divina tragoedia

      Юнги просыпается и оказывается в своем родном особняке в окрестностях Сеула. Он с бесконечной радостью, отраженной в темных, широко открытых глазах, оглядывает свою прежнюю комнату — в ней не изменилось абсолютно ничего с того дня, как он трусливо покинул страну и сбежал ото всех обязательств. Солнце педантично освещает фотографии топ-моделей, размещенные на стене у большой кровати; оглядывая их, парень замечает фото Чонгука и смотрит на него так, словно никогда и не видел его вживую. Словно не было тех месяцев работы в Токио, не было никаких разборок, бесконечной ругани, словно не стоял он тогда в нескольких сантиметрах от него и не чувствовал горячее дыхание у себя на лице. Юнги ловит себя на мысли, что они никогда и не знакомились, что он никуда не сбегал и все, что происходило с ним в Японии — просто дурной сон. Сейчас он выйдет из комнаты и увидит своих родителей, мирно завтракающих в столовой, увидит и сестру с мужем, милующихся где-то в стороне. В шутку пригрозит тем, что доложит обо всем отцу и им придется искать новое место для проявлений своей огромной любви.       Воодушевленный этими мыслями, Юнги распахивает дверь и выбегает в коридор, но тут же картинка начинает резко меняться: теперь уже он оказывается на той самой вечеринке с бокалом шампанского в руке. Но гостей почему-то нет — Мин стоит совершенно один посреди огромного светлого зала, выдержанного в европейском стиле. Внезапно на его плечи ложатся чужие холодные руки, заставляя испуганно вздрогнуть. Он оборачивается и видит перед собой Чонгука — того мужчину с фотографии в его комнате. Юнги вопросительно поднимает бровь, пытаясь вспомнить, почему это лицо ему так знакомо, но в этот же момент мужчина выхватывает у него из рук бокал и со злостью швыряет на пол. Игристая жидкость прозрачной лужицей растекается по полу, а осколки разлетаются в разные стороны, на мгновение оглушив Мина своим противным звоном. Чонгук поднимает крупную частицу стекла и вкладывает в его ладонь, с силой зажав между пальцев. Юнги морщится от боли и смотрит на проступившую кровь, багряными каплями стекающую вниз по руке. — Ты забыл меня, — упрекает мужчина, сильнее сжимая битое стекло в чужой ладони. — Как ты мог забыть? — Я не знаю! — выкрикивает Юнги, пытаясь вырвать руку, но брюнет напротив оказывается куда сильнее него. — Ты вспомнишь. Сосредоточься на боли и смотри мне в глаза. Я — твоя боль. Мин поднимает взгляд на мужчину и ужасается еще больше — из его глаз тонкими ручьями течет кровь, окрашивая белую, полурастегнутую рубашку в красный. В голове тут же всплывают знакомые образы, обрывки фраз, будто бы из далекого прошлого. Он начинает вспоминать Чонгука и в страхе старается отшатнуться назад. Мужчина, в свою очередь, замечает перемены во взгляде Юнги и, оставшись довольным результатом, отпускает его руку. — Молодец, Юнни. Больше не забывай, кто я такой. — Что тебе нужно?! — вновь срывается на крик парень, вытаскивая стекло из ладони. Боль все увеличивается, становится практически вездесущей, находит свои отголоски в конечностях, в голове, во всем теле. — Ты должен убить меня, — с безумной улыбкой на лице, упиваясь собственной кровью, поясняет Чонгук. — Я уже убиваю тебя. Сделай это первым. — Я не хочу. Нет! — Давай, ты же делал это раньше. Убей! — Я не убийца! — Все убийцы так говорят, — Чонгук перехватывает руку Юнги, приставляя осколок к своему горлу. — Убей. — Нет, пожалуйста, я не хочу… — Убей! Убей-убей-убей-убей, — тараторит мужчина, и стекло, будто бы само по себе, пронзает его аорту, выпуская мощный поток крови прямо на Мина. Юнги широко распахивает глаза, задыхаясь своими слезами, и падает на колени рядом с осевшим на пол телом модели. Он перекладывает голову Чонгука на свои ноги, пальцами зажимая распоротую артерию, будто это могло спасти мужчину, и начинает рыдать в голос, свободной рукой поглаживая его по голове. — Нет, Чонгук! Пожалуйста, не умирай… прошу-у… Только не сейчас, только не ты! — А о моей смерти ты так не сожалел, — женский голос раздается прямо за спиной, из-за чего Юнги тут же затихает. Он медленно оборачивается и видит позади себя смеющуюся сестру, застывшую на месте с ножом меж ребер. — Бедная мама рвала на себе волосы на похоронах, а ты так и не явился.       