После победы

Гарри проснулся в полной темноте. Первые несколько секунд он не мог вспомнить, откуда взялось это гнетущее чувство, потом воспоминания постепенно вернулись. Он снова и снова прокручивал в голове рассказ Нарциссы, пытаясь разобраться, как он относится к этому её молчанию. Видел перед собой холодные глаза Сципиона Лестрейнджа, видел такие же глаза, в которых плескалась нечеловеческая боль и которые никак не могли ни на чём сфокусироваться. Гарри сел в кровати, подложив под спину подушку. После всего пережитого он должен был испытывать облегчение, огромную, всепоглощающую радость, ведь они победили. Снова. Он не смог ощутить всего этого после поражения Волан-де-Морта, не получалось и сейчас. Тогда основными чувствами были тоска, ужас и чувство вины, сейчас — сожаление. Глубокое, граничащее с жалостью. Это было очень странно: он до конца даже понять не мог, кого именно жалеет. Каким-то образом это его сожаление было направлено против несправедливости мира в целом. Стараясь ничего не упустить, он воскресил в памяти события, последовавшие за гибелью Сципиона. Как Стивенс пытался допросить Эрика, а тот только смотрел на него в ответ своими чёрными глазами с этим ужасным, непередаваемым выражением и молчал. Как, в конце концов, прибыли целители и решили, что Эрика необходимо отправить в Мунго, в то же крыло, в котором жил Локонс. Никаких прогнозов они делать не стали. Может быть, Эрик теперь лежал в палате по соседству с родителями Невилла. Гарри закрыл глаза и снова увидел потрясённое лицо Сайпреса. Тот готовился к великой битве, ради этого он перешёл предел, ради этого лишил себя последнего шанса на нормальную жизнь. Ради битвы, которой не суждено было состояться. Гарри вспомнил, как Симон на негнущихся ногах подошёл к телу Сципиона, как опустился рядом с ним на колени, как пошарил у того по карманам и откуда-то изнутри мантии вынул толстый растрёпанный блокнот с вываливающимися страницами. Как постоял немного, неверяще глядя на свою находку, потом отошёл к стене, съехал по ней, прижал блокнот к груди и разрыдался. Гарри отмечал это всё абсолютно машинально. Видел и видел, но не думал, ничего не анализировал, просто фиксировал факты. Как только прошли первые мгновения шока, он бросился к Рону с Гермионой, обнял их обеими руками и так замер, успокаиваясь, впуская в себя чувство, что всё обошлось. В тот, самый первый миг, он ещё был способен на ослепительную радость. Каким-то краешком сознания он радовался и тому, что ему удалось удержаться на обрыве, не шагнуть в пустоту. Он так отчётливо понял, что такое предел. Это оказалось знакомое место, он бывал там и раньше, не осознавая опасности. Он даже знал, когда попал туда в первый раз: в Отделе Тайн Министерства Магии, когда Сириус упал в арку. Дальше всё место в его памяти занимала Джинни. Как она сорвалась с места и кинулась к нему, как только увидела, как вцепилась обеими руками ему в рукав, как одной рукой обнимала Рона и Гермиону, так и не отпуская его от себя ни на шаг. Гарри помнил и рыдания миссис Уизли, и белые лица мистера Уизли и Билла, помнил какие-то громкие звуки, чувствовал прикосновения, но шок уже начинал проходить, и на него наваливалось вот это ощущение беспросветной тоски. А потом он подумал о том, что кому-то нужно было найти Клементайн. Вчера на это не было сил. И никто не был к этому готов. Гарри понимал, что пойти к ней придётся ему, иначе она всё узнает в сухом изложении министерского работника. Он, конечно, не питал к Эрику тёплых чувств после всего, что узнал за последние сутки, но и позволить его жене думать о нём неправильно, тоже не мог. Ведь в итоге спас их именно Эрик. Вернее, Спектрум Лестрейндж. Если бы дело дошло до сражения между Сципионом и Сайпресом, ещё не известно, чем бы дело кончилось. Вспоминая, как Сайпрес чуть не рухнул без сил, Гарри склонялся к победе Сципиона. Гарри вдруг услышал, как в коридоре скрипнула ступенька. Рона в спальне не было, они с Гермионой куда-то подевались. Может быть, остались в доме родителей Гермионы, может — ночевали в их пустой лондонской квартире. Гарри на ум приходил только один человек, который мог посреди ночи красться в его комнату. Поэтому, когда Джинни просунула голову в дверь, он совершенно не удивился. Джинни, заставшая его без сна сидящим на кровати, кстати, тоже. Она молча забралась к нему, потянула на себя одеяло, потом прилегла, прижавшись щекой к его груди и замерла так. Гарри обнял её обеими руками и ничего не стал говорить, чтобы не испортить момент полного взаимопонимания. Они больше не боялись, что их может застать миссис Уизли, да и она уже давно перестала читать Джинни нотации. Дата свадьбы ведь была назначена, и даже если ей и было неспокойно из-за того, что великого события нужно было ждать ещё два года, она ничем этого не показывала. — Нужно сказать Клементайн, — прошептала Джинни ему в грудь. — Ты пойдёшь? Гарри кивнул. — Можно, я с тобой? — спросила Джинни, и он снова кивнул. Они ещё полежали в полной тишине, потом Джинни пошевелилась и села так, чтобы видеть его лицо. — Получается, Симон напрасно переходил предел, — сказала она. — И что теперь с этим делать? — Самое первое, что нужно будет сделать — проконтролировать, чтобы он сжёг блокнот, — вздохнул Гарри, которого терзала мысль, что вчера он об этом совершенно забыл. — Он никогда не выказывал ни малейшего стремления к господству над миром, но кто его знает. Похоже, переход предела рано или поздно, но всех сводит с ума, так что рисковать ни к чему. Может быть, с ним всё и обойдётся, будет творить какие-нибудь полезные чудеса для тех, кто в этом нуждается. — Ты сам в это не веришь, — констатировала Джинни. — А может он как-то вернуться обратно? Может быть, есть способы? Гарри