***
Моника умылась холодной водой. Она не смотрела в своё отражение, не хотела видеть там своё зарёванное, красное до одури и перекошенное лицо. Девушка спустила бретельки ночной рубашки и дала ей упасть на пол с лёгким шуршанием. После она переступила через ткань и совсем нагая, подошла к гардеробу, вытягивая оттуда наугад, первое попавшееся платье. «Изумрудный нынче в тренде?» — Задумалась девушка и раскидисто засмеялась, в ответ на своё замечание. Моника с трудом зашнуровала корсет изумрудного платья со спадающими плечами и, наконец, вышла в коридор, залитый медовым оттенком света. Она прошла вдоль молочного с вкраплениями сероватого, зелёного и голубого, мрамора, сворачивая налево к коридору, где расположены покои Корделии, Мэйбл и Авроры. Пока все собрались на завтраке, у неё было немного времени оглядеться. Девушка без стука вошла в комнату Корделии, тихо прикрывая за собой дверь. Моника с полуминуты внимательно оглядывала покои ведьмы слева направо: оставленное смятое ложе и бордовый ковёр, что немного загнулся в месте, где расположен небольшой столик со стульями. Моника осторожно ступает по ткани, словно ждёт, что там сзади возникнет стражник или вампир и заберёт её в тёмный чулан. Затем она будто осваивается, ступает уже более легко и непринуждённо. Монфор направляется к туалетному столику ведьмы, садится за него и смотрит в зеркало, улыбаясь самой себе в свете нескольких десятков ароматных восковых свечей. Их запах навевает на Монфор меланхолию, заставляя вспомнить пасеку её отца. Его защитный сетчатый костюм, смешную шляпу. Сколько раз её с сестрой жалили пчёлы? На плоскости стола находилась косметика, гребешок, несколько заколок и невидимок, скомканные листочки бумаги, перьевая ручка и миниатюрный флакон парфюма. Девушка остановила свой взгляд на помаде и протянула руку к упаковке. Каково это — быть тобой? Девушка открывает помаду с негромким щелчком, откладывает крышечку обратно на стол и проворачивает стик в руках, оглядывая все шероховатости на нём, что оставили здесь губы обладательницы. Моника вначале подносит ее к носу, вдыхает аромат, а затем к губам, легонько касаясь их ею. Каково это — быть тобой? Вновь проговаривает в голове назойливый голос и Моника дёргается от вспышки ужаса, который возник из-за утренней возни за дверью.***
Завтрак в третьем аванпосте сопровождался тихим скрежетом вилок, цоканьем тарелок и недоверчивыми взглядами, которыми обменивались присутствующие. Тишина порой нарушалась прислугой, что время от времени подходила к столу. На завтраке присутствовали все, кроме парочки, что вечно опаздывала. Майкл было хотел послать за Моникой и Мэйбл, но вовремя успокоился, увидев, как вначале в зал входит Мэйбл, а за ней конопатая Моника. Однообразие дней злило Антихриста, он хотел ринуться в бой, развязать драку, устроить громкую пьянку, чёрт возьми, убить кого-то, выбесить Верховную. Но это проклятое место отшибло все фантазии, чувства и ум у каждого, кто пробыл в нём достаточно долго. Хотя чего это он? Здесь у него, наконец, может появиться намного больше возможностей в плане власти над всем. Майкл вдруг задумался над тем, не устроить ли ему охоту на жителей аванпоста, глядя на то, как они будут прятаться по зданию, разбегаясь словно крысы, пока он будет методично их истреблять. Кого-то хладнокровно, кого-то со всей горечью, скопившейся в душе, а кого-то быстро и почти безболезненно. Затем Майкл быстро усомнился в собственной трезвости и остыл, как это бывает, когда королевская знать вдруг резко вспоминая свой статус продолжает довольно скалиться, позируя для семейного портрета. Моника заняла своё место, когда Антихрист уже поднялся из–за своего. Она настороженно посмотрела на него, но затем искренне улыбнулась, игриво отводя взгляд. Майкл в ответ лишь невзначай дотронулся до её оголённого плеча кончиками пальцев и промолвив непринуждённое: — Приятного аппетита, — удалился, оставляя в Монике теплиться чувство того, что сказал он это именно ей.***
