Попробуем в унисон?

      «Что ж… теперь у меня вроде как есть парень. Парень, бля! Жизнь меня вообще к такому готовила? Вроде как нет. И с учётом этого, не слишком ли легко я с этим смирился?.. Стопэ, а что – есть какая-то эталонная мера весов и объёмов, согласно которой один парень не должен принимать тот факт, что у него теперь есть другой парень? Ой, да нахуй всё! Где вы все, правильные и благочестивые дамы и господа, когда от одиночества и тоски охота банально вздёрнуться?! Где? у себя дома? с семьёй? со своими любимыми? Или, может быть, вам самим никто и не нужен и, следуя вашей логике, всем остальным тоже? А вот мне нужен – прикиньте?! Нужен! Ведь с ним мне так…»       Додумать эту мысль у Тёмы не получилось. Но её получилось прочувствовать. Томление, волнение, нега, тревога… Артём повернулся на другой бок – старенькие, длинные, во весь рост, качели, что ещё его дедушка смастерил, недовольно скрипнули. Да и совсем уж прохладно стало, ведь когда Тёмыч по-тихому выбрался сюда поздним вечером, чтобы «как следует подумать обо всём», было гораздо теплее. А наступившая ночь брала своё, зябким холодком пробираясь под тонкий плед. Напоследок втянув поглубже пьянящий запах распустившегося жасмина, что аркообразно нависал над качелями словно древнее и мудрое чудище, «рыжик» потопал домой.       Там он завалился в кровать и по-честному попытался заснуть. Получалось не очень. Всё стало слишком волнительным, чтобы можно было просто спать. И не только из-за нежданно-негаданно распаковавшейся бисексуальности. Тёма переживал за самого́ Макса, с которым явно творилось нечто худое. Все хвосты по учёбе он уже закрыл – Ладин знал это точно – и тем не менее укатил с пацанами в город и уже как неделю оттуда не возвращался. Звонил, само собой, каждый день, но разговаривал всё более рассеянно, даже потерянно… а сегодня днём и вовсе только угукал и агакал в трубку. Ну, Тёмка и не выдержал! Вместо нормального рассказа за жизнь его понесло:       — Прикинь, чего было! Прилетел вдруг волшебник в го-лу-бом вертолёте и бесплатно подогнал мне го-лу-бо-го щенка. Потом посадил нас в го-лу-бой вагон, что бежит, качается, под песню «Айм блу, да бу диди да буду дай, да буди-и-и да будай, да буди да буда-ай».       — Угу…       — Что «угу», Макс?! Что, блядь, «угу»?!       — Прости, курносик, я прослушал.       — Неуже-ели?! Хорош – ты на себя наговариваешь!       — Прости, Тём, правда. У меня совсем не получается сосредоточиться на разговоре…       — Так чего звонишь тогда? — уже не скрывая досаду, допытывался Артём.       — Голос твой послушать, кудряш. Успокаивает…       «Голос мой слушать его успокаивает. Пф! А мне самому как это сделать прикажешь?!» Ладину ничего не оставалось, как только баюкать себя, по старинке воткнув наушники и запустив с плеера сборник расслабляющей музыки. На красиво-грустной "A Sorta Fairytales" от Tori Amos его слегка отпустило, на загадочно-чувственной "Allelujah" от Recoil немного унесло, а на бессловесно-умиротворяющей "Everloving" от Moby окончательно вырубило. Однако нарастающее с каждым днём беспокойство проникло и в ночь, пропитав своим ядом сны…              Они снова целовались на заднем сидении машины, Тёму снова переполняла симфония ощущений, эмоций, чувств. Как и в тот раз, Макс смотрел на него, открыто выражая взглядом всю свою безбашенную любовь. И вдруг обволакивающий сапфировый свет его глаз стал угасать… сделалось зябко и одиноко. Максим всё ещё смотрел на него, но словно бы уже не видел. Точнее – глядел на него, как на всех остальных, а после и вовсе равнодушно отвернулся…       Тёма проснулся от собственных же громких всхлипов, весь в слезах. «Это нечестно! Не хочу всё это потерять, едва только получив! Пожалуйста, я не хочу его потерять…»       Морально измотанный и истощённый, он едва дотянул до звонка Власова, который сообщил, что ждёт его на пикнике на «их» поляне. Как-то излишне жизнерадостно сообщил… А когда Тёму довёз до места молчаливый и словно бы закрывшийся в себе Башин, он действительно удостоверился, что его опасения были ненапрасными.       — Щас мы шашлык замутим! — по-детски выкатывая глаза, гиперэмоционально вещал Власов. — Столько уже раз здесь отвисали, а традиционных шашлыков ещё ни разу сделать не додумались, придурки! — тараторил он, выдавая волну за волной избыточной мимики.       Тёмка аж обомлел – до того уж он успел отвыкнуть и позабыть, какие на самом деле Макса одолевают внутренние демоны. «И с чего я вдруг решил, дебила кусок, что одержал над ними победу?! Откуда у меня вообще такое самомнение на пустом-то месте?..»       На самой поляне вовсю орал музон и было людно как никогда прежде. Над головами наперекрест от дерева к дереву были протянуты шпагаты, с которых свисали разноцветные ленточки и шарики. Воздух был полон горьковатым дымком разжигаемых мангалов. Царило всеобщее воодушевление, даже возбуждение – походу, лидер Власов всех этим заразил. Но Тёме чудилось, будто бы все краски, звуки и запахи намеренно выкручены на максимум, дабы заслонить собою нечто зловещее. «Какого хрена здесь вообще происходит?! Это ж натуральный пир во время чумы какой-то…» Ему вдруг словно стало не хватать кислорода и недобро зачастило сердце. Неужели опять, как тогда…       Да, Тёме уже раз приходилось пережить нечто подобное в недавнем прошлом. В то время его активно буллили в школе. Однажды полдня планомерно изводили и шугали, всячески намекая, что отдубасят аккурат по окончании занятий. А потом взяли и милостиво отпустили. «Ну смешно же! Ты чё, шуток не понимаешь, что ли?!» И хоть тогда Артём физической расправы избежал, но внутренний страх отпустить свою жертву не пожелал. Он последовал за ним от школы до дома, змееподобно вытягиваясь и подползая всё ближе, хищно опаляя его затылок зловонным дыханием из уродливой пасти. А когда паренёк уже вошёл в свой родной дворик и закрыл за собою калитку, тот, видимо тоже шутки ради, взял и склизко лизнул его выступающие шейные позвонки. И всё – Тёму накрыло!       Из последних сил он спрятался за стареньким сараем, чтобы не попасться на глаза пугливой бабуле в таком жутком состоянии. Там он сполз по стеночке, кулём осев в сырую траву, и то царапал кожу у самой гортани, которая почему-то отказывалась пропускать воздух в лёгкие, то вжимал дрожащие ладони себе в грудь, пытаясь удержать на месте неистово, неровно бьющееся сердце. Мир вокруг казался не более чем фальшивкой – плоской фанерной декорацией, наспех размалёванной масляной краской. Но самым мучительным было испытывать дикий, необузданный, настоящий первобытный ужас. И понять его источник или причину совершенно не удавалось – лишь голое осознание чего-то неотвратимого, фатального, чудовищного, что настигнет его уже через секунду, буквально в следующее мгновенье... «Вот так люди и выбрасываются с высоких этажей горящего здания! Вот так и выбрасываются… ведь разбиться насмерть не столь страшно, чем переживать вот это вот всё! И я тоже хочу выброситься… где здесь окно?!. пожалуйста!.. где окно?!.»       