задумался и вдруг понял, что должен ей кое-что рассказать. — Знаешь, Джинни, — осторожно начал он, — этот предел, он мало связан с магией, мне кажется. — О чём это ты? — насторожилась она. — И откуда ты знаешь? Гарри поправил подушку, уселся поудобнее и осторожно начал. — В общем, я сегодня тоже был на грани, — сказал он и быстро добавил, заметив, как расширились глаза Джинни. — Я никуда не перешёл, не успел, но я узнал это состояние. Я уже на этой грани был, оказывается. Это, знаешь, это не магическое состояние, я уверен, что магглы тоже могут шагнуть туда. — Я не понимаю, — сказала Джинни. — Объясни подробнее. Гарри вдруг осенило. — Помнишь, как ты ногой выбила дверь палаты в Мунго, когда у меня остановилось сердце? — спросил он, и Джинни поёжилась от воспоминания. — Ты можешь представить этот момент? Она покачала головой. — Ладно. Тогда так: ты уверена, что в обычном состоянии смогла бы выбить дверь ногой? — спросил Гарри, разделяя слова и давая ей подумать. — Это всё-таки Мунго, там же двери толстые, звуконепроницаемые. Да хоть бы и любые, это с какой же силой нужно было… — Это от шока, — хриплым шёпотом сказала Джинни, но по её глазам он уже понял, что она более или менее вспомнила. — Ну ладно, и что, это оно? — В целом, да, — кивнул Гарри, — предел, грань, за которую нельзя шагать. Это как сойти с ума. Мне кажется, кто-то просто и сходит, кстати, перейдя предел, а никаких особенных сил не получает. Магглы, например. Шагать они шагают, но они же не обладают волшебной силой, верно? Наверное, есть ещё какие-то факторы, которые влияют на всё это. Но ведь есть истории об обычных людях, которые вдруг совершили что-то сверхъестественное, я думаю, это как раз оно. Эрик вот, вроде, не получил никаких дополнительных возможностей, а он сегодня перешёл предел, мне кажется, не мог не перейти. Я даже представлять не хочу, какое эмоциональное потрясение он должен был испытать, убив собственного близнеца… Джинни вздрогнула, и Гарри потянулся к её руке. Оба они попытались представить, что случилось бы, если бы на месте Лестрейнджей были Фред и Джордж. Если бы одному из них пришлось… Об этом страшно было думать, поэтому Гарри был практически уверен по поводу Эрика и перехода им предела. — Я чувствовала только прилив физических сил, — стараясь вспомнить поточнее, сказала Джинни, прервав тяжелое молчание. — Я всё равно не очень чётко помню, но пытаюсь. Я, например, почему-то знала, что выбить дверь смогу, но мне и в голову бы не пришло попробовать пройти сквозь стену или долбить в неё ногой, если бы на месте двери была стена. Я знала, что не смогла бы пройти. То есть, вроде как звучит безумно и запутанно, но суть именно в том, что дверь в принципе не была непреодолимой преградой. Так что ничего особенно необычного я не сделала и странно себя по этому поводу, вроде как, не чувствовала. — У меня сегодня было не так, — отозвался Гарри. — Я чувствовал силы внутри. Не физические, а именно какие-то… Не знаю, как это объяснить. Как будто всё возможно. Нужно только протянуть руку и получить эти возможности. — А в какой момент это произошло? — поинтересовалась Джинни. — Когда Симон сумел протолкнуть Рона на ту сторону, к Гермионе, а потом у него кончились силы, — тихо сказал Гарри. — Я понял, что теперь никто и ничто не помешает ему убить их, возможно, обоих, потому что вид у Сципиона был совершенно безумный. Я больше, чем уверен, что в тот момент он уже забыл обо всех обещаниях, данных брату, и убил бы и Рона, не моргнув глазом. Джинни вытянулась в струнку, внимательно слушая его рассказ. — Хорошо, что меня там не было, — тихо заметила она. — Слава Богу! — горячо поддержал её Гарри. — Не представляю, как бы ты это вынесла. — Рассказывай дальше. Гарри прищурился, стараясь как можно точнее передать всё, что тогда чувствовал. Он чётко знал, что послужило переломным моментом, но это вызывало настолько неприятные эмоции, что он не был уверен, захочет ли озвучивать всё это. С другой стороны, он ведь обещал ничего не скрывать от Джинни. Правда, вряд ли это означало, что он теперь обязан отчитываться во всех своих чувствах. — Гарри? — позвала Джинни. — Тебя что-то тревожит во всей этой ситуации? — Не тревожит, — пробормотал Гарри. — Скорее, мне неприятно вспоминать. Это… это унизительно. — В каком смысле? Почему? — Джинни широко раскрыла глаза. — Понимаешь, когда я осознал, что это конец, вот сейчас Сципион убьёт моих лучших друзей, а я ничего не могу сделать, и никто не может… — медленно заговорил Гарри, тщательно подбирая слова. — Я ненавижу чувствовать себя таким беспомощным. — Это я знаю, — серьёзно кивнула Джинни. — Я много раз сам был на волосок от смерти… — И это я тоже знаю. Спасибо, что напомнил. — Я это к тому, что ни разу, ни одного раза, Джинни, я не просил пощады, — выдавил Гарри. — У меня бы язык не повернулся просить кого-то, умолять… Мне противно от одной этой мысли. Если уж умирать, то достойно, я так всегда думал, чтобы никто не сказал потом, что в последние секунды жизни я пресмыкался у ног убийцы. Мне кажется, для меня это было страшнее, чем умереть. Как-то это связано с тем, что мне однажды сказал Волан-де-Морт. Может быть, это звучит дико, но это так. — Не очень дико, — ответила Джинни, думая о чём-то своём. — Так вот, а сегодня, или это уже было вчера? Да без разницы, — Гарри потёр лицо ладонями. — Когда Сципион уже поднял палочку, я закричал. Я… я просил его остановиться. Я даже не просил… Я… Ему пришлось остановиться и сглотнуть, потому что во рту стало как-то горько и сухо. Джинни молчала, давая ему возможность собраться с мыслями. — Я умолял его, Джинни, — выпалил Гарри и почувствовал мимолётное облегчение от того, что произнёс это вслух. — Я действительно сказал слово «умоляю». И в этот момент я чуть не перешёл предел. После этого никто из них ничего не говорил минуты две. Джинни переваривала услышанное, а Гарри размышлял, не зря ли он ей это рассказал. Потому что, если так подумать, это очень странно: все переходили предел в минуту потрясения, а он — из-за того, что гордость не выдержала. — И что тебя так волнует во всём этом? — задумчиво накручивая локон на палец, спросила Джинни. — То, что тебе пришлось умолять этого Сципиона ради спасения Рона и Гермионы? — Это противоречит моей природе, — ответил Гарри. Он понимал, что передать суть своих переживаний у него не получается. Может быть, это нужно было почувствовать, чтобы понять, и при этом побывать в его шкуре. — Ты бы не произнёс слово «умоляю», если бы у тебя был шанс изменить этот момент? — спросила Джинни. Она никак не комментировала его признание, только пыталась разобраться. — Произнёс бы, — в этом Гарри был абсолютно уверен. — Это было последнее средство, автоматически получилось, потому что я просто не знал, что ещё можно сделать. Я бы и на колени в тот момент встал, потому что лучше так, чем потерять Рона с Гермионой. — Тогда я ничего не понимаю, — Джинни расстроено покачала головой. — Я уже тоже, — у Гарри вырвался смешок. — Сложно быть мной. — Это точно, — Джинни не смеялась, наоборот — была полностью серьёзна. — Ладно, давай попробуем ещё раз. Как ты сам думаешь, почему для тебя это стало таким переломным моментом? — Потому что мне пришлось сломать себя, перешагнуть через какие-то принципы, — медленно произнёс Гарри. — Я выбрал из двух зол абсолютно меньшее. — Сломать себя, — повторила Джинни. — Наверное, вот оно. Для тебя это стало таким большим потрясением. Я так думаю, потому что просить за того, кого ты любишь… Это нормально, Гарри, это даже трогательно. Я имею в виду то, насколько они тебе дороги. Это совсем не унизительно, ни капли. Я тебе точно говорю, это заставляет меня только сильнее уважать тебя. — Моя мама тоже умоляла Волан-де-Морта пощадить меня, — сказал Гарри, вспоминая третий курс и свой панический страх перед дементорами. — Это было и само по себе ужасно — слышать такое. Но я ещё и никак не мог отделаться от мысли, что ей пришлось пройти через такое и всё зря. Она умерла, так и не узнав, что со мной всё будет хорошо. Это… это… — Это ужасно, — прошептала Джинни. — Но теперь ты знаешь, что она очень быстро поняла, как обстоят дела на самом деле. Она узнала, что спасла тебя. И весь волшебный мир в придачу. Они снова помолчали. — Да уж, зря я всё это начал, — Гарри взъерошил себе волосы и по насмешливому взгляду Джинни понял, что они теперь топорщатся и торчат во все стороны, как у дикобраза. — Ничего не зря, — стараясь не смотреть на его шевелюру, чтобы сохранить серьёзность, возразила Джинни. — Мне важно знать, что делается у тебя в голове. Тебе хоть стало полегче? — Да, намного, — Гарри кивнул и благодарно улыбнулся ей. — Может, ты теперь попробуешь поспать? Завтрашний день обещает быть нелёгким. Нам нужно навестить Клементайн, потом — к Сайпресу, проверить, что блокнот уничтожен. И надо ещё обсудить с ним, что делать дальше. А ещё я хотел бы знать, что теперь будет с Эриком. — По-твоему, он заслуживает Азкабана? — спросила Джинни. — Он всех нас спас. Гарри на секунду заколебался, но потом решительно кивнул. — Заслуживает, — твёрдо сказал он. — Если придёт в себя, туда ему и дорога. Он не ради нас так старался, Джинни, а ради Клементайн. Он, конечно, просил Сципиона не трогать нас, я даже допускаю, что, познакомившись с нами, он к нам привык и переменил своё решение, но он бы не стал убивать брата ради нашей безопасности. Это во-первых. А, во-вторых, они пытались убить тебя, Джорджа, Билла и Флёр, меня, в конце концов. Это были самые настоящие покушения. Джинни кивнула. — В принципе, я согласна, — мрачно сказала она. — Просто как-то жутко, что он проведёт в Азкабане всю оставшуюся жизнь. — Если поправится, — заметил Гарри. — Нет никаких гарантий, что рассудок к нему вернётся. Вспомни Локонса. — Может, Локонс просто притворяется? — предположила Джинни. — Его преступления теперь всплыли, ему ведь, наверное, тоже грозил бы Азкабан, будь он здоров. — Вполне может быть, что и грозил бы, — кивнул Гарри. — Но я не думаю, что он притворяется. Палочка Рона была тогда в плачевном состоянии, поэтому и наступили такие необратимые последствия. И поделом ему, в общем-то. — Интересно, Эрику позволят встретиться с отцом? — вдруг перевела тему Джинни. — Наверное, справедливо было бы рассказать Рудольфусу, что у него есть дети. Один ребёнок. Гарри удивлённо посмотрел на неё. Вот уж что его никак не волновало, так это узнает ли о своих непутёвых наследниках Рудольфус Лестрейндж. — Давай-ка лучше попробуем поспать, — он взглянул на часы. — Ты только оставайся здесь, хорошо? — Я бы и сама не ушла, — пробормотала Джинни, выбираясь из-под одеяла. — Я сегодня за свои сны не отвечаю. Как думаешь, Рон не разозлится, если я возьму его подушку? — Как будто тебя это волнует, — фыркнул Гарри. — Я пытаюсь быть вежливой, — Джинни вернулась на кровать и стала устраивать себе уютное местечко. — Просто вдруг его раздражают длинные волосы на подушке. — Это вряд ли, — Гарри представил непослушную копну Гермионы. — Но это не значит, что он к тебе не прицепится. — Естественно, это же святое, — Джинни закатила глаза. — Ладно, спокойной ночи. — Спокойной, — ответил Гарри и прижал её покрепче к себе. Сна не было ни в одном глазу. Джинни уже давно мерно дышала, а он всё лежал и смотрел в темноту, представляя, как завтра постучит в дверь и обрушит на Клементайн страшные вести. *** На деле всё оказалось ещё хуже, чем он себе представлял. Он совсем не подумал, что чары, наложенные Сципионом на