Тонкий вопрос "Почему?" (The Finer Shades of Why)

      Дуку не мигая рассматривал голограмму перед собой, изучая раздраженного и потерянного Скайуокера. Милая мордашка, отросшие волосы, пусть немного растрепанные, темные глаза. Он словно балансирующий на грани отстраненный отщепенец, которого он вечно из себя строит... Какое расточительство. Скайуокер так и не освоил тонкое искусство контроля своих эмоций, чтобы не давать противнику преимущества.       Лицо Дуку всегда лишено каких-либо эмоций, что, он уверен, не дано Скайуокеру, но вот внутреннее спокойствие ускользает от него. Кеноби и Скайуокер? Лица с плакатов этой войны, двое самых известных из ныне живущих джедаев, и они оба выжили. Он уже сталкивался с фортелями, что эти двое вытворяли ранее, но провести смерть, когда их исподтишка атаковали собственные солдаты во время полета высоко над атмосферой планеты… Впечатляюще, даже по оценке Дуку. Впечатляюще и раздражающе. Уйдет лишнее время — время, которое он не хочет растрачивать — чтобы исправить эту ошибку.       И они не единственные джедаи, которые выжили. Один только Дуку за последний час получил информацию о по крайней мере десяти других, пусть они и не так важны. И потом, конечно, количество выживших может увеличиться — от клонов продолжали поступать отчеты, пусть пока в большинстве своем об убитых. Совет мертв почти в полном составе, и Йода — самый важный из них — тоже. Где-то глубоко внутри он сожалеет об этом — в конце концов, Йода был его мастером — но он как никто знает, что не смог бы победить гранд-магистра в личном бою, если бы до этого дошло. Джеонозис тому доказательство.       Нет, лучше пусть он будет мертв.       Покачав головой, Дуку продолжил просматривать голограмму, анализируя произошедшее. Этот новый виток событий — не лучший сценарий, конечно, но Кеноби и Скайуокер не просто мелкое недоразумение. Он лучше чем кто-либо знает, что даже один джедай — что уж говорить о двоих — может изменить ход всей войны, но разве не знание имеет преимущество над всем остальным? Знание об их способностях и возможностях — и он не будет недооценивать их — а приняв все во внимание, он сможет справиться с ними двоими. Он уже побеждал их, сможет это сделать и сейчас, и на этот раз Йода не появится и не спасет ситуацию.       Дуку даже не пытался скрыть гримасу, исказившую лицо при воспоминании о его старом мастере Йоде. Тот был словно кость в горле Ордена: в худшем случае кто-то находясь у власти так долго, как Йода, станет нечист сердцем и на руку, ну а в лучшем — расслабится и потеряет бдительность. Йода не позволял Ордену меняться и развиваться, и как результат Орден пришел к застою и упадку, поддерживая продажные систему и правительство. Отказ гранд-мастера хоть немного измениться оголил Орден, его нежелание дать ход переменам не позволяло Ордену развиваться и идти в ногу со временем. И в каком-то смысле это стремление строго придерживаться традиций сыграло на руку Дуку.       У него не возникло проблем при получении доступа к экстренному каналу связи, который джедаи держали на тот случай, если больше нет никакой возможности связаться с Храмом. Дуку сам был джедаем. И он с удивлением осознал, что Орден не поменял частоту после его ухода — еще один пример отказа от перемен. Конечно, это не грубая ошибка, ведь еще нужно знать код доступа, чтобы открыть частоту. И вот он изменился после его ухода. Однако попав в Храм, он, обладая другими кодами доступа к базе джедаев, смог найти необходимую информацию. Вкратце, никто кроме джедая — ну или бывшего джедая — не смог бы установить верный код доступа к каналу связи, но даже в его случае он не смог бы этого добиться, не будь у него достаточно времени, чтобы беспрепятственно перекопать базу данных Храма.       К счастью, все джедаи теперь лежат мертвыми в коридорах Храма и по всей галактике, и у Дуку в распоряжении все время мира.       И вот сейчас, несколько часов спустя, он может определить местоположение любого выжившего джедая, позвавшего на помощь.       И весьма удачно одним из них является Скайуокер, и, кроме того, вместе с ним Кеноби.       — Кто-нибудь меня слышит? — спросил мальчишка, и его лицо исказила гримаса раздражения. О Сила, он должно быть в детстве добивался своего, просто надувая губы и обижаясь на окружающих. Это выражение немного не соответствует его взрослому лицу, и пусть сейчас это хмурое раздражение, Дуку все равно кажется это поведение слишком детским. И многое в Скайуокере было детским. В каком-то смысле он взрослый не по годам — война не оставила ему выбора — но в большинстве ситуаций он все такой же испорченный ребенок, которому говорили слишком часто и слишком многие, что он Избранный из пророчества.       Дуку едва презрительно фыркнул. Избранный или нет, но он неуравновешен. Энакин Скайуокер непредсказуем, и на фоне большинства джедаев не обладает выдающимися данными. Он не ситх, но не подходит для жизни джедая — он просто невероятно талантливый, слишком чувствительный к Силе капризный человек, которого по ошибке обучили искусству джедаев. Вновь Совет был настолько слеп от перспективы подобной силы — от самой идеи, что этот мальчишка может быть тем самым Избранным — что они проигнорировали правильный выбор в угоду выгоде, что они могут урвать.       Все просто — Энакин Скайуокер никогда не должен был получить обучение.       — Кто-нибудь меня слышит? — вновь повторил Скайуокер, но Дуку просто продолжал смотреть. Тот уже отчитался, что они застряли на планете, и что Кеноби серьезно ранен. Глупый мальчишка. Нужно же думать головой, прежде чем разглашать информацию такого рода, когда не знаешь, кто на другом конце связи.       И вновь Дуку покачал головой. Помимо не ограненного таланта и явного пылающего гнева, он не совсем уверен, что Сидиус вообще увидел в мальчишке. Даже ситху положено контролировать эмоции, и это то, чего Скайуокеру не хватает больше всего. Он наверняка частенько закатывает Кеноби истерики.       Кеноби. Дуку не может сдержать любопытство, что вспыхнуло в нем при воспоминании о мужчине. Откровенно говоря, Кеноби в каком-то смысле его внук — падаван его падавана. Он все, что осталось у Дуку… и честно признаться, Дуку не может избавиться от интереса к молодому человеку.       Он восхищается Кеноби и той тихой силой, что он обладает. Он предан и воспитан, качества, которых некоторые едва ли могут достичь, и он истинный джедай. Но это лишь повышает к нему интерес в глазах Дуку, ведь он видит один главный недостаток, который не замечают другие — Кеноби слишком сильно любит. Его обещание обучить Энакина? Произрастает из привязанности. Его преданность и благосклонность к Скайуокеру? Тоже привязанность. Он любил Квай-Гона, и он любит Скайуокера. И это, пусть Кеноби и пытается скрыть это даже от самого себя, слабость.       Откинувшись еще глубже в кресле, Дуку продолжил изучение фигуры на голограмме перед собой. Скайуокер, несомненно, милый молодой человек. Он могуч. Талантлив. Кеноби должен гордиться… как когда-то Дуку гордился Квай-Гоном. Всякий преданный своему делу мастер питает это чувство к каждому талантливому ученику, потому что неважно, что постоянно твердит Орден — ученик словно собственный ребенок для мастера. Они растят их, защищают и заботятся о них. А учитывая закон о браках, это единственное наследие, что у них есть.       — Если вы получили это сообщение, отправьте спасательную команду, — наконец совсем сокрушенно проговорил Скайуокер. — Магистру Кеноби в кратчайшие сроки необходима медицинская помощь. Конец связи.       Да, он уже упоминал о состоянии Кеноби. Несколько сломанных костей, контузия и ворох разнообразных ушибов и ссадин — хотя вряд ли это будет иметь значение, если Дуку решит поступить с ними так же, как с остальными вышедшими на связь джедаями.       Один вызов комлинка отправит клонов в район местонахождения Кеноби и Скайуокера. Простым приказом он может покончить с ними.       Но сейчас, поразмыслив над этим, он не до конца уверен, чего хочет.       Нахмурившись, Дуку в задумчивости сжал подбородок. Нельзя лгать самому себе. Он знает, почему думает над тем, чтобы оставить жизнь Оби-Вану, и все сводится к одному — к его собственному бывшему падавану. Дуку любил Квай-Гона, и он прекрасно знает, что Квай-Гон любил Оби-Вана. Он уже ранее приказал казнить Кеноби, но после, сбежав с Джеонозиса, даже на удивление был рад, что не удалось убить его. Это казалось последней данью памяти Квай-Гону.       И что-то в Кеноби заинтриговало его.       Нажав на несколько кнопок, Дуку сохранил запись Скайуокера, после чего связался с клонами, находящимися в одном с Кеноби и Скайуокером секторе. И даже когда шел вызов, он все еще сомневался в целесообразности своего решения. Это кажется легкомыслием — потаканием эмоциям, которые он считал давно подавленными. Но опять же, разве теперь он не может себе это позволить, пока держит их в узде? Он одержал победу. Что плохого может быть в небольшой уступке своим желаниям?       Кеноби уже ничего не изменит. Это просто последняя дань памяти человеку, который был небезразличен Дуку, а так как мертвые не могут его предать, он ведь может себе позволить привязанность к воссоединившемуся с Силой падавану? Да, конечно. Возможно, если все сложится так, как он желает, Кеноби еще окажется полезным. Ведь Дуку всегда интересовался им. Раньше события препятствовали ему, сейчас же — ну, сейчас у него есть возможности и время, чтобы заставить Кеноби стать полезным. Этакий проект, если пожелаете. Не то чтобы галактика нуждалась в нем, это уже больше личный вопрос. Ему интересно узнать больше об этом человеке, что интересовал его уже столько лет — падаван его падавана. Почти семья. Последний из линии преемственности Дуку. Да, связь, которую стоит изучить глубже.       — Я хочу, чтобы Скайуокера и Кеноби привезли сюда. Живыми.       Клон не замешкался. Если даже приказ и показался ему странным, он не задал ни одного вопроса.       — Да, мой лорд.       — Превосходно.

***

      Оби-Ван проснулся от пения какой-то птицы. За окном не слышен шум пролетающих мимо спидеров, и Энакин не стучит в дверь, надеясь заполучить завтрак. Он явно не на Корусанте.       Понадобилась пара минут, чтобы вспомнить события вчерашнего дня. Конечно, сама боль во всем теле служит ярким, пусть и не совсем приятным напоминанием. Уж лучше бы это было головидео с записью его пребывания здесь или милая открытка с местными завораживающими видами...       — Вы проснулись, мастер?       Он скривился и провел рукой по лбу.       — К сожалению.       Энакин едва различим в тусклом свете землянки. На его лицо падают тонкие лучи солнца, просачивающиеся через небольшое отверстие, которое, как Оби-Ван подозревает, Энакин рискнул оставить неприкрытым вместо двери.       — Голодны? Пайки, что лежали в аварийных наборах истребителей, пережили падение.       — Оу, пайки? О Сила, почему ты не разбудил меня раньше? — ему правда стоит попридержать сочащийся сарказм, но Энакин его знает — знает, что все это не относится к нему — и он понимает, что ни желания, ни сил сдерживаться нет, особенно когда нога так ужасно пульсирует.       — Я обязательно запомню на следующий раз.       — Даже не вздумай. Я не собираюсь переживать нечто подобное вновь.       Энакин протянул ему открытый паек, и Оби-Ван отправил кусок в рот, стараясь игнорировать вкус. Это еда. Он и не такое ел. И наверняка в будущем еще и не такое придется проглотить.       — Кто-то откликнулся на призыв о помощи? — спросил он, пытаясь прожевать очередной кусок.       Энакин отрицательно мотнул головой.       — Никто. Я сегодня попробую немного покопаться в истребителе.       — И если не получится его починить?       — Когда мне не удавалось заставить какой-либо механизм работать? — спросил Энакин с напускной обидой.       — Вдруг это как раз и будет первый случай?       — Ну, тогда я надеюсь, что вы любите лес, мастер, потому что мы можем застрять тут на неопределенное время. По крайней мере, пока ваша нога не заживет, и вы не сможете дойти до ближайшей деревни.       Сила, помоги. Он явно не в восторге спать в грязи на одной лишь мантии и имея вместо одеяла такую же мантию. Да, и не в таких условиях приходилось находиться, но это не значит, что он должен наслаждаться этим, и уж тем более это не означает, что он с нетерпением хочет провести так как можно больше времени. Это просто непрактично.       — Мда. Я предлагаю тебе доказать свои таланты механика и починить истребитель.       Энакин улыбнулся, шутливо вырвав опустевшую упаковку от пайка из руки Оби-Вана.       — Вас не прельщает возможность посидеть на подобной диете, а? — посмеялся он, после чего скомкал обертку и кинул ее в угол землянки. Он проигнорировал брошенный на него при этом осуждающий взгляд Оби-Вана. Хоть что-то осталось прежним с того времени, когда Энакин до получения статуса рыцаря делил с мастером квартиру. Хотя Энакин до сих пор частенько наведывается к нему на обед, и Оби-Вану так и не посчастливилось пока насладиться чистотой своих комнат после переезда неряшливого падавана.       — Нет, я…       Раздавшийся снаружи шум заставил обоих замолчать.       Для большинства людей шорох не стал бы причиной прерывать беседу. Скорее всего, это пустой звук. Может, просто животное, но они оба уже давно на войне, чтобы понимать что любой звук может означать многое, и даже простое подозрение, чтобы все проверить. Ведь что если они не проверят, а там будет действительно что-то важное? То они просто не переживут этот день.       Оби-Ван кинул взгляд на Энакина, отметив, как напрягся молодой человек, сбросив всю шутливость за доли секунды. Сейчас, когда он, положив руку на меч, скользнул к выходу, на его лице осталась лишь решимость. Нет и следа того ребенка, которого знал Оби-Ван, и исчез тот юноша, что только что шутил рядом с ним. Этот мужчина — воин, готовый убить, если это потребуется.       Вот во что война превратила Энакина, и даже несмотря на тревогу, заставившую волосы на его спине встать дыбом, он сожалеет об этом.       Им не нужны слова — в них нет необходимости. В какой-то момент их партнерства они научились общаться лишь с помощью жестов и взглядов, а иногда даже просто доверившись интуиции. Оби-Ван понимает, что собирается сделать Энакин, как и Энакин знает, о чем думает Оби-Ван.       Оби-Ван потянулся к собственному мечу, но даже сжав пальцами гладкий металл рукояти, он понимает, что от него не будет толку. Он не может ходить, и одна рука слишком травмирована. Если Энакин не сможет справиться с угрозой, то не будет возможности убежать или отбиться — не для Оби-Вана. И это чувство беспомощности раздражает его, практически выводя из себя, поэтому игнорируя боль, он подполз к проему, сев справа от него, чтобы хотя бы иметь возможность разрубить любого, кто осмелится сунуться в их убежище, прежде чем у них будет шанс как следует осмотреться. И факт того, что они на секунду окажутся ослепшими от резкой тьмы, будет Оби-Вану лишь на руку.       Конечно, он прекрасно осознает, что если их будет достаточно, чтобы победить Энакина, то любые его попытки не сыграют особой роли.       Когда Энакин скользнул наружу, Оби-Ван прислонился к земляной стене, как можно лучше прислушавшись, отчего вдруг все стало слишком громким. Каждый его вдох, кажется, сотрясал землянку, а кусочки грязи, отвалившиеся от проема, когда Энакин вышел, упали с таких грохотом, будто все убежище начало рушиться.       И, когда раздался звук активированного светового меча с последующими за этим выстрелами бластеров, Оби-Ван практически оглох. Каждый раз, когда он слышит эти звуки в начале битвы, они оглушают. Они знаменует больше смерти. Больше разрушений. И в этот раз вполне, может быть, это будет его смерть.       Снаружи слышатся вскрики боли — не Энакина — но все же слишком знакомые, и Оби-Ван узнает их. Клоны. Значит, их обнаружили. Теперь встает вопрос, как их много и далеко ли подкрепление? Последний вопрос волнует в том случае, если каким-то чудом ему и Энакину — пусть и маловероятно — удастся скрыться с места битвы. Они не смогут быстро передвигаться, и единственный их шанс будет в том, что подкрепление будет довольно далеко.       Больше выстрелов, гул светового меча, а затем вскрик боли, который Оби-Ван знает слишком хорошо. Он прокалывает самое сердце даже быстрее, чем любой световой меч, и он замер, отчаянно пытаясь услышать вновь гул меча. Но ничего нет. Он понимает, что Энакин повержен, и если у него получится, он отбросит здравый смысл и поднимется, чтобы выйти и постараться сделать хоть что-то. Что именно, он не знает, но что угодно будет лучше, чем просто сидеть здесь и ждать, когда его обнаружат.       Он лишь услышал приглушенный болезненный стон — Энакин — а затем голос клона.       — Сдавайтесь, генерал. У нас приказ взять вас в плен. Живыми. Но нам не уточнили насколько живыми — тут уже все зависит от вас.       Этот голос — мороз побежал по коже. Уже не один год они с Энакином бок о бок сражались с этими мужчинами. Они братья по оружию. Оби-Ван доверял им свою жизнь. И ему казалось, что это взаимно. Так ли это? Где ложь, а где правда? Честно признаться, это худшее в предательстве — оно искажает и оскверняет все хорошие и светлые воспоминания, пока они не причиняют боль чуть ли не хуже, чем плохие.       И осознание их предательства ранит сильнее, чем Оби-Ван хотел бы признать.       Изо рта Энакина вырвался поток ругательств на хаттском. И вновь никакого шипения светового меча, отчего Оби-Ван сделал вывод, что Энакина обезоружили.       — Где генерал Кеноби?       — Мертв, — быстро выпалил Энакин достоверно надорванным голосом, но сдержанным, словно он старается побороть рвущиеся наружу эмоции. Звучит правдоподобно, но эти клоны прекрасно знают их обоих. Это не то же, что обманывать врага, который не имел с ними дела. Они спали в одних бараках с этими солдатами. Они сражались в одних окопах. Эти люди знают все их приемы. Они знают их трюки. Они знают их вдоль и поперек.       — Обыщите укрытие, — слышит он приказ клона.       Инстинктивно Оби-Ван подобрался и сильнее вжался в стену, игнорируя грязь, прилипшую к его коже, забившуюся в поры и измазавшую волосы. Скорее всего, ему едва ли удастся справиться больше чем с двумя клонами, но если вдруг Энакин найдет способ избавиться от остальных, даже это окажется им на руку. И все же ему отвратительна идея убивать своих собратьев по оружию. Это все неправильно, совсем неправильно. Они его братья. Его друзья. Или были когда-то...       Но иногда война и инстинкт выживания заставляют делать вещи, которые отрицает и не признает сердце.       Первый клон пал мгновенно, а его голова откатилась вглубь землянки, что в самом начале войны вывернуло бы Оби-Вана наизнанку. Но не сейчас. Он уже видел слишком много смерти, и он понимает, что порой это необходимо.       К сожалению, клоны быстро осознали его позицию, и второй ворвался внутрь наготове, тут же нацелив на него бластер. Это не имеет значение — они все равно стоят в оглушающем режиме, если, конечно, сказанное Энакину правда. Если нет, что же, пусть настанет и его конец, и он замахнулся мечом. Даже если оружие установлено на поражение, он предпочтет смерть бездействию и ожиданию обнаружения. Он не боится возможных последствий, как многие — выстрел бластера в любой из жизненно важных органов вполне быстрая смерть.       Он убил клона и одновременно раздался оглушающий выстрел. Заряд попал прямо в грудь, и его откинуло назад на стену, отчего вновь потревоженные переломы отдались нестерпимой острой болью во всем теле. Яркая агония, и если бы он мог, то закричал бы, но не может, совсем не может, и все, что остается, это тихо страдать, отчаянно надеясь, что Энакин сможет найти выход из этой ситуации и сбежать.       Прежде чем отключиться, Оби-Ван обрадовался, что уходит в бою.       Хотя бы так.

***

      Энакин редко питал такую жажду убить кого-то, как сейчас испытывал к коммандеру Коди, отправившего клонов в убежище за Оби-Ваном. Этот мужчина полностью обязан своей карьерой — своей жизнью — тому, кого сейчас предает.       Энакин, не раздумывая, рывком кинулся вперед, впечатавшись локтем в лицо одного из удерживающих его клонов. Не стоило им снимать шлемы, и Энакин надеется, что тот испытывает просто нестерпимую боль — мечтает, что нос клона сломан и осколки впились в головной мозг. Пусть даже его обезоружили и его световой меч сейчас в руках у Коди, он готов разорвать этих клонов, пусть и голыми руками, если потребуется.       Направленный в лицо бластер заставляет пересмотреть эти мысли.       — Генерал, не вынуждайте нас, — серьезно произнес Коди, словно ему не все равно.       Энакин подавил порыв плюнуть тому в лицо. Он выше этого. Выше.       — Вы недавно пытались убить нас.       — У нас был приказ, сэр.       — Чей?       — Это засекреченная информация.       — Генерал Кеноби ваш командир. Я также ваш начальник. И я только что задал вопрос. Протокол требует, чтобы вы ответили.       Коди лишь отрицательно покачал головой и кинул взгляд через плечо туда, где клон вначале скрылся в убежище, а сейчас уже вытаскивал бессознательного Оби-Вана наружу. Он не мертв, Энакин знает — он бы почувствовал, как разорвалась их связь — но один только вид обмякшего тела наставника заставляет всплыть в сознании все кошмары, отчего его затрясло. Он не может видеть Оби-Вана таким неподвижным, словно он больше никогда не придет в себя, как и его мать.       — Больше нет, сэр. Никто из джедаев.       — О чем ты говоришь?       — Мы больше не находимся у вас в подчинении. Простите.       — О кореллианские круги ада, находитесь! — выкрикнул Энакин, вновь кинувшись на коммандера. Пусть стреляют, если так хотят. По крайней мере, это выбесит того, кто приказал доставить их живыми.       Но вместо этого он получил прикладом по затылку.       Энакин тяжело осел на землю, едва успев выставить руки. Зрение помутилось, и ему пришлось как следует проморгаться, чтобы хоть немного рассмотреть мир вокруг и вернуть равновесие. Он не рухнет лицом вниз. В нем еще есть крупица достоинства.       Лежа на земле он отметил, как в поле зрения появились сапоги Коди.       — Мы можем оглушить вас, если потребуется, сэр, но мы бы предпочли, чтобы вы пошли с нами добровольно.       Честно признаться, если бы речь шла только о нем, Энакин бы предпочел сражаться до последнего… но на кону не только его жизнь. Оби-Ван ранен, и звенящее чувство внутри шепчет, что ему необходимо остаться в сознании, чтобы хотя бы приглядеть за ним и возмущаться при необходимости, если помощь не будет оказана. Наверняка они его не послушают, но как Оби-Ван часто говорил ему, его хныканье порой так раздражает, что может и сыграть на руку.       — Ладно, — пробормотал он, скривившись.       Он позволил клонам надеть на себя наручники, сцепив руки за спиной. На удивление, они додумались привезти с собой медицинскую капсулу, и пока Энакина поднимали, медик уже бегло осмотрел Оби-Вана, когда несколько клонов подняли того и положили внутрь.       — У него сломаны рука и нога, два сломанных ребра и контузия, — кисло проговорил Энакин. — Ему необходима помощь.       — Нам дали полномочия помочь ему, сэр, — ответил Коди, кивнув в сторону капсулы и других клонов. — Генерал Кеноби получит необходимое лечение.       — Судя по твоим же словам, он больше не ваш командир.       — Верно, сэр.       Верно? Что верно? Что верно, так то, что Энакин безумно желает наградить Коди такими же травмами. Это желание — резкий поворот событий, ведь не более, чем один день назад, он считал клонов друзьями — личностями. Сейчас же они все больше и больше напоминают дроидов, запрограммированных выполнять работу. Они принимают приказы без тени сомнения. Им чужда верность. Все, ради чего они были созданы, это война.       Он не может этого понять. Все то время, что они провели рядом плечом к плечу, делясь историями, помня многие моменты, когда джедаи спасали клонам жизни… И они без вопросов выполняют приказ убить собственных генералов без зазрения совести.       Внезапно он уже не так сожалеет о всех тех клонах, что погибли за годы войны.       Вперив в Коди тяжелый взгляд, Энакин пошел вперед, когда клоны сзади начали толкать его в спину.       — Однажды, — прошептал он тихим и угрожающим голосом, — я надеюсь, что ты на собственной шкуре испытаешь предательство собственных людей.       — Ничего личного, сэр. Мы выполняем свой долг.       — Да, а этот человек, которого ты пытался убить, всегда выполнял то, что считал своим долгом — защищал тебя каждый раз, когда была возможность. Лишь трус не вернет этот долг.       Энакин на секунду остановился напротив Коди, игнорируя давление и тычки сзади. Сейчас он едва сдерживает свои чувства. Он хочет предпринять что-либо — что угодно — чтобы показать всю свою ярость. Но он ничего не может поделать. Все, что он может, это прошить Коди взглядом и заставить его посмотреть в глаза человеку, которого он пытался убить.       Но этого недостаточно.       — У нас есть приказ, — просто ответил Коди, встретив его взгляд. В его глазах нет и капли раскаяния.       — Даже не сомневаюсь в этом.       И Энакин прошел дальше. Пока он ничего больше не может сделать и, как и любой хороший стратег, решает перегруппироваться и начать готовиться к тому моменту, когда сможет действовать. Когда придет время, он будет готов. Эти клоны не останутся безнаказанными после всего содеянного.       Энакин этого не допустит.       В подсознании бьется чувство, что эти мысли не характерны для джедая. Джедай не ищет отмщения… но он никогда не был должным, образцовым рыцарем, и все его существо буквально кричит о возмездии. Он не согласен, что это чувство темной стороны. Это справедливое правосудие, что требует действий. Ничего больше.       Опасность заключается лишь в том, что Энакин жаждет быть тем, кто лично исполнит это правосудие.