Глава 7
17 сентября 2021 г. в 10:22
Оби-Вану не нравится, что приходится идти на уступки и подчиняться требованиям Дуку. Когда координаты базы срываются с его губ, каждая буква, словно кипяток, обжигает его губы. Это не предательство, но это показывает, как искусно Дуку подтолкнул его к этому. Это доказательство того, насколько крепко этот человек теперь контролирует их.
Бывшая база или нет, координаты, что он выдал словно символ того, что у них теперь нет власти.
Дуку не особо выказывает свое довольство, как Оби-Ван думал. Его лицо лишь едва искажается от легкой ухмылки, но он не злорадствует открыто. Вместо этого лишь кивает, подтверждая, что, по его собственным добытым во время войны данным, выданное Оби-Ваном местоположение соответствует правде — но Оби-Ван и не волновался, ведь это действительно была военная база — а затем приказывает клонам выдворить Энакина из камеры.
Через пару мгновений Оби-Ван остался с Дуку один на один.
— Знаете, мастер Кеноби, — даже дружелюбно начал ситх, когда дверь за Энакином закрылась, — я невысоко ценю тех, кто мне лжет.
И это так. Это видно по выражению его лица — по едва уловимому недовольству, читаемому во всей его позе. Но что важнее, он действительно знает, что Оби-Ван солгал.
Однажды во время миссии с Квай-Гоном Оби-Ван кубарем свалился в реку. В обычной ситуации это едва ли нанесло бы ему какой-либо ущерб — Оби-Ван никогда не боялся промокнуть. И джедаи учатся справляться со всеми неприятными ситуациями. Но к чему они не были готовы, так это к гипотермии, которая следует за падением в реку на планете, где средняя температура колеблется в районе нуля. Там достаточно холодно, чтобы умереть, но недостаточно, чтобы вода превратилась в лед.
Один неверный шаг — поскользнуться на ледяном берегу — и он уже с головой под водой. Он до сих пор помнит те первые чувства после падения. Дыхание сбилось, и пару секунд он был уверен, что его тело пронзили тысячи острых ножей. Он чувствовал лишь холод и был уверен, что его кровь уже свернулась и заледенела. Он утонет, и когда его найдут, он будет таким же окоченевшим и замерзшим, как и земля, по которой он все еще жаждал ходить.
Сейчас у него похожее чувство. Его организм словно заледенел, и он готов был поклясться, что его сердце перестало толкать кровь по венам. Дуку не может знать, что он солгал. Еще рано, ведь если Дуку узнает, то он не даст Энакину уйти.
И остается лишь один выход.
— Энакин!
Это не паника. Даже сейчас он не теряет присутствие духа, но если есть хоть какой-то шанс — хоть один — что Энакин может его слышать за этой дверью, то стоит попытаться.
— Энакин!
Дуку откинул голову назад, разминая шею, словно пытаясь побороть скуку.
— Он не сможет услышать, уверяю вас, — то как он смотрит на дверь — такое безразличие. Ясно, что все это время главной целью был не Энакин. — А теперь, надеюсь, мы можем поговорить не кривя душой и без уловок? — продолжил он, замаскировав вопросом свое явное требование.
До омерзения вежливо с его стороны.
Они не будут обсуждать что-либо. Нечего обсуждать. Дуку — убийца и, вполне возможно, самый коварный интриган, каких только встречал Оби-Ван. Любые беседы с ним лишь приведут к ужасам и безумию, и не стоит порождать их сейчас — если вообще когда-либо. Ему стоит пересмотреть многие тактики в общении с Дуку, но сейчас все, о чем он может думать, это неминуемое приближение Энакина к опасности, и мужчина напротив великолепно разыграл свою партию.
Абсолютное отчаяние не самое приятное чувство. Из-за него цепенеет разум, заставляя опускаться до примитивных инстинктов, и нужно сражаться, чтобы не дать расцвести панике. Он не может себе позволить так потерять самообладание сейчас. Неконтролируемые эмоции не помогут ни ему, ни Энакину, и он не подарит Дуку удовольствие от наблюдения за тем, как рушится его самообладание и дисциплина джедая, ради которых Оби-Ван так долго трудился.