Клементайн, в момент его смерти действовать перестали. Поэтому, когда она открыла им дверь, Гарри сразу понял, что она уже всё знает. По крайней мере, догадывается. Клементайн замерла на пороге, вцепившись в дверь. Она не поздоровалась, не пригласила их войти, только стояла и смотрела на них красными опухшими глазами. Её шикарные светлые волосы неаккуратной копной свисали на спину, на щеках виднелись чёрные потёки косметики, губы искусаны в кровь. — Клементайн… — произнёс Гарри и остановился. В самом деле, не рассказывать же ей всё на пороге. — Можно нам войти? — Он умер, да? — истерично вскрикнула она, и Гарри показалось, что её голос разнёсся по ещё не проснувшейся улице. — Умер? — Эрик не умер, — быстро сказал Гарри, оглядываясь. Не хватало только, чтобы их услышали магглы. — Он жив, но немного не в себе. Клементайн издала странный булькающий звук и рухнула на колени, продолжая цепляться за дверь. Гарри отвёл глаза, как будто застал её за чем-то неприличным. Он не терпел женских слёз, просто не переносил. При нём обычно плакали или миссис Уизли, или Гермиона, а это сразу означало что-то очень-очень плохое. Джинни осторожно обошла его, опустилась на колени рядом с Клементайн, обняла её за плечи и стала гладить по спине, что-то нашёптывая на ухо. Гарри ещё несколько секунд потоптался на крыльце, потом решительно шагнул через порог, мягко оторвал руку Клементайн от ручки и закрыл дверь. Джинни помогла ей подняться на ноги и осторожно повела в гостиную, где усадила на диван и накинула ей на плечи плед, свисавший со спинки кресла, в котором Клементайн, видимо, и провела ночь. Гарри быстро огляделся по сторонам. Он так много слышал от Эрика про этот дом, которым Клементайн постоянно была недовольна. На самом деле, всё было довольно мило и уютно. Над каминной полкой висела та самая картина, которая Эрику не нравилась, но которую Клементайн не соглашалась снять. На картине была изображена мерзкого вида собака с тошнотворно розовым бантом на шее, напоминающим об Амбридж. — Я пойду поставлю чайник, — сказала Джинни, и Гарри, бросив разглядывать обстановку, отчаянно замотал головой. Ему совсем не хотелось оставаться наедине с абсолютно невменяемой малознакомой женщиной, которая явно собиралась разразиться рыданиями. — Нет, не надо, — слабо выговорила Клементайн, зубы её выбивали дробь. — Расскажите мне всё. Гарри представления не имел, как много она знала, поэтому в своём рассказе решил не касаться ни предела, ни Чёрной руки. — Вы же знаете, что у Эрика был брат-близнец? — осторожно спросил он, и Клементайн вздрогнула. — Он наложил на меня Империус, — жалобно сказала она, — и заставлял ругаться с Эриком по любому поводу. Я ненавидела это, но ничего не могла поделать. Он хотел, чтобы мы развелись, я не знаю, почему. А вчера заклятие вдруг спало, и я вспомнила всё, что он говорил мне, все эти ужасные вещи… — Какие ужасные вещи? — быстро спросил Гарри. — Что-то про мировое господство, как они с Эриком будут править миром, если я не буду путаться у них под ногами, — Клементайн нахмурилась, припоминая. — В общем, какой-то чудовищный бред. Я понимала, что он сумасшедший, но из-за заклятия сказать Эрику ничего не могла. К тому же, кажется, он и сам понимал это. — Вы знаете его настоящее имя? Эрика, я имею в виду, — спросила Джинни. Клементайн покачала головой, и по её щекам, наконец, потекли слёзы. Правда, к великой радости Гарри, плакала она беззвучно и в истерике не билась. — Это не его настоящее имя? — сдавленно спросила она. — Его зовут Спектрум Лестрейндж, — тихо сказал Гарри, и рот Клементайн округлился буквой «о», она даже плакать перестала. — Он сын Беллатрисы и Рудольфуса Лестрейнджей. — Но как это возможно? — вырвалось у неё. — Господи! — Это слишком долгая история, я уверен, что сотрудники Министерства расскажут вам её краткую версию, — выкрутился Гарри. Он не был уверен, как много Стивенс захочет делать достоянием общественности. — Суть в том, что Эрик вчера убил своего брата, и весь этот кошмар закончился. — Он… что? — это известие потрясло Клементайн гораздо сильнее. Она несколько секунд хватала ртом воздух, как будто задыхалась. — Это невозможно! Эрик обожает брата! — Сципион… то есть, Айван пытался убить моих друзей, — пояснил Гарри. — А ещё Эрик узнал, что вы под заклятием, и Айван угрожал вам. У него не осталось другого выхода. — Он просто не мог этого сделать, — всё повторяла Клементайн. — Даже ради меня. Знаете, сколько раз мы ругались, потому что он всегда выбирал брата? Он любил его гораздо сильнее, чем меня, я уже смирилась с этим. Эрик… для него это просто немыслимо, вы даже представить себе не можете. — В чём-то вы правы, — вставила Джинни. — Кажется, он сошёл с ума из-за этого. — Где он сейчас? — Клементайн поднялась на ноги и пригладила волосы. — Я должна его увидеть. Если он узнал про заклятие, то должен был понять, что я не специально ссорилась с ним. — Его забрали в Мунго, — Гарри тоже встал. — Но я… я не уверен, что вас к нему пустят. Он ведь всё-таки преступник. Он наверняка под охраной. Клементайн уставилась на него с растерянным выражением на лице. — Как это? — спросила она, совсем как ребёнок, которому отказались купить конфету. — Эрик не преступник. Все эти мерзкие идеи по захвату мира принадлежат его брату. И все страшные вещи делал тоже он. Эрик тут ни при чем. И я же его жена, как меня могут к нему не пустить? — Эрик тут, как минимум, соучастник, — резко возразила Джинни. — По крайней мере, с самого начала. Извините, Клементайн, Гарри учился вместе с Эриком, считал его приятелем, может быть, он и относится к нему помягче. Но для меня он является человеком, который пытался убить моих братьев, моего жениха, да и меня саму, если уж на то пошло. И с того