Детективное агентство "Анна и её духи". История вторая. Труп в анатомическом театре.

Выйдя из коридора, Анна столкнулась с Бернаром Петрифьером. Лаборант ей не очень импонировал по причине врождённого стремления волочиться за каждой юбкой. Он очень напоминал инженера Буссе — что статью, что нравом. Поначалу мужчина пытался приударить и за самой Анной, но она дала решительный отпор. По её возвращении на курсы из памяти Бернара выветрился горячий отказ женщины, и он вновь начал активно оказывать ей знаки внимания. Намёков он не понимал и, в общем-то, стал уже раздражать Анну до белого каления, когда за ней в первый раз заехал Штольман. Анна не знала, что произошло, но с тех пор единственная разновидность общения, которую она видела от лаборанта, была вежливая и слегка напряжённая улыбка с расстояния нескольких шагов. Вот и сейчас, увидев Анну, Бернар отскочил от неё к стенке, растянул губы и поприветствовал её. — Мадам Штольман, добрый день! — Добрый день, месье Петрифьер! Как вы поживаете? — Благодарю, всё хорошо! У вас, я надеюсь, тоже все в добром здравии! — Спасибо, все здоровы. Бернар, скажите, вам известны какие-либо новости по поводу бедняжки из анатомического театра? Вторым грехом лаборанта было стремление собирать и передавать сплетни и слухи. Он обо всём узнавал первым и тут же начинал делиться с окружающими своими знаниями, не взирая на то, хотят они этого или нет. Анна пару раз крайне резко прервала его, не желая слушать о романе одного из докторов с медсестрой или о том, что Мишель Ко, их санитар, замешан в каких-то махинациях с лекарствами. Бернар обиженно умолк и с тех пор не навязывал ей своё понимание этого мира. — Ох, мадам Штольман, вся больница гудит по этому поводу. Делают такие невероятные предположения! Одно точно — это маниак! Вот решительно вам говорю! Это человек, у которого совершенно точно психического заболевание! — Вот как, вы полагаете? Как же мы не обнаружили его среди персонала? Бернар замер. — Вы думаете, что убийца среди нас? — Скорее всего. Ведь ключи есть только у тех, кто имеет доступ в это помещение. Впрочем! Бернар, вы не помните, закрыли ли вы все окна перед своим уходом в тот день? Возможно, убийца проник через одно из них! Лаборант задумался, нервно теребя пуговицу. — Нет, мадам. Я ушел в шесть вечера, всё тщательно проверил и запер двери и окна. О Боже, но ведь тогда вы правы! Это может быть любой из нас! Бернар затравленно оглянулся, потом вдруг с подозрением посмотрел на саму Анну и направился к дверям лаборантской. Там у него всегда была припрятана бутылка черносмородиновой настойки, до которой мужчина был большой охотник. Аня усмехнулась: слабоват оказался господин Петрифьер, плохо перенёс мысль о возможном знакомстве с преступником. Женщина вернулась к входной двери: она забыла блокнот на скамеечке в вестибюле. Проходя мимо подсобки, она услышала, как разговаривают Лоретт и Элен, собирая нужные для вскрытия повязки и простыни. — Лоретт, дорогая, а ведь я её видела! — вдруг донеслось до Анны. Она резко затормозила. — Кого? — послышался голос медсестры. — Да девушку эту. Убитую! — Да где ты могла её видеть?! Не мели чушь! Ты даже лица её не видела, как тебе её узнать! — А вот и видела! Я как раз пришла, аккурат когда констебли её на телегу клали. Простынь возьми и приоткройся! Жуть такая, скажу я тебе! Визжала я как сумасшедшая! А потом, дома уже, стала думать и вспомнила. В субботу она в больницу к нам приходила. На приём. Я как раз по коридору-то шла! А мадемуазель эта записывалась к доктору. Я её приметила, потому что платье у неё больно красивое, с кружевом и вышивкой. Я такой красоты не встречала! «Вот так-так!», — подумала Анна. — «Надо будет заглянуть в основной корпус и найти