***
По дороге в Синагаву — один из районов порта Токио — оба брата молчат, погруженные каждый в свои мысли. Хосок — о героине своего сна, в которой он все так же узнает поразительно далекую реальность; Чонгук — о делах насущных. Он думает о том, насколько в действительности труслив его главный конкурент, раз вместо того, чтобы заявиться к главе неугодного клана лично и поставить свои условия, тот подкупает его людей и считает, что это ему что-то даст. У Чонгука пташки в каждом углу этого грязного города, они щебечут ему на ухо о каждой патологии бизнеса, работающего как единый организм. А устранить причину отклонения от нормы ему труда никогда не доставляет, ведь опытный гокудо не привык к либеральным методам решения проблем: он жертвует несколькими пулями из обоймы, и все в считанные часы становится на свои места. От болезни, именуемой предательством, одно лекарство — быстрая смерть. Борьба с кланом Китахаши за давным-давно поделенную кровью территорию столицы началась около полугода назад, когда место прежнего оябуна перешло к его сыну, не признающего верховенство законов якудза от слова совсем. Чонгук никогда не был консервативно настроенным человеком, он, напротив, поддерживал практически все прогрессивные идеи, о которых ему когда-то рассказывал ныне покойный наставник. Клан Чон нередко нарушал и продолжает нарушать вековые традиции, но лишь те, которые никак не влияют на высоту моральных ценностей. «Когда якудза грабит людей, связывается с наркотиками, нападает на жителей, членов их семей и детей – это больше не якудза, это просто мафия» — так всегда повторял тот, чей образ навсегда остался в памяти Чонгука светлым воспоминанием, что даже в темные времена не дает мраку окутать его душу окончательно. Моральный кодекс — это то, что позволяет гокудо оставаться людьми даже с чужой кровью на руках. Нынешний же глава клана Китахаши за свое недолгое пребывание на этой должности успел нарушить практически все правила, за которые давно должен был быть как минимум изгнан, а как максимум — убит. И Чонгук чувствует, что еще парочка подобных выходок, и он собственноручно отправит этого отчаянного наглеца кормить червей уже давно прогнившей плотью. Спустя двадцать минут черный, отражающий лучи рассветного солнца лексус Чонов плавно выезжает на пока еще тихую пристань, где, развалившись у старых ржавых грузовых контейнеров, их уже ожидают несколько мужчин, негласно приговоренных к смерти. Братья неспешно выходят из машины, заставляя бывших членов синдиката почтенно подняться на ноги. Хосок на ходу перезаряжает пистолет, а мужчины в страхе переглядываются между собой — только сейчас до них начинает доходить вся суть предстоящего разговора. — Не буду ходить вокруг да около, — довольно громко начинает Чонгук, а в голосе его чувствуются стальные нотки, отрезающие компанию людей от утренней тишины пустующего порта. — вы меня очень разочаровали. Сейчас у меня есть к вам один простой вопрос: как вы, подлые крысы, зная о моем отношении к предательству, осмелились пойти на сделку с врагами? Один из мужчин делает шаг вперед и закуривает сигарету, которая до этого была зажата у него меж зубов. — Мы живем в жестокое время, Чонгук-сан, — довольно спокойно начинает он, несмотря на то, что у его товарищей уже колени от страха подгибаются. — Страна все еще не оправилась от кризиса. Позади меня — двое моих сыновей. Посмотрите внимательно: они выглядят так, будто мы одного возраста. Они день и ночь трудятся здесь, таская ваши грузы под палящим солнцем, из-за этого их спины такие сгорбленные, а кожа сморщенная, как у стариков, — он оглянулся на сыновей, делая тяжелую затяжку. — Вы думаете, я хотел для них такого будущего? Не-ет, вступление в синдикат обещало нам семью и безбедное существование, а на деле мы — все тот же расходный материал. — Так уж утроен этот мир. Кто-то трудится, а кто-то пожинает плоды его трудов, — хмуро произносит Хосок. — Никто не заставлял вас присягать на верность Чонгуку, но тем не менее, вы это сделали. — Кто-то пожинает плоды, а кто-то остается в тени могущественного брата, — усмехается мужчина и заходится приступом кашля. — Пойти на сделку с господином Китахаши меня подстегнула надежда на большие деньги. Деньги — гимн успеха; они могут проложить дорогу в лучшее будущее для моих детей. Якудза всегда чтят семейные ценности, ведь так? — Все верно, — соглашается Чонгук. — Именно поэтому твои дети могли прийти ко мне и доказать, что они достойны большего. Быть может, через несколько