***
По завершению своеобразного выговора от начальства, Чонгук приезжает на квартиру Хосока, где их трио заранее договорилось встретиться, дабы обсудить дела насущные и пропустить по стаканчику элитной горечи. В просторной гостиной, выдержанной в стиле лофта, его уже ожидают друзья, устало развалившись на диване. Тэхен, откинувшись на спинку, самозабвенно прикрывает глаза и напевает себе под нос какую-то старую песенку, а Хосок нервно барабанит пальцами по подлокотнику и будто бы в трансе взглядом бутылку бренди прожигает, хоть и пить сегодня не планирует. В два шага обойдя молодых людей, Чонгук приземляется в серое кресло-мешок и улыбается одними уголками губ. Ким тут же открывает глаза, реагируя на посторонний звук, и так же приветственно улыбается, пряча коварный блеск где-то на дне коньячного цвета омутов. Естественно, он уже слышал главную новость дня, украшающую обложки теперь уже многих изданий желтой прессы, и теперь ему определенно хотелось упомянуть это и в личной манере поиздеваться над другом. Тэхену всегда нравилось задевать Чонгука, любоваться тем букетом эмоций, отраженном на красивом и извечно апатичном лице, ведь он знал, что только в компании друзей глава синдиката может быть настоящим. Возможно, именно эта его любовь к неуместным шуткам и стала причиной разрыва их прошлых отношений, но теперь уже им обоим было все равно. Сейчас их связывает нечто большее, чем простая романтика и хороший секс, сейчас они — члены одной семьи и партнеры по бизнесу, а такую связь обычными подколами не разорвать. Чонгук практически сразу замечает ехидство друга и обрывает его на полуслове строгим взглядом исподлобья — дескать, не начинай, пожалеешь ведь. Разговор начинается с тем будничных: молодые люди обсуждают регуляцию поставок товара, новых работников порта, действия заграничных оффшоров, подумывают о создании коалиции с другими кланами, дабы выжить несчастного Китахаши из игры. В какой-то момент Тэхену все же удается вывернуть беседу в собственное русло, и после доброй половины бутылки, выпитой на двоих, он все же затрагивает тему Юнги. — Вот ведь неугомонный, — выплевывает Чонгук и тянется за бутылкой, в немом вопросе взглянув на Хосока, но тот отрицательно мотает головой. — У меня спортивный интерес. Так ты расскажешь, о чем вы говорили вчера? — вальяжно закинув ногу на ногу, спрашивает Тэхен. — Обменялись парочкой оскорблений, только и всего, — брюнет нервно усмехается, взбалтывая янтарную жидкость в бокале. — Зачем тебе это? Неужели боишься, что я так быстро найду тебе замену? — Тэхен в удивлении поднимает темные брови, а затем и вовсе начинает громко смеяться. Хосок же вымученно вздыхает и тянется за пачкой сигарет, размышляя о том, как бы тактично сменить тему. — Тебе не надоело травить себя этой дрянью? — обращается Чон уже к брату. — Хоть бы нормальные курил, а не эту дешевку. — Название этих сигарет переводится с английского как «надежда», — мужчина чиркает колесиком зажигалки и в следующее мгновение выдыхает наружу едкие клубы дыма с выраженным травянистым ароматом. — У каждого она своя, — протянув руку вперед, он смотрит на кончик тлеющей сигареты, а затем тихо хмыкает. — В моем случае это надежда на то, что этот вечер не закончится вашим перепихоном. — Да упаси господь! — утирая слезы смеха рукавом цветочной рубашки, восклицает Тэхен. — Мне замену? Чонгук, дорогой, мы расстались больше полугода назад. Перестань жить прошлым. Ты же знаешь, мне просто нравится тебя бесить. — А я-то думал, подобным привлечением внимания к себе балуются только дети, — жмет плечами Чонгук. — Вы можете успокоиться? — не выдерживает Хосок, вскинув руками и едва не потушив сигарету о собственные джинсы. — Блять, каждый раз одно и то же! Раздражает уже ваш этот агрессивный флирт. — Воу, братик, ты чего такой нервный сегодня? — Чонгук по-дружески хлопает мужчину по плечу, перегнувшись через низкий столик. — И к бренди не притронулся. Бутылка из твоей личной коллекции! — Не выспался, — огрызается тот, отвернувшись куда-то в сторону. — Ни кусок, ни синька в горло не лезут. — Ты мне сейчас очень напомнил Джиу, — горько усмехается Чон, удобнее устраиваясь в своем кресле. — Тоже вечно недовольная ходит, если часом меньше поспит. — Не замечал за ней такого. — А все почему? Потому что девочка живет в перманентном стрессе, причиной которого является ее ненаглядный брат и его собачки, — выносит вердикт Тэхен. — Я подумываю о том, чтобы отпустить ее в Москву, но все еще сомневаюсь, что это хорошая идея. — В Москву? — Хосок заметно напрягается, затаив дыхание. — Джиу хочет танцевать в Большом театре, на родине балета. Конечно, это рискованная затея, и я до последнего отказывал ей, но вчера вдруг понял, что могу запросто потерять ее, — Чонгук тяжело вздыхает. — Моя сестра слишком импульсивна в своих желаниях и решениях. Если я не позабочусь о ее комфорте и безопасности сейчас, то завтра она может плюнуть на все запреты и улететь туда самостоятельно. — Я могу полететь с ней! — Хосок едва ли подскакивает