места, где я стою, я не вижу, за что он заслуживает такого уж снисходительного отношения. А вас, скорее всего, не пустят к нему, потому что он может быть опасен. Гарри ожидал, что Клементайн начнёт спорить, защищать мужа, но та, наоборот, как-то сникла и упала обратно в кресло, прикрыв глаза рукой. — Он не причинит мне вреда, — прошептала она. — Никогда. — Минуту назад вы то же самое говорили про его брата, — напомнил Гарри, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, как констатация факта. — А он его всё же убил. Клементайн всхлипнула. — Я могу вас понять, — тихо сказала она со слезами в голосе, — но и вы попробуйте понять меня. Я люблю его, для меня он совсем не такой злодей, как для вас. Меня приводит в ужас, что вы могли погибнуть, но я никак не могу понять и принять, что виновен в этом был бы мой муж. Он такой… такой другой со мной. Он сам никогда бы и мухи не обидел. В это сложно поверить, я понимаю, но это Айван был настроен мстить, а не Эрик. Эрик просто слишком сильно любил своего брата. Гарри с Джинни переглянулись. В том, что она говорила были и смысл, и правда, та правда, которую видела Клементайн, но Гарри был согласен с Джинни: ничто не могло оправдать Эрика. Гарри знал, что, если потребуется, он встанет на сторону обвинения и будет требовать для Эрика тюремного заключения. Да, в какой-то степени ему было жаль бывшего товарища. Да, он оценил, что Эрик под конец пытался их защитить и даже запретил брату трогать семью Уизли. Да, он убил Сципиона собственными руками и тем самым прекратил этот кошмар наяву. Но слишком много всего они с братом успели натворить до этого, чтобы Гарри мог вот так его простить. Он многое был способен простить, как выяснилось в последние пару лет, но не это. Не когда кто-то представлял смертельную опасность для дорогих ему людей. — Я всё же попробую повидать его, — сказала Клементайн. — Я поняла вашу позицию и не буду просить, чтобы вы её поменяли. Я… я понимаю вас. Но я, со своей стороны, буду делать всё возможное, чтобы Эрика выпустили. И мне всё равно, поймёте ли вы меня. Извиняться за это я не буду. — Это достойная позиция, — кивнул Гарри, вставая. Дальнейшее его не касалось. Он был уверен в приговоре, который вынесет Эрику Визенгамот, Клементайн ничем не могла этому помешать. — До свидания, Клементайн. Мне жаль, что всё так вышло. Правда, жаль. Мне нравился Эрик, пока я не узнал правду. — До свидания, — попрощалась и Джинни, но больше ничего говорить не стала, пока они не спустились с крыльца и не побрели по дорожке, вдоль которой высились другие дома, в которых жили другие люди, представления не имевшие, какая драма развернулась у соседей. — Нам послезавтра улетать, — сказала Джинни, когда они свернули на другую улицу в поисках тихого места, откуда можно было трансгрессировать. — Суд, наверное, будет как раз в то время, пока мы будем в Ирландии. Если Эрик придёт в себя, конечно. — Я не так уж хочу на нём присутствовать, — Гарри пожал плечами. — Эрик должен отправиться в тюрьму — это факт, но видеть его я не хочу. Кингсли в курсе всего, Стивенс тоже, наши показания никому не потребуются. К тому же, Эрик может так и не восстановиться, тогда вопрос с Азкабаном отпадёт сам собой. — Ну хорошо, — Джинни вдохнула полной грудью. — Я рада, что всё это позади. Чувствуешь, насколько легче стало жить? — Ещё бы, — Гарри усмехнулся. — Намного легче. И радостнее, наверное. И всё же я предпочёл бы, чтобы это был не Эрик. — Знаю, — Джинни обняла его за талию, и они остановились возле двухэтажного домика с красивым крыльцом и качелями во дворике. — Следующим летом нам нужно будет заняться поисками дома, как думаешь? — Можно и раньше, — Гарри моментально купился и переключился на более приятную тему. — Мы могли бы пока что выбрать примерное место, да? Попутешествовать, посмотреть на разные деревеньки… — Да, это было бы чудесно, — кивнула Джинни. — Этим и займёмся. Слушай, а если ты уедешь из квартиры, Рон сможет снимать её один? — Не думаю, — Гарри сделал мысленную отметку поговорить об этом с Роном. — Но ему одному и ни к чему будет такая большая квартира, если я съеду. — Может быть, он будет и не один, — Джинни поиграла бровями, многозначительно взглянув на Гарри. — Даже вдвоём, зачем им две спальни? Гермиона не самый большой поклонник уборки, особенно бессмысленной. А нам бы с тобой ещё раз подумать про дом Сириуса. Он нам объективно не нужен, но продавать его жалко. Это нерационально. — Пусть стоит на чёрный день, — упрямо сказала Джинни. — Будут нужны деньги — продадим. Мы же можем позволить себе купить ещё один нормальный дом? Гарри зажмурился от удовольствия, но акцентировать внимание на том, как именно она говорит, не стал. — Конечно, можем, — подтвердил он. — Да и я планирую ещё заработать в будущем. — Кстати, об этом, — Джинни посмотрела на него. — Я дала руководству «Гарпий» номер твоей ячейки, чтобы мою зарплату перечисляли сразу туда. — Зачем? — не понял Гарри. — Чтобы вкладываться в наш общий бюджет, — в голосе Джинни появилось лёгкое напряжение. — А, ты об этом, я просто не понял, — быстро нашёлся Гарри. — Конечно. Молодец. И Джинни улыбнулась. *** В Норе их встретили чем-то сильно взволнованные Рон и Гермиона. При этом Гермиона так сияла от радости, а Рон выглядел таким ошарашенным, что Гарри уже было заподозрил самое невероятное. В действительности всё оказалось ещё более удивительным. — Рон согласился вырезать кристаллик! — объявила Гермиона, сверкая глазами. — Операцию проведут завтра же, папа уже договорился со своим знакомым хирургом. А я немного сгладила возможные недопонимания на этот счет. — Согласился? — недоверчиво переспросила Джинни. — Ты его пытала? — Практически, — буркнул Рон. Он выглядел довольно испуганным