В главном зале, где расположилась большая часть из присутствующих в аванпосте, подавали вино и шампанское с сырной нарезкой и фруктами. Корделия с Мэйбл взяли себе по бокалу и сели рядом с сосредоточенным Ноа, который загадочно пялился на точку в полу. Нельзя было сказать, отчего так быстро менялось его настроение, а уж тем более рассуждать на тему его поведения. Послышались тихие шаги, которые все приближались и приближались, вследствие чего в комнату почти что запорхнула, более чем довольная Моника. Она улыбалась всем присутствующим одной из своих самых красивых улыбок, заглядывая в глаза каждому, не стесняясь и не робея ни перед кем. Девушка села в кресло с высокой спинкой между Корделией и Ноа, что сидел на диване, обитом кожей. Она по-хозяйски закинула ногу на ногу и кивнула своей служанке, чтобы та к ней подошла. Темноволосая девушка, которую неоднократно уже успели пожалеть все, кроме собственной хозяйки, подошла к рыжеволосой и присела в реверансе. Моника что-то прошептала ей на ухо, стараясь говорить тише и задержать серьёзность на своём лице подольше. — Принеси мне бокал вина, Бесс. Девушка с иссиня-чёрными волосами тут же отлетела к столу с подносом и протянула бокал вина своей госпоже. — Ох, ну и скука у вас, — Монфор хорошенько приложилась к полусладкому, привычно смакуя забытый аромат дорогого вина. — Может, вам подать сыра? — довольно осторожно спросила Бесс, на что получила резкий отказ. — Ты свободна, — промолвила Моника и махнула рукой. Девушка поспешила уйти, дабы не наткнуться по пути на очередной громкий оклик мисс Монфор. Ноа наконец выпрямился и откинулся на спинку дивана, подхватывая со стола бокал своего вина. Корделия и Мэйбл, что в это время оживлённо о чём-то болтали, задержали свой взгляд на парне. Вид у него был такой, будто сейчас он поведает присутствующим мирские тайны бытия или проведёт лекцию о философах античности. — Помню, когда я был совсем маленьким вышел фильм «Рассекая волны». Спустя пятнадцать лет мы с моей девушкой смотрели его в кинотеатре под открытым небом, — Ноа поднёс к губам бокал и коснулся его ободка, допивая четвёртую за сегодня порцию. — Чёрт, хуже тёплого красного вина может быть только дешёвое белое, — сказал он и передёрнулся после глотка. — Этот фильм о девушке, которая вышла замуж за работника буровой. Всё бы хорошо, как говорится, и поле заколосилось, но парень на смене получает травму. Он возвращается домой полностью парализованным. Наша героиня, — Ноа дотронулся до своего подбородка кончиками пальцев, — пусть будет Ша, я не помню как её звали. У Ша случается нервный срыв на почве того, что её муж лишён возможности ходить и никто не знает, смогут ли врачи ему эту возможность вернуть. Забавно, но я даже запомнил, как Ша молилась. Она скрещивала пальцы своих рук, — Ноа скрестил свои для наглядного примера, — и говорила с Господом. Нет, ну вы представьте! Она говорила вначале за себя, а затем за Бога, меняя интонацию и мимику, — Ноа расцепил хватку и снова потянулся за бокалом. — В общем, её благоверный, Ян, просит её об одном одолжении. Вдруг Монфор скривилась и скрестила руки на груди, демонстративно закатывая глаза: — Он попросил отсосать ему? — Мэйбл, что сидела по левую сторону от Корделии, презрительно покосилась на Монику и переглянулась с Делией. Ведьма лишь успокаивающе улыбнулась подруге и нежно проговорила: — Продолжай, пожалуйста, — Ноа сосредоточил свой взгляд на тягучей бордовой жидкости в бокале. — Он попросил Ша спать с другими мужчинами и рассказывать ему все подробности их секса. Ему казалось, что тогда они будут вместе, понимаете? Словно это Ян занимается любовью с Ша, — Ноа прокашлялся и самым спокойным, нехарактерным для себя тоном продолжил, — в общем, героиня сразу на такое не соглашается. Она любит своего мужа, она счастлива, что он жив и готова поддерживать его, несмотря на то плачевное состояние, в котором он оказался. Героиня под влиянием мужа постепенно приходит к тому, что соглашается. Вначале она является к врачу Яна, раздевается, танцует, просит переспать с ней. Он отказывает. Ее это не останавливает. Она продолжает искать себе любовников и в итоге находит. Ша медленно сходит с