Отступала эта жесть немилосердно тягуче, постепенно, оставляя после себя противную боль в перенапряжённых мышцах… Вышел он из своего укрытия так же, как выбираются чудом выжившие после катастрофы из развороченной машины или обрушившегося дома. А когда окончательно пришёл в себя, то сразу полез в интернет выяснять, что это за хрень такая вообще была? Покопавшись, пришёл к выводу, что пережил приступ панической атаки. Хорошая новость – это не слишком опасно для здоровья, плохая – может повториться вновь. «Вот уж спасибо, вот уж не надо! мне и пробника хватило!»       Тогда-то Артём и решил кардинально изменить своё отношение к происходящему вокруг: стал воспринимать всё по большей части как назойливый, бездарный саундтрек, который нет возможности выключить. Да, дурацкая музыка может бесить, расстраивать и даже доводить до ручки, но что уж тут поделаешь? Всегда можно улучить момент и послушать что-то из своего сборника любимых песен, в остальном же просто остаётся отстранённо терпеть. Словом, он обзавелся эдакими психоэмоциональными берушами и осознанно оставался «глух» к окружающему миру ровно до того момента… «До знакомства с Максимом на этой самой поляне. А теперь, видать, настигает расплата за вернувшийся «слух»… Надо немедленно валить! Ещё не хватало становиться «дамой в беде», в то время как у Макса и так какой-то треш в жизни творится».              Артём решительно встал. Власов немедленно обернулся к нему, блистая неестественной улыбкой.       — Слушай, — произнёс Тёма, стараясь казаться спокойным. — Я, пожалуй, пойду домой.       — Это ещё почему?! — сверх меры высоко задрав брови, спросил брюнет. — Совсем недавно же приехал! Тебе что-то не нравится? Кто-то обидел или задел?       — Нет, всё нормально, просто мне лучше уйти. Я сегодня не в настроении, так что…       — Так что пятнадцать километров пешком протопать собрался?       — Да подумаешь! Погодка отличная и прогуляться самое то. Ладно, я пойду…       Артём понимал: такое прощание никуда не годится, но страх, что приступ настигнет его прямо здесь и сейчас, гнал прочь от людей… нет, главным образом от Макса, который почему-то не окликнул, не остановил… Что ж, это обстоятельство он проанализирует позже, а сейчас Ладин уходил быстро-быстро, почти срываясь на бег.       Скоро он сошёл с дороги, нырнув в лес, – так вероятность столкнуться с кем-либо сводилась к минимуму. Басы ухали за спиной, но самой музыки было уже почти не разобрать – значит, успел-таки слинять. «Ну, тварь, теперь валяй! атакуй меня панически сколько влезет! Будет хреново, но я уже знаю, что ты такое, а значит, справлюсь. Ну давай, чего ждём-то?!»       И тут где-то позади послышался треск сухой ветки. Потом ещё и ещё, всё ближе и ближе. Кто-то достаточно быстро приближался к Тёме. А может даже его преследовал? Тут «рыжика» резко взяло и окатило, но не панической атакой, а старой доброй адреналиновой реакцией с её джентльменским набором «бей или беги». Ну, «бей» и Тёма сочетались… ну, так себе сочетались. А вот «беги» было дельным предложением – и парень рванул вперёд! Он проворно лавировал меж растущих деревьев и ловко перепрыгивал через поваленные. Улучив момент в своём странном аллюре и на мгновенье обернувшись, Ладин совершенно не удивился, узнав настигающих его Кузьму и Веталя. И то верно, кто ж ещё?! По тому, как быстро сокращалось расстояние между «охотниками» и «добычей», можно было сразу сделать вывод, что всяческое дальнейшее сопротивление совершенно излишне, но Тёмыч из принципа вынудил братов-акробатов пропетлять за ним ещё какое-то время и сдался, только будучи жёстко схваченным за предплечья с двух сторон. После чего они втроём, несколько отдышавшись, развернулись и направились в обратную сторону.       — Классно побегали, пасаны! Осталось понять – нахуя? — сквозь всё ещё частые вздохи поинтересовался Артём.       — А ничо так мелкий наш могёт улепётывать! Шустрый! — порадовался один из преследователей.       — Ага, и прыгучий. Прям как этот… фенек, во! — уточнил второй.       — Это мини-лисичка такая?       — Ага, с большущими ушами.       — Точняк-точняк.       — Согласен – кто я такой, чтобы мне отвечать?! — вклинился Атрём в стройный диалог. — И вот вам ещё один вопросик, если угодно – риторический, на который можете даже и не запариваться реагировать, а именно: как вас, Вупсень и Пупсень, между собою ваще различать-то прикажете?!       В ответ Ладин услышал только слаженный и вполне довольный хохот. Ему же самому, однако, было не до смеха, ведь, судя по звуку от аудиосистемы, парни уводили его куда-то вбок от поляны и вглубь леса.        — Ребзя, а куда вы всё-таки изволите переправлять моё бренное тело? — обеспокоенно поинтересовался Тёма и даже сделал попытку вырваться – но куда там!       Вскоре они приблизились к целому скоплению павших деревьев, которые, видать, повалили друг друга по принципу домино. Скрытый этим естественным заслоном, их уже поджидал Макс. Спокойно так поджидал, вальяжно сидя со скрещенными ногами на мягкой непромокаемой подстилке. Лёгкий указующий кивок брюнета – и Тёмка в момент уложен на неё. Попытался встать, но руки уже вытянуты и прижаты сверху невозмутимыми Кузьмой и Веталем, а ноги оседлал далеко не лёгкий Власов. Прошибло холодным потом…       — Макс, какого хрена вы творите? Отпусти! — севшим от нервов голосом, едва просипел Артём.       — Не в настроении он. Ничего, кудряш, я тебя сейчас настрою, — услышал он в ответ и тут уже всерьёз испугался, ведь Макс жёстко задрал ему майку, а потом полез расстегивать и джинсы.       — Макс, ты чего?.. Макс… — беспомощно лепетал Тёма.       — Реально, что ли, подумал, что я просто так возьму и отпущу тебя?! — зло прошипел Власов. — Такого растерянного, пешком, да ещё и после стольких дней разлуки? Раздумал за это время со мною встречаться?! Ну сейчас я тебе покажу… — и Макс стянул джинсы Тёме до колен.       А у бедного паренька от шока и страха все мышцы спазмом свело. «Только не это! Он меня этим покалечит! Пожалуйста, я ведь никогда его за это не прощу! Даже если захочу – просто не смогу простить!»       — Пожал… ст-той, — заикаясь и стуча зубами, взмолился Тёма, из распахнутых глаз градом полились горячие слезы, — т-тольк… н-не так, м-молю-ю…       Максим вскинул взгляд на его лицо и резко сменил агрессивный оскал на искреннее удивление. Подорвавшись вверх, навис над своим пленником и спросил обеспокоенно:       — Рыжик, ты чего?! Чего уже там себе удумал?.. Ты что – подумал, что я тебя?..       — И-и-идиот! А н-на что пох-хоже?       — Сам идиот! Я никогда так с тобою бы не поступил! Я же люблю тебя, придурок! Говорю же – щас покажу тебе, в чём преимущество встречаться с парнем! Со мною, в смысле. Ведь девушки только догадываться могут, как нам сделать хорошо, а я точно знаю, как это, когда моему парню хорошо – сечёшь? — хищно улыбнулся на последних словах Власов и весьма красноречиво облизнулся.       Внутри Артёма, разом осознавшего, что никакой личной катастрофы не случится, словно бы отпустило какую-то натянутую струну. Он обмяк, перестал трястись и реветь, выдохнул и уже почти спокойно поинтересовался:       — А нахера держать-то?       — Чтобы ты не ломался и не мешал получать самому себе удовольствие, — как нечто само собой разумеющееся сообщил ему Власов и, утерев от слёз конопатые щёки, снова нырнул вниз. Задрал Тёмину майку уже под самый подбородок и добрался до маленьких сосков, которые моментально съёжились и напряглись, словно бы губы и язык этого синеокого завоевателя были ледяными, а не обжигающе горячими.       Странные ощущения, хотя скорее уж приятные. Артём прикусил себя за нижнюю губу и зажмурился… Поцелуй в солнечное сплетение, лёгкие и чуть щекочущие прикосновения губ по рёбрам справа, потом слева, снова по центру, над пупком, кончики пальцев едва подцепляют резинку трусов… не выдержал, открыл глаза, посмотрел на Макса – и всё, уже взгляда отвести не смог. У того был вид счастливейшего ребёнка, которому вручили большую коробку с подарком, и теперь он лишь слегка оттягивает момент до того, как сорвёт красивую обёрточную бумагу и наконец-то увидит, что же за сюрприз его ждёт внутри. «А, ну да, в первый раз увидеть член своего парня – вполне себе тянет на значимое событие… К тому же у меня стоит – чёрт, когда успел только?» Ткань белья поползла вниз…       — М-м, здесь ты даже ещё более рыженький. Наслышан, какими горячими штучками вы, рыжики, можете быть. Но, чур, только со мной, курносик, только со мной.       И у Тёмы опять перехватило дыхание, но на сей раз вовсе не от страха или приступа. Да, тот первый и единственный раз, когда Оленька Зарецкая решила порадовать его оральными ласками, даже не бледнел, а просто нивелировался в сравнении с тем, что происходило сейчас. Откуда ей, неумелой, до таких мастерских движений языком, плотно и уверенно обхватывающих губ. Не знала она и о том, как можно с силой засасывать и, не ослабляя вакуума, вытягивать. А Макс знал, умел, да ещё и понимал, когда и с какой интенсивностью надо помять мошонку, как сжимать нижнюю часть ствола, при этом не забывая постоянно стимулировать нежную полоску кожи под самой головкой. И много ещё чего и всё не отводя сапфирных восторженных глаз, да со стонами, блядски откровенными Власовскими стонами!..              Дорогу до поляны Артём попросту не запомнил. В какой-то момент он обнаружил себя сидящим на своём традиционном месте. Кузьма с Виталием подтащили поближе к нему небольшой походный столик и заставили его пластиковыми тарелками с нарезанными свежими овощами и зеленью, сунули в его ещё подрагивающую руку открытую бутылку пива и расселись напротив. Олег деловито наливал себе томатного соку и бубнил очередную ересь про то, что их «не только смерть посылает». Рядом, бедром к бедру, уселся Власов и вручил во вторую руку шампур. Тёплый воздух уютно окутывал разгорячённую кожу, мягкий ветерок доносил дразнящий аромат аппетитного мяса – это мог бы быть идеальный пикник, такие уютные посиделки позже вспоминаются с теплотой. Всё так, если бы не экстремальные манеры одного красавчика в очередном желании добиться своего! Тёме очень, очень сильно захотелось нажаловаться Максиму на Макса. Он повернул лицо в его сторону. Ему немедленно ответили с почти адекватной и уместной улыбкой:       — Сперва ешь, потом ругайся. Давай, пока мсяво не остыло.       «Ишь, хитренький какой – закармливает. А сам-то уже… заморил червячка. У-ий, плохая ассоциация, отстой!» И Ладин вонзил зубы в шашлык, на какое-то время став незамутнённо счастливым.       Собственно, никаких разборок не начиналось, пока «рыжик» под завязку не наелся, не был заправлен пивом и спокойно это всё не переварил. То есть только ближе к вечеру Макс отвёл его в сторонку и предложил:       — Ну, начинай.       — Кончил уже, — пошёл заводиться Артём.       — Ещё как! Есть какие-нибудь жалобы или предложения?       — Есть! Как насчёт того, чтобы подобное происходило исключительно с моего согласия?       — Знаешь, будь ты совсем уж не согласен, то у нас ничего бы не получилось.       — Макс! Ты прекрасно меня понял!       — А ты, Тём, ты меня понял? Понял, что я люблю тебя? До́ смерти люблю!       — До́ смерти? А может – до сме́рти?       — Хм… да, верно, смерти не избежать…       Ладину так не понравились эти слова и тон, которым они были сказаны, что он даже цапнул себя за кончик злого языка.       А Власов тем временем продолжил:       — Я и прежде не особо отличался терпением, а сейчас и вовсе его утратил. Длинный забег с размеренными ухаживаниями в данный момент вообще не вариант. Ты мне нужен, и я хочу заполучить тебя как можно скорее. Прозвучит пафосно, но речь идёт фактически о моём выживании. Так что, курносик, прости, но я не приторможу, тем более что у меня тормоза в раз отказывают, когда ты ни с того ни с сего, без каких-либо внятных объяснений свалить от меня хочешь!       — Да я!.. мне просто… так надо…       — Яснее всё ещё не стало, Тём.       — Мне показалось, что у меня вот-вот будет… приступ панической атаки.       — М-м, а они разве не внезапно наступают?       — А-а, ну-у, вроде бы да, но у меня появилось такое ощущение…       — Окей, допустим, что твоё ощущение было верным. И что? Почему ты решил уйти, находясь в таком шатком состоянии?       — Не хотел беспокоить, тебе и без меня сейчас непросто.       От этих слов взгляд Макса внезапно изменился – полыхнуло синим пламенем негодования, почти ярости.       — Какие же вы все заботливые, — цедил он, едва разжимая зубы. — Так бережёте меня, следите ревностно, чтобы я чего лишнего не увидел, не услышал – да? Словно бы я дитё неразумное и невинное, будто бы не сдюжу, не вывезу…       — Эй! Стопэ! Ты уже не по адресу предъявлять начал, — перешёл в оборону Артём.       — Ой ли?! Тебе вот даже в голову не пришло, что я могу хотеть заботиться о тебе! Да? Не подумал, что меня, напротив, может успокоить возможность тебе помочь, ощутить себя нужным, способным хоть на что-то повлиять? Нет?!       — Да я просто эгоистом быть не хотел!       — И поэтому стал единоличником, предпочитающим разбираться со всем самому, оттолкнув бесполезного меня.       — Нет, я не это хотел… не думал, что ты так…       — Тебе пора домой, рыжик. И никаких «пешком» – Башин отвезёт.              Олег и обратно вёз с тем же непроницаемым молчанием. Лишь добравшись до места назначения, он заглушил мотор, развернулся всем корпусом к Тёме и невозмутимо спросил:       — Чего хмурной такой?       — Слышь, Башня ты Пизанская, — в секунду прорвало Ладина, — ты вообще хоть отдупляешь, что вокруг тебя происходит?! Заметил, как я ушёл, а твои друзья следом отлучились? В курсе, что чуть позже я с ними не по своей воле встретился – есть идеи для чего? Знаешь, что там неподалёку в лесочке произошло?!       — Ну, с учётом того, как Максим Викторович не стесняется посвящать нас во все свои влажные и эротические, догадываюсь, что тебя там эдак знатно отминетили, а братцы-кролики этот противозаконный акт ему осуществить помогли. И чего – тебя щас отвести в ментярню заяву накатать?       — Ха! Класс ваще! Знаешь, выражаясь в твоей же манере: скажи мне, кто твой друг и оба идите на хуй!       — Чего?! Неужто Власов хреново тебя орально снасильничал? Быть такого не могёт – старый конь Колыму не испортит.       — М-м-м, бля, какую ещё, к ебеням, Колыму?!       — Ну ту, что на Крайнем Севере. Ты чё – географию в школе не учил?!       — Ладно-ладно, допустим. А не подскажешь ли ты мне, о великий хранитель народной мудрости, как именно старый конь может или не может испортить Колыму?       — Да я почём знаю?! Я тебе чё – коневед? Лоша…вод? Как там правильно?       — Никак!!!       — Чё орёшь?! Схуя ты вообще мне эту блатную истерику щас закатил, как будто это я тебя в кустах без спроса ублажал?       Тёма осёкся и даже впал в лёгкий ступор. И то верно: чего это он ни котоподобной парочке, ни самому Максу толком ничего и не высказал, не предъявил, а теперь сидит тут и усиленно жертвит перед Олежей? А с другой стороны – перед кем ещё, как не перед ним? Не бабуле же, в сам деле, ему идти рассказывать, чего примечательного за день приключилось? И Башин, видимо пришедший к тем же выводам, продолжил уже примирительно:       — Хотя правильно сделал, что с Власовым не бодался. Во-первых, бесполезно это сейчас. Во-вторых, чревато последствиями, а какими именно я и сам хз… И на пацанов не обижайся: они сейчас в режиме «селебу с неба достать» для Макса. Им и одного раза его откачивать за глаза и за уши хватило…       — Предлагаешь этим всех, всё и всегда оправдывать?       — Предлагаю относиться к этому, как к картошке, которую тебе дарит жизнь.       — Чиво?!       — Ну, когда жизнь дарит тебе картошку, сделай из неё пюре – поговорка такая, не знал?       — Я про лимоны и лимонад знал, но ты расширил мои кулинарные представления о жизни.       — М-м?       — Говорю, переживаешь ты за наши отношения больше, чем за свои.       — А у меня пока только ваши отношения и есть. Сам-то я ещё ни разу не влюблялся. И когда я смотрю на Максима, то мне одновременно и страшно за него, и завидно – это же надо так гореть! Думаешь, впереди у тебя будет ещё много подобных романов? Если да, то тебя ждёт величайший облом, Арти. Способность так любить, как это делает Макс, сродни таланту.       — Да не спорю я, Олеж! Иллюзий относительно своей будущности не питаю и то, что Власов, если не считать кой-каких нюансов, реально шикарный подгон от судьбы – осознаю. Просто… бля, я чуть не рипнулся там со страху, когда эти двое держали, пока третий штаны с меня тащил! Представляешь, каково мне было?! Хотя, куда тебе, с твоими-то габаритами…       — Зато ты классно спустил.       — Аргумент.       — Он реально всё проглотил, как и обещался?       — Так, всё! Я уже успокоился и пошёл домой. Бывай, Олежек! — выпалил краснеющий Артём и схватился за ручку дверцы, собираясь выскочить из машины. Но, припомнив одну беспокоившую его мысль, обернулся и спросил: — А пацаны продолжали бы удерживать, даже вздумай Макс меня реально изнасиловать?       — Он бы такого не сделал, — отрицательно закачал из стороны в строну стриженой башкой Олег.       — Я не это спросил!       — Бля… пойми, наш Макс такого никогда бы не сделал. А мы помогаем только нашему Максу. Уяснил?       Тёма уяснил, кивнул на прощанье и вышел из машины. На улице его встретил слепой дождь, которому он и подставил своё разгоряченное лицо. Казалось, крупные капли, шлёпающие по щекам, моментально испаряются, и Тёма, непроизвольно прикрыв глаза, начал улыбаться всё шире и шире. А следом накатил смех, лёгкий и высвобождающий.       Особенный! Он – особенный, и в него до полусмерти – нет, до смерти! – влюблен ебанутый красавец с сапфирными глазищами! Пиздец, конечно, но что, чёрт побери, может сравниться с этим?! Нет, жизнь его точно к такому не готовила! Она готовила его к унылой житухе, однообразной бытовухе с безликой низкооплачиваемой работой. Женился бы он? Кто знает – может, кто-то и вышел бы за него из жалости… Впрочем, может и не из жалости. Но любить его так, как это делает Макс, вряд ли бы ещё кто-то стал. Ведь это, мать его, талант!