рокоте сцепившихся в вышине воздушных армад и гула пожаров. Кадык задёргался. Констебль Гудди сблеванул собственной кровью себе на грудь. Плохо. Он тонул в собственных лёгких стремительно заполнявшихся его же кровью. Кот чуть приподнял голову. Кровь сочилась из вылезших наружу внутренностей. Ниже живота он ничего не чувствовал. Вообще ничего. Более чем вероятно ему оторвало яйца. Ха. Будь Пит Империя на его месте, он бы бросился проверять на месте ли они первым делом, даже если у него лезли горлом кишки. Наверно, панда и в самом деле дурно на него повлиял... …лязг люка неподалёку. Тяжёлое шарканье и хриплое дыхание через респиратор противогаза… Боль. Только боль. А ещё жар от подползающего всё ближе огня. Его частично завалило обломками. Обрушившаяся стальная балка придавила его иссечённые шрапнелью ноги. О Боже. О Господи. Он кажется уже горит заживо. Правая лапа Кевина всё ещё немного ему подчинялась. Она потянулась к кобуре на поясе и расстегнула клапан. Он не желает умирать вот так. Слишком больно. Очень больно…как больно… Облегчающе-холодное дуло служебного револьвера прикоснулось к виску. Теперь бояться боли или мук и вправду незачем… …чья-то грубая лапа выворачивает револьвер из его слабой даже прежде чем он успевает снять оружие с предохранителя. Из глаз Кевина плеснули слёзы почти детской обиды. «У меня жизнь и так забрала очень-очень многое. Дайте мне хотя-бы умереть самому…» с горечью подумал котишка. Потом огромные лапы сбили огонь с ног кота, схватили его за подмышки и потащили. Кевин истошно заорал. Было из-за чего. Ноги ведь так и остались там, придавленные под тяжёлой стальной балкой… Бомбоубежище. Он внизу. Кто-то его спустил. …боль ушла. Её цепи сорвали с него. Наверное, морфий, они что-то ему вкололи. Хирург и другие врачи что-то обсуждают прежде чем взяться за следующую жертву налёта проклятых нордистов. Медики слили кровь из покорёженного лёгкого. Кажется, сказали, что кому-то она-де, пригодится… ну…ладно, не то чтобы она ему самому так сильно будет нужна в скором времени… вон он заляпал ею с пол-улицы… неудобно получилось… Раскрасневшиеся от морфия глаза прошлись ещё раз по стенам лазарета и остановились на пропагандистском плакате. АМЕРИКАНЦЫ ВСЕГДА БУДУТ СРАЖАТЬСЯ ЗА СВОБОДУ – говорил висевший на стене напротив агитационно-патриотический плакат. На нём были изображены четверо воинов: революционный континентальный пехотинец с мушкетом, солдат Союза с рычажником Генри, морпех в форме времён Великой войны с окопным дробовиком и вполне современный экспедиционный морпех в противогазе и с «Тропотворцем», все выставляют вперёд стволы с примкнутыми штыками. Над ними возвышаются лики почти как на горе Рашмор: Вашингтон, Линкольн, Тедди Рузвельт, двоюродный брат Ф.Д.Р.-а и коронованная Свобода с факелом и скрижалью. «Надеюсь, я сделал хоть что-то. Эх...» -подумал Кевин. Во время предыдущего авианалёта в старушку Свободу попало несколько бомб… Выстоит ли она в этот раз? В кинохрониках, снятых во время битвы при Кейп-Сьюзетт он видел разрушения зданий от падения снарядов, перебежки от стены к стене гражданских через простреливаемые улицы, переполненные ранеными лазареты, в одном таком лежит сам Кевин прямо сейчас.... Зондер-команды нордов отнимали у населения последнюю еду, расстреливали мужчин и детей и уводили девушек с женщинами в подвалы. Возвращались они одни. Теперь после отражения наступления нордов на Западное побережье на бортах американских бомбардировщиков что сбрасывали на нордистские города напалм который будет гореть месяцами и сверхтяжёлые фугасы стали писать «Помни Кейп-Сьюзетт!». Это же писали на пехотных касках и броне танков. До Кейп-Сьюзетта с врагом сражались. После Кейп-Сьюзетта врага стали уничтожать. Все начинали с невинности. Мир привёл к вине. Тотальная война… о ней говорили все… оказывается тотальная война — это когда мы и противник вцепились враг во врага… все вместе, все сразу. Молодые и старые. Родители и дети. Братья и