ума, ее болезнь прогрессирует, оказывается, — оговорился Ноа, — она лежала в психушке когда-то в юности, но нам не говорят ее диагноз. Ша превращается в местную проститутку и с упоением рассказывает Яну историю за историей. Однажды, когда Ша является в церковь на службу, в коротких латексных шортах, с открытым декольте и черных колготках в сетку, ее поспешно выводят из церкви и запрещают появляться на собраниях. Ша молится в одиночестве. У дерева или камня, где придется. В один день у нее случается нервный срыв, после того как даже родная мать ее отвергла. Лишь ее сестра Дуду приходит на помощь. Они говорят о Яне, Ша просит Дуду помолиться за него, чтобы он поскорее встал на ноги, — Ноа шумно вздыхает и допивает четвертую порцию вина за вечер. — Они с Дуду говорят о Яне. Ша говорит, что у каждого из нас есть талант. Дуду ее совсем не понимает и говорит: « Предположим у тебя есть талант, но я не думаю, что он сводиться к твоим приключениям с первым встречным», — Ша отвечает ей: « Я умею верить». — Ноа сделал паузу, видно, что эти слова ему очень понравились, — после этого Дуду уходит в больницу, она работает там медсестрой и оставляет Ша одну. Наша героиня добирается до набережной, где плывет на лодке до судна к морякам, что ждут проституток. В общем Ша избивают до полусмерти и ее забирает скорая. В больнице ее сестра говорит с ней и успокаивает ее. «Может, я была не права», — говорит Ша и у нее останавливается сердце, — Ноа перевел дыхание и на его глазах показались слезы, — Ян хоронит Ша в море. Его чертово тело теперь снова слушается его! Ян не хочет, чтобы суровый пастор провожал Ша на тот свет словами о том, что она грешница и ее место в Аду. Он оставляет пустой гроб земле, а сам хоронит ее в море. Наутро он просыпается от того, что его будит друг: « Вставай, ты должен это услышать!». Ян встает и они вместе выходят на улицу, где звонят колокола. — Ноа улыбается с облегчением, — церквей рядом нет, а колокола красиво переливаются громким звоном. Все в зале замолчали, как бы провожая Ша из рассказа Ноа в последний путь. — И почему же они звонили? — задала вопрос Мэйбл. Корделия посмотрела на счастливого Ноа и тоже улыбнулась: — Потому что ее душа попала на небеса. Это аллегория. Бог принял Ша не за ее тело и поступки, а за чистоту ее души. Ноа вдруг резко вернулся в реальность, забывая о том, как рассказывал трогательную историю вымышленной девушки и вновь принял такой знакомый для себя высокомерный вид: — А нас с вами не приняли никуда. Мы словно заблудшие души в Божественной комедии. Корделия сменила улыбку, на сомкнутые губы, обдумывая сказанные слова Ноа. — Черт! Мы ведь с вами в гребаном чистилище! Моника рассмеялась и отставила пустой бокал на пол. Ноа хищным взглядом оглядел ее и промолвил с запинкой: — Докажи мне, дорогуша, что ты жива. Сейчас же парень сидел в самой неподходящей для своего образа позе: сгорбившись, опираясь подбородком о ладонь своей левой руки. Корделия захохотала и вздохнула. — Кажется, последний бокал вина был лишним, — Моника растерянно хихикнула в ответ, как бы давая намек на то, что не расслышала вопроса. Зеленые глаза шатена мутно поблескивали, Файн облизнул нижнюю губу и улыбчиво произнес: — Если бы я мог вернуть время вспять, я бы не покупал себе билет в это место, — девушки сосредоточенно за ним наблюдали, лишь Мэйбл встала со своего кресла, поправила платье и сказала: — Я пойду укладывать Аврору. Ей пора спать, — Корделия лишь кивнула ей в ответ, а Ноа все продолжал: — Разве вы не видите, что все лишено смысла? Раньше я думал, что конец света ознаменовал бы начало нового, но мы получили, лишь унылые подвальные комнаты и неприятное общество друг друга. Мы умерли, как и все, быть может, нам еще тяжелее. — Ноа абсолютно безэмоционально вздохнул и улегся на диване, укладывая голову на мягкую спинку, а ноги на противоположное, скрестив их в зоне щиколоток, — я больше не вижу смысла жить дальше, вернее, существовать. Я скучаю по несовершенствам мира, скучаю по дождю и солнцу. Зачем же мы живем? — Моника вдруг неожиданно продолжила, как бы