и не верящим в происходящее. Или в собственную глупость. — Она меня подловила. Так что я не говорил бы, что я на что-то там согласился. — Подловила как? — уточнил Гарри. — Выбрала момент, когда я не смог бы ей отказать, — Рон залился краской до корней волос, и даже Гермиона смущённо потупилась. — Нет, ну я сам ляпнул… Но я вообще рассчитывал, что она попросит что-то другое… Не попросит, а… Ладно, не важно. — Ничего ты не рассчитывал. — Ну ладно, не рассчитывал, это был порыв, я не успел ничего рассчитать. Но я даже представить не мог, что ты вспомнишь про этот чёртов кристаллик. — Просто я про него никогда не забывала. Ни на секунду. — Нам уйти? — с улыбкой спросила Джинни. — Куда уйти? — возмутился Рон. — Мне вообще-то нужна помощь и моральная поддержка. — Весёлый будет вечерок, — пошутил Гарри. — А мне с ним ещё в одной комнате ночевать. — Я сегодня имею право на всевозможные поблажки, — высказался Рон. — Это же меня завтра нашинкуют в капусту. Гарри с Джинни засмеялись, а Гермиона закатила глаза. Видимо, слышала это уже не в первый раз. — Зато после завтрашнего дня мы забудем об этом, как о дурном сне, — напомнила она. — Как только всё это закончится, знаете, что я сделаю? Я напьюсь. Рон поперхнулся. — Ты что сделаешь? — уточнил он. — Я правильно понял? — Напьюсь, — повторила Гермиона по слогам. — Куплю бутылку огневиски… хотя, нет, попрошу Гарри купить, мне самой как-то неудобно, и выпью её. Завтра как раз суббота. — Одна? — ужаснулся Рон. — Не делай этого, ты не представляешь, как плохо тебе будет в воскресенье утром. — Не одна, я присоединюсь, — вмешалась Джинни. — Отмечу всё сразу. Мне тоже нужно снять стресс. — А я буду участвовать в этой феерической вечеринке столетия? — уточнил Гарри, уже догадываясь, каким будет ответ. — Нет, ты будешь за нами присматривать, — серьёзно сказала Гермиона. — Мы с Джинни в этом деле неопытные, так что ты будешь следить, чтобы мы ничего такого не натворили. И чтобы не выпили слишком много. И чтобы… — Так, это всё хорошо, — перебил её Рон. — А где же в это время буду я? Тебе не кажется, что в этом месте в ваших планах большая такая брешь? — Тебе всё равно придётся завтрашнюю ночь провести в больнице, — Гермиона развела руками. — Просто на всякий случай, чтобы подстраховаться. — Ты мне этого не говорила! — возмутился Рон, понизив голос, чтобы мама не услышала, а потом махнул рукой в сторону гостиной. — Рон, тебе предстоит полостная операция, я думала, это само собой… — Какая операция? — Рон стремительно бледнел. — Ты говорила, что это ерундовое дело! Раз и готово. — Так и есть, но тебе же всё-таки вскроют грудную клетку, поэтому будет лучше… — Вскроют? Как это вскроют?! Я думал, просто вырежут! Гермиона, ты точно уверена, что это безопасно? Почему я узнаю такие подробности не сразу?! Гарри, покатываясь со смеху, сел на диван и закинул ноги на низенький журнальный столик. Джинни устроилась рядом. На её лице блуждала слегка растерянная улыбка, но она не смеялась. — Рон, пожалуйста, успокойся, — Гермиона села в кресло и устало прикрыла глаза. — Это очень хороший специалист, папа ему полностью доверяет. Это безопасно со стороны магглов. Самое важное — проконтролировать, чтобы это было безопасно со стороны магии. — Кстати, а есть какие-то гарантии на этот счёт? — встрепенулся Гарри. Магловская медицина его не слишком беспокоила, в конце концов, они же сами как-то с ней живут. Гермиона потянула Рона за руку, и он присел на подлокотник её кресла, всё ещё бледный и ни в чём не убеждённый. — Я подумала о том, что Сципион вчера был окружен магической защитой, так? — сказала Гермиона. — Но это не спасло его ни от осколков стекла, ни от ножа. Значит, магия просто не рассматривает в качестве угрозы физическое воздействие, в котором волшебство никак не задействовано. — Кстати, Симон сказал, что он сам всё это предусмотрел, когда ставил защиту нам, — вставил Рон. — У нас кожа была какая-то отталкивающая что ли. То есть, до вчерашнего вечера нас ножом было не убить. Пробить эту защиту было под силу только вот Сципиону и то не так сразу. — Вы видели Симона? — перебила этот поток информации Джинни. — Когда? — Утром к нему заглянули, посоветоваться, — пояснила Гермиона. — Он согласен с тем, что вырезать кристаллик должно быть безопасно. Обещал быть в больнице на всякий случай, чтобы вовремя вмешаться, если что-то пойдёт не так. Если, Рон, если! Это простая осторожность. В конце концов, даже собаки после таких операций… — Ты меня сейчас с собакой сравнила?! — Господи, да нет, я просто пытаюсь… — Как себя чувствует Симон? — громко спросил Гарри и потёр шею, которую всё ещё немного холодило от ощущения, с которым вчера его покинула та самая защита. Оно было пугающе неприятным. — Вроде бы ничего, — Гермиона отвлеклась от темы собак и с сомнением покачала головой. — Завтра разберёмся с Роном, и нужно будет проконтролировать, чтобы он уничтожил блокнот. — Разберёмся с Роном звучит ужасно, как будто ты мафиози и решаешь, как бы поточнее меня прикончить. — Я уже и сам об этом думал, — ответил Гарри, не обращая внимания на бубнившего Рона. — Мало ли, вдруг ему захочется почитать, если уже не захотелось. Мне и так неспокойно, что мы оставили этот вопрос без внимания. Рон надулся под насмешливым взглядом Джинни. — Обратите внимание на нашего страдальца, — попросила она. — Пока его не разорвало. Гарри фыркнул и посмотрел на обиженное лицо Рона. — Ну что ты, в самом деле? — спросил он. — Тебе же сказали, всё будет хорошо. — А если не будет? — парировал Рон. — Что ты потом будешь делать? — Будет! — твёрдо сказала Гермиона, начиная слегка сердиться. — Это абсолютно точно, иначе я не стала бы так рисковать. Рон помолчал, потом без напускного ужаса встал посреди