Детективное агентство "Анна и её духи". История вторая. Труп в анатомическом театре.

«Наконец-то мы дома!», — подумал Штольман, придерживая створку ворот для Ани. Обитое коваными завитушками дерево захлопнулось за его спиной, и они оказались отрезанными от пыльной гомонящей улицы. Штольман любил приходить домой. Этот дом был похож на тот, который он когда-то представлял себе в юности. Потом эти мысли потерялись в изнуряющей работе, усталость стирала желание мечтать ещё и об этом, сил не было. Приходя вечером, а то и ночью в казённое жильё, он был рад, что есть куда рухнуть после воистину собачьей своей работы. Дом с Аней вернул желание грезить и предвкушать. Ему дали выспаться, избавиться от нервного напряжения, передохнуть от муторных, мешающих жить мыслей. Штольман однажды утром застыл у зеркала с бритвой в руках. Он улыбался! Ей-Богу, он брился и улыбался при этом! И в голове у него была мысль о том, что вечером они пойдут в театр — Аня давно уже просилась на эту пьесу, и он сделал ей сюрприз — а после полчасика побродят по набережной и поедут домой. Куда делась заполняющая его горечь? Неизвестно! Хандрить он больше не помышлял, нервно дёргаться больше не было причины, и Штольман узнавал в себе черты самого себя лет двадцать назад, стесняясь своих немного мальчишеских порывов. Сдерживаться становилось труднее, а Анна нисколько не считала это предосудительным. Напротив, всячески поощряла скинуть броню и быть свободным в мыслях и чувствах! Поехать неожиданно на пикник в пять утра — пожалуйста! Молча лечь на ковёр у кровати и читать что-нибудь интересное — нет ничего лучше! Потерять голову в экипаже по дороге домой (благослови, Боже, эту женщину!) — никогда мысль правильнее в твою голову не приходила! Его Аня только широко улыбалась и так сияла глазами, что Штольман понимал, что что бы он не предложил, он не будет понят превратно! Его образ идеи примут, одобрят и претворят в жизнь! Удивительно! Но так прекрасно! На пороге дома сидел Гастон. Он вновь был чумаз, хоть и не настолько, как в день знакомства. В его руках тряслась и затравленно смотрела на мир тощая мелкая собачонка с облезлой и от чего-то слипшейся шерстью. Гастон встал, но собаку не выпустил. Мальчик выглядел одновременно виновато и решительно. Штольман остановился. Аня встала рядом с ним, склонила голову набок и стала изучать перепачканный дуэт. — Я раскрыл дело, — прогнусавил Гастон, глядя в сторону. Аня тут же взяла на заметку, что нужно осмотреть его нос, бедный ребёнок не мог нормально дышать и разговаривать! — Раскрыл? Быстро справился! Молодец, это похвально! Давай, рассказывай, как и что было, надо написать месье Эжени отчёт о происходящем. Гастон, видя, что ругать сразу его никто не собирается, приободрился. — Ну что рассказывать?! Пришёл я в лавку к старому Гийому. Показал от тебя записку. Правильно ты мне её дал — никто так и не поверил, что я тебе помогаю, пока я носом их не ткнул в чернильные загогулины. Как ты и учил, стал спрашивать сначала старика — кондитера, а потом соседей, кто что видел и слышал. Соседи как один бают — ничего подозрительного не видели и не слышали ничего. Тьфу! Мальчик даже сплюнул от досады. — Самому Гийому сто лет в обед. Глухой как пень! Слепой как крот! Короче, ни хрена!.. Штольман кашлянул. Гастон поднял взгляд и встретился с укоризненным взглядом Якова. — Ни черта? — подумав, спросил мальчик. Штольман поднял бровь. — Ничего? — помедлив, недоверчиво спросил пацанёнок. Штольман кивнул. Аня рядом боролась со смехом. — Ну так вот, ничего он вообще не видит и не слышит! Полк солдат в лавку зайди — и того не заметит! Хотя карамель и правда у него что надо! Гастон похлопал по боку свободной ладонью. В кармане звякнуло, будто камешки перекатились. Лицо мальчика выражало довольство жизнью. — Стал я восстанавливать картину преступления, — гордо и по слогам выговорил Гастон, явно радуясь, что смог запомнить сложное слово. — Облазил всю кладовку, где запасы хранятся. Нашёл в самом углу за мешком с сахаром дырку. Маленькую. Но возле неё карамельки разбросаны. Вот, думаю, куда карамель-то пропадает. Пошёл искать дальше. Скумекал, куда дырка эта может вывести. В крапиву она ведёт, прямо в угол забора. Мальчик почесал волдыри на лбу и вздохнул. -Нашёл я, стало быть, и там куски конфетные. Ползу дальше. Недалече так полз. Помните, за аптекой старый сарай стоит, тоже крапивой заросший? Штольман кивнул. Он помнил. Гастон шмыгнул. — Ну и вот! Он вытянул перед собой собаку. Штольман моргнул. Собака свесила из пасти розовый язык и часто-часто задышала. — Она вот и воровала! — мальчик переводил взгляд с Якова на Анну, быстро-быстро глотая слова. — Но она не виновата! Есть ей нечего! И сладенького очень хочется! Ну любит она конфеты! Гастон прижал к себе худенькое тельце собаки. Он понимал, что сделал плохо, когда принёс её сюда без разрешения! Ну не мог он оставить её там! Она бы пропала! Интуитивно он чувствовал, что эти люди не лишат помощи нуждающегося в ней! Его же не лишили: в дом взяли, одели, обули и даже — вот удивительные люди — доверяли ему! Поэтому и притащил он сюда несчастное трясущееся создание, которое сейчас жалось к нему в поисках защиты. Штольман задумчиво смотрел на ребёнка и собаку. Мальчик явно боялся, что он прогонит найдёныша. Но при этом имел смелость защищать свой поступок. Справный мужчина из него вырастет, если всё сделать правильно! Яков перевёл взгляд на неизвестной породы дворнягу. Одно ухо у неё стояло торчком, другое печально опустилось вниз. Глаза заплыли гноем, шерсть — в разноцветных крошках карамели, слипшаяся и местами в проплешинах. Про насекомых Яков старался не думать. Аня сбоку посмотрела на него. Штольман вздохнул. -Надо её отмыть и привести в божеский вид! Она явно больна, что-то и тут нужно предпринять! Гастон недоверчиво смотрел на мужчину! Неужели?! Штольман не знал, что прямо сейчас иерархия в доме в глазах мальчика менялась с невероятной скоростью. Конечно, до пьедестала Анны никому не достать, но сегодня Штольман превзошёл сам себя, и сердце Гастона впустило его гораздо дальше, чем он до этого мог себе позволить. И даже револьвер был ни при чём! — Ну вот, Анечка, скоро наш дом станет маловат. Теперь у нас и собака есть! — Пять! — бодро отрапортовал Гастон. Штольман замер. — Что пять? — настороженно спросил он. — Пять собак. У неё щенки, — ответил мальчик, любовно поцеловал собаку в грязный нос и зашёл в дом. Штольман истуканом смотрел на закрывшуюся дверь. Аня сзади маскировала смех под кашель.

***

Вечер выдался тёплым и уютным. Поужинав, Гастон отправился в кухню, где отмытая, накормленная и смазанная лечебной мазью собака блаженствовала в корзине, подставив пузо не менее довольным разноцветным щенкам. Пётр Иванович, Анна и Штольман сидели на веранде. Муж и жена потягивали любимый всей семьёй малиновый морс, младший Миронов на этот раз раскупорил ликёр из горечавки. Томный парижский вечер, одуряюще пахнущий мальвой и гортензией, окутал разморенных людей у дома. Было покойно и говорить не хотелось. Пётр Иванович поднес к носу рюмку — положительно, французы знают толк в удовольствиях. Утром он приметил бутылочку шартрёза в кабинетном шкафчике Штольмана. Завтра его также ждал праздник вкуса. Вечер подходил к концу. Миронов поцеловал племянницу, поблагодарил Штольмана за чудно проведенное время и ушел наверх. Каждый день после двенадцати он исчезал из дома и возвращался только к шести. Куда он ездил, никто не знал. Яков думал о том, что Анин дядя придумал очередное невероятное мероприятие. Оставалось надеяться, что в этот раз всё обойдется, и не придется ничего предпринимать для вызволения из неприятностей этого добрейшего, но несколько незадачливого человека. Аня и Яков тоже поднялись к себе. Яков переоделся и лёг в постель. День был утомительный, поэтому обсудить все догадки за сегодня он хотел уже под одеялом. Они часто так делали. Аня всё не шла. Штольман немного забеспокоился. Наконец, дверь скрипнула, и его взволнованная и слегка бледная любимая зашла в комнату. В руках у неё была коробочка с красной лентой. Яков недоуменно свёл брови. Неужели он и вправду забыл о какой-то важной дате? Аня робко подошла ближе, села рядом с ним и взяла его за руку. — Яша, ты только не смейся! Штольман незамедлительно покачал головой. Не будет он над ней смеяться, что за дикая идея! — Я знаю, что это странно и немного смешно, но сегодняшняя дата отложилась у меня в памяти. Мы с тобой встретились тогда у реки, семь лет назад, ровно в этот день. Яков открыл рот. Неужели? Вернувшись в мыслях в конец июля 1888 года, он понял, что Анна была права! Боже мой, а она запомнила! И даже что-то принесла ему в подарок! Штольман, ты бесчувственный болван! Тебе придётся завтра придумывать нечто, чтобы реабилитироваться в глазах Ани! Он уже хотел сказать, что очень сожалеет и что они обязательно отметят такую важную годовщину, но Аня покачала головой и прижала пальчик к его губам. — Подожди! У меня для тебя подарок! Два, если быть точнее! Тут она широко улыбнулась. Протянула ему коробочку. — Смотри! Я не могла её не купить. Коробка оказалась тяжёлой. Штольман развязал бант, открыл крышку и замер от изумления. Внутри лежала медная статуэтка девушки. Бедром она опиралась на велосипед, одна рука её придерживала руль, а вторая не давала порыву ветра сорвать с головы шляпку. Да это же его Аня! Барышня на колёсиках! Точь-в-точь такая, как в день их встречи. А это что? К заднему колесу велосипеда была прислонена трость! Штольман не верил своим глазам! — Откуда? — только и смог спросить он. — Просто увидела в лавке по дороге на работу! — радостно ответила Аня: она была счастлива, что ему понравилось. — Сразу же подумала про нас с тобой и поняла, что должна её купить! Так и сделала! Штольман поглаживал прохладный металл большим пальцем. Он вспоминал сейчас Затонск семилетней давности. Это была другая жизнь, к нему настоящему в полной мере её уже нельзя приложить, но Аня… Аня оставалась для него всё той же: ради её доброты, порядочности, любви и внутреннего света он жил. Мужчина поднял на неё взгляд. У Анны даже дыхание перехватило: столько любви в нём было. Яков потянулся к ней, но она ласково взяла его за руку. — Яша, у меня ещё один подарок, я же тебе говорила. Штольман, слегка размякший от воспоминаний и чувств, уже и забыл про это. Сосредоточившись, Яков вдруг заметил покрасневшие щёки жены, её улыбку и нежный взгляд. Замер. Затаил дыхание. — Яша, мы ждём ребенка! Белый свет померк, взорвался, раздался до бескрайних просторов Вселенной и сосредоточился на одной крохотной мысли: новая жизнь, созданная им и Аней, ждёт своего времени, чтобы прийти в этот мир!