подхватывая слова парня: — Я тоже скучаю по прошлому. Теперь и умирать не страшно, наши жизни ничего не стоят. Пока мы сидели в ожидании чего-то, все и прошло. Вот это и была жизнь. И она кончена, — Ноа с неподдельным интересом разглядывал швы своей темно-вишневой рубашки, поглаживая нитки, следуя пунктирной линии пальцами, щупая хлопок, удивляясь словно впервые его цепкости и теплу. Корделия встала со своего кресла и вышла из зала, не нарушая покой прощальными словами. Лишь подол ее платья глухо зашуршал, как бы подтверждая каждое ее движение, делая его реальным. Блуждая вдоль темных коридоров, которые совсем не отличались один от другого, Корделия наконец добралась до своей спальни. Она прикрыла дверь и уселась на кровать, застеленную мягким бархатным покрывалом. Стук в дверь вырвал Корделию из своих мыслей и она негромко сказала: — Входите, — Майкл не стучится. А именно его она хотела бы видеть сейчас меньше всего. В комнату вошла Мелоди, улыбчивая и легкая, она и не слышала всего того разговора в каминном зале, но увидев удрученную Корделию, ее улыбка переменилась на взволнованное, обеспокоенное материнское выражение лица. — Вы чем-то расстроены? — Корделия лишь замотала головой и поглядела на девушку. В полумраке, мерцании свечей ее фигура, которую просвечивал серый балахон, делалась еще более хрупкой, ненастоящей, будто она могла испариться в любой момент. Но Корделия не позволит ей этого сделать. — Сегодня утром я заметила на столе вазу с цветком, — Корделия вдруг оживилась и с интересом поглядела на столик: там и вправду стояла фарфоровая ваза с сушеным, диковинным цветком. Его изогнутые лепестки цвета танзанита напоминали бумажные лепестки мака, а стебель мягко переливался оттенками зеленого и синего. — Я подумала, что это подарил вам мистер Лэнгдон. Никогда еще не видела столь ужасающего цветка! — Мелоди засмеялась, а Корделия недоверчиво стала вглядываться в угловатое творение природы. — Может, вам приготовить ванну? Вы выглядите уставшей и встревоженной. — Корделия улыбнулась и, наконец, отвлеклась от цветка: — Мне было очень приятно это услышать, — Слегка выгнув бровь и состроив мордашку проговорила ведьма. Мелоди смущенно замахала руками: — Простите, простите! — Ничего, — улыбчиво ответила Делия, проводя руками по бархату, — а от ванной я все же не откажусь. — Мелоди понимающе кивнула и прихватив все необходимые вещи для своей госпожи отправилась готовить ванную.***
Ноа шел в сторону своей спальни, порой спотыкаясь на голом месте, чертыхаясь и хватаясь за голые стены в качестве поддержки. На шум его передвижений из своего кабинета выглянул Майкл, выходя за порог и с улыбкой наблюдая за мучениями парня, который не замечал собственных ног не то, что кого–то. — Вино хорошее? — томно произнес Майкл в своей манере, когда Ноа наконец успокоил шторм внутри себя и шел относительно прямо: — Хорошее вино, — заплетающимся языком передразнил Ноа, Майкл со звериным оскалом поглядел на парня, который дошел до него, останавливаясь и требовательно вглядываясь в глаза Антихриста, в которых темный зрачок поглотил весь цвет радужки. Ноа задержал свой взгляд на губах Майкла непозволительно долго, после чего Лэнгдон весело расхохотался: — Детское время закончилось, пора спать, — прошептал Майкл и с удовольствием наблюдал за тем, как меняется выражение лица парня от непонятливого интереса, до звериной, необоснованной злобы. — Думаете это смешно? Я посмеюсь, обязательно посмеюсь, не будь я таким глупым, я бы, — Майкл сурово шикнул и прижал Ноа к косяку двери. — Ты чего разорался? Не услышал, что я тебе сказал? Возможно твоему неугодному для нормального общения языку, пора заняться чем–то более полезным, чем бесполезным трепом? — теперь и Майкл смотрел на губы Ноа с неподдельным желанием попробовать их на вкус. — Вы вампир, мистер Лэнгдон? Укусите меня? Высосете из меня все жизненные соки, как делаете это обычно? Берегитесь, иначе я прочту молитву! — Майкл рассмеялся и толкнул парня в проем двери своего кабинета, следом по комнате разошелся тихий звон защелки на двери. Ноа зашатался