с дивана, мгновенно оживившись. — Так всем будет спокойнее. — Эй, полегче, — смеется названный брат, удивленно вскинув брови. — ты все еще нужен мне здесь. Кто будет регулировать порт и прилегающие к нему территории? К тому же, это еще не окончательное решение. — Так мило наблюдать за тем, как вы беспокоитесь за свою маленькую сестренку, — театрально вздыхает Ким, кладя руку на сердце. — Конечно, мы ведь одна семья. Если не знаешь термина, почитай об этом в интернете, — ухмыляется Чонгук, на что тот лишь беззлобно фыркает. — А ты пока можешь излучить пользу из своей инициативы и забрать Джиу с балета, — взглянув на часы, обращается он к Хосоку. — Все равно мне еще сегодня показ открывать. — Будет исполнено, Чонгук-сан! — широко улыбается Хосок и покидает комнату под тихий смех друзей.***
Сидя за рулем черного представительского седана на парковке театра, в котором Джиу прямо сейчас готовится к очередному предстоящему выступлению, мужчина в привычной манере барабанит пальцами по рулю, изредка проезжаясь ногтями по его коже. За окнами уже давно стемнело, хоть и время на часах едва перевалило за пять вечера. На улице было неприлично холодно, порывы зимнего ветра пронизывали насквозь, но на промерзлый асфальт не упало ни одной снежинки за весь сезон — обычное дело для центральной Японии. Чон наблюдает за десятками лиц, выходящих из-за массивных дверей театра, в ожидании одного, самого желанного. Он встречал множество девушек за всю свою жизнь, но только одна пробуждала в нем тягу к жизни, настоящие, искренние эмоции, ураганом вьющиеся где-то внутри, лишь одним взмахом черных ресниц. Сколько раз Хосок проклинал себя за ненужное влечение, которое так не понравится брату, но каждый раз возвращался в тот день, когда Чонгук подобрал его с улицы и привел в свой дом. В тот день, когда он увидел эти большие, полные любопытства и сострадания ко всему живому, глаза маленькой девочки, выглядывающей из-за угла. Когда услышал ее высокий, щебечущий, словно дуновение теплого майского ветра, голос, который так и не изменился за долгие годы. Будучи подростком, он наблюдал за ней издалека, не в силах подойти ближе и открыть, как ему казалось, полностью прогнившую душу. Ведь он всегда думал, что не достоин такого счастья, как прикосновение к чему-то настолько светлому. Думал, что обречен навеки догнивать в тех стенах, в которые сам же себя заточил этой неправильной любовью. И думает так до сих пор. Ведь он для нее — названный брат, дополнение к псам Чонгука, которые вечно ее окружают. И только во снах он может почувствовать тепло ее прикосновений и сладость мнимой взаимности. Тяжело вздохнув, Хосок тянется в карман за белым порошком, давным-давно ставшим для него единственным спасением в этой гребанной войне сердец. Мужчина сжимает в кулаке пакетик с героином и прикрывает глаза, вспоминая все те скандалы, что устраивал ему брат, застукав в бессознательном состоянии, но в очередной раз ловит себя на мысли, что не сможет бросить. Он слишком слаб в плену собственных желаний. Хосок поворачивается в сторону бардачка, чтобы достать все необходимое для инъекции, но в этот же момент справа от него открывается дверь, вынуждая засунуть пакетик обратно в карман. Девушка, одетая в меховое пальто и с дорогой сумкой в руках приземляется на пассажирское сиденье и окидывает его удивленным взглядом. — Я думала, за мной заедет Чонгук, — хмыкает Джиу и закидывает сумку куда-то назад. Несколько секунд Хосок любуется румяными щеками сестры, так резко контрастирующими с бледным, почти фарфоровым цветом кожи, задерживает взгляд на пересохших от холода губах и отворачивается, продолжая смотреть в окно. — Абонент «Чонгук» сейчас в состоянии алкогольного опьянения, он просил перезвонить ему позже. На сегодняшний вечер я твой водитель, — улыбается мужчина, но вновь взглянуть на девушку не решается. — Пристегнись, мы помчим со скоростью света. — В пределах внимания камер, если не хочешь получить нагоняй от брата и полиции, — улыбается в ответ Джиу, послушно застегивая ремень безопасности. — Не представляешь, но ты только что спасла меня от нагоняя покруче. Хосок поворачивает ключ зажигания, и автомобиль, грозно ревя мотором, резко трогается с места. Следующие пятнадцать минут дороги они не разговаривают. По радио играют однообразные танцевальные песни-ремиксы от популярных диджеев, за окнами сплошной мерцающей линией проносятся огни вечернего города. Мужчина нервно кусает губы, стараясь сосредоточиться на дороге, и нещадно вдавливает педаль газа в пол, а Джиу невозмутимо смотрит в окно, думая о чем-то своем. Остановившись на одном из перекрестков, Хосок откидывается на кресло, и прикрывает глаза, отсчитывая про себя секунды до появления зеленого света. — Разве можно быть настолько близко к счастью? — еле слышно вздыхает он. — Январский вечер, прекрасная девушка в расстоянии вытянутой руки. Я готов посвящать стихи твоим запястьям. — Что? Хосок не отвечает, а недоумение Джиу растворяется в скорости, которую вновь набирает седан.