сёстры. Мы все убиваем. Убиваем чтобы выжить. Потому что враг… не даст нам даже умереть самим. Интересно, враг думает точно также? …ведь это он лгал о мире и лгал что мы лгали о мире… как много лжи… Кевин посмотрел на угрюмые, мрачные морды вокруг него. На лапы, закрывавшие детей и их мордочки, зарывавшиеся в шерсть и одежду родителей… мы словно стали подобны той старой страшилке из минувших лет… той Последней Капле… они тоже прятались под нашими ногами… В их мордах была решимость. В мордах штатских, в мордах врачей. В чертах полицейских и солдат национальной гвардии. Мы победим в этой войне. Мы должны победить. Мы должны уничтожить врага, уничтожить их… их всех… Молодого кота свело в приступе кашля. Тёмная кровь залила грудь. Кевин не знал был он хорошим зверем. Но он знал, что, хотя бы очень старался им быть. Может не всегда получалось. Но он правда пытался.       -…ныне ты будешь со Мною в раю… - читал ему вслух военный капеллан, тот самый что полез за ним наверх. Чёрно-белая морда как у Пита, но нервная, дёрганая, исхудавшая. Кевин поднял красные от крови глаза. -…правда?... –прошептал он. Ах да. Кажется, он уже встречал этого преподобного отца пару раз, ещё до того, как тот пошёл в военные капелланы. Он, кажется был на одной из проповедей. Священник с жаром утверждал, что Ангелы Господни вознесут каждого павшего за правое дело на Небеса, чтобы сам Бог, всеблагой, справедливый и милосердный, прижал их к груди Своей. Потом священник ушёл, к другому раненому который испускал дух. Кевин, конечно, расстроился, что опять остался один. Но ведь он не один тут… такой. Он не был эгоистом. Констебль Гудди закрыл глаза и попытался уйти в навеянное морфином забытье. Нет, не удалось. Кто-то давай спорить и препираться прямо над его койкой, имевшей все шансы стать его смертным ложем. Кот едва нашёл в себе силы приоткрыть глаза. Рядом были эти тигрица и пухлый хомяк. Они спорили, тыкали друг в друга пальцами и махали лапами. Между ними съежилась маленькая девочка-тигрица. Только она из этой троицы смотрела на похожего на мумию, такого же забинтованного и иссохшего от боли, изломанного и умирающего кота. Эти иностранцы даже по-Английски толком не могли изъясниться. Интересно, а фильм «Иммигрант» с Чарли Чаплином и вправду основан на реальных событиях… ой, не в ту степь понесло. Потерял много крови. Он и с нормальным её количеством не то чтобы хорошо соображал, а уж сейчас… дурацкие иностранцы… иногда они хлопали маленькую тигрицу по затылку и трясли за шкирку, дескать, на посмотри, вот что ты наделала, мелкая пакостница.       -…не надо… не трогайте её… она не… она не виновата… пожалуйста… не надо кричать… Вокруг и так было много страданий. Много боли. Много крови. Раненые стенали в агонии. Санитары приносили всё новых… ампутации за ампутациями, операция за операцией… Один из докторов велел национальным гвардейцам выставить вон посторонних. Кевин облегчённо закрыл глаза. Теперь он мог погрузиться и заснуть чтобы больше не просыпаться. Спать. Не просыпаться никогда…              Что-то прикоснулось к его морде. Правое веко затрепетало. Кевин приоткрыл один глаз. Маленькая тигрица стояла рядом с его койкой. Кевин её рассмотрел. Миленькая и пухлая как персик. Коленку перевязали. Кот понадеялся, что она не слишком ушиблась, когда он её отпустил на высоте почти в десять футов, пусть и в лапы матери… просто выбора не было… вообще… -Спасибо. – сказала она на Английском. Шерсть и обрубок хвоста Кевина встали дыбом. Ему никогда ещё не говорили спасибо. Его наградили медалью. Он был на великом параде и там гремели оркестры, летело конфетти и взрывался фейерверк. Но его никогда не благодарили вот так. -Не умирай… пожалуйста, не умирай. – маленькая тигрица легонько потрясла его за плечо. Кот лишь вымученно улыбнулся. Кажется слюна с кровью потекли изо рта… -…будь хорошей… будь хорошей… - он бы погладил её по головке, да потерял сознание. И то что осталось от молодого кота положили на носилки.