Парень поворачивается обратно к Чонгуку, но понимает, что тот исчез, оставив после себя лишь лужу яркой артериальной крови, которой Юнги уже весь пропитался. Он вновь смотрит на сестру, тянет к ней руки, стараясь вымолить прощение, а та лишь смеется — истерично, самодовольно, нечеловечески.       И Мин просыпается. На этот раз на самом деле — в их с Чимином комнате, запутавшись в нескольких одеялах, и не чувствует ничего, кроме сильнейшего эмоционального выгорания. «Такие сны не снятся просто так» — думает он и поднимает взгляд на настенные часы, показывающие 4:28 вечера. Находит глазами вчерашнюю бутылку вина, которую друг не удосужился выкинуть, и едва заметно усмехается, мысленно спихивая кошмар на нервы и перебор с алкоголем. Осознав, что он проспал весь день, так и не дождавшись ответа от Чонгука, парень подскакивает с места и тянется к ноутбуку, оставленному прямо на полу. Судорожно набирает легкий пароль и сразу же открывает почту, задержав дыхание. В папке «входящие» оказывается одно непрочитанное письмо со знакомого адреса, которое Юнги почему-то долго не решается открыть, думая о том, какой он дурак, что пьяный решил ему написать. Собравшись с силами, он, наконец, кликает на заветное письмо и начинает внимательно вчитываться в его строки. « Здравствуй, Юнги. Я думал, мы забыли о формальностях, зачем же снова использовать дурацкую приставку? Ты прав, твое письмо действительно заставило меня задуматься о том, какой я на самом деле мудак. Надеюсь, ты найдешь в себе силы извинить меня. Я же, в свою очередь, обещаю впредь относиться к тебе бережнее и думать о твоих чувствах. Дабы закрепить мир, предлагаю тебе встретиться сегодня вечером, скажем, часов в восемь, в моем клубе. Я буду там с друзьями. С уважением, Чон Чонгук »       «Вот это да, — думает Юнги. — Я даже не думал, что он знает, что такое извинения. Или издевается? Все же нужно держать ухо востро с ним»       Парень отвлекается на хлопок входной двери и, сонно потянувшись, идет встречать друга с работы. Войдя в прихожую, он удивляется потрепанному виду Чимина: лицо красное, волосы непривычно растрепаны, одежда в пыли, а брюки и вовсе чем-то облиты. — Даже не спрашивай, — заметив взгляд друга, вздыхает Пак и, разувшись, идет прямиком в ванную комнату. Усмехнувшись, Юнги возвращается в спальню, решая немного прибраться, пока тот приводит себя в порядок. Спустя пятнадцать минут Чимин проходит уже в совершенно чистую комнату и падает на свою кровать, оглядывая Мина таким же удивленным взором до сих пор красных глаз. — Как давно ты встал? — Полчаса назад, — жмет плечами парень и опускается рядом, прихватив с собой ноутбук. — Не расскажешь, что с тобой стряслось? — Это сейчас не так важно. Ты видел новости? — Нет, а что там? — Открой и посмотри. Юнги послушно переключается на первый попавшийся новостной сайт и вслух читает заголовок свежей статьи: «Чон Чонгук — плейбой, миллионер, филантроп и… преступник». Нахмурившись, парень вчитывается в такие громкие слова о финансовых махинациях с благотворительным фондом, одновременно прокручивая в голове картинку недавнего сна. — Охуеть. — Вот и я об этом же. Как думаешь, это правда? — Думаю, это бред. Помнишь статью с избиением? Журналисты почему-то его не любят. — Но теперь это уже не одна статья. Это во всех новостях! — Чонгук пригласил меня к себе в клуб. Пойду и узнаю, правда это или вымысел таблоидов. — Ты уверен, что стоит? — обеспокоенно тянет Чимин, переплетая их пальцы. — Вдруг это какая-то ловушка? — Я тебя умоляю, Чимин. Этот человек не умеет действовать настолько тонко, лишь прямо и в лоб, — отшучивается Мин, а в голове вновь звучат слова из злосчастного кошмара. «Я уже убиваю тебя. Сделай это первым!»

