Детективное агентство "Анна и её духи". История вторая. Труп в анатомическом театре.

Штольман шагнул вперёд. У него было такое выражение лица, что невезучий полицейский с кандалами в руках, попятился и со всего размаха натолкнулся на стол, стоящий за ним. Пробирки, чашки и пепельница с окурками от папирос комиссара Жермена подпрыгнули и посыпались на пол. Взгляд Якова был прикован к наручникам. Секунду спустя он поднял взгляд на помощника следователя. «Эх, карцером тут не обойтись» — с тоской подумал констебль. " Как бы вообще на службе остаться!» — Что, я осмелюсь спросить, вы собирались делать с этими кандалами, месье? — так спросил Штольман, что даже комиссар Жермен подумал о том, что хорошо бы ему не пришло сегодня в голову применить это приспособление к так раздражающей его дамочке. А ещё лучше, чтобы наручники вообще никогда не изобретали и не вводили в искушение простых служителей закона. Яков протянул Ане руку. Она схватилась за неё и вышла, наконец, из своего угла. Пальчики её были холодные и слегка дрожали. Штольман немедленно проникся неуёмной ненавистью к этим двоим, особенно к, как он понимал, главному следователю. Ведь именно с его подачи вся эта история вообще началась. — Я вновь спрашиваю, господа, что вы собрались делать с этими кандалами? — так и не дождавшись ответа, повторил Штольман. Большим пальцем он поглаживал ладошку Анны, чувствуя, как теплеет её рука. Комиссар Жермен наконец пришёл в себя. — Эта женщина проявила неуважение к следствию и оскорбила его в моём лице! Её необходимо доставить в управление и допросить. — Эта женщина, как вы пожелали выразиться, — моя жена. Вы сами только что проявили к ней неуважение, выбрав подобный тон. Извольте извиниться и тон сменить, а то меня, знаете, тоже тянет оскорбить следствие. Вероятнее всего — действием! Если уж мы едем в управление, то гулять — так гулять по полной! Мужчина произнёс всё это в упор глядя на комиссара. Он не повысил голос, но Морис Жермен вдруг явственно представил, как серебряный набалдашник трости, зажатой в его левой руке, весьма болезненно опускается на его переносицу. Удивительно! Комиссар посмотрел в лицо Штольмана. Глаза частного сыщика не отрываясь холодно смотрели на него. Как и в случае с голосом они не сверкали, не пылали негодованием, но полицейский осознал, что человек этот не позёрствует и не угрожает: он просто на самом деле собирается сделать то, что говорит. Что ж! Возможно, он и в самом деле перегнул палку! Но очень уж его разозлила эта невозмутимая, не пытающаяся юлить женщина. И муженёк ей под стать! Пожевав губами, покраснев ещё больше, отчего Анна лихорадочно стала вспоминать, где хранятся лекарства для понижения давления, и смотря куда угодно, но не на неё, начальник следствия произнёс: — Мадам, я приношу вам свои глубочайшие извинения! Я пошёл на поводу у эмоций и превысил полномочия! Не держите на меня зла! Штольман посмотрел на Анну. Она пожала плечами и сказала: — Я принимаю ваши извинения, господин комиссар. Во время работы мы часто забываем о такте. Штольман улыбнулся про себя: Аня помнила, как во время их первого дела она тоже возмутилась неделикатным вопросам Штольмана. Констебль звякнул цепью, Яков перевёл взгляд на наручники. — Комиссар...? — Комиссар Морис Жермен. — Яков Штольман, частный сыщик. — Наслышаны уже, господин Штольман! По тому, как были произнесены эти слова Яков вдруг понял, отчего сегодня Анна оказалась в таком положении. Вот оно что! Что это? Репутация умных и толковых сыщиков не даёт покоя? Элементарная зависть? Или их пути уже успели пересечься на ниве раскрытия преступлений, и господин комиссар не выдержал конкуренции? Как бы то ни было, то, что этот лысоватый и довольно отталкивающий господин решил втянуть в