лет они могли бы стоять рядом со мной, войти в число приближенных. Ты мог дать им толчок к этой жизни, но вместо этого ты обрек их на смерть. — Зачем вам убивать их? Я не отрицаю, что на мне лежит ответственность, но они — ни в чем не виноваты. — Месть — это святое, — с улыбкой отвечает Чон. — Если ты действительно хотел лучшего для своих детей, то знал, что они обязательно будут мстить. А наш сердобольный Китахаши примет их у себя с распростертыми объятиями. Твои дети при любом раскладе останутся в плюсе. Ты знал, на что шел. — Хитрость — единственное, что помогает выживать таким простым людям, как я, — тянет мужчина и бросает тлеющий окурок к ногам братьев. — С этой хитростью я и умру. Вы можете разглядеть предательство в сотне километров от себя, но не замечаете крысу прямо под носом. — К чему ты клонишь?! — выплевывает слова Хосок, снимая ствол с предохранителя и направляя его прямо на старика. — К тому, что тебе стоит опустить пистолет, Чон, — насмешливо раздается где-то позади. — Теперь эти люди под моей защитой, как члены моего клана. Братья оборачиваются и видят перед собой смеющегося мужчину средних лет, облаченного в сшитый на заказ синий костюм и с огромными ролексами на массивном запястье. Перед ними Сатоши Китахаши собственной персоной — без охраны, оружия и привычной свиты, словно вместе с очередной дозой кристалла он вдохнул еще и смелость. Глава конкурентного клана обходит молодых людей, остановившись около своего нового товарища, и с вызовом взирает прямо в потемневшие от подступающей злости глаза Хосока. — Так забавно наблюдать за вашей мудростью со стороны. Браво, друзья! Вы превзошли мои ожидания, — скалится он. — Я что-то не понял: этот ублюдок все это время был здесь? — обращается к брату Хосок, пренебрежительно махнув пистолетом в сторону мужчины. — И зачем тебе нужно было устраивать весь этот цирк? — разделяя каждое слово, спрашивает Чонгук, в упор уставившись на Китахаши. — Веселья ради. Что же ты такой хмурый, Чонгук-сан? — театрально недоумевает Сатоши и заходится громким смехом, который тут же подхватывают стоящие поодаль сыновья рабочего. — Все как предвещали великие: добрый пролетариат победил мещанскую буржуазию! Разве не иронично? Чонгук не выдерживает — достает из-за пазухи собственный пистолет и направляет его на неприятеля, выжидающе наклонив голову в бок. — Хочешь предложить какие-то условия — валяй. У меня терпение кончается. — Неужели мудрый Дракон не умеет решать проблемы мирно? — продолжает провоцировать Китахаши, вскинув брови. — И это говорит мне тот, кто собирается устроить геноцид собственного народа, — криво усмехается Чонгук и чувствует, как холодный металл ствола болезненно врезается в ладонь — настолько сильно он его сжимает. — Мирно я решаю вопросы только с приятными мне людьми. — Не слишком ли высоки твои моральные устои? Ты такой же торговец смертью, как и я. — Наркотики убивают человека, оружие дает ему защиту. Ты бывал в Афганистане? Там каждому второму нужна такая защита. А теперь ближе к делу, беседовать с тобой по душам я не намерен. — Раз уж ты так не хочешь делиться своей территорией, предлагаю создать альянс. Мой клан намного старше твоего, соответственно, людей у меня намного больше, — с ехидной улыбкой на тонких губах начинает Сатоши. — И их ряды стремительно пополняются твоими. Тебя окружают мелочные крысы, готовые продаться за лишнюю сотню долларов к жалованию. Я обещаю тебе, Чонгук-сан, встав по правую руку от меня, ты станешь куда могущественнее. Просто представь, какую криминальную империю мы можем построить, объединив наши картели! Китахаши говорит настолько самоуверенно, что Чонгуку становится откровенно смешно. — Ты, — маниакально блеснув черными глазами, прерывает его Чон. — жалкое подобие гокудо. Ты действительно считаешь, что у нас получится работать вместе? Да я на дух не переношу таких, как ты. Наглец, у которого эго на мозг давит. Ты не то что не имеешь права претендовать на что-то в этом городе, ты и говорить-то со мной чести не достоин. Твой отец был честным человеком, который мог здраво оценивать свои возможности и имел хоть какое-то представление о субординации. И только поэтому я не убью тебя здесь и сейчас — из уважения к покойному господину. — Не-ет, — с улыбкой тянет Китахаши, беспардонно тыча пальцем в сторону Чонгука. — Это ты не имеешь никаких прав на этот город. Ты узурпатор, а я законный наследник. — Вертел я таких наследников, — выплевывает Чонгук и кивает брату, после чего раздается несколько