divina tragoedia

      Спустя неделю, проведенную наедине с алкоголем и личным демонов, поселившимся в отражении зеркала и пожирающим Чонгука взглядом глубоких, словно бездна отчаяния, черных глаз, он понял, что постепенно сходит с ума. Пару раз к нему приходила сестра и приносила еды, гоняя мужчину по комнатам в попытках хоть как-то его растормошить, но вскоре она поняла, что дело — дрянь, и ничего она этим не добьется. Джиу решила дать брату время и оставить его одного, уверенная в том, что рано или поздно тот сам увидит ту яму, в которую старательно себя загоняет. И Чонгук увидел. Он проснулся среди ночи в луже собственной рвоты и в очередной раз взглянул в зеркало, отражающее заметно похудевшего и изнеможенного человека, походившего больше на мертвеца, нежели на знаменитую топ-модель. Выругавшись, он поднял с пола пустую бутылку бренди и с силой швырнул ее в ненавистное зеркало; звон стекла потонул в крике безысходности, сильнейшей болью отдающимся где-то в голове. Протерев лицо дрожащими руками, мужчина выдохнул, собираясь с мыслями, и решил, что ему точно следует с кем-то поговорить. Чонгук нащупал в темноте телефон и поморщился от яркого света экрана, от которого отвык больше всего за все эти дни, проведенные в четырех стенах. Он поочередно набрал номера Хосока и Тэхена, но те трубки брать не спешили — неудивительно, ведь на дворе была глубокая ночь. Листая телефонную книгу в поисках возможного собеседника, Чонгук уже было отчаялся, но вовремя нашел совсем недавно записанный номер, который долго не решался набрать. С чего бы ему сейчас звонить Юнги? У них не настолько близкие отношения, чтобы парень согласился выслушать его пьяный бред в такое время. Что он подумает? Определенно посчитает, что Чон свихнулся с горя. Шумно выдохнув, мужчина уже хотел выключить телефон и просто пойти прогуляться, но пальцы сами нажали на кнопку вызова, словно в надежде на спасение рассудка их хозяина. Длинные гудки тянулись мучительно медленно, Чонгук порывался сбросить вызов, но сонный голос по ту сторону вовремя его остановил. — Алло?.. — неуверенно протянул Юнги. — Не спишь? — самый хороший вопрос, который мог задать Чон в три часа ночи. — Прости, если разбудил. — Нет… не спится что-то. Я смотрю фильм. — Мне вот тоже… не спится. — Как ты, Чонгук? — со стороны Мина слышится копошение — он садится на кровати, отбросив от себя одеяло. — Уже десять дней от тебя ни слуху, ни духу. — Паршиво, — честно отвечает Чон, брезгливо оглядывая весь мусор, скопившийся в комнате. — Не хочешь поговорить? Пока я не забыл, как это делается. — А знаешь что? — немного подумав, воодушевленно хмыкает Мин. — Приезжай ко мне. Чимин сейчас у матери, так что нам обоим одиноко. Поговорить лично ведь всяко лучше, чем по телефону, да? Чонгук слегка опешил от предложения Юнги, но тут же заулыбался, как маленький ребенок, и активно закивал. — Спасибо, Юнги, я приеду.       Сбросив вызов, он подорвался с места и начал быстро собираться и приводить себя в порядок, дабы не пугать Мина видом законченного алкоголика. Теперь ему уже было глубоко плевать, настолько странными его действия могут выглядеть со стороны. Ему просто хотелось компании Юнги, слышать его голос, видеть его улыбку, вылезти, наконец, из этой ямы гнили и воспоминаний и почувствовать себя живым. Своим ответом Мин прорубил ему путь наружу из этой тьмы безумия, дал ему надежду на то, что он еще может быть кому-то нужным. И Чонгук был искренне рад оставить маску безразличия в стенах этой квартиры и выйти к нему настоящим, со своими страхами и переживаниями, со своей болью и желанием исцелиться.       Спустя полчаса мужчина ловит такси и оказывается в спальном районе Токио, на пороге квартиры своего спасителя. Юнги незамедлительно реагирует на звонок в дверь и открывает ее, оценивающе оглядывая такого помятого Чонгука, облокотившегося на косяк с бутылкой коньяка в руке. — Привет, — улыбается Чонгук, наклонив голову в бок так, что на его лоб падают влажные отросшие пряди. — Привет, — отвечает Юнги, вдыхая запах его парфюма с нотками бергамота. Они непозволительно долго смотрят друг на друга, стоя на пороге небольшой прихожей. Мин — сочувственно, но с небывалой радостью, осознавая, что Чонгук здесь, и с ним все в порядке. Чон — с благодарностью, изучающе, так, словно впервые открыл глаза на его красоту. — Пропустишь? — спустя пару минут откровенного разглядывания, вскинув брови, спрашивает брюнет. — Да, конечно, — Мин театрально кашляет, отходя в сторону, а затем закрывает за мужчиной дверь. — А раньше ты называл его тряпкой, недостойной серьезного показа, — усмехается он, принимая пальто из рук ночного гостя. — Да? Не помню такого, — смеется в ответ Чонгук, снимая обувь. — Видимо, я переосмыслил свои ценности. Молодые люди проходят в единственную комнату, Чон располагается на одной из кроватей с разрешения Мина, а тот уходит на кухню, после вернувшись с двумя кружками и тарелкой с бутербродами в руках. — Времени на готовку кулинарного шедевра у меня не было, но тебе нужно хоть что-то поесть. Ты похож на невыспавшуюся анорексичку, — прямолинейно замечает блондин, плюхнувшись рядом с ним. — Что ж, спасибо за правду, — ведет плечом Чонгук и тянется за одним из сэндвичей, любезно предоставленных ему. — А это действительно вкусно, — откусив внушительный кусок, с набитым ртом хвалит он. В который раз оглянувшись по сторонам, Чонгук подмечает про себя то, что у Юнги действительно неплохой вкус — несмотря на небольшие размеры квартиры, обставлена она довольно хорошо. Большое внимание уделено мелким деталям: в спальне много плакатов и интересных растений, каких-то украшений и фотографий; яркие плотные занавески создают сильный контраст с преимущественно светлой мебелью, а маленький пушистый коврик просто приятно дополняет всю эту картину. — Сам квартиру обставлял? Мин коротко кивает, а Чон пробегается глазами по полароидным фотографиям, закрепленным на специальной доске, и замечает то, что на всех снимках Юнги либо один, либо с Чимином — никаких родственников или друзей, что довольно странно. Но Чонгук все-таки решает не углубляться в это и переводит взгляд на хозяина квартиры, невольно умиляясь его такому домашнему виду: светлые, немного растрепанные волосы слегка спадают на лицо, в кой-то веки свободное от косметики, а темно-серая свободная пижама с рисунком каких-то мультяшных персонажей создает особую атмосферу уюта, своим теплом доходящую до Чонгука. Почему-то именно сейчас он ловит себя на мысли о том, что Юнги действительно чертовски красив. — Ты снова пялишься на меня, Чонгук, — напоминает парень, нервно закусив губу. — И что с того? — выгибает бровь Чон, потянувшись к одному из бокалов именно в тот момент, когда то же самое решает сделать и Мин. Блондин так банально касается руки старшего и неловко улыбается, отводя взгляд куда-то в сторону и потянувшись за другим бокалом. — Ничего, ладно, — тихо отвечает младший и берет бутылку, наполняя их кружки янтарной жидкостью. Чонгук принимает свой бокал из его рук и немного отпивает, довольно улыбаясь из-за тепла, разливающегося где-то внутри. — Могу я задать вопрос? — подает он голос, выжидающе уставившись на Юнги. — Почему ты предложил мне приехать? Я думал, что произошедшее в клубе оттолкнет тебя. Ты же теперь знаешь, что я имею отношение к криминалу. Неужели тебя привлекает вся эта тьма? — Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас? — вздыхает Мин, глядя прямо на старшего. — А когда еще? Просто, знаешь, — вздох, — я поражаюсь тебе. Я столько раз вел себя как мудак по отношению к тебе, совершенно не считался с твоими чувствами, угрожал и запугивал, а ты все равно продолжаешь тянуться ко мне. Почему? — Я не знаю, Чонгук. Сам тысячу раз у себя спрашивал. Видимо, правда привлекает, раз я настолько узнать тебя… Может, я надеюсь, что со временем ты станешь относиться ко мне так же, как к Джиу или Айрин? — он нервно усмехается и вновь вздыхает, поднимая глаза куда-то в потолок. — Прости, не стоило ее упоминать. — После ее смерти многое поменялось, — спустя еще какое-то время молчания продолжает Чонгук. — Я все-таки понял, почему не хочу подпускать тебя ближе. Это не из-за того, что ты действительно меня настолько раздражаешь, нет… Сначала это была обычная зависть быстрому успеху, наверное, а потом… потом я начал сомневаться во всем и злиться скорее на себя. Сейчас я понимаю, что пытался оттолкнуть тебя только из-за того, что боялся впускать в свою жизнь еще одного хорошего человека. Вокруг меня слишком много боли. — Не вини себя в ее смерти, — Юнги слегка касается руки старшего, заставляя его посмотреть на себя. — Это был выбор Айрин. Она спасла тебя. — Если я подпущу тебя ближе, то обязательно потеряю, — пропустив мимо ушей слова о своей невиновности, продолжает Чон. — По-другому быть не может. Юнги тихо вздыхает и опустошает свой бокал в два глотка, поставив кружку на стол. Он вновь поворачивается к Чонгуку и осторожно берет его за подбородок, заглядывая прямо в глаза. — Ты уже подпустил. Сейчас ты здесь, у меня дома, и я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу помочь тебе. — Так помоги.       Чонгук долго всматривается в глаза младшего, словно стараясь найти верное решение где-то в глубине чужих омутов, и сам не замечает, как растворяется в них. Еле заметно улыбается и переводит взгляд на губы, которые сейчас так хочется попробовать на вкус, и облизывает свои, точно так же, как тогда это сделал Юнги. Этот недвусмысленный жест, конечно же, не уходит от внимания младшего — он тут же подается вперед и осторожно целует Чонгука в приоткрытые губы, будто бы спрашивая разрешения.       И Чон отвечает. Без особого напора, с толикой нежности, так, будто действительно боится позволить себе большее. Юнги пересаживается на колени Чонгука и обхватывает ладонями его лицо, постепенно углубляя поцелуй. Мужчина понимает, что смерть Айрин действительно изменила его отношение к этому парню. Теперь ему уж точно не хочется отталкивать его — лишь наслаждаться вкусом мягких губ, подслащенных каким-то фруктовым бальзамом, гулять руками по красивому телу и не думать ни о чем другом. Сейчас его по-настоящему пугает лишь факт того, что Юнги сможет стать ему чем-то большим, чем другом или любовником, ведь тогда, как он и сказал ранее, он точно его потеряет. Но даже это сейчас не сможет помешать пылающему где-то внутри чистому желанию просто наслаждаться этой рискованной близостью.       Совсем скоро ловкие пальцы Юнги начинают без особого труда расстегивать пуговицы на темной рубашке старшего, а тот, в свою очередь, скользит руками под футболку юноши, заставляя его слегка содрогнуться от прикосновений прохладных ладоней к горячему телу. Мин распахивает рубашку и чувственно проводит руками по телу Чонгука, наслаждаясь рельефом его подтянутой фигуры, в то время как поцелуи Чона переходят уже на шею младшего. — Ты уверен? — вежливости ради спрашивает Чонгук, слегка кусая парня в шею и наслаждаясь его томным вздохом. — Боже, просто заткнись, — улыбается Юнги и вновь целует, но уже гораздо более уверенно и страстно.       И так же резко отстраняется, соскальзывая с колен мужчины и довольно ухмыляясь его разочарованному выражению лица. Стягивает с себя совершенно ненужную сейчас футболку, отбросив ее куда-то в сторону, и под пристальным взглядом Чонгука проходит к комоду, выудив из самого нижнего ящика необходимую контрацепцию. Возвращается к дивану и продолжает чертовски медленно раздеваться, специально больше раздразнивая Чона, который чувствует, что вот-вот сорвется, не в силах и дальше просто смотреть. Впервые за долгое время ему так сильно хочется кем-то обладать.       Юнги так же медленно и растягивает себя, кусая губы и глядя прямо в глаза Чонгука, словно таким образом одновременно и мстит за все то ужасное отношение к себе, и пытается доставить как можно больше мучительного визуального удовольствия. И совсем скоро Чонгук понимает, что терпеть больше не может — он подхватывает парня и полностью сажает на себя, моментально выбивая из него первый громкий стон, эхом отразившийся во всей квартире. И вновь затыкает ему рот поцелуем — горячим, тягучим и страстным; изредка кусает и без того истерзанные губы, спускается на шею, где на местах засосов постепенно расцветают багряные цветы. Чувственные, немного резкие движения бедер, касания рук, то и дело сплетающихся в крепкие узлы, страстные поцелуи, громкие стоны и тяжелое дыхание сливаются в одно мгновение, застывшее в вечность в памяти молодых людей, что просто захотели немного расслабиться под градус дорогого алкоголя. А Юнги с каждым мгновением все больше убеждается в том, что простые встречи с Чонгуком никогда не смогут закончиться просто.

***

Парень открывает окно, с ногами забравшись на подоконник, и сильнее кутается в одеяло, поеживаясь из-за морозных порывов зимнего ветра. Он достает из пачки сигарету и подпаливает ее кончик зажигалкой, выпуская изо рта небольшое количество едкого дыма, вкус которого он уже давно позабыл. — Не знал, что ты куришь, — отзывается Чонгук откуда-то с кровати. — Я думал, ты спишь, — признается Мин, делая очередную затяжку. — Я курю только в стрессовых ситуациях. Это успокаивает. Осуждаешь меня? — Немного. У меня с сигаретами сложные отношения. Наставник умер из-за рака легких.       Юнги сочувственно вздыхает и стряхивает пепел с окна, вновь затягиваясь серым дымом. С того момента, как Чон заявился к нему домой, прошло уже более трех часов. Все это время они заливались алкоголем и тонули в страсти, разговаривали обо всем на свете и просто отдыхали от внешнего мира. И если Чонгуку все же удалось отвлечься от бесконечного самокопания и, наконец, расслабиться, то на Мина вся эта ситуация действовала немного иначе: с одной стороны, он был рад тому, что старший все же открылся ему, а с другой стороны его все еще напрягал факт того, насколько внезапно все случилось. Еще вечером Чон скорбел по своей подруге, наверняка чувствовал эту душевную боль, в тысячи раз превосходящую физическую, наверняка был полностью подавлен и не знал, что делать дальше, а через пару часов они просто занялись сексом, будто ничего этого и не было.       Юнги смотрит на ночной город с высоты двадцать первого этажа и мысленно сравнивает человеческие жизни с миллионами огней, извечно сверкающих под покровом ночи. Вместе они освещают такой огромный Токио, но по отдельности настолько малы и ничтожны, что даже если один погаснет, большинству будет абсолютно наплевать. И почему-то сейчас, смотря на такого потерянного Чонгука, у которого, кажется, закончились темы для разговоров, он ощущает себя как раз таки тем самым большинством. — Слушай, — начинает Юнги, выдохнув дым куда-то в утреннюю темноту. — Раз у нас сегодня вечер откровений, расскажешь мне об Айрин? Какой она была для тебя? — Самой лучшей, — прикрыв глаза и вновь видя улыбку подруги, отвечает Чонгук. — Мы познакомились в Париже несколько лет назад. Она разговаривала преимущественно на французском, но я все равно ее понимал. Сначала я видел в ней лишь ее красоту, совершенно не задумываясь о том, насколько интересной она может быть внутри, — вдох. — У нас было свидание на Марсовом поле. Мы ели круассаны с шоколадом и любовались подсветкой Эйфелевой башни. Она была в белом хлопковом платье и с ярко-розовой помадой на губах. Такая нежная… Юнги бессовестно выкидывает окурок в окно, после чего закрывает его и возвращается на кровать к любовнику. — У нас завязался роман. Айрин рассказывала мне о том, насколько ей надоела Франция, и тогда я предложил ей поехать со мной в Японию. Но страсть с моей стороны быстро утихла, и мы расстались друзьями, но я даже подумать не мог, что все эти годы она продолжала любить меня и надеяться на что-то большее. Из-за этого я ненавижу себя больше всего. Я просто не замечал ее чувств. Я не хотел их замечать. А она всегда была рядом, поддерживала меня, закрыла собой от пули… Мин сглатывает ком в горле и ложится головой на колени Чонгука, заглядывая в его глаза, полные слез. Он берет чужую ладонь в свои руки и оставляет на ней легкий поцелуй в успокаивающем жесте. — Мне тоже не хватает ее, — признается он. — Все думаю, что приду в агентство, а она будет там. Обнимет меня и угостит печеньем. — Она всегда любила сладкое, — грустно улыбается Чонгук. — Джиу часто возмущалась, мол, как ей удается кушать все, что она любит, и оставаться такой стройной. — Знаешь, тогда, на твоей вечеринке, Айрин сказала мне держаться от тебя подальше. Не из ревности или чего-то подобного; она переживала за меня, потому что не знала, что ты можешь выкинуть. — Наверное, тебе следовала ее послушаться тогда. — Так или иначе, я уже рядом с тобой. И это мой выбор, — Юнги нежно проводит рукой по животу старшего, улыбаясь одними глазами. — А я ведь не всегда был таким ублюдком… — спустя несколько минут молчания, подает голос Чон. — Хочешь услышать мою исповедь? — Мин кивает, закусив губу, и берет его за руку, переплетая их пальцы. — Это случилось одиннадцать лет назад. Мне тогда было только семнадцать, а Джиу — восемь. Я окончил школу, собирался поступать в медицинский колледж на психолога и совершенно не думал о том, что могу стать моделью или якудза. Мы с родителями жили на окраине Токио, в небольшой квартире. Жили небогато, но в целом, ни в чем большем не нуждались. И в один день наша жизнь перевернулась с ног на голову, потому что банк, в котором мы брали кредит на машину, повесил на нашу семью огромную, неподъемную сумму, якобы проценты набежали. Да о каких, блять, процентах могла идти речь, если отец всегда вовремя платил по счетам, а сумма кредита была чуть ли не в три раза меньше той, которую от нас требовали? У моего отца, простого учителя математики, таких денег попросту не было, поэтому я начал пытаться ему помочь. Я искал подработки, забивал на учебу из-за них, но они все равно приносили ничтожно маленькие деньги, которые никак не могли помочь погасить кредит. — Почему вы не обратились в полицию? — Пытались. Наше заявление даже никто не рассмотрел. С юридической стороны у банка было все схвачено, — Чонгук сжимает одеяло в свободной руке, представляя на его месте шею какого-то клерка, флегматично подписывающего бумаги, ставшие для его семьи приговором. — Тогда я поделился своей проблемой с одним своим знакомым, а он посоветовал мне торговлю наркотиками. Обещал, что это дело обязательно принесет мне большие деньги. И я был слишком глуп, чтобы отказаться от такой замечательной возможности. Торговля шла замечательно, всего за пару месяцев мне удалось собрать половину суммы, а в колледже меня начали называть фармацевтом, — короткая усмешка вновь сменилась гримасой ненависти. — Но проценты все капали, и мне приходилось ускоряться. Тот самый знакомый говорил, что торговля в Мэгуро — дело гиблое. Другое дело — Синдзюку, центр города с огромным количеством баров, клубов и прочего. И я вновь последовал его совету, совсем не думая о том, что торгую, по сути, на чужой территории, где может быть полно других дилеров. И денег в действительности прибавилось, но вместе с тем мне начали угрожать. Я забивал и на все предупреждения, думая о том, что эти трусы никогда не посмеют воплотить свои угрозы в жизнь. — А они посмели… — начинает понимать Юнги, поджимая губы. — Посмели, — кивает Чонгук. — Однажды вечером я вернулся с учебы и застал тела родителей в гостиной. Их глотки были распороты, а на полу кровью было написано «это твоя вина». Мин шокировано прикрывает рот рукой, отчетливо ощущая эмоции подростка в тот момент. — А Джиу? — выдыхает он, сочувственно глядя Чонгуку в глаза. — Она была в школе в тот момент, так что не застала этого, — он до металлического привкуса во рту закусывает щеку изнутри и сжимает руку в кулаке. — А когда вернулась, полиция уже увезла трупы. Нас с ней отправили в детский дом. Я был сломлен, скитался по улицам, влезал в драки, сам пробовал наркотики… Однажды за меня вступился какой-то мужчина. Он помог мне отбиться от бандитов. Потом он забрал меня к себе, оформив опекунство. Это был Токугава Ёсиноба, основатель моего клана и мой наставник. За каких-то несколько месяцев он заменил мне отца, сделал меня таким, каким я являюсь сейчас, помог мне стать мужчиной. Я вступил в его клан как вака-гасира, правая рука главы синдиката. А потом он умер… и я вновь сломался. Именно из-за него я впоследствии открыл благотворительный фонд. — А моделинг? Как же тебя занесло в эту степь? — заинтересованно продолжал расспрашивать его Юнги. — О, это отдельная история, — по-доброму усмехается Чонгук. — После смерти наставника я вновь ушел в отрыв. Травка сменилась таблетками в огромных количествах, я не вылезал из клубов, забросил клан, на какое-то время забыл даже о том, что у меня есть маленькая сестра. А потом меня нашла Лекса, — он кривит губы, вспоминая их первую встречу. Александра Ямаока — американка, вышедшая замуж за японца, владелица тогда еще никому не известного модельного агентства — скиталась по улицам Токио в поиске интересных лиц. Отчаявшись, она решила зайти в какой-то клуб и немного отдохнуть, а там к ней начал клеиться нетрезвый парень, чья красота впечатлила ее настолько сильно, что женщина решила прославить на весь мир. — Знаешь, пусть иногда я и говорю, что ненавижу ее, на самом деле я бесконечно ей благодарен. Она собственными руками вытащила меня из этого болота, открыла глаза на то, что жизнь продолжается. Заставила осознать то, что после смерти родителей ответственность за сестру лежит полностью на мне, что я должен вырастить ее. И причем она никогда не говорила мне все эти слова поддержки и прочую дребедень, она именно хуесосила меня и показывала, насколько жалко я выгляжу со стороны. И это реально помогло. Юнги тихо усмехается, припоминая многочисленные перепалки Чонгука и Александры в агентстве, и сильнее ластится к руке старшего. — Так вот, мораль сей басни такова: хоть я и смог заново полюбить жизнь, винить себя в смерти родителей я не перестану никогда. Поэтому ты попал прямо в яблочко, когда сказал про защитную реакцию. Без этой маски я бы не смог добиться всего того, что имею сейчас. — Теперь я тебя понимаю, — спустя еще какое-то время подает голос Мин. — Пережить весь этот ужас… просто невыносимо. Ты сильный человек, Чонгук. — Рин тоже так часто говорила... — он резким движением зачесал волосы назад и откинулся на кровать, устроив руку под головой. Юнги же лег рядом, сложив руки на груди и уставившись куда-то в потолок.

***

      Вдоволь нагостившись у матери, Чимин со спокойной душой и пакетом домашнего печения в рюкзаке отправился на работу. Сегодня, несмотря на все недавние события, у него было необычайно хорошее настроение, и им хотелось поделиться со всеми, кто встретится у него на пути. Поэтому парень нацепил свою самую доброжелательную улыбку и вежливо поздоровался с охраной у входа, предъявляя им пропуск, а после и с Юи — миниатюрной девчонкой с милыми веснушками и копной рыжих волос, являющейся секретаршей его начальника. Коллега приветливо улыбнулась в ответ и уведомила парня, что собирается отойти на пятнадцать минут, дабы тот, если что, прикрыл ее перед Тэхеном, который неизвестно когда заявится. Чимин коротко кивнул и, сделав себе большую порцию горячего шоколада на кухне, ушел в студию, где тут же открыл свой блокнот и принялся осуществлять идею шикарного вечернего платья, пришедшую к нему во сне. За любимым занятием время пролетело незаметно — всего через час на листочке красовался эскиз длинного наряда цвета опавшего клена с полуприлегающим силуэтом и разрезом вдоль правого бедра. Дополняли образ широкий золотистый пояс-бандаж и того же цвета украшение, змеей оплетающее всю левую руку нарисованной модели. Довольный проделанной работой, юноша откинулся на спинку стула и мечтательно прикрыл глаза, воображая о том, как по главному подиуму Нью-Йорка торжественно вышагивает Карли Клосс, облаченная в шитое по его эскизу платье. Знаменитая девушка своей проходкой завершает шоу и всю фэшн-уик, после чего следует общий выход моделей и восхищенные овации зрителей, а затем на подиум выходит и сам Чимин, которого СМИ уже называют дизайнером, задающим тренды нового десятилетия. Он купается в аплодисментах и плачет от небывалого счастья, думая о том, что его главная мечта, наконец, осуществилась. Теперь он может составить конкуренцию самому Кензо Такада, и этот жалкий старик уже не посмеет окрестить его посредственностью.       Он вспоминает длинный разговор с матерью, тогда, когда он признался, что его выгнали с работы у Кензо. Улыбается тому, что мудрая женщина сразу поняла его, не стала кричать и ругаться, просто крепко обняла и сказала, что он обязательно добьется всего самостоятельно, без тени разочарования на лице. Мама поддержала его, и тем самым дала мощный толчок вперед, и Пак понял, что не стоит обращать внимание на мнение каких-то снобов, ведь все это — чистый субъективизм. Сколько найдется людей, которые считают его занятие пустой тратой времени, и столько же найдется поклонников, что непременно оценят его одежду по достоинству. — Ты спишь что ли? — бархатный мужской баритон вырывает его из прекрасного будущего и возвращает в суровое настоящее, в котором Чимин пока что — всего лишь ассистент фэшн-фотографа, пусть и такого знаменитого, как Тэхен. Парень открывает глаза и качает головой, встретившись с веселым взглядом своего начальника. — Нет, просто немного замечтался, — хмыкает он и тихо зевает, прикрыв рот рукой. — Не хочешь посмотреть мои эскизы? — А ты позволишь? — недоуменно вскидывает темные брови Тэхен, опускаясь на соседний от него стул. — На этот раз я ими доволен, — Чимин улыбается и протягивает мужчине блокнот. — Сфотографировал бы в этом… допустим, Карли Клосс? Или Лиу Вьен? Я думаю, эти цвета наиболее выгодно будут сочетаться с их внешностью. — Это совершенно разные модельные типажи. Лиу Вьен в этом платье будет смотреться более выигрышно, исходя из ее контрастности — темные волосы, темные глаза и светлая кожа. Но охра также будет прекрасно сочетаться с пшеничными волосами Карли, так что ты прав, они обе в этом наряде выглядели бы замечательно, — внимательно изучая рисунок, подмечает Тэхен. — А что за материал у платья? Вельвет? — Я думал над этим, но решил, что атлас будет лучше. Блеск складок на вороте дополняют золотые украшения. — Отличное решение, — серьезно заключает Тэхен, пролистывая блокнот дальше. — О боже. Сколько цветов! Фуксия в брючных костюмах выглядит очень смело. Пак Чимин, да у тебя настоящий талант! Почему ты прятал эти шедевры? — он с энтузиазмом, бликами играющим на дне коньячных глаз, поворачивается к своему подопечному и передает ему блокнот обратно. — Не знаю. Мои эскизы столько раз смешивали с грязью, что я уже сам начал их с ней ассоциировать, — вздыхает Чимин. — Кензо Такада сказал мне, что я бездарность. — Кензо — пережиток прошлого. Ему уже семьдесят с лишним лет! Думаешь, он много понимает в современной моде? — Он всемирно известный дизайнер. Его мнение в обществе — не пустой звук. Но тем не менее… в меня верит моя мама, и я не могу ее подвести. Так что я никогда не сдамся. — Твое упорство впечатляет, — как завороженный, не отрывая восторженного взгляда, Тэхен в упор смотрит на Чимина. — Как и твоя чистая душа. Ты достоин большего, Чимин. Хочешь, я познакомлю тебя с одним знакомым модельером? — С каким? — глаза Чимина вмиг загораются надеждой. — Стелла Маккартни, — улыбается фотограф. — Та самая дочь Пола Маккартни. Мне доводилось работать с ней в Нью-Йорке несколько раз. Она молода; ее взгляд на моду гораздо шире, чем у старых дизайнеров. К тому же она очень открытая и общительная, поэтому я уверен, что вы сможете найти общий язык. — Здорово, — шокировано выпускает воздух парень и порывисто обнимает Тэхена. — Спасибо-спасибо-спасибо. — Потом благодарить будешь, я еще ничего не сделал, — смеется Ким. — I hope you speak English, ‘cause otherwise I dunno how you’re able to communicate with mizz Mccartney. * — Don’t worry about it. My English is pretty well,** — незамедлительно отвечает Пак и отстраняется от начальника. — Может быть, но над произношением тебе еще стоит поработать, — замечает Тэхен, и Чимин шутливо пихает его в бок. — У меня не было практики с носителями языка, так что эта мелочь придет со временем, — отмахивается он, а после замолкает на несколько минут, опустив взгляд куда-то в пол. — Слушай, я все хотел спросить… как ты себя чувствуешь? Ну, после смерти Айрин. Вы же дружили. — Все уже прошло, — не задумываясь, произносит Ким. — Я не был с ней близок так, как Чонгук. Жаль девочку, конечно, но у меня нет времени убиваться по ней. — А Чонгук? Он уже долгое время нигде не появляется. — Я не знаю, что с ним. На связь он тоже не выходит. Его сестра сказала, что ему нужно дать еще немного времени, после этого он вернется в строй, — Тэхен вздыхает. — Он считает себя виновным не только в ее смерти, но и в том, что отвергал ее чувства долгое время. В том числе тогда, когда был в отношениях со мной, а она смотрела на это все со стороны. — Стой, — недоуменно останавливает его Чимин. — Вы с Чонгуком были в отношениях? — Да, были. Полгода назад обоюдно расстались друзьями, — он горько усмехается. — Но это в прошлом. Так, интересный факт тебе для коллекции. — А можно еще один факт? — спрашивает Пак, на что фотограф коротко кивает. — Что на самом деле произошло в клубе? Одни газеты пишут, что то был теракт, другие — о разборках мафии. — Нет, — довольно резко отрезает Тэхен. — Остановимся на версии теракта. Не нужно тебе в это лезть. Чимин стыдливо опускает голову, понимая, что спросил лишнего. Тэхен же видит, насколько потускнели глаза юноши и страдальчески вздыхает, потянувшись к его волосам. Он заботливо убирает темную прядку с его лба и заправляет ему за ухо, виновато улыбнувшись. — Извини, я был груб. Просто это действительно не твоя забота. Я понимаю твой интерес, но оно того не стоит. — Ничего, я тебя понял, — парень улыбается в ответ, умилившись такому многозначительному жесту со стороны Тэхена, и разом забывает его грубость. — Это неважно. Так когда ты познакомишь меня с мисс Стеллой?