гостиной. Гарри перестал улыбаться. Честно говоря, он себя немного заставлял относиться к ситуации с юмором, чтобы ещё больше не пугать Рона своими сомнениями. — У меня есть две просьбы, — сказал Рон. — Если вдруг что-то пойдёт не по плану, постарайтесь как-нибудь так преподнести это маме, чтобы она думала, что я бы так и так умер. — Прекрати это! — громко сказала Гермиона. — Никто не умрёт. — И не говорите ей, что папа и Билл были в курсе истории с кристалликом. Чтобы она их ни в чём не винила. — Мы тебя услышали, но я согласен с Гермионой… — Не драматизируй, Рон, ради всего святого! — Вы дадите мне сказать или нет? — взвился Рон. — Это на всякий случай, потому что на самом-то деле ни один из вас не знает, как именно всё закончится. Признайте это. Симон тоже не всемогущий, все мы вчера в этом убедились. — Ладно, ладно, хорошо, мы запомнили, — быстро сказал Гарри, пока он не начал повторять. — Вторая просьба какая? — Кто-то из вас, кроме Сайпреса, должен присутствовать при операции и следить, чтобы все было правильно, — непререкаемым тоном заявил Рон. — Что? — переспросила Джинни, у которой отпала челюсть. — Ты с ума сошёл? Гермиона сглотнула, потом зажмурилась и помотала головой. — Нет уж, спасибо, — сказал Гарри, стараясь не представлять, как Рону разрезают грудную клетку. — Ну пожалуйста! — попросил Рон. — Мне так будет спокойнее. Гермиона, это была твоя идея, так что ты просто обязана… — Да ты что? — Гермиона посерела при одной только мысли. — Я же в обморок упаду. Я тебе точно это говорю. Я вообще не очень люблю кровь. — Я тебя умоляю, что ты её не видела, что ли? — скептически поморщился Рон. — Так вот как раз потому, что видела её достаточно… — Гермиона задохнулась, у неё был такой вид, словно её начинает подташнивать. — Мне обычно некогда было думать, а тут… Тем более, это же будет твоя кровь, Рон. Я такого… я не выдержу. Извини. — Ну ладно, ладно, — проворчал Рон и повернулся к Гарри. — Тогда ты. Джинни тоже скажет, что не сможет смотреть на кровь, я понял. — Я тоже не смогу, — Гарри глупо хихикнул. — Это же не самое приятное зрелище. — Слушай, я тебя прошу всего лишь посмотреть, а резать-то будут меня! — рассердился Рон. — Неужели так трудно… — Конечно, трудно! — Джинни тоже повысила голос. — На это нельзя смотреть спокойно, если ты не врач. — Ну, смотрите неспокойно, я же не требую… — Нет, Рон, — Гермиона решительно встала. — Это исключено. Симона будет вполне достаточно, а мы будем прямо за дверью. Тем более, ты будешь спать, какая тебе разница? — Ясно, — Рон плюхнулся на её место. — Всё понятно. Друзья познаются в беде, да? — Нет у тебя никакой беды, — напомнил Гарри, хотя от фразы Рона ему стало неприятно. — Если бы тебе реально угрожала опасность, то я был бы рядом, ты же знаешь. Но это дело врачей, я ничем не смогу помочь. Я даже не пойму, если что-то пойдет не так, а смотреть на такое просто так… Думаю, я обойдусь. — Да я всё понял, Гарри, хватит, — Рон уныло подпёр щёку кулаком. Гарри посмотрел на Гермиону. Она выглядела раздражённой и виноватой одновременно, бросала на Рона сердитые взгляды, и в её глазах мелькали сотни разных мыслей. — Ну ты что, правда расстроился? — насмешливо спросила Джинни. Рон не ответил. Создавалось ощущение, что для него это и впрямь не было шуткой, и эта его обида не притворная, а самая настоящая. Может, он и впрямь поступает не по-дружески, задумался Гарри. Можно ведь зажмуриться и не смотреть, правда, тогда и смысл всего этого теряется. Может, нужно пересилить себя и поддержать Рона? Но это же просто невозможно, неужели он не понимает? И лицо у него такое убитое… Гарри открыл рот, проклиная себя за то, что собирался сделать. — Ладно, я буду там! — голос Гермионы опередил его на долю секунды. — Но, если я упаду в обморок, это будет твоя вина. Лицо Рона немного просветлело. *** В больницу утром поехали все вместе. Миссис Уизли сказали, что гулять. Гарри всё никак не мог решить, правильно ли они поступили. С одной стороны, она не будет дёргаться и переживать, с другой — если что-то и впрямь пойдёт не так, как они потом будут с ней объясняться? Мистер Уизли, которого в курс дела ввели, выглядел ужасно и сразу же заторопился в гараж, чтобы жена ничего не заметила. Рон был как на иголках, чем страшно всех нервировал. Сначала он остановился и долго смотрел на дом, как будто напоследок, потом громко разглагольствовал на тему, что нужно надышаться свежим воздухом «на всякий случай». Судя по виду Гермионы, она боролась с желанием сказать Рону пару ласковых и напоминала себе, что ему и правда приходится нелегко. Джинни закатывала глаза так часто, что Гарри начал привыкать видеть только белки её глаз. Больница на Гарри произвела благоприятное впечатление. В коридорах, кроме обязательного белого, был ещё и приятный зелёный цвет. Кресла, диванчики, занавески — всё было зелёным, и это уже выгодно отличало магловскую больницу от Мунго. Врач Гарри тоже понравился: высокий, даже выше Рона, бородатый, с громким уверенным голосом и приятной улыбкой. Его вид внушил доверие всем, кроме Рона. — А что ему сказал твой отец? — шёпотом спросил Рон уже в палате, когда его переодели в специальный халат. — Он ничего не станет спрашивать? — Он же под Конфундусом, — напомнила Гермиона. — Я наложила его ещё вчера. А ты думал, зачем я с папой напросилась на встречу с врачом? — А потом? — не отставал Рон. — А потом изменим ему память, и он будет думать, что у тебя был аппендицит. — Это та штука, которую… Но договорить Рон не успел: вернулся врач в сопровождении молоденькой медсестры в розовом костюме. — Пришло время давать вам наркоз, молодой человек, — громко и радостно объявил врач, и Рон затрясся от страха. — И я просто усну? — ещё раз уточнил он. — И ничего