и чуть было не рухнул, но Майкл успел его подхватить. — Читай молитву, раз твоя неспокойная душа требует этого, — Ноа выпрямился и взглянул на Майкла, оценивая его трезвость. — Ты оглох? Читай молитву, сын мой, — Ноа совсем растерялся и на пьяную голову стал вспоминать хоть одну знакомую ему от начала и до самого «Аминь» молитву. Майкл в это время оперся о стол и стал терпеливо ждать, прикасаясь большим пальцем к своим влажным губам: — Господь — Пастырь мой*, — Лэнгдон улыбнулся, — я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, — Ноа запнулся, но неожиданно Майкл продолжил сам: — Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези** правды ради имени Своего, — Ноа заулыбался, словно преданный пес дождался возвращения своего хозяина с работы. — Вы не вампир, выходит, — Файн подошел к Антихристу совсем близко, отнимая у того возможность ускользнуть. — Выходит так, — прошептал Майкл, чувствуя на себе тягость дыхания парня, запах алкоголя из его рта и замедленное движение глаз, обследуемых его лицо с особым интересом. Ноа резко потянулся к Майклу за поцелуем, а тот увильнул, вследствие чего Файн коснулся фарфоровой щеки Лэнгдона. Майкл вдруг застыл на месте. Вот она, его точка невозврата, или да или нет. Майкл откинул отрицательный вариант и в этот раз уже сам потянулся за поцелуем, на который Файн рвано ответил. Ноа прижал Антихриста к столу, касаясь руками его затылка, оттягивая его голову за кудрявые волосы назад, дав себе волю делать то, что хочет: — Сними, сними, сними ее с меня, — прошептал шатен, указывая взглядом на свою рубашку.***
Корделия опустилась в тёплую даже слегка горячую ванную. Многочисленная пена прикрывала контуры изящного тела, а по всей комнате разносился приятный запах лаванды и мелиссы. Успокаиваясь, расслабляясь и поддаваясь мягким, тёплым рукам Мелоди, что массировали кожу ее головы, Корделия прикрыла глаза, укладывая макушку на широкие бортики керамической ванны, что больше была похожа на джакузи. — Госпожа, вам не дурно от такой температуры? Возможно, стоит добавить немного холодной воды? — заметив совсем распарившуюся и порозовевшую в щеках, хозяйку спросила Мелоди. — Все хорошо, Мелоди, — кое–как проговорила Корделия, — да, я точно уверена. — Добавила девушка, предугадывая следующий вопрос своей служанки. Та в свою очередь неотрывно наблюдала за слегка шевелящимися розоватыми губами ведьмы. Светлые влажные пряди прилипли к шее хозяйки, а густой пар будто прикрывал все, что находилось в ванной комнате, оставляя лишь Корделию и Мелоди. Только их вдвоём. Одних. Не отводя пристального взгляда, девушка взялась за смоченную лавандовым маслом мочалку и принялась осторожно, так чтобы не спугнуть хозяйку, натирать ее плечи и мягкие ключицы. Рыжеволосая почему–то посчитала, что запахи лаванды, ландышей и мелиссы, больше всего подойдут для нежной госпожи. Наверное потому что она напоминала ей тёплую, солнечную, такую приветливую и лучезарную весну. Такую, что с тёплыми водами и поющими девами, легкими нарядами и венками из трав цветущего поля в волосах. За своими размышлениями девушка совсем не заметила, как опасно близко приблизилась к губам чарующей ведьмы. Демон внутри шептал, что ещё немножко и она сделает то, что так сильно хочет. Но другая светлая сторона говорила быть почтительной и не идти на поводу у своих грязных желаний. Но что–то подсказало, что пора сделать так как велит это самое грязное желание, а не сухой бесстрастный ум. И рыжеволосая сделала свой выбор: мягко почти аккуратно, но так нетерпеливо та приблизилась к мягким влажным губам, она хотела хоть немного насладиться моментом раз уж рискнула, поэтому придержала голову ведьмы, не позволяя ей отстраниться. Корделия вымученно и растерянно выдохнула служанке в губы, приоткрывая глаза. Сначала Верховная замычала, понимая, что ее удерживают, но почему–то ей так захотелось продолжить этот поцелуй. Девушки сплелись в страстном танце языков. Руки Мелоди затряслись и она отпустила Делию, но та так и не отстранилась до момента, когда воздуха в лёгких не стало катастрофически мало.