***

      В голове у Чонгука множество мыслей: запятнанная репутация, разбирательство с полицией, перепечатанная документация, прерванное финансирование фонда, возможные ходы Китахаши, Акира Шидеко и, наконец, Юнги, который должен с минуты на минуту быть здесь, дабы они смогли разобраться в своих отношениях. Нет, Мин не ответил на его письмо, но он почему-то был абсолютно уверен в том, что младший появится сегодня в клубе. Залпом опустошив очередной бокал, наполненный на два пальца, молодой человек чувствовал лишь легкую эйфорию и едва различимое волнение от предстоящей встречи. И все же мысли об этом парне заполняли большую часть его сознания, оттесняя остальные проблемы на задний план. Наверное, это побочный эффект виски, бутылку которого он уже успел опустошить за этот долгий день.       На плечо мужчины ложится чужая теплая рука. Повернув голову, Чонгук встречается взглядом с непривычно расслабленным братом. От извечной нервозности его не осталось и следа: Хосок полулежит на диване, качая головой в такт клубной музыки, а на губах его красуется широкая улыбка, нацеленная на поддержку старшего Чона. На диван напротив как всегда грациозно, подомнув под себя пышный подол синего платья в стиле пин-ап, опустилась Айрин, задумчиво подперев подбородок рукой. — Сехун сказал, что ему понадобится некоторое время для зачистки следов, — уведомила девушка, с хитрым прищуром уставившись на друга. — Около недели. Но это — крайний срок. Прокурор Ким восстановит тебя в глазах общественности. — Прекрасно. Это все новости? — Надо будет как-нибудь отблагодарить Сокджина. Не первый раз ведь нам помогает, рискует многим, — модель опустила темные, густо подчеркнутые тушью, ресницы, и тяжело вздохнула. — Почему-то мне кажется, что думаешь ты не о том. Что с тобой, Чонгук? — Неважно. Мелочи, — отмахивается тот. — Я перехватил его партию наркоты, — подал голос Хосок и тут же поймал на себе осуждающий взгляд названного брата. — Что? Это какая-никакая, но месть! Я не удержался. — А я-то думаю, отчего ты такой радостный! Доволен собой? — Обижаешь, Чонгук. Я уничтожил все, — гордо задрал подбородок Хосок. — Кроме пары пакетиков, судя по всему. Ты доиграешься, мерзость, — фыркнул Чонгук, переводя глаза куда-то в зал. Спустя пару мгновений напряженного молчания, молодой человек, наконец, замечает среди гущи толпы одиноко сидящего в баре Юнги. Извинившись перед друзьями, он поднимается с дивана и отходит в его сторону. Проследив направление Чонгука, девушка нервно сглатывает и пересаживается на его место, едва ощутимо касаясь руки Хосока и тем самым переключая его внимание на себя. — Ты снова, да? — тихо спрашивает она, все еще не поднимая ресниц. — Не бери в голову, Айрин! Только твоих нотаций мне еще не хватало, — резче, чем того требовала ситуация, отрезает мужчина. — Я и не собиралась. Просто хотела сказать, что Джиу была бы в ужасе, узнав о том, что ты наркоман. — Я не… — хочет возразить Хосок, но тут же прерывается, понимая, к чему клонит девушка. — Откуда ты знаешь о Джиу? — Мы подруги. Для тебя это новость? — И что она думает обо мне? — Честно говоря, она не в восторге от твоих ухаживаний, — жмет плечами Айрин и поджимает губы, стараясь четко сформулировать мысль так, чтобы не расстроить друга. — Она боится. Но не тебя. Боится последствий, осуждения, недовольства Чонгука… ты сам должен это понимать. Джиу воспринимает тебя лишь как брата, если угодно, как тень Чонгука, как дополнение к своей охране. До того, как ты отправил ей то письмо, она даже подумать не могла о том, что ты можешь испытывать к ней что-то