— Не притворяйтесь, что спрашиваете, — тихо ответил он, пытаясь сохранить голос спокойным и ровным. Ничего больше. Он встретится с этим мужчиной лицом к лицу, как и раньше на Джеонозисе, и на этот раз он не проиграет.
Дуку лишь кивнул.
— Хорошо. Тогда позвольте мне рассказать вам кое-что, что наверняка расстроит вас: я более чем осведомлен, что база, о которой вы мне поведали, вероятнее всего давно заброшена. Стоит признать, хорошая попытка, согласен — все сходится. Но вы, мастер Кеноби, не выдадите подобную информацию, пока не иссякнут все средства. И, как вы знаете, меня это восхищает.
— Да, благодарю, — ответил он и, проигнорировав боль в ноге, смог поднять верхнюю руку, зажимающую рану, чтобы махнуть в притворном согласии. — Ваше восхищение так много значит для меня, Дуку, — неплохая фраза, но весь сарказм теряется за гримасой боли, возникшей из-за сильной пульсации и дрожи в ране. Как мило и приятно, что он получил еще одну травму… словно полученных после крушения было недостаточно.
Дуку замечает это.
— Позволь взглянуть, — проговорил он с небольшим вздохом. Его голос полон досады, хотя Оби-Ван не может понять отчего, особенно учитывая то, что его выражение лица так схоже с выражением лица Квай-Гона, возникавшим у его мастера, когда Оби-Ван не мог усвоить тот или иной урок, вызывая таким образом недовольство наставника.
— Предпочту отказаться.
Не удивительно, что Дуку не обратил на это внимания: он опустился перед Оби-Ваном на одно колено, осмотрев хорошенько рану. На секунду шок ввел Оби-Вана в ступор. Дуку не должен переживать настолько, чтобы заботиться о нем. Да и легко можно позвать медиков. Нет никакой причины знаменитому ситху заботиться об узнике. В этом нет логики. Оби-Вану нужно над этим поразмыслить.
Но времени у него нет.
У него лишь есть данная ситуация — над причинами он может подумать позже. Сейчас же нужно действовать.
Почему? Потому что именно это тот шанс, которого ждал Оби-Ван.
За время своего падаванства Оби-Ван многому научился у Квай-Гона — и не только традиционным вещам. И одно умение едва ли пристало многоуважаемому мастеру-джедаю — а именно навыки карманного воришки. Оби-Ван знает, как снять тот или иной предмет с человека, и знает, как сделать это быстро, тихо и не быть в итоге пойманным. Это помогает, когда нужно узнать личность существа, а спросить нет желания и возможности, или когда он знает, что у врага есть оружие, которое он хотел бы изъять, не будучи замеченным.
Сейчас он едва ли может скрыться, от чего возможность успеха уменьшается в геометрической прогрессии, но быстрое и точное движение может позволить ему получить световой меч Дуку, отчего он получит преимущество…
Он вскинул руку вперед, его пальцы прошлись по металлу… но так и не смогли сомкнуться на рукояти.
Вместо этого что-то ударило его по лицу, так сильно впечатавшись в щеку, что голова откинулась назад с болезненным хрустом. Удар — словно пламя. Это можно вынести — он сталкивался и с худшим — но это едва ли можно назвать приятным, но что важнее, это явно показывает, что его попытка провалилась.
На удивление, когда Оби-Ван поднял взгляд, на лице Дуку не было и следа гнева. Он был все так же собран — излучал такие же власть и самоконтроль — словно верил, что дать кому-то пощечину, это нормальное поведение на балах и банкетах, на которых судя по его аристократичному поведению он часто бывал.
— Ты разочаровываешь меня, — поведал ему Дуку с раздосадованным вздохом. — Видишь ли, Оби-Ван, ты взял только лучшее из многих нетрадиционных учений своего мастера. Но они так хорошо работают, потому, что мало кто ожидает этого. Но, право же, — практически с жалостью продолжил он, — ты же должен понимать, что эти трюки едва ли пройдут с тем, кто обучил им того, кто обучил тебя.