записи.» Женщина взяла свой блокнот и направилась в анатомический театр. Мишель уже привёз тело и вместе с Бернаром они перекладывали его на стол. Рука санитара не позволяла ловко управляться с тяжёлыми грузами, ему нужна была помощь. "Любопытно", — вдруг подумала Анна, — «а как преступник смог перетащить тело сюда? Ведь это тяжело. Или он тоже действовал не один?». Вскрытие продлилось два часа. Природу акромегалии так до сих пор никто не мог понять до конца. Анна отметила для себя, что все суставы и большинство сухожилий были деформированы. Странно устроен человек! Способен создавать великие вещи, терпеть боль, бороться за свободу, но один маленький сбой в его организме — и он перестаёт быть собой! Удивительно! Анна всё старательно записала к себе в блокнот, не переставая думать об устройстве Вселенной. Все студенты разошлись. Только Кристоф остался ждать Анну. — Мадам Штольман! — Кристоф! Хорошо, что вы задержались! Вы можете пока не волноваться, следствие идёт своим чередом! — Благодарю вас за помощь! Это такое облегчение знать, что ты не один. Анна улыбнулась. Это действительно было так — когда ты не один, всё становится легче и проще. Она поняла это не сразу. Её деятельная натура всё ещё пытается встать на дыбы, когда ей казалось, что её свободу ограничивают. Однако, разума в её голове тоже прибавилось: она осознала, что в паре со Штольманом, без перетягивания одеяла на себя, они образуют сильный профессиональный тандем. Когда твою спину постоянно прикрывают, можно позволить себе чувствовать безопасность и комфорт. Анна платила тем же: не давала поводов для беспокойства и прикрывала спину Штольмана, помогая во всём и не скрывая от него своих помыслов и намерений. Кристоф замялся. — С Лоретт что-то происходит. Она такая нервная. Не может прийти в себя. Просит пока не встречаться! — Её можно понять: думать о том, что у тебя было романтическое свидание, покуда рядом лежал труп изуродованной девушки, приятного мало! Дайте ей время, дорогой месье Шателе, всё наладится! Ободряюще пожав его плечо, Анна направилась в главный корпус. Сегодня дежурила Мари-Энн, сестра милосердия, которая хорошо знала Анну. Она с радостью принесла записи визитов на субботу. Анна внимательно изучила бумаги. Пациентов было много. Женщина отсеяла поступивших с улицы. Всех мужчин тоже нужно исключить. Женщин, пришедших на приём в тот день, было тридцать два человека. Теперь возраст. После подробного анализа у Анны остались три человека, подходящие под описание. Мадлен Дюран, 25 лет, уроженка Марселя. Обратилась с болями в животе. Ирэн Моро, 23 года, пришла из-за воспалённого уха. И Луиза Атталь, из Нормандии, записалась по поводу нарыва на пальце. Крайне довольная Анна поблагодарила Мари-Энн и спустилась вниз. Вдруг очень захотелось есть! А ведь точно, кроме круассана с молоком Аня сегодня еще ничего не ела! «Бедняжечка мой!» — погладила женщина своего ребенка, — «Сейчас пойдём подкрепимся! Ты не волнуйся, я ещё немного не привыкла! Буду очень хорошо о тебе заботиться, радость моя!» Придя в хорошее расположение духа, Анна вернулась в крыло, отданное для медицинских курсов. Нужно было переодеться и взять сумочку! В помещении уже никого не было: студенты и врачи разошлись, лаборант и санитар увезли тело, а сёстры милосердия собрали все грязные простыни и унесли их в прачечную. Анна сняла халат, поправила причёску и, взяв свой ридикюль, пошла к выходу. В лаборантской звякнуло стекло. Что это? Аня отворила дверь. Мишель Ко, открыв шкафчик с препаратами, переливал настойку лауданума в тёмный пузырёк. Мужчина застыл, глядя на женщину, потом медленно поставил склянку на полку и закрыл дверцу. — А вот это вы зря сюда зашли, мадам! — проговорил он и повернулся к Анне.