романтическое. — Я всегда это испытывал, — на выдохе произносит Хосок, отводя глаза в сторону. — Кажется, с самого первого взгляда, но тогда она была ребенком, а я — подростком, который толком не понимал своих чувств. Мне хотелось быть рядом, оберегать ее, слушать ее голос… Лишь со временем, видя то, как она расцветает, превращается в самый красивый цветок, который я когда-либо видел, я понял, насколько сильно я хочу, чтобы она была моей. — Значит, все действительно настолько серьезно? — Да, Рин. Я люблю ее. — Так скажи же ей об этом! — тепло улыбается подруга, сжав грубую ладонь мужчины в своей руке. — Не в письме, не в многозначительных намеках, а лично, глядя в глаза. Сколько бы стихов ты ей не посвятил, она не сможет в полной мере осознать их смысл, — видя, что Хосок вновь хочет чем-то возразить, она прикладывает палец к его губам, призывая дослушать ее до конца. — Я знаю, mignon ami mon.* Знаю, что это сложно. Но ты должен дать ей понять, что понимаешь ее страхи, что ты тоже боишься. Ты должен показать ей свои чувства в полной мере, чтобы она смогла переосмыслить и принять их. Не нужно бояться отказа, ведь если вам суждено быть вместе, его не будет. Ты хороший парень, Хосок. Не самая выгодная партия для Джиу, конечно, — Айрин ловит его укоризненный взгляд и по-доброму хмыкает, — но я знаю, насколько ты можешь быть заботливым. И она знает. Так что я верю в тебя. — Merci beaucoup, mademoiselle,** — с сильным японским акцентом отвечает Хосок, накрыв руку подруги второй ладонью. — Я правда благодарен тебе. — Но помни, что наркотики отпугнут ее. Тебе нужно завязать, — строже обычного резюмирует Айрин, но в следующую секунду уже вновь улыбается и тепло обнимает друга, шепча в самое ухо: — У тебя все получится. Тем временем Чонгук, пробравшись через многочисленную толпу танцующих людей, добирается до бара и опускается на соседний с Юнги стул, привлекая к себе внимание звоном полупустого бокала о стойку. — Ты пришел, — констатирует он, приветственно протягивая руку парню. — Твой ответ меня весьма впечатлил, — отвечает Мин, неловко пожимая его руку и про себя отмечая тот факт, что ладонь у Чонгука сухая и теплая. — Я не мог не прийти. Значит, мир? — В любой другой ситуации я бы сказал, что это перемирие. Но сейчас я должен признать, что твое письмо впечатлило меня не меньше. Так что да, это — мир. Считай, что сегодня — твой личный день победы надо мной. — У меня галлюцинации, или ты действительно улыбаешься? — смеется Юнги, развернувшись к мужчине всем корпусом. — Кто ты и куда ты дел привычного мне Чон Чонгука? — Сбросил с него маску и обратил в трусливое бегство, — весело заключает тот. — Выпьешь со мной? — Теперь уж точно не упущу такой возможности, — Юнги подзывает бармена и заказывает себе сразу две порции большого лонг-айленда. — Я правильно понимаю, теперь ты мне доверяешь? Ответишь на вопрос? — Зависит от его содержания, — жмет плечами Чон. — Но я достаточно пьян, так что запросто могу сказануть лишнего. Валяй. — Сегодняшние статьи про отмывание денег и фиктивность фонда — правда? — собравшись с мыслями, уверенно спрашивает Мин, заинтересованно наклонив голову в бок. — Даже если так, я не стану тебя осуждать, ведь я не знаю, для чего тебе это нужно. У каждого свои методы заработка. Просто я хочу знать, с кем имею дело — с обычной моделью или криминальным авторитетом? — видя замешательство на лице мужчины, заверяет он. — Я могу отчитаться за каждый свой миллион, кроме первого, — Чонгук цитирует слова знаменитого Джона Рокфеллера и делает многозначительный жест рукой, как бы отмахиваясь от вопроса, как