выстрелов, а предатели позади Сатоши обессилено оседают на промозглый бетон, стремительно окрашивающийся в красный. Братья стреляют метко, без каких-либо осечек и тремора в руках — попадают аккурат в три головы. — Это первое предупреждение. — Черт бы тебя побрал, Чонгук-сан, — качает головой Китахаши и тянется к внутреннему карману пиджака за собственным стволом, но не успевает — следующая пуля, выпущенная Чоном, попадает ему в бедро. — А это последнее. Можешь считать, что сейчас я промахнулся, но в следующий раз пощады не жди, — парирует лидер соседнего клана и, развернувшись на каблуках, быстрыми шагами направляется в сторону машины, совершенно не обращая внимания на крики мужчины позади. — Ты ведь понимаешь, что этим положил начало войне?! — руками сжимая кровавое пятно на ноге, кричит ему вслед Сатоши, но братья не реагируют — молча садятся в свой лексус и выезжают с пристани. — Я нахуй спалю тебя вместе с этим городом!***
— Нет, ну это просто немыслимо! Уму непостижимо! — восклицает Хосок по дороге в офис синдиката, расположенный неподалеку от клуба в Гинзе. — Как у него только наглости хватило! — Тебе Джиу тоже прислала то пособие по замене мата? — усмехается Чонгук, коротко взглянув на брата. — Ты делаешь успехи. — Залупа такая, честное слово, — отмахивается шатен, всматриваясь в проносящиеся за окном цветные здания района. — Но ради нашей сестренки я готов пойти на этот отчаянный шаг к культурному величию. — Мне сейчас нужно будет встретиться с Сехуном, у него там какие-то проблемы с документацией, — флегматично сообщает Чонгук, выруливая на парковку бизнес-центра, полностью арендованного под здание управления кланом. — Ты пока собери людей и проверь каждого лично. Наша главная задача сейчас — найти остальных крыс, если Китахаши не блефует, и такие имеются. А так же нужно поставить кого-то контролировать грузы. — Есть, капитан, — хмыкает Хосок, наблюдая за тем, как друг достает из кармана телефон и начинает строить из себя топ-модель, дуя губы на фронтальную камеру. — Что ты делаешь? — Слышал что-то об инстаграме? — выгибает бровь названный брат, показывая жест «пис» в экран смартфона. — Новая соцсеть, типа фейсбука, год назад появилась. — Это та, где каждый второй пытается выстроить из себя дорогую сучку? Низко же ты пал, братишка. — Именно. Я завел страницу буквально вчера, а у меня уже три тысячи подписчиков. Пытаюсь соответствовать статусу мировой звезды. Иди сюда, — мужчина тянется к Хосоку, дабы запечатлеть его опухшее от похмелья лицо в выгодном ракурсе. — Выглядишь как добитый алкоголик, но так даже лучше. — А я люблю себя и таким, — подмигивает Хосок и выходит из машины, демонстративно хлопнув дверью.***
— Видел новый пост у Чонгука в инстаграме? — принимая бутерброд с колбасой из рук друга, как бы между прочим интересуется Чимин. — Можно подумать, будто я слежу за его социальной активностью, — закатывает глаза Юнги, разливая по кружкам свежесваренный бельгийский кофе, терпкий запах которого распространился уже, кажется, на всю квартиру. С момента того, как он решил в обязательном порядке найти стабилизатор их крайне натянутых отношений с Чонгуком, прошло уже несколько дней, а дело так и не двинулось с мертвой точки. Каждое утро Юнги просыпался с мыслью о том, что сегодня он должен решить эту проблему, должен показать, что он не какой-то там слащавый слабак, каким Чон его считает. Но стоило ему встретится взглядом с Драконом, как вся уверенность тут же куда-то испарялась, мысли путались между собой, наотрез отказываясь грамотно формулировать речь, которая по ночам так хорошо в голове звучала; ему приходилось все так же молча сносить все упреки, все издевки, серной кислотой внутренности прожигающие, и просто отходить в сторону, привычно опуская взгляд в пол. В такие моменты он был абсолютно согласен с Чонгуком, потому что Юнги — самый что ни на есть трус, что пугается одного взгляда черных глаз, на глубине которых тьма сгущается, подобно зимним сумеркам, окутывающим город после захода солнца. И даже ангельская внешность мужчины совершенно не оправдывала этой темноты; создавалось ощущение, будто Чонгука дневной свет не касается вовсе. Он всегда на своей волне, в собственной вселенной, где нет разделения на рай и ад: там демоны нимбами светят, а ангелы нагишом танцуют вокруг костра из человеческих чувств, которыми Бог того мира и питается. Чонгук — энергетический вампир, высшее звено пищевой цепи. Он высасывает из Мина все силы, заставляя потонуть в