Детективное агентство "Анна и её духи". История вторая. Труп в анатомическом театре.

Штольман проснулся в пять утра. Энергия бурлила внутри, тело требовало свершений, разум — дела, а сердце… А сердце всецело принадлежало женщине, спящей подле него. Яков повернулся к ней. Она по привычке спала, свернувшись в тёплый комочек и подложив ладошки под щёку. Привычная картина. Но непривычная Аня. Теперь-то он видел, что она совершенно другая. Всё в ней изменилось, перекроилось на новый лад. Она была божественным творением и сейчас сама творила жизнь внутри себя клеточку за клеточкой. Их с Аней ребёнок… Маленький человечек, в котором половина от него, а половина от его несравненной женщины. Как так получилось-то? Нет, чисто теоретически, да и практически, как выяснилось, он знал, как так произошло! Но знание знанием, а поверить в то, что он, Яков Платонович Штольман, мог сотворить новую жизнь, он пока не мог. Наверно, однажды это понимание огорошит его, и он не сможет дышать и стоять, но сейчас он мог только умильно думать о маленьком розовеньком человечке, который растёт сейчас в Анином животе. Он не думал о нём как о мальчике или девочке. Ему было не важно, кто это будет, важно лишь то, что он был там, и что он был их. Оторваться утром от Ани было решительно невозможно. Что-то собственническое проснулось в нём, и Яков не мог сегодня отпустить эту женщину, его женщину, далеко от себя. Надо сказать, что Аня тоже не намерена была оставаться в стороне. В общем, завтрак они пропустили, и время близилось к половине одиннадцатого, когда его жена, которая была занята самым пристальным изучением мышц его живота — хотя, казалось бы, всё было изучено множество раз и даже проведен контрольный тест — вдруг подскочила и завопила, испуганно глядя ему в глаза: — Сегодня четверг?! После финального теста Штольман не был уверен, что он способен назвать хотя бы год. Под давлением фактов он вынужден был сознаться, что да. Анна нависла над ним, нос к носу, голубые глаза сверкают: — Яша, в 12 я должна быть на курсах! И я опаздываю! Чмокнув его в нос, она унеслась одеваться. Штольман пытался собраться с мыслями, но мысли отказывались приходить. Аня, уже одетая, заглянула в комнату и сказала, что уезжает. Тут Штольман пришёл в себя и воспротивился этому совершенно. Никуда она одна не поедет, он её отвезет! Ему нужно узнать всё о жертве, поэтому он поедет в мертвецкую к доктору, который делал вскрытие. Потом ещё дела. Поедут сначала к ней на курсы, а потом уже он дальше. Одевшись в рекордные сроки, Штольман спустился вниз, где снова возникла пауза. Яков категорически был против того, чтобы Аня ехала без завтрака. Нельзя ей голодать! Мадам Агнес дала ей круассан и стакан молока. Наконец можно было выйти из дома. Аня поняла, что и без того заботливый Штольман в один день превратился в человека, который будет продумывать каждый свой и её шаг ради безопасности и благополучия своей семьи. В этом было что-то невероятно милое и крайне раздражающее одновременно. Но Анна понимала, что это в его крови, и он не будет спокоен, покуда не будет уверен, что всё правильно и хорошо. Штольман как будто тоже поменялся, когда узнал, что будет отцом. Был когда-то просто Штольман, следователь, одиночка, полицейский до мозга костей. Потом просто Штольман превратился в Штольмана — мужа: уверенного, заботливого, щедрого на любовь и чувства. И вот Штольмана — мужа заменил отец. Тут возможности перевоплощения были безграничны. «Ну что ж, посмотрим, каким он будет, этот новый Штольман!» — думала Анна, улыбаясь про себя. По дороге Яков попросил задать несколько вопросов студентам и преподавателям. Анна кивнула. У неё тоже был насыщенный день впереди. Штольман вдруг озлился на неизвестного маньяка, который вздумал разбрасывать искромсанные тела в анатомических театрах. Вся радость меркнет, когда думаешь, что его Аня будет тут без него, возможно в одном помещении с убийцей! Осталось пять дней! Нет уж! Он потратит гораздо меньше времени на это дело! Всё равно нормально думать не получится, пока она далеко. Фиакр подкатил к воротам больницы, Аня легко соскочила с подножки. Обернулась. Ослепила Штольмана улыбкой. — Знаешь, Яша, я жалею только об одном! — О чём? — замерев, спросил Яков. — О том, фиакр — это не закрытый экипаж! Сверкнув улыбкой ещё раз, она развернулась и вошла во двор.