от неприятного запаха. — Тебе моя правда ни к чему, Юнги. Но могу сказать, что благотворительный фонд — не фикция. Я помогаю людям, и это многое для меня значит. Бармен ставит на стойку перед Юнги два высоких бокала с длинными витиеватыми трубочками, украшенными дольками лимона, и тот пододвигает напиток к себе, попробовав кисловатую смесь джина, водки, текилы и рома. — Сегодня мне приснился странный сон, — с минуту подумав над словами собеседника, начинает Мин. — Там был ты. — Надо же, как далеко зашли наши отношения! Я уже являюсь к тебе во снах, — смеется Чонгук, но младший жестом призывает его к молчанию. — Мы были в том загородном доме. Я не узнавал тебя, а ты все твердил, что я должен вспомнить. Разбил бокал с шампанским, порезал мне ладонь и сказал, что ты — моя боль. А потом ты начал требовать, чтобы я убил тебя, пока ты не убил меня. — И что в итоге? — посерьезнев, спрашивает Чон, сдвинув темные брови на переносице. — Я убил тебя первый. Но я не хотел этого, я даже не понял, как это получилось. А ты все смеялся, захлебываясь собственной кровью, — Юнги вздыхает, помешивая трубочкой лед на дне своего бокала. — Я все думаю, может, этот сон — предостережение? Ведь я не знаю о тебе ничего. Кто ты на самом деле, какое у тебя прошлое, почему ты показываешь себя настоящего лишь тем, кому можешь доверять. Ты говоришь загадками, не хочешь посвящать меня в «свою правду»… Для чего нужен был наш мир? Каковы будут его последствия? Ты думаешь, мы сможем стать друзьями, когда между нами тысяча и одна недосказанность? — У каждого человека с десяток своих демонов, — поразмышляв, отвечает Чонгук. — Я тоже мало что о тебе знаю. Для этого и нужен наш мир — чтобы сделать хоть и небольшой, но шаг на пути друг к другу. Ты узнаешь меня, если захочешь этого, но не стоит ожидать всего и сразу. Мне сложно, для этого нужно время, понимаешь? — Верно, — соглашается Мин, вновь встречаясь взглядом с Чонгуком, и улыбается уголками губ. — В любом случае, я сказал, что не стану тебя осуждать. И не буду идти на поводу у подсознания. В этот момент Чон оборачивается на ритмичный цокот каблуков, слышимый даже сквозь музыку и клубные разговоры, и улыбается подошедшей к ним Айрин. Девушка тепло здоровается с Юнги и обнимает его, после чего угощается предложенным ей вторым коктейлем. — Я не помешала вам? — искренне беспокоится она, оглядывая друзей. — Вы так мило беседовали. — Все хорошо, мы всегда рады тебе, — успокаивает ее парень, очертив рукой острое девичье плечико. В один момент музыка в клубе затихает, уступая место возмущенным возгласам отдыхающих посетителей. Чонгук хмурится, переводя взгляд на пульт диджея, за которым, как ни странно, никого не оказывается. Он поднимается на ноги, наблюдая за тем, как большая часть толпы направляется к выходу из клуба, одаривая его владельцев разного рода проклятиями. — Что происходит? — одними губами произносит Юнги, инстинктивно вжимаясь в барную стойку. Чонгук не слышит вопроса, лишь продолжает настороженно оглядывать вмиг опустевший зал, почуяв неладное. Встретившись глазами с Хосоком, он едва заметно кивает ему, призывая к действиям, и тот подрывается с места, кинувшись к лестнице на второй этаж. Охранники клуба же спокойно, безо всякой тревоги занимают свои позиции, поочередно достав из кобур свои пистолеты. В следующий момент из темноты выходит мужчина, разрезая нависшую над клубом тишину звуком редких, тяжелых хлопков, а за ним следуют десяток человек из личной свиты — все, как один, одетые с иголочки, по всем канонам фильмов о мафии. — Надо отдать тебе должное, Чонгук-сан, — начинает