прокрастинации. — Эй, ты и соседей снизу решил кофе напоить? — вовремя вырывает друга из размышлений Чимин, заставляя того неловко улыбнуться и отойти за тряпкой. — За социальной активностью ты, может, и не следишь, но вот думаешь ты явно не о бутербродах. — Извини, — вздыхает Юнги, вытирая со стола пролитый кофе. — Так что ты говорил про пост? Чимин только собирается прочитать подпись поста, в котором Чонгук приглашает всех желающих на открытую вечеринку в честь возвращения своей подруги, но его прерывает рингтон телефона, лежащего позади открытого ноутбука. На экране высвечивается имя его недавнего знакомого, из-за чего с лица парня пропадает всякая улыбка, а глаза испуганно округляются. — Тэхен? — неуверенно отвечает Пак, строя в голове не самые приятные версии причины его звонка. Неужели он передумал насчет работы? — Привет… — Доброе утро, — воодушевленно начинает мужчина по ту сторону разговора. — Я звоню, чтобы пригласить тебя на вечер, который устраивает мой друг — Чонгук. Ты, должно быть, слышал о нем. — Конечно, слышал. Но с чего бы мне там быть? — С того, что я хочу с тобой пообщаться в более непринужденной обстановке. Обсудим некоторые условия трудового контракта, поможешь мне грамотно организовать фотосессию, да и просто узнаем друг друга получше. Нам же все-таки работать вместе. — А, контракт… — облегченно выдыхает парень. — Хорошо, я обязательно приеду. — Адрес пришлю через смс. Увидимся там, — прощается Ким, после чего следуют короткие гудки, означающие окончание разговора. — Контракт? Что за контракт? — спрашивает Мин, жадно откусывая кусок бутерброда. — Трудовой. Ну, знаешь, такие заключаются при официальном трудоустройстве, — жмет плечами Чимин и тянется за своей кружкой, убрав телефон на подоконник. — Это тот Тэхен, о котором я думаю? Ты будешь работать на него? — Я, кажется, тебе уже рассказывал об этом, но ты меня не слушал, — фыркает Чимин. — В ту ночь, когда меня уволили, и я пошел в тот клуб, который, к слову, принадлежит Тэхену и Чонгуку, я играл с ними в покер. Да, голову я тогда оставил дома, и да, в их клубе есть подпольное казино. Так вот, тогда я проиграл полтора миллиона йен. Юнги давится бутербродом и едва ли не проливает на себя горячий кофе. — Не спеши орать. На утро я проснулся там же, как ты знаешь, и на столе лежал номер Тэхена. Он спустился ко мне, мы поговорили, и он простил мне долг и предложил работать на него ассистентом. — Охуеть, — выдыхает Мин, шокировано уставившись на друга. — У меня тоже была такая реакция. И вот, сейчас он позвал меня на вечеринку, где мы должны обсудить условия, — он разворачивает ноутбук к Юнги, указывая на пост с фотографией его коллеги. — Эту вечеринку устраивает Чонгук в своем загородном доме. Вход свободный, так что ты обязан пойти со мной! — Что за аттракцион неслыханной щедрости? — никак не может отойти от услышанной новости блондин. — У богатых свои причуды, как говорится, — ведет плечом Пак. — Может, его совесть замучила и жажду к благотворительности пробудила — мне почем знать? Главное, я теперь в огромном плюсе. Да и к тому же у тебя теперь появился шанс показать Чонгуку, на что ты способен. Не всегда же тебе только передо мной свое доминирование демонстрировать. — Я не знаю, Чим… — тянет друг, пряча взгляд где-то на дне кружки. — Я не уверен, что Чонгук будет рад меня там видеть. — Да плевать мне на него. Я буду рад тебя там видеть. Мне нужна будет твоя поддержка! Или ты опять бросишь меня одного? — Не брошу, — с минуту подумав, сдается Юнги. — У меня разве есть выбор? — Конечно, у тебя его нет, — смеется Пак и поднимается с места, забрав с собой тарелку, на которой только крошки остались. — Хочет он тебя видеть там или не хочет — его воля была сделать вечеринку открытой, а к гостям принято относиться уважительно. Расслабься, мы просто хорошо проведем время в компании богатеньких снобов. Это же твоя привычная среда обитания! Юнги горько усмехается, думая о том, что давно уже отвык от всего этого пафоса светских мероприятий, по которым его всегда таскали родители. Теперь эта жизнь осталась лишь мимолетным воспоминанием о прошлом его воплощении, тоненькой корочкой льда покрывающим сердце, а все мнимые отговорки его Чимин смыл, как крошки с тарелки из-под бутербродов. И все-таки друг прав, этого разговора не избежать — ему нужно раз и навсегда поставить точку в их с Чонгуком недосказанности, а вечеринка в его собственном доме, наверное, — лучшая площадка для этого. В конце концов, время подготовиться у Мина еще есть.