свою подлую месть женщину, наполнило Штольмана презрением и каким-то омерзением даже. Захотелось отряхнуть руки, как отряхивают их после того, как полезли за печку и попали ладонью в густую паутину, свитую давным-давно. — Господин комиссар, — ровным и обманчиво спокойным тоном произнёс Штольман. — вы имели намерение поместить мою жену под арест. Смею надеяться, у вас были веские причины это сделать. — Разумеется, господин сыщик. Жена ваша осталась невозмутимой при виде трупа, не потеряла самообладания. Трёх молодчиков трясло как в лихорадке, мадам Штольман же не проявила никакого волнения. Кроме того, как я уже разузнал, она пользуется здесь всеобщим доверием, ей бы не составило труда проникнуть в мертвецкую и устроить всё по своей задумке! Штольман потерял дар речи. Этот господин сейчас говорит серьёзно? Ну, это уже за гранью всех возможных приличий! — Давайте-ка уточним, милейший! Вы сейчас мне говорите, что собирались надеть на мою жену кандалы по причине крепкого устройства её нервной системы? Или оттого, что три юнца — первокурсника недостаточно надёжно устроены? Это даже косвенными уликами назвать нельзя! Это вообще не улики! Штольман разошёлся и чувствовал, что злость начинает брать над ним верх. Но остановиться он уже не мог. — Вы проверили алиби? — Нет, я… — В какое время было совершено убийство, вы знаете? Судя по тому рассказу, который я услышал от других свидетелей, тело девушки было просто искромсано. Предполагаемое орудие убийства установлено? Комиссар не мог дать ответы на эти вопросы. Он уже и сам понимал, что перешёл черту, но вернуть всё назад было невозможно. Да и кто знал, что этот с виду интеллигентный и воспитанный месье окажется непрошибаемым и довольно опасным субъектом, готовым за обиду своей жене раскатать эту каморку по кирпичику, если понадобится! Штольман же никак не мог успокоиться! Какой болван! Никакого профессионализма, работа со свидетелями и фактами пущена на самотёк! Идти на поводу у собственных неприглядных эмоций и потерять ценное время, которое могло быть потрачено на поиск улик! Нет, ну болван, как есть болван! Анина ручка поползла вверх по его ладони, сомкнулась на запястье, ободряюще его сжала и стала выписывать успокаивающие узоры около пульса. Тонкая кожа тотчас натянулась, стала чувствительной, волоски на предплечье встали дыбом и обжигающая волна хлынула вверх, усмиряя злость и принося на её место жгучее влечение. Кровь стукнулась в виски, и Штольману вдруг показалось, что не сердце качает эту кровь по его жилам, а Анин пальчик управляет ей. Вверх — и горячий поток разносит по телу живительный кислород. Вниз — и приходится делать вдох, потому что воздуха не хватает. Штольман поймал Анину руку, пытаясь вернуть относительный контроль над своим телом. Умеет она переключить его на другие мысли! Злость пропала, негативные эмоции сошли на нет. Нельзя долго сердиться, когда она рядом. Яков прошёл к столу, обнаружил там сумочку и пелерину Анны, взял их и направился к двери. — Мы уезжаем, господин комиссар. Вы не имеете никакого права задерживать мою жену, вам нечего ей предъявить. Адрес наш можно найти в документах, которые хранятся в секретариате медицинских курсов. Если вам понадобится что-либо уточнить, вы будете знать, как нас найти! Честь имею! С этими словами Штольман пропустил Аню вперёд и захлопнул дверь перед носом комиссара и его помощника. Господин Жермен не мог понять, как так произошло, что за двадцать минут от почти полного триумфа он пришёл к тому, что оказался разбитым в пух и прах и готовым позорно бежать! Глядя на то, как красная волна поднимается от выреза воротничка его начальника и заливает щёки и лоб, констебль с унынием подумал: " Три дня карцера, как пить дать! Три! А то и все пять!»