он, остановившись в расстоянии десяти шагов от хозяина клуба. — Охрана твоя действует четко по инструкции, не поднимая лишней паники. Те двое, которых я пристрелил у входа, и вовсе ни звука не проронили. Пали смертью храбрых, так сказать, — мужчина заходится самодовольным смехом, который быстро подхватывают люди, стоящие у него за спиной. — Китахаши, — буквально рычит Чонгук, делая шаг вперед и тем самым закрывая собой напуганную девушку и Юнги. — Мать твою, что ты творишь? — Пришел побеседовать с тобой. Хотел, правда, сделать это тет-а-тет, но тебя же так сложно застать на рабочем месте! А здесь ты, как я смотрю, завсегдатай. Ты уже оценил мой маленький подарок в виде разоблачения фонда? Так вот, это лишь малая часть компромата, что я на тебя достал. Чонгук метнул короткий взгляд на балкон второго этажа, где Хосок, вооруженный крупнокалиберной винтовкой, уже выжидал удобного момента. — А я и не думал, что ты настолько жалок, — внезапно усмехнулся он. — Действуешь исподтишка, губишь многолетние труды простой журналистки. Прийти ко мне без этого фарса и решить вопрос с глазу на глаз — у тебя кишка тонка. Китахаши громко ругается и достает из внутреннего кармана своего пальто собственный пистолет, направляя его прямо на Чонгука. Охрана реагирует молниеносно, и на прицеле вмиг оказывается вся его свита, создавая замкнутый круг из цепочки потенциальных трупов. — Не провоцируй меня, Чон, — выплевывает слова Сатоши, маниакально тряхнув оружием. — Это может оказаться чревато для всех твоих друзей. — Не говори глупостей. Сам же сказал — моя охрана действует четко по инструкции. Хочешь устроить групповое самоубийство? Никто даже не вспомнит тебя, никто не будет разбираться в твоей смерти. СМИ спишут все на банальный теракт, а клан твой канет в лету без поддержки остальных. — Ты, блять, даже не представляешь, насколько я живучий, — смеется Китахаши и спускает курок. Для сидящего позади всех Юнги все происходит в одну секунду: Айрин слышит противный звук нажатия на спуск и мигом заходит за Чонгука, забрав себе его порцию свинца прямиком в грудную клетку. Парень зажимает рот рукой, стараясь не издавать ни звука, и с первозданным, животным страхом в глазах наблюдает за тем, как девушка падает в руки друга и они вместе оседают на грязный пол. Крик боли, сорвавшийся с ее губ спустя минуту после выстрела, тонет в окружающей их суматохе перестрелки охраны, в яростных возгласах Хосока, отстреливающего врагов откуда-то сверху, в тяжелом, судорожном дыхании Мина, явно не ожидавшего подобного исхода встречи с Чонгуком. — «Скорую», Юнги! — через спину кричит Чонгук, но тот будто в вакууме находится, его руки дрожат, а перед глазами застывает мутная пелена слез, закрывая обзор на все происходящее. Мужчина на мгновение оставляет подругу и поднимается на ноги, тряхнув Мина за плечи в отрезвляющем жесте. — Быстрее! Вызови ебанную «скорую»! — Юнги хватает ртом воздух и поджимает губы, нащупывая телефон в кармане. Едва попадая пальцами по твердым клавишам, он набирает короткий номер службы спасения и, всеми силами стараясь взять себя в руки, диктует адрес клуба.       