не буду чувствовать? — Совершенно ничего, — подтвердил врач, Гарри его представили, но он не запомнил его имени. Что-то вроде доктора Нокстера. Или не так, но как-то похоже. — А теперь говорите свои слова поддержки и уходите из палаты. Это было сказано им с Джинни. После долгих уговоров Гермиона всё-таки выпросила себе возможность присутствовать на операции, хотя доктор и был крайне удивлён такой просьбой. («Это же не партнёрские роды, господа!») Сидевший на диванчике за дверью операционной Сайпрес вошёл в палату в самый последний момент, и против его присутствия доктор совсем ничего не сказал. Гарри ещё раз внимательно вгляделся в Симона, в поисках каких-то симптомов волнения, но тот был спокоен, хотя и выглядел измождённым. — Удачи, Рон, — сказал Гарри и пожал ему руку. — Не переживай, всё будет хорошо. Увидимся, когда ты проснёшься. Джинни поцеловала брата в щёку, а делала она это крайне редко. Гермиона выглядела ещё более бледной и испуганной, чем Рон, когда помахала им на прощанье. Дверь палаты за ними закрылась, и они сели на один из зелёных диванчиков. В этом крыле, случайно или нет, никого не было, и они могли говорить практически свободно. Гарри волновался, но ради Джинни пытался это скрыть. Сидеть и ждать новостей он ненавидел больше всего на свете, особенно, когда ничего не мог сделать, чтобы помочь. — Надо было всё-таки сказать маме, — задумчиво проговорила Джинни. — Как-то мне не по себе от того, что она ничего не знает. — Зато она сейчас не плачет и не тратит свои нервы, — возразил Гарри, хотя сам так и не решил, правильно ли они поступили. Они снова помолчали. — Интересно, он уже спит? — спросила Джинни, прислушиваясь к тишине за дверью. — Наверное. — И что, этот наркоз правда позволяет не чувствовать, что тебя режут? — Говорят, что да. Снова молчание. — А как ты думаешь, сколько по времени… Но тут дверь резко, как-то толчком открылась, и оба подскочили. Толчком, потому что открыл её Сайпрес ногой: руки были заняты бесчувственной Гермионой. Он выразительно поднял брови, мотнул головой, чтобы Гарри с Джинни встали, опустился на колени прямо на пол и переложил Гермиону на диванчик. За ним выбежала медсестра, лицо её было скрыто под маской, и сунула Джинни в руки ватку с чем-то вонючим. — Дайте ей понюхать, — сказала она, и оба снова скрылись за дверью. Гарри испуганно выхватил у Джинни ватку и поводил у Гермионы перед носом. Та дёрнулась ещё до того, как полностью пришла в себя, и попыталась отвернуться от резкого запаха. — Что случилось? — сразу же спросила Джинни, как только ресницы Гермионы задрожали. Гермиона застонала. — Что-что… Доктор сделал разрез, потекла кровь, и я… я… Меня сейчас стошнит! Она подскочила и бросилась прочь по коридору, зажимая рот рукой. — Вот поэтому я и не пошёл смотреть, — мудро заметил Гарри, постепенно успокаиваясь. — Я думала, что-то случилось, — сказала Джинни. — Гермиона видела столько ужасных вещей, но плохо ей стало сейчас. Странно всё-таки. — Ей часто было плохо, просто она не всегда это показывала. И, может, для неё самая ужасная вещь — видеть, как режут Рона? — Гарри пожал плечами. Из-за двери не доносилось ни звука. Гермиона скоро вернулась и села рядом с Джинни. Она болтала ногой, от чего трясся весь диванчик, то и дело вставала, чтобы выглянуть в окно или замереть под дверью, и невероятно раздражала Гарри. Он стоически молчал. Наконец, через целую вечность, дверь отворилась и доктор Нокстер, как его всё равно называл про себя Гарри, весело сказал: — Ну всё, ваш Рыжик теперь полностью здоров! Гермиона вскочила на ноги и бросилась пожимать доктору руку, а Гарри пытался заглянуть ему через плечо в поисках Сайпреса. Тот стоял над металлическим столом, где в каком-то маленьком тазике лежало что-то окровавленное, но продолжавшее мерно светиться серебристо-голубым светом. Сайпрес поймал взгляд Гарри и показал ему большой палец. Гарри шумно выдохнул и, наконец, улыбнулся. Когда Рона перевезли в обычную палату, все они сгрудились вокруг его кровати. — Такой он милый, когда спит, — со смешком сказала Джинни. Она уже послала сообщение отцу и Биллу, что всё прошло отлично, и теперь выглядела очень расслабленно. — Он всегда милый, — возразила Гермиона, которая просто плавилась от нежности, никак не находя в себе сил перестать смотреть на Рона. — Слава Богу, что всё позади. Гарри, ты можешь уже начинать закупаться для нашей вечеринки. — Гермиона, сейчас час дня! — возмутился Гарри. — Ну и что, — Джинни пожала плечами. — Я бы уже начала. Простите, если задела чьи-то трезвеннические чувства. Гермиона, мы тогда, наверное, пока что домой, я возьму какие-нибудь вещи и переоденусь. Надо ещё всё рассказать маме. — А я избавлюсь от кристалла окончательно, — Сайпрес похлопал себя по карману, где лежал отмытый от крови кристаллик. — До скорого. — Спасибо! — крикнула ему вслед Гермиона. — Давайте, встретимся в квартире через два часа, идёт? Гарри с Джинни трансгрессировали из-за угла больницы, откуда их никто не мог бы видеть, и сразу же натолкнулись на стоявшую в дверях миссис Уизли. — Мне кто-нибудь может объяснить, почему мой муж, адекватный в общем-то человек, в большинстве случаев, конечно, только что протанцевал какой-то дикий танец по тропинке от гаража до калитки, а потом куда-то трансгрессировал? — спросила она, уперев руки в бока. — Думаю, мы можем, — прыснула Джинни и кратко, не вдаваясь в подробности, обрисовала ситуацию. — Так что теперь Рон в полной безопасности. Она закончила, миссис Уизли кивнула, потом издала звук, похожий на мяуканье и рухнула так неожиданно, что Гарри с трудом успел подхватить её. — Знаешь, я наконец-то решил, — было первое, что он сказал испуганной Джинни. — Всё-таки хорошо, что мы ей ничего не сказали.