***

Штольман доехал до мертвецкой, в которой производили вскрытие жертвы. Доктор был благожелателен. Ему уже сказали, что к делу приписан гениальный сыщик, и что ему следует оказывать полное содействие. Яков узнал, что девушке было около 24 лет, что опознать её никак не получится, поскольку труп был обнажён. Сочувственно глядя на тело, доктор сказал, что часть ран нанесена при жизни, а часть уже посмертно. Вероятно, бедняжка скончалась от шока и кровопотери. И тот, кто убил её, продолжил начатое. Размеренно разрезал её тело на полосы, убрал кровь, и не менее тщательно зашил каждую нанесённую отметину. Штольман зацепился за слова врача. — Убрал кровь? Что вы имеете в виду? - Перед зашиванием все раны были самым тщательным образом промыты антисептиком. Вот как! Следы не этого ли антисептика можно обнаружить под окнами больницы? Интересно. Яков внимательно осмотрел тело. — Доктор, вы изучили подушечки её пальцев? — Вы имеет в виду многочисленные уколы? Да, я отразил это в отчёте. — Что же, теперь мы по крайней мере можем назвать её род занятий. — Что вы имеете в виду? — Очевидно, она работала белошвейкой или портнихой. Я склоняюсь к первому варианту. Штольман откланялся и направился в отделение, в котором работал Морис Жермен. К счастью, самого комиссара на месте не было. Он уже был оповещён о том, что ненавистные ему Штольманы привлечены к расследованию и наделены неограниченными полномочиями. Не в силах терпеть подобную несправедливость, полицейский отправился к начальству требовать объективности. Яков потребовал предоставить ему собранные на сегодняшний момент материалы. Констебли неохотно принесли ему папку. Штольман, открыв первую страницу, пришёл в ярость! Ведь это, чёрт возьми, центральное полицейское отделение! Да он бы так взгрел своих подчинённых, если бы они подобным образом заполняли документы, что в следующий раз неповадно бы было! Кипятясь, Яков читал показания. Так, вот это любопытно! Лаборант Бернар Петрифьер нашёл вечером в гардеробной отрез дорогого муслина в магазинной упаковке. Владельца не нашли. Штольман оторвался от записей. Какова вероятность, что этот факт связан с жертвой? Надо проверить. Дверь позади него распахнулась. Злой до чёртиков в глазах комиссар Жермен влетел в комнату и тут же наткнулся на причину своей ярости! Что? Этот русский выскочка уже сидит в его кабинете? Штольман смотрел на него совершенно спокойно, в руке его месье Морис увидел документы, составленные его людьми. — Господин Штольман, вы что себе позволяете? Какое право вы имеете читать эти бумаги? — Самое что ни на есть прямое, господин комиссар. Добрый день, кстати сказать. Могу дать вам ознакомиться с официальным разрешением! — Вот так вы зарабатываете себе репутацию — пользуетесь плодами работы других, а после присваиваете славу себе! Штольман сжал челюсти. Похоже, злость начисто перекрыла следователю доступ к разумным мыслям.Однако сейчас не время и не место выяснять отношения. — Месье Жермен, я пропущу ваши слова мимо ушей лишь потому, что время дорого, и тратить его на свары я не намерен. В данных бумагах есть явные несостыковки. Необходимо восполнить пробелы, чем я и займусь. Разумеется, я буду держать вас в курсе дела. Честь имею. Штольман вышел из кабинета комиссара и спустился вниз. Аня закончит через час, нужно за ней заехать. На душе неспокойно, можно и пораньше туда направиться. Заодно и проверить кое-что!

***

Аня, напевая, направилась в гардеробную, чтобы переодеться. Теоретическая часть на сегодня закончена, сейчас будет производиться вскрытие месье Огюстена, того самого, на месте которого обнаружилась убитая девушка. Анна понимала, что петь и так радоваться в том месте, где убили человека, в общем-то совершенно неприлично, но она ничего не могла с собой поделать! Внутри неё росло чудо, Штольман был рад этому безмерно, и она никак не могла настроиться на скорбь по убитой. Анна дождалась, когда переоденутся мужчины, и зашла в комнату вместе с Лоретт и Элен, сёстрами милосердия, которые всегда ассистировали на вскрытиях для медицинских курсов. Элен говорила без умолку, причитая о том, как страшно теперь сюда заходить, страсть-то какая! Лоретт недовольно поглядывала на товарку и как всегда молчала. Анна, зная теперь о романе между ней и Кристофом, присмотрелась к женщине повнимательней. Что она о ней знала? Крайне мало. Медсестра была молчаливой и не любила делиться сведениями о себе. На вид ей года двадцать три, симпатичная, глаза серые, волосы русые. Как специалист — неплохая, врачи её отмечают. В конце концов Лоретт шикнула на Элен и вышла из гардеробной. Анна задумчиво повязывала тяжёлый фартук поверх халата. Стекло сбоку звякнуло, женщина повернула голову. За окном стоял призрак девушки, всё ещё вызывающий ужас, как бы часто он не появлялся. Аня сжала завязки фартука. — Кто ты? Как тебя зовут? Кто тебя убил? — пыталась добиться хоть какого-то ответа женщина. На этот раз к удивлению Анны никакого дискомфорта она не почувствовала. Картинки замелькали перед глазами. Вокзал. Табличка «Дьеп». Поезд. Магазин «Кружево Мадлен». Всё. Аня восстанавливала дыхание. Отлично. Теперь у них со Штольманом есть реальные зацепки. Стекло снова звякнуло. Анна подняла голову. «Не она» — было написано на окне.