Чонгук возвращается к девушке, расположив ее голову у себя на коленях, и тщетно пытается унять дрожь в собственном теле, вглядываясь в пока еще живые, полные боли глаза Айрин. На синем платье быстро разрастается темное пятно, дыхание ее учащается, а на побелевших губах проступают багряные капли — видимо, пуля все же задела легочную артерию. Мужчина что есть сил давит на рану, стараясь удержать в подруге жизнь, и свободной рукой поглаживает ее по голове, убирая с лица темные пряди, пропитавшиеся холодным потом. Он шепчет что-то успокаивающее, не обращая внимания на собственные горячие слезы, стекающие вниз по красному лицу; старается убедить то ли ее, то ли самого себя в том, что все будет хорошо. Что он не даст ей умереть вот так, на холодном полу клуба, у себя на руках, что «скорая» обязательно успеет. Айрин сглатывает вязкую слюну, смешавшуюся с металлическим вкусом крови, и тянет ослабевшую тонкую руку к лицу бывшего любовника, расположив ладонь у него на щеке. Чонгуку кажется, что у нее в глазах сейчас отражается вся история их дружбы: начиная с романтического знакомства в Париже и заканчивая крепкими объятиями у него в кабинете, которые так помогли ему сегодня утром. Только сейчас, наблюдая за тем, как ее медленно, но верно покидает жизнь, он понимает, с какой непередаваемой любовью эта девушка смотрела на него все эти годы, сколько боли скрывалось за ее привычной улыбкой, ставшей для него спасательным кругом в самые тяжелые времена. Он бесконечно проклинает себя за безразличность, ставшую роковой для бедной девушки, которая просто хотела быть рядом и быть любимой, за то, что не смог ее уберечь от этого прогнившего криминального рая и самолично приставил к ней ангела смерти, следующего по пятам все эти годы.       Айрин с самых ранних лет научилась скрывать свои истинные чувства за жизнерадостной улыбкой, и в этом они с Чонгуком были похожи. Ведь мир моделинга жесток, быть может, куда хуже, чем мир криминала, ведь моральное давление там превышает любую физическую боль. Каждый лишний сантиметр, каждое неудачное слово, сказанное на публике, каждый неосторожный шаг на подиуме — все это может привести к невозможному ментальному насилию со стороны коллег, директоров, журналистов. Когда-то она мечтала стать ангелом Викториа Сикрет, ведь те идеальны во всем; но шли годы, ценности переосмысливались и менялись. Айрин устала быть пустой куклой, не имеющей собственного мнения, устала от многочисленных поклонников, видящих в ней лишь красивую побрякушку; она просто мечтала об интересной, не рутинной жизни бок о бок с любимым человеком. Она получила эту жизнь, но чем это обернулось? Сейчас она истекает кровью на руках у того самого человека, что помог ей переродиться, но так и не одарил взаимностью чувств. Но даже сейчас Айрин улыбается, превозмогая всю боль, и освещает его светом своей непомерной воли и самой чистой любви, а Чонгук не может не улыбнуться в ответ. Она чувствует, как ее свет постепенно гаснет, но не перестает бороться за лишнюю секунду рядом с ним. — Мне страшно, — еле слышно, сквозь сбитое дыхание признается девушка, морщась от обжигающих ее слез. — Я знаю, милая, — отвечает Чонгук на ломанном французском, на родном языке Айрин, который ей так хочется услышать в этот момент. — Потерпи еще немного. Скоро приедут врачи. — Поцелуй меня, — с последними силами выдыхает она. — Я хочу унести с собой вкус твоих губ. У Чонгука не остается времени на осознание, он просто и без лишних колебаний выполняет ее просьбу — наклоняется ближе и нежно касается сухих губ, вовлекая девушку в невесомый поцелуй с привкусом крови. Понимая, что Айрин больше ему не отвечает, он отстраняется от ее лица и замечает стеклянный, застывший в вечности взгляд ее потухших глаз. Он позволяет себе зарыдать в голос, все так же поглаживая ее по волосам, и все твердит самому себе, что нужно еще немного подождать. Воспаленное сознание все еще рисует образы прошлого, где девушка кажется такой счастливой, и совершенно отказывается принять тот факт, что его лучик света угас навсегда.