Верно. И это логично. Действительно, а как должно быть иначе — и он хочет избавить Дуку от лишних хлопот и дать самому себе пощечину за такую тупость. В конце концов Дуку уже не молод, подобные грубые движения рукой могут не очень хорошо сказаться на его костях. Оби-Ван может сделать это за него, если опять решится на первостатейную глупость.
— Что же, может, начнем все с начала в более культурной манере? — спросил Дуку, слегка поведя бровью.
— Ах да, конечно, — ответил Оби-Ван, поборов желание провести рукой по уже начавшему наливаться синяку на щеке. — В конце концов будет действительно жаль, если я буду слишком травмирован, чтобы посетить похороны своего падавана.
Дуку поднял на него взгляд, но выражение его лица так и осталось непроницаемым. Или нет — была какая-то искра удовлетворения.
— Ты говоришь так, словно тебе совершенно нет дела.
— Нет, мне это небезразлично, — даже слишком, и явный огонь за этими словами лишь подтверждает его слова, — но я джедай…
— Да, — согласился Дуку, откинув руку Оби-Вана и наклонившись, чтобы изучить рану. Какую-то долю секунды Оби-Ван обдумывает совершить вторую попытку достать световой меч, или даже просто накинуться на Дуку, но откидывает эту мысль. Он ранен. Он проиграет. И нет смысла усложнять и так нелегкую ситуацию. — Но как раз в этом ты не самый лучший пример… и это должно поощряться, а не подавляться.
Раньше, когда он еще был юнлингом, Оби-Ван бы закатил глаза.
— Ах да, несоответствующее поведение всегда должно поощряться.
Забавно, но Дуку похоже развлекает его сарказм, учитывая то, что ранее он сказал Оби-Вану попридержать в узде эту черту своего характера. Стоит запомнить, что, видимо, Дуку не всегда имеет ввиду то, что говорит — эта информация может оказаться полезной в будущем.
— Этому сарказму ты вряд ли научился у своего мастера. В этом ты совсем не похож на него: он всегда был более грубым и неотесанным.
— Мне нравятся вещи, над которыми стоит задумываться, — парировал Оби-Ван, изо всех сил пытаясь игнорировать боль, что начала появляться от легких прикосновений Дуку к ране в попытках оценить нанесенный вред. Абсурд — он сидит здесь, на холодном полу с вытянутой вперед ногой, в то время как человек, который и причинил травму, готовится лечить ее.
— Да, судя по тому, что я видел и по рассказам Квай-Гона, ты всегда имел большую связь с Единой Силой, чем с Живой. Ты предпочитал смотреть вперед, вместо того, чтобы концентрировать внимание на настоящем и том, что перед тобой. Еще одна разница.
— Мы с Квай-Гоном были не совсем похожи.
Нет причин так откровенно говорить с Дуку. Он не имеет права знать все это, но что-то внутри Оби-Вана побуждает его продолжать этот разговор, стараясь сыграть на любой даже самой мелкой связи, что есть между ними. Уж точно не помешает использовать для собственной выгоды их общую привязанность к давно умершему человеку? Это вполне логично попытаться использовать это и перенести любые чувства, что Дуку мог испытывать к Квай-Гону, на себя. Сейчас это все, что он может придумать в помощь Энакину, и ради этого он задушит свою гордость и продолжит вежливый разговор.
— И, — продолжил он, кинув короткий взгляд на лицо Дуку, — судя по тому, что я слышал и видел, вы с ним тоже не были особо схожи.
Руки Дуку замерли над раной, правда лишь на мгновение. Через секунду они уже достали из кармана бакта-пластырь, который он открыл с ловкостью не совсем свойственной для мужчины его возраста.
— Ты слышал правду. Но, однако, у нас была одна общая черта: у нас всегда было стремление ставить под вопрос принципы и подходы, окружающие нас.
— То есть ставить под вопрос решения джедаев.
Дуку издал звук, удаленно похожий на смешок.
— Если тебе так больше нравится.
Нравится? Оу, это едва ли ему нравится, как и не нравится то, что Дуку разорвал его штаны сильнее, чтобы иметь возможность приклеить пластырь на рану. Прикосновения осторожные, и Оби-Ван не может отвести взгляд, что невольно опустился вниз на пальцы, что разгладили повязку над его раной. Он не ожидал, что целительство — одна из сильных сторон Дуку. Если бы он не знал, то предположил бы, что его движения будут грубыми и резкими, только раздражающими рану, но в реальности все совершенно наоборот: его руки, пусть уже совсем не молодые, осторожны и уверены — он аккуратен и не вызывает лишней боли.
— Пусть я и сомневаюсь, что вы хотели бы услышать это, мастер Кеноби, но правда заключается в том, что мы с вами похожи больше, чем были когда-то я и Квай-Гон.
Да, конечно, Оби-Ван явно время от времени жаждет убить пару-тройку миллионов существ. Он также время от времени играется с темной стороной. А нанимать темных джедаев в качестве своих пешек? Любимое хобби.
Нет, нельзя найти более непохожих людей. Они словно вода и огонь.
На этот раз Дуку явно усмехнулся, и Оби-Ван уверен, что за его бородой скрывается улыбка. В его взгляде нет тепла, никакой заботы или утешения — Оби-Ван видел эту улыбку в тот момент, когда ситх был уверен в победе в битве или собирался отнять чью-то жизнь.
— Предрасположенность к Единой Силе? Манерность, элегантность, которые говорят о склонности к формальностям и культуре? Желание преуспеть? Талант в дипломатии? Привязанность к детям, что вырастили? Оби-Ван, боюсь, что ты обманываешь себя.
Это не так. Это Дуку заблуждается, думая что они хоть в чем-то могут быть похожи. Внешние поверхностные сходства это одно — но когда дело заходит о морали и внутренних принципах — нельзя найти более непохожих людей.
И он хочет, чтобы Дуку понял это. Это не должно так ранить — он не должен так жаждать доказать что-то и отрицать обвинения Дуку, но он это делает. Это чувство — это вожделение, от которого он не может избавиться, и его сжигает раздражение, пока он не сдается и нахмуривается, прижав ладони к бедрам и впившись пальцами в кожу. Контроль. Он должен сохранить самообладание.
С его губ сорвался короткий выдох — спасибо Силе, что не сочащиеся ядом слова.
— Для вас мастер Кеноби, — выдавил он совсем тихо, отчего кажется Дуку пришлось напрячь слух, чтобы расслышать это.
Внезапная перемена в Дуку сбивает с ног. Да, в нем взвились недовольство и гнев, но есть еще что-то — что-то глубокое и ледяное. Он постарался протянуть оливковую ветвь, и пусть пока Оби-Ван едва может понять почему, он понимает, что его отказ принять эту ветвь стал причиной подобной перемены. Он-то справится… но вот жизнь Энакина полностью зависит от слов и решений Дуку.
И сейчас Оби-Ван смотрит в глаза человека, который приказал казнить их на Джеонозисе.
— Как пожелаете.
— Чего я желаю, Дуку, так это освобождение Энакина и возвращения галактики к тому режиму, при котором правила демократия.
Его слова вызвали определенную реакцию: Дуку плавно и элегантно поднялся на ноги, хотя выражение его лица — словно он почувствовал особенно противный запах — смазывает впечатление.
— Вы боитесь за жизнь Скайуокера, и пусть это трогательно — хотя и противоречит всем доктринам джедаев — но совершенно напрасно. Я не собираюсь убивать его.
— Великолепно… но думаю, вы простите мне мое недоверие и сомнения.
— Неужели совсем непонятно, что у меня совершенно другие планы на Скайуокера?
— Например?
— Например, он приведет меня к информации, которую вы несомненно передали ему каким-то образом.
Что?!
Он не может знать. Не может. Это… невозможно.
Но такова реальность. Оби-Ван осознает это, ведь это правда, и ее сложно отрицать.
Это понимание словно удар под дых, и он оказывается отброшен назад, а комната вокруг закружилась. «Ох, Энакин, — подумал он. — Прости меня». Он должен был знать. Дуку хитер и имеет преимущество в виде многих лет опыта, и он явно играет с Оби-Ваном — на его вере и доверии к бывшему падавану.
Но что еще хуже — он выигрывает.
— Я не передавал ему никакой информации, — выдохнул Оби-Ван, упершись руками с двух сторон и с силой поднявшись. Рана на ноге горит, словно кто-то воткнул в нее раскаленный железный прут, но ему удается встать на колени. Это причиняет просто неимоверную боль, но он должен подняться, должен…
— Вы лжете, — безразлично кидает Дуку, словно эта фальшь наводит на него скуку. Хотя с чего бы вдруг. В какой-то мере вся его жизнь теперь стала сплошной фальшью.
Но да, Оби-Ван солгал, но он будет настаивать на этой лжи. Дуку не выиграть этот раунд. Оби-Ван не позволит этого, и не важно как нога наливается нестерпимой болью или как на лбу проступают капли пота от попыток подняться с глубокой раной от бластера на ноге. Это все лишь материальное. Он джедай. Он может преодолеть это.
Но, как буквально через мгновение поведало ему его тело, когда он попытался подняться, его лимит был достигнут.
Резко вскрикнув от боли, Оби-Ван вновь рухнул на колени, а после и вообще на пол. Рана не должна быть такой ужасной. У него уже были подобные ранения. Почему он не может справиться с этим сейчас?
Дуку, похоже, предугадал этот вопрос.
— Выстрел вошел в мышцу. Вам потребуется время в цистерне с бактой, прежде чем вы сможете ходить. И я не советовал бы предпринимать что-то до этого.
Он и не сможет. Он вновь на полу, на четвереньках, и все, что он может это бросить исподлобья на Дуку взгляд и проклясть свою неспособность что-то предпринять.
— Что вы с ним сделаете?
Ему нужно знать… потому что он не может остановить Дуку.
— Не убью, если вы об этом. Но, мастер Кеноби, ваш падаван будет долго падать. Гордыня сделает свое дело: чем выше заберешься, тем больнее будет падать.
Это правда, а Энакин… у него есть гордость. Оби-Ван знает это, но в Энакине много других качеств — и столько потенциала. И нельзя его растрачивать, и лишь от одной этой мысли его руки сжались в кулаки, упершись в пол, что он даже чувствует, как готова порваться кожа на костяшках.
— Я хочу его видеть.
— Вы получите его назад, и относительно целым и невредимым. Но пока вам нужно подождать.
Что он вообще может ответить на это? «Нет»? Он явно не в том положении, чтобы спорить. Вместо этого он прибегнул к единственному, что у него осталось:
— Вы можете подумать, что выиграли этот раунд, Дуку, но в каждом плане есть брешь.
— Оу? И смею подозревать, что вы намерены найти ее?
— Можете положиться на меня.
Мужчина лишь кивнул.
— Жду с нетерпением. В конце концов в чем сладость победы, если не сразил достойного противника? — его взгляд чуть задержался, изучая, оценивая, но Оби-Ван не отвел глаз, он отказывался прервать зрительный контакт. — Даже не пытайтесь сопротивляться клонам, что придут чуть позже. Мы оба понимаем, что вы нуждаетесь в медицинской помощи. Отрицая это вы ничего не добьетесь.
Дуку всегда был склонен драматизировать, но то, как он развернулся, отчего плащ взметнулся за его спиной, словно маленький торнадо, совсем излишне, и Оби-Ван бы усмехнулся, если бы его сознание не было занято мыслями о благополучии бывшего падавана. Показушные действия никогда не впечатляли его. Дуку никогда не впечатлял его.
После его ухода металлическая дверь закрылась с некоей обескураживающей необратимостью: шипящий звук еще какое-то время эхом гулял по камере, звеня в ушах Оби-Вана. Неприятное ощущение, но такова вся эта ситуация, и пока он ничего не может с этим сделать.
Вздохнув, он откинулся назад, прислонившись спиной к стене, и закрыл глаза.
Темнота приятнее